Для меня папа хотел другой участи и поэтому постоянно работал над чертами моего характера и умственными способностями, требуя полного и немедленного повиновения в любых ситуациях. Я сопротивлялась, бунтовала, но это мало кого волновало. Все мои возмущения подавлялись наказаниями, порой физическими. Помню, что лет с семи постоянно порывалась уйти из дома, собиралась и направлялась к дверям, но меня никто не останавливал. Мне говорили: «Иди, только потом можешь не возвращаться. Что ты будешь делать на улице – не совсем понятно, скорее всего, умрешь от голода». Понятно, что после таких заявлений я оставалась, но внутри меня все кипело, мне хотелось больше свободы.
Только сейчас я начинаю понимать, что ребенка, которого постоянно заставляют доказывать свою любовь родителям, – неважно, о чем идет речь, о порядке в комнате или хороших оценках, – очень сложно научить жить сегодняшним днем, а не завтрашним. «Когда я начну получать хорошие отметки – меня полюбят» – приблизительно так думает малыш. При этом он не понимает, что родители его любят и без этого, просто они выражают свои чувства по-другому, не так, как ребенок ожидает.
Девочка, выросшая в семье с подобной проблемой, превращается в женщину и продолжает по привычке рассуждать: «Когда я сделаю то-то и то-то, меня полюбят». Она пытается воплотить задумки в жизнь, но, как и в детстве, все равно не получает того, о чем мечтает. Она старается еще больше, и так до бесконечности, до тех пор, пока в один прекрасный день не воскликнет: «Зачем мне все это надо!» Я не говорю о том, что в отношения не нужно вкладываться. Но когда мы постоянно работаем над будущим отношений, они теряют свое очарование в настоящем. Не слишком ли мы порой увлекаемся?
Помню, что лет с семи постоянно порывалась уйти из дома, собиралась и направлялась к дверям, но меня никто не останавливал.
Как-то один мой знакомый сказал мне: «Тебя всегда окружали любовью, ты этого просто не замечала». Сначала я возмутилась, но потом, задумавшись над его словами, поняла, что действительно все обстояло именно так. Меня любили родители, мужчины, встречавшиеся на моем пути, но они все делали это по-своему, и подобный подход воспринимался мною как полное отсутствие любви. Я сама придумала себе мир в черных тонах, без эмоций, и старательно пыталась уместить себя в его рамки.
Родители также внушили мне мысль о том, что нужно быть независимой. И я стремилась таковой быть. Я работала не покладая рук, начиная с детства, изыскивала любую возможность, чтобы доказать себе, что все могу сама. Спросите меня сейчас, кому я это доказывала, – ни за что не отвечу.
В детском саду у меня не было проблем с общением. Или почти не было. Я играла преимущественно с мальчишками, быть может, уже тогда пытаясь восполнять недостаток мужского внимания, ощущавшийся из-за проблем в отношениях с папой. Поскольку с мамой я проводила почти все свободное время, игры с девочками меня не очень интересовали. Как известно, чем старше становятся мальчики и девочки, тем обособленнее их игры, и как-то незаметно для самой себя я начала играть одна все чаще. Когда пошла в школу, папа сказал мне, что для девочки – самое главное мозг, а внешность – второстепенна. У меня было очень мало одежды, преимущественно я ходила в спортивных костюмах, один из которых был желтого цвета, за что меня прозвали «Цыпа» (это было одно из самых безобидных моих прозвищ).
В моем гардеробе также присутствовало ужасное пальто, до сих пор его вспоминаю с отвращением. Драповое, грязно-голубого цвета, с оторочкой из какого-то жуткого коричневого меха. Понятно, что при таком внешнем виде девочки со мной не стремились дружить, ведь в определенном возрасте одежда, прическа и прочая атрибутика начинают иметь максимальное значение, но мои родители не замечали моих проблем и переживаний.
Не помню, когда я поняла всю важность «аксессуаров», кажется, тогда, когда впервые надела туфли на каблуках. Это были мамины югославские лодочки. Как женщина некрупная, она была обладательницей небольшой ножки, и я, с ее разрешения, естественно, отправилась в них школу. Наверное, нас фотографировали всем классом, мне было лет одиннадцать. Я сразу ощутила себя совершенно по-другому. И с тех пор каблуки стали моей мечтой, на тот момент мало осуществимой.
