Бандитские повести - Олег Лукошин 6 стр.


– Знаешь, – делился со мной Витёк воспоминаниями и ощущениями, – поначалу, когда произошло всё это – бугра убили, Сергеич завопил – меня страх охватил. Реальный, животный страх. Сам не помню, как с места сорвался. Бежал, бежал, часа два бежал не останавливаясь. До деревни добежать успел, только там передохнул. Отдышался и думаю: ну ты и ссыкло, Виктор Александрович. Редчайшее и бесподобнейшее ссыкло! Неужели злости у тебя нет? Неужели нет чувства собственного достоинства? Так есть же, – сам себе говорю, – есть! Но, видишь ли, говорить – это мало. Его ещё и чувствовать надо, ощущать каждым атомом. Прислушался я к себе – да вот же оно, вот! Чувство собственного достоинства. Огромная, беспредельная злость. И неужели я вот так просто, без борьбы, сдамся на милость обстоятельствам? Нет, решил, рано меня со счетов списывать. Я ещё поборюсь. Завалился в первый попавшийся дом, старик какой-то. Я его за грудки. Ружьё, говорю, есть у тебя? Ну, поотпирался он немного, пришлось пару тумаков ему отвесить. Тут же ружьё притащил, тут же куча патронов нашлась. И нож, и верёвка вместе с ними. Да и накормил заодно меня дед! Хорошим человеком оказался – бабло добудем, надо будет дать ему пару тысяч. Заслужил.

Я Витька не перебивал. Пусть выговорится.

– Лёнь, я может говорил тебе раньше что-то не то, обидные слова какие-то, но ты в голову не бери, ладно. Я тоже дураком бываю часто. На самом деле, я тебя искренне уважаю. Цельную в тебе натуру вижу. Сбалансированную. Даже завидую в чём-то.

– Боюсь, он о тебе другое думает, – высказалась шедшая впереди Марина.

– Помолчи, стерва! – крикнул Витёк. – Твоё мнение никого не интересует.

– Ты, видимо, сволочью меня считаешь, – продолжал он. – Что сдал всех, что рассказал всё этой девке. А я не сволочь, Лёнь, нет. Я просто запутавшийся человек. Но это всё в прошлом. Мне за последние дни на многое глаза открылись. Я теперь не такой простофиля, как раньше.

– Сволочь ты и есть, – снова, повернувшись на ходу, бросила Марина. – Именно как о сволочи Лёня о тебе и думает. Оправдывайся – не оправдывайся, другого звания ты уже не получишь. Да ведь, Лёнь?

– Вот смотри, а! – скривился в улыбке Витёк. – Вот смотри что делает, змея подколодная! Это она стравливает нас так. Вот, мол, сцепятся сейчас, один другого порешит, а в это время Владик подоспеет, да второго прикончит. Ошибаешься, сучка! Я сейчас на такие провокации не поддаюсь!

Я так и не нашёл место для ножа. Всё ещё нёс его в руках. Чувствовал себя с ним совершенно несуразно.

– Слушай-ка, Лёнь! – остановился вдруг Витёк. – А куда мы вообще её ведём? Зачем она нам нужна? Для чего? Как заложница? Да у нас и так преимущество в оружии. Она же с языком своим змеиным ещё много бед наделать сможет. Может прикончить её, да и всё?

Я остановился рядом, и вроде как раздумывал над его словами.

– Нет, серьёзно! – загорелся идеей Витёк. – Пристрелить её к чёртовой матери, и все дела. Мне человечество только благодарность за это выскажет, зуб даю. А, как ты думаешь?

Я пожал плечами.

– Всё, решено, – среагировал на моё движение Витёк. – Эй, красавица! Становись на колени! Кончать тебя будем.

Марина недоумённо и испуганно – да, это был испуг – взирала на нас.

– Можно, конечно, прежде и в неё кончить, – шепнул Витёк. – Но я не хочу, мне она теперь противна, а ты, похоже, уже кончил. Так что не будем этим себя затруднять. Эй, ну ты чё! – прикрикнул он на Марину. – Я сказал, на колени!

Он подскочил к девушке, врезал ей пару раз куда-то в живот, схватил за волосы и заставил опуститься на колени.

– Так, – выбирал он позицию, – а как лучше? В затылок или в лицо? Это ж дробь у меня, куча дырок получится, вот даже не знаю, портить ли ей личико, или нет?

