– Останови здесь, – попросил Веккер и Семен послушно затормозил у темного неразборчивого рекламного щита.
2.
…Вика находилась в СИЗО без предъявленных ей обвинений уже неделю. Она не была сильна в законах и не устраивала голодные забастовки по этому поводу. Она просто гуляла по своей небольшой камере. Лежала на деревянной неудобной койке. Курила хорошие сигареты, переданные каким-то неизвестным. Неплохо питалась и пила вполне приличные соки. Она заставила воспринимать все это как некий странный санаторий. Пусть и не поправляющий здоровье. У нее было много времени подумать. А появляющийся изредка Толик давал возможность выговориться.
Он чувствовал себя виноватым, что не отпустил ее, но она ему простила. Сама не поняла, как она его простила и, разговаривая с ним лишь изредка упрекала в том, что он не сдержал слова. А тот, мотая головой в сторону неизвестного прокурора, только грустно улыбался. На вопрос будет ли суд над ней, он ничего толком не отвечал. Но обещал, как точно все узнает, так и сообщит. Она ему верила. Хотя и не понимала, за что ее именно собираются судить. Неужели и, правда, за угрозу жизни сотрудникам милиции. Это она считала полным бредом.
Помимо разговоров с Анатолием у нее было много газет и кроссвордов, которые ей передавала охрана. И вообще, при всей идиотичности ситуации она не чувствовала себя полной жертвой обстоятельств. Лекарства… даже лекарства, выписанные ей, у нее и то были! Вика и не подозревала, что Толик даже такое способен достать. Странно, но чем больше она общалась с этим вечноулыбающимся следаком тем больше она переставала понимать его. Его напарник был для нее прозрачен как ручей. Она видела его и про себя окрестила раз и навсегда дубиной стоеросовой. Но вот Толик, это было что-то… Они могли с ним говорить на любые темы. Она с ним спорила и он слышал ее, а не отмахивался. Вот уж точно это чудовище, запрятавшее ее в темницу, никак не считало Вику мясом или чем-то вроде. Он ОЧЕНЬ уважительно к ней относился, словно она была принцессой в заточении.
Это их общение, конечно, смущало девушку. Она не могла понять чего от нее хотят, а Толик ей не сообщал. Она все ждала суда, а охранники потешались, что до суда люди бывает годами ждут. Она, конечно, не верила, что ее продержат в СИЗО такое количество времени да еще в одиночной камере, но страх все равно закрадывался в ее грудь и там жил своей жизнью, порождая иногда совсем ужасные картины будущего. Но появлялся Толик и мороки отступали, а его вечная улыбка, словно солнце освещало камеру.
– Слушай! – заявила она ему в очередное посещение. – Я поняла. Я тут просижу пока не расскажу тебе о мировом заговоре ВИЧинфицированных, или пока не признаюсь что все это дело рук иностранных разведок! Я права?
– Нет! Ты что!? Как ты могла такое подумать!? – изумленно возмущался он и продолжил: – Я все жду, когда же ты от безвыходности на меня бросаться начнешь и требовать здорового секса.
От таких слов Вика хоть и рассмеялась, но покраснела. Юмор у Толика оставлял желать лучшего.
– Что даже просто объяснения в любви не хватит, что бы выйти отсюда? – шутливо изумлялась она.
– На слово в Москве я даже дворникам не верю! – заявил он, раскладывая на тумбочке соки, хлеб, колбасу которые принес ей.
– А не боишься заразиться? – говорила она, отпив немного сока прямо из пачки.
– Так это… нормальными презервативами надо пользоваться, а не фигней всякой. Хотя… и это может не помочь. Но с тобой, красавица, хоть на край света! Хоть за край.
Вика качала молча головой и снова весь их разговор потек в прежнем русле. Как себя чувствуешь, соскучилась ли по дому? И так далее. Отвечая стандартно, Вика так и не понимала смысла этих вопросов, на которые нельзя было ответить по-другому кроме «как полагается».
3.
… Первым вышел Толик и открыл дверь задержанному. Семен, ожидая их, расслабленно откинулся в кресле и, думая про себя о том, что день с этой поездкой просто таки убит. Лучше бы он форум дальше читал, а Веккера бы отвез водила любой из управления. Но нет, зачем-то Толику понадобилось, чтобы именно он, Семен, повез его. Решив высказать по возвращению Веккеру претензию, Фомин закурил и чуть приоткрыл окно. Он докурил первую сигарету, посидел немного недоумевая, где эти два зассанца бродят, скурил вторую сигарету. И лишь выкинув окурок, он заметил в темноте как кто-то поднимается по насыпи на дорогу.
На сидение спереди сел Веккер и как ни в чем не бывало сказал:
– Ну что? Все закончилось. Поехали. Только ты меня домой завези. В управление уже смысла нет ехать.
Изумлению Семена не было придела.