Первая подруга появилась у меня в пятом классе. И, пожалуй, только потому, что она тоже была немного не от мира сего, увлекалась различными странностями, вроде рун, карт Таро, и страдала от одиночества не меньше моего. Я пыталась завоевать расположение одноклассников, но никак не могла вписаться «в формат». Когда другие девочки надевали колготки «дольчики» или ставили лаком челку, мои родители смотрели на них, как на сумасшедших, и заявляли, что в таком виде можно выходить только на панель. Добавьте сюда мой немаленький вес, и вы получите классического «лузера». Что ж, мне оставалось только смириться, поскольку папа говорил, что по-настоящему независимой я смогу стать тогда, когда начну жить отдельно.
Пожалуй, в тот момент во мне зародилось острое осознанное желание зарабатывать деньги. Как я уже говорила, меня с детства приучали к мысли: нужно быть независимой, найти себе занятие. И я отчаянно искала. Первую подработку получила от папы в семь лет. Он редактировал шахматные книги и, поскольку компьютеров тогда еще не было, перелопачивал кучу шахматных «информаторов» – справочников с различными партиями – вручную. Часть этой работы он поручил мне, я кропотливо выписывала имена гроссмейстеров и варианты развития игры на отдельные карточки и затем каждый месяц отправлялась с папой в издательство и собственноручно получала деньги. Конечно, я очень этим гордилась. Сейчас, оглядываясь назад, сравнивая себя со своей дочкой, понимаю, что папа, видимо, очень хотел сделать из меня вундеркинда.
Не уверена, что счастлива от того, что детство, в традиционном его понимании, фактически обошло меня стороной, но я благодарна отцу за то, что он, порой сам того не ведая, научил меня многим жизненно важным вещам. В частности, женственности – через полное ее отрицание.
В тринадцать лет я нашла более серьезную работу, хотя и продолжала одеваться в растянутые свитера, старые джинсы, все еще не красилась и весила достаточно много. Однажды я пришла в рекламное агентство, где работал наш знакомый, прямо к директору, и сказала: «Хочу у вас работать менеджером». Руководитель удивился, но, увидев мой напор и, возможно, вспомнив, что сам он тоже рано начинал – ему тогда едва исполнилось двадцать три года, – согласился дать мне шанс. К тому же я знала английский язык, которому меня научила мама, выглядела старше своих лет и говорила вполне внятно.
Руководитель удивился, но, увидев мой напор и, возможно, вспомнив, что сам он тоже рано начинал, – согласился дать мне шанс.
Не могу сказать, что в первый год я успешно работала, поскольку продолжала учиться в школе, заканчивала сложный восьмой класс, но заказы мне получать удавалось. И, что намного важнее, я впервые влюбилась… в своего начальника.
Естественно, он не отвечал мне взаимностью, и, как большинство молодых особ, я восприняла это на свой счет. Со свойственной мне жесткостью, приобретенной от строгого воспитания, я сказала себе: «О’кей, значит, нужно меняться». И с остервенением начала работать над собой.
Голодовки и тренировки сделали свое дело. Я начала с еле заметных подъемов туловища из положения лежа, постепенно придя к изнуряющим тренировкам, бегу, ста повторам на пресс, и увидела, что стройнею с каждым днем. К моему удивлению, чем худее я становилась, тем больше росла во мне уверенность в своих силах. И это проявлялось в отношениях со всеми. Ко мне стали лучше относиться одноклассники. Несмотря на то что меня по-прежнему считали очень странной, со мной начали общаться, хотя в тот момент мне уже не особенно этого хотелось, поскольку свободного времени все равно не оставалось, ведь после школы я ехала на работу. Видя, что начальник по-прежнему равнодушен, я начала покупать себе одежду, несмотря на все протесты своего папы. Сейчас я понимаю, что, скорее всего, моим внешним видом отец хотел защитить меня от слишком пристального внимания мужчин, поскольку, как только я превратилась в миловидную девушку, естественно, меня начали одолевать поклонники. Но я была уже слишком влюблена в начальника, который не проявлял ко мне никакого интереса…
Тогда я сделала для себя страшное открытие: «Если ты не нравишься мужчине, ты можешь делать все, что угодно, со своей внешностью, но так и не заставишь его влюбиться». Откровение это далось мне тяжело. Еще бы, я так далеко ушла от своего изначального образа, стала одним из лучших менеджеров агентства, похудела, причем очень заметно, научилась одеваться, краситься, однако так и не произвела на него необходимого впечатления.