– Ладно, лучше в затылок, – решил он. – Не буду симпатичную мордашку поганить. Да и взгляд у неё тяжёлый, сглазит ещё.

– Причёска короткая, это хорошо, – приставил он дуло ружья к затылку Марины. – Дробинки в волосах не запутаются. Все в черепушку войдут.

Марина бросала на меня отчаянные взгляды. Я чувствовал себя потерянно.

Мысли, мысли одолевали. Как сейчас помню эти мысли, все до одной.

Ведь всё само собой должно происходить, думал. Само по себе. Не я выбрал дорогу, она меня. Значит, от моего выбора ничего не зависит. От поступков тоже. Делать или не делать – всё одно. Результат не изменится. Результат уже известен, там, где-то за пределами, там его уже знают. Быть ей со мной или не быть – не мне решать. Всё решено, решено!

Витёк уже взвёл курок, уже сощурил глаз. Я сжимал в руках нож, я готов был сделать выпад, чтобы одним движением перерезать ему горло, но всё ещё ждал сигнала. Я не был уверен. В ней, в себе, в дороге. Он должен быть, сигнал, говорил я себе, от меня ничего не зависит.

Я потом рассказывал Марине об этих своих мыслях, о том противоречии, что опустилось на меня – и она всё поняла. Она согласилась с тем, что на тот момент у меня на руках не было достаточных доказательств её верности, я был в общем-то свободен от обязательств перед ней, я мог делать, что угодно, я мог ничего не делать – она восприняла всё правильно. Нужен был сигнал, сошлись мы к одному, верный знак, что дорога у нас одна и что именно она выбрала нас.

И сигнал последовал.

В буквальном смысле сигнал – зазвонил телефон Марины. Заиграла мелодия вызова – а мелодией на её телефоне стояла старая и чрезвычайно глупая советская песенка «Из чего же, из чего же, из чего же сделаны эти девчонки» – Марина недоумённо огляделась, а потом полезла в карман джинсов за мобильником. Связанные руки мешали друг другу.

– Дай сюда, дай! – выхватил Витёк телефон из её рук и жадно уставился в дисплей. – Ага, Владик! – объявил он нам.

А потом, приставив мобильник к уху, томно произнёс:

– Отель разбитых сердец.

Это он из какого-то фильма взял. Сам бы ни в жизнь не додумался. Я, вроде бы, тоже этот фильм смотрел – там именно так по телефону отвечали.

– Кто это? – достаточно громко разнеслось из трубки.

– Смерть твоя, – всё так же паясничая, ответил Витёк. С дикой гримасой он взирал на меня, словно ожидая от меня одобрения.

Несколько секунд Владик молчал.

– Так, понятно, – донеслось наконец из трубки. – Как тебя звать, герой?

– Я же говорю, – жутко обрадовался вопросу Витёк, – Смерть меня звать. Смертушка. По твою душу иду, голубчик.

– Ага, Витя! – определил обладателя голоса Владик. – Так вроде тебя зовут. Тот самый дебил, который всё разболтал Марине. Где она сама?

– Марина твоя с жизнью прощается. Через секунду-другую я её на тот свет отправлю.

– Дай мне с ней поговорить.

– А где волшебное слово «пожалуйста»?

– Дай без «пожалуйста», придурок. Мне спросить её кое о чём надо.

Витёк задумался. Давать или нет?

Всё же передал почему-то.

– Алло, – выдохнула в трубку Марина.

– Что там у тебя?

– Мне связали руки, я в плену.

– Поздравляю. Ты зачем от меня убежала?

– Так надо было.

– Кто там с тобой?

– Молодые, оба. Ты нашёл третьего?

– Нет. Никуда он от нас не денется. Ты знаешь, кто перепрятал деньги?

– Да. Но сейчас это не важно. Многое изменилось, Владик. Пожалуй, наш договор сейчас не действует.

– Что ты плетёшь? Они заставляют тебя это говорить?

– Нет, никто не заставляет. Подожди, послушай меня, я хочу тебе сказать нечто важное. Я думаю, ты можешь оставить всё это и отправиться домой. Я тебя отпускаю.

– Что за чушь! Домой? Без денег?

– Да забудь ты про эти деньги! Тебе жизнь дороже или деньги? Владик, тебя убьют, я чувствую это! Уходи отсюда, уезжай! Так будет лучше для всех.

– Подожди, кажется я вижу вас. Да, вижу тебя. Скоро буду, жди!