– А где тот… ну этот… – чуть не заикаясь, спросил он у Веккера.
– Надеюсь в раю… – со странной злой усмешкой ответил следак. – Но глубоко в этом сомневаюсь.
– Я не понял! – возмутился Семен. – Ты его что, отпустил!?
Веккер повернул голову к Фомину и в свете приборов даже многого не понимающий Семен осознал, что «отпустил» несколько не то слово.
– Сема, я не буду повторять. – Абсолютно ледяным тоном сказал Веккер. Уже мягче он попросил: – Поехали. Поехали, друг.
Только через минут двадцать Семен смог разжать сведенные злостью челюсти и спросить первую глупость, что пришла в голову:
– А как мы отмажемся? Как я отмажусь? Как ты? Мы же расписались за него?!
Веккер вдруг спохватился, полез в карман и выудил наручники.
– Уффф. – облегченно выдохнул они и пояснил: – Испугался, что выпали, когда я его там ветками накрывал. Их же вернуть надо будет.
– Толик!? Опомнись! Ты слышишь, что я тебе говорю? – возмущался Семен.
Толик убрал наручники, приоткрыл окно и, закуривая, сказал:
– Слышу, слышу… Не бойся ничего. У меня уже даже бумаги есть от тех, кому мы его передали якобы. У тех уже есть бумаги от других. У них от третьих и так далее. Человека если кто и захочет искать – в жизни не найдет. Но меня радует, что тебя больше беспокоит собственная задница, чем смерть этого уродца заразившего минимум пару сотен человек.
Эти слова словно отрезвили Семена. Ведь действительно… Только что без всякого на то права его начальник просто убил человека. А если не убил? То отпустил, не имея на это тоже никакого права.
– Но зачем? – уже тихо и почти спокойно спросил Семен. – Зачем ты это сделал?
Толику вернулась его прежняя блаженная улыбка.
– Зачем? – переспросил он. – Наверное, из гуманности. Я ведь знаю что с ним будет там… До суда он может и дожил бы. А потом в камере бы погиб. Заметь, в одиночной бы камере погиб. Сколько террористов осужденных на пожизненное в наших камерах заканчивали жизнь официально от остановки сердца или кровоизлияния в мозг? Как-нибудь я тебе расскажу, как это происходит на самом деле. Уж лучше вот так. Сытно поесть перед смертью, накурится вволю… да и представь каково бы ему было в камере… наркоману с трехлетним стажем на синтетиках. Он бы проклинал нас только бы за все эти ломки непереносимые. Знаешь что такое ломка? Попробуй бросить курить для начала. Это сотая часть тех приятных ощущений.
Толик замолчал и через некоторое время повторил:
– Уж лучше так.
Перед расставанием у дома Веккера они зашли в кафе и выпили по пятьдесят грамм коньяка поминая наркомана Сашу. После того как Толик зажевал коньяк лимоном, он произнес со своей вечной насмешкой:
– Когда эти две сотни нагонят его на том свете, им будет, о чем потолковать. Пусть молится, чтобы к тому времени лекарство от ВИЧ изобрели. А то с ним с удовольствием угольками поделятся.
Он это сказал таким тоном что, не смотря на шок, Семен тоже улыбнулся. Правда улыбка вышла какая-то жалкая.
Расставаясь Толик даже не подумал напоминать Семену чтобы тот молчал. Им было все ясно и так без слов. Напоминаний не требовалось. Правда вот Семен добравшись до дома крепко задумался, а не пойти ли завтра к начальнику управления и не доложить ли обо всем.
Святозаученное что правда всегда откроется рано или поздно пугало его до чертиков. Одно дело пойти и доложить и остаться пусть запятнанным, но на работе и вообще… Другое дело когда все вскроется стать соучастником. Второе не нравилось Семену абсолютно. Твердо решив пойти наутро на доклад к начальнику управления Фомин уснул нервным и беспокойным сном.
4.
– Вика, девочка, – теребил девушку за плечо Толик.
Вика открыла глаза и обиженно на него посмотрела. Ей снился такой замечательный сон. Во сне она не была смертельно больна. Во сне она купалась в море. В нежно голубом море. Таком, каким она его видела только на записях Сергея и в передачах о путешествиях. А этот негодяй пришел и вырвал ее из рая.
– Проснулась? Хорошо, что одетая спишь. Ничего с собой не бери. Пошли вниз.
Она влезла в свои кроссовки и, чуть пошатываясь, пошла за Толиком. Вышла из камеры и охранник странно улыбаясь, закрыл за ней дверь. Внизу в дежурной части ей вернули все ее вещи, и даже деньги не пропали заранее описанные при задержании. Стоя на холодном ночном ветру и пытаясь спросонья неуклюже застегнуть курточку, Вика спросила:
– И куда меня теперь? В тюрьму?