Тогда я решила разыграть последний козырь. Точнее, мне казалось, что это единственный оставшийся выход. Я подумала, что, если стану моделью, он непременно обратит на меня внимание. Я была недостаточно высокого роста для данной работы, всего 175 сантиметров, но так уж повелось, что если я чего-то хочу… В итоге в дополнение к менеджерской работе я начала подрабатывать примерщицей, «вешалкой», под которую подгоняют новые модели одежды, иногда фотографировалась для какой-то малотиражной рекламы, порой меня допускали до подиума. Естественно, при такой занятости успеваемость в школе начала падать, а тут еще я не на шутку увлеклась чтением, ведь книги позволяли жить в вымышленном мире, где неразделенной любви не бывает и все заканчивается хорошо.
Начальник по-прежнему не обращал на меня внимания, и хотя на него производил впечатление прогресс, который явно был налицо, конечно, серьезно к четырнадцатилетней девочке относиться он не мог. Тогда я поняла: что бы я ни делала, никаких перемен не произойдет. Я пыталась найти причину в себе, злилась на то, что я «не такая», какая нужна ему, но ничего не могла изменить. В итоге я признала свое поражение и, понимая, что, находясь рядом с начальником, буду лишь постоянно бередить свою рану, ушла в другое агентство. Меня «сманил» бывший сотрудник фирмы, который открыл собственную компанию.
Летом я поступила в педагогический колледж, поскольку понимала, что в школе ко мне до самого последнего дня будут относиться предвзято – слишком долго я была гадким утенком. На работе я видела, что все странности моего характера превращались в «изюминки», в школе же дети их не воспринимали. Вообще-то я не хотела идти по тропинке преподавания, мечтала сделать карьеру менеджера или журналиста. Но мама была против последнего, а на обучение в экономическом колледже мне не хватало денег. Занимать их у родителей совершенно не хотелось, поскольку собственные деньги развязали мне руки и я, наконец, почувствовала себя более независимой. Хотя в глубине души продолжала жить с оглядкой на мнение родителей, причем с очень значительной.
Несмотря на авторитарность отца, я всегда его любила, вместе с тем все больше бунтуя против контроля. Такое внутреннее противоречие еще долго мешало мне впоследствии. Мне хотелось, чтобы меня контролировали мужчины, поскольку это давало определенное чувство защищенности, и в то же время, каждый раз, когда я слышала властные нотки в голосе партнера, пугалась, что контроль превратится в «папин диктат».
Лет в пятнадцать мне удалось одержать окончательную победу. К тому моменту я зарабатывала намного больше папы, успешно училась, практически на одни пятерки, завела огромное количество подруг на новом месте и была почти счастлива, поскольку прежняя несчастная любовь уступила место новым мимолетным «увлечениям». Я пыталась ходить на свидания с мальчиками, однако, по всей видимости, всех их сравнивала с бывшим начальником. Естественно, никто подобного сравнения не выдерживал, поэтому дальше одной-двух встреч мои отношения ни с кем не заходили – мне становилось безумно скучно.
Папа протестовал против происходящего все больше, грозясь запереть меня дома на ключ, несмотря на то, что ничего «предосудительного» на свиданиях я не делала. Мама относилась ко всему более лояльно, но против отца идти не хотела. Однажды папа заявил, что запрещает мне встречаться с мальчиком, который мне очень нравился в тот момент. Тут уж я встала на дыбы по полной программе.
Я задала один вопрос, который потом, при других обстоятельствах, часто становился палочкой-выручалочкой во всех случаях, когда человек более сильный пытался меня подавить. Я спросила: «Почему?» Конечно, дальше я продолжила и поинтересовалась очень спокойно: «Почему ты все еще считаешь меня ребенком, если я самостоятельно зарабатываю деньги, причем чаще всего больше, чем ты?» Он растерялся и ответил: «У тебя в комнате беспорядок, ты мало читаешь!» В тот момент я действительно немного забросила книги, поскольку была слишком занята работой и учебой, и я ответила: «Хорошо, я буду читать. Наведу порядок в комнате и смогу поддерживать его на идеальном уровне. Тогда ты не будешь ко мне придираться?»
Отец ответил что-то неясное, но я почувствовала, что одержала свою первую безоговорочную победу. С тех пор, как только он пытался влиять на мои решения, я говорила: «Я убираюсь в своей комнате, я много читаю, я взрослая, извини, я сама принимаю решения». Он злился, но поспорить не мог. На работе я постоянно общалась с людьми, и это мне помогало узнавать все больше о человеческой психологии. Утром я ехала на противоположный конец Москвы в колледж, затем на другой – на работу, вечером возвращалась домой и читала порой до рассвета, чтобы, проспав пару часов, снова отправиться на учебу.
Конец ознакомительного фрагмента.