Связь прервалась. Витёк, да и я вместе с ним, принялись лихорадочно оглядывать окрестности. Долго ждать не пришлось – Владик вскоре появился в поле зрения. Бежал, держа в руках автомат, и что-то делал с ним на ходу, словно переключая режимы стрельбы.

Эге, а вдруг патроны у него не закончились?

Именно этот вопрос отражался на растерянном лице Витька. Я же подспудно приценивался: кто мне лучше, Владик или Витёк? Оба плохо, но Владик всё же хуже. Витьком, по крайней мере, так мне казалось в тот момент, можно управлять.

– Блефует! – крикнул я Витьку. – Нет у него патронов, нет!

Окрик мой подействовал на него ободряюще. Пожалуй, без него, он не решился бы вступить с Владиком в бой.

Витёк присел на корточки, выставил ружьё, прицелился и выстрелил. Никаких последствий на передвижениях Владика этот выстрел не оказал.

– Далеко слишком! – снова заорал я. – Надо подпустить ближе.

Витёк внял, Витёк слушал меня.

Он затолкал новый патрон и выжидал. Владик продолжал бежать и стрелять не думал. Патронов, по ходу, у него действительно не было.

Метров тридцать оставалось до него, когда Витёк нажал на курок. Выстрел напрасным не был: кровавые точки зажглись на теле бегущего – грудь, лицо, живот. Владик остановился, скорчился от боли, тут же залёг и, матерясь, принялся ощупывать своё тело.

Витёк перезарядил. Поднялся и не спеша тронулся в атаку. Лицо его освещало торжество. Владик успел вскочить и побежать в обратную сторону, но дробь от очередного выстрела достигла его, озарив отверстиями белую футболку со спины. Падать Владик не стал, видимо ранения были несерьёзные, он успел отбежать на приличное расстояние, пока Витёк выстрелил ещё.

Догонять его он, по всей видимости, не собирался.

– На поляне добью! – громогласно сообщил он нам, вернувшись. – Ему больше идти некуда. Машина-то на ходу? – спросил он Марину.

Та кивнула.

– Эх, чёрт! Не сообразил я что-то шины проткнуть или ещё чего сделать. Ладно, уехать он сможет только по просеке. Она недалеко, если что – встретим его там. Вправо нам надо вместиться, там просека. Пошли, пошли, – крикнул он нам. – Живей!

Мы побежали за ним.

Много позже Марина рассказала мне одну поучительную историю.

История состояла в следующем. После смерти родного отца, мать Марины снова вышла замуж. Отчимом её оказался пронырливый и похотливый мужичок, работавший инженером в строительной организации.

Он часто засматривался на четырнадцатилетнюю Марину, непременно хотел искупать её в ванной, собственноручно надеть на неё новую футболку или даже трусики.

Однажды мужичок решил изнасиловать девочку.

– Я нисколько не испугалась, – призналась мне Марина. – Ни капельки. Почему-то во мне жила твёрдая и непоколебимая уверенность, что у него ничего не получится. Не потому, что я ему не позволю, или даже не потому, что он сам не сможет совершить акт в силу своей прогрессирующей импотенции. Просто я чётко понимала, что произойдёт нечто в окружающей действительности, в самой природе. Нечто, что помешает ему.

Отчим уже взбирался на послушную девочку, которая молчаливо и терпеливо ждала своей участи, как вдруг в дверь раздался пронзительный звонок. Вполне возможно, что звонок был не такой уж и пронзительный, по крайней мере, самой Марине он показался самым что ни на есть обыкновенным, а вот для похотливого мужичка он прозвучал как адский колокол. Уже готовый приступить к действию, со спущенными штанами, он замер вдруг, словно поражённый громом. А потом с хрипом повалился на Марину.

Это был сердечный приступ.

Она отшвырнула скрюченное тело в сторону и направилась в прихожую открывать дверь.

– Вам телеграмма, – сказала почтальонша, протягивая бланк. – Распишитесь.

Телеграмма была поздравительной. Её прислала мамина сестра. В ней говорилось: «Дорогие Валя и Толя! Поздравляю вас с годовщиной бракосочетания. Счастья. Любви. Зинаида».

– Дорога! – смеялась она, завершая свой рассказ. – Вот как я теперь это называю. Дорога не позволит свершиться тому, чего быть не должно.

Витёк споткнулся на бегу и упал. Нехорошо упал. Неудобно. Прямо на корягу. Витая, длинная, она торчала из земли в самом нужном месте. Она воткнулась ему в горло и вылезла наружу сзади.

Мы подбежали к нему – он хрипел, дрыгался и упирался руками в землю, пытаясь приподняться и освободиться. Кровь струилась по почерневшему дереву и стекала на траву. Витьку хватало сил, чтобы шевелить губами. Видимо, он пытался что-то произнести. Наверное, просил освободить его с этого кола.

Никогда ни до, ни прежде человеческая смерть не вызывала у меня такого безудержного приступа веселья. Я вдруг сел на землю жопой и заржал, как сивый мерин. Отворачивался в сторону, пытался сдержаться, успокоиться, но снова, скосив глаза на Витька, заходился в приступах хохота.

Реакция Марины была такой же. Она уселась напротив и огласила окрестности залихватски звонким смехом. Глядя на неё, я заржал ещё пуще. А когда вытянул руку и просто указал пальцем на издававшего последние предсмертные стоны Витька, этот жест и вовсе погрузил нас в какое-то сумасшедшее и беспробудное веселье.

Мы пребывали в нём минут пятнадцать. А может и больше. Смех вроде бы затихал, но Марина корчила рожу, изображая человека с проткнутым корягой горлом, и от хохота опять было некуда деваться. Мы уже просто по земле катались и думали про себя, как бы у нас чего внутри не порвалось от такой радости.

Всё было понятно. Кристально ясно: всё здесь за нас. Абсолютно всё. Каждая кочка, каждая коряга, каждый сотовый телефон и каждая секунда наших жизней.

Насмеявшись, мы долго целовались.

– Я люблю тебя, – признался я ей, перерезав путы на её руках.

Я никому и никогда не признавался в любви. Я и не верил, что она вообще возможна.

– А я – тебя, – ответила она.

Уверен, Марина признавалась в любви в первый раз, как и я. И так же, как я, не верила прежде в её существование.

У неё вновь зазвонил телефон. На дисплее опять высветилось «Владик».

– Мда, – грустно вздохнула она. – А вот что теперь с этим делать?

– Да, – сказала она в трубку.

– Здравствуй, солнышко ясное! – донёсся из неё голос. Это был не Владик. Тем не менее, голос был мне удивительно знаком. Я непроизвольно напрягся, вспоминая, кто же говорит с такой интонацией и таким тембром, и прежде чем говоривший назвался сам, понял, кто это.

– Лёнчик случайно не с тобой? – спрашивал голос.

– Кто это? – недоумевала Марина.

– Алексей Сергеич это, – пояснил человек.

– Какой Алексей Сергеич? – всё ещё не понимала она.

– Тот самый, – жёстко ответил Сергеич. – Вспомнишь, если захочешь.

Марина наконец поняла, кто это.

– А почему вы по этому телефону говорите? Где Владик?

– Владик мёртв, – объяснил Сергеич. – Набегался парнишка, хватит. Ты лучше передай-ка аппарат Лёне, голос его хочу услышать.

Я взял у неё мобильный.

– Сергеич, ты?

– Я, Лёнь, я! – он обрадовался, услышав меня. – Чёрт, живой! Ух, от сердца отлегло! Знаешь, как я переживал?! Думал, вот случись что с тобой – и как мне объясняться с твоей матерью? Ты как, цел, невредим?

– Всё нормально, цел.

– Не ранен, нет?

– Нет. Ни одной царапины.

– Ну и слава богу! Витьку не встречал там? Будь осторожнее, он опасен!

– Витёк погиб.

– Да что ты!

– Да, случайно. Сам по себе.

– Здорово, Лёнь, здорово! Его бы и так замочить надо было. За все его дела. Гнилой парень.

– Ты-то как, Сергеич? Что там с Владиком?

– Владик в лучшем мире. Приложился я к нему как следует. Да чего объяснять – придёшь, посмотришь. Ты сейчас прямиком на поляну иди. Я здесь, у коттеджа. Нам нельзя терять друг друга. Я за тебя отвечаю. Никуда не сворачивай, прямиком сюда. И фифу эту с собой забирай, её тоже отпускать не следует.

– Сергеич! – мне было многое ещё неясно. – Ты где пропадал всё это время?

– Позже, Лёнь. Позже всё расскажу. Подходи. У меня телефон пиликает, видимо аккумулятор сел. Потом договорим. Ты, главное, не исчезай.

Марина немного погрустнела, узнав о смерти Владика. По крайней мере, мне так показалось.

Назад Дальше