Толик, непривычно неулыбчивый кивнул и сказал:
– Да. Считай что в тюрьму. Хотя там лучше, чем в тюрьме. Пойдем в машину там все расскажу.
Они прошли за ворота СИЗО, вышли на парковку и Вика с удовольствием спряталась от ветра в теплом салоне «Фольксвагена». Толик же сев за руль достал из наплечной кобуры пистолет и зачем-то проверил обойму и взвел затворную раму. Вика в удивлении поглядела на него, но ничего не сказала. Только когда они выехали на пустынный проспект, она спросила его:
– У тебя сигареты не будет? Я все там оставила, прикинь… Это ты виноват.
Толик молча протянул ей пачку и зажигалку. Весь вид этого мента стал настолько пугающим, что Вика забеспокоилась. Куда он везет ее? Сколько вообще времени? Почему он не улыбается!? Где его вечная раздражающая улыбка?! Что, вообще, у него в голове?
– Ты обещал все рассказать в машине. – Напомнила она, ему, выдыхая дым в чуть приоткрытую форточку.
– Чуть позже. Как за город выедем. – Скупо ответил Толик, не отрываясь взглядом от впередиидущей машины. Вике показалось странным, что Толик так аккуратно ведет. Не обгоняет, не спешит и, не смотря на позднее время, даже не думает игнорировать светофоры на пустынных перекрестках. Ее Сережа за рулем своего «линкольна» вел себя совсем по-другому. По ее мнению Сергей вел машину безобразно, но и вот так педантично соблюдать правила движения… это раздражало немного. Вика хмуро глядела вперед и боялась надоедать вопросами. Но легкий страх, закравшийся в ее душу так и не давал расслабиться и перестать думать о будущем.
Знала бы Вика в тот момент, как поступил этот улыбчивый следователь с тем парнем, что был вывезен из Ярославского управления, она бы без сомнения и на ходу выпрыгнула из машины. Но девушка не знала и лишь с сомнением поглядывала осторожно на Толика ожидая, когда же он начнет говорить. Наблюдая за указателями, Вика смогла определить, что везут ее куда-то по киевскому шоссе. Плохо было то, что она даже не представляла, какие города там впереди и куда хотя бы в теории мог везти ее этот странный на всю башку следователь.
Почти час спустя Толик остановил машину на обочине и сказал Вике выходить. Она, застегнув куртку и испуганно поглядывая украдкой на серьезное и словно ожесточенное лицо следователя, хотела было спросить, но… не спросила. Вместо этого она послушно вышла из салона и вдохнула в себя ночной воздух, полный ароматов леса тянущегося вдоль дороги. Оставив машину с включенными фарами и габаритами, Толик спустился в кювет и вышел к самой кромке леса.
– Чего стоишь? Кого ждешь? Пойдем…
Только тут Вике хватило странной смелости, а точнее, ее испуг перевалил за некий порог и они сказала:
– Куда?! Я не хочу никуда идти. Что я там забыла? Куда ты меня тащишь?
Если бы Толик потянулся рукой за пистолетом, она бы побежала. Куда угодно. Куда глаза глядят. В лес на другой стороне дороги. В чащу. Но он только странно взмахнул рукой и, ничего не говоря, сам вошел под кроны сосен.
Когда прошло минут двадцать, а Толик все не появлялся, Вика, не смотря на свое странное напуганное состояние, спустилась с дороги пошла к лесу. С каждым шажком она вслушивалась в звуки, надеясь уловить, где следователь или куда он направился.
Вскоре она услышала, как кто-то ломится через чащу. Испуганно она хотела уже убежать обратно к машине. Но из мрака показалось уж нечто совсем пугающее, от чего Вика просто застыла на месте не в силах пошевелится. Только через некоторое время она поняла, что это Толик вышел, неся здоровую охапку хвороста. Как уж он ее в темноте набрал?
Сбросив хворост около опушки, Толик сказал Вике:
– Сейчас разведу огонь. И все расскажу. И что происходит и что еще будет. И что ждет тебя. Огонь успокаивает. И тебя успокоит… да и меня. И надеюсь, ты все поймешь, а водилы проходящих машин не помешают нам. Потом я тебя отвезу… тут недалеко. Тебя там не обидят. Не должны… – Поглядев на хворост у своих ног, он спросил: – Поможешь мне?
Вика, совершенно сбитая с толку, кивнула. Потом уже она запоздало сказала:
– Конечно… помогу.
Знала бы, на что она согласилась.
5.
Утром степень удивления Семена достигла тех высот после, которых люди обычно перестают удивляться вообще чему-либо. Он без труда пробился к начальнику управления. Он без стеснения все рассказал ему. Он даже высказал предположения, что Толик просто отпустил задержанного. Но вместо того, что бы принимать меры начальник управления сказал тихо, но внятно:
– Фомин, ступайте к себе и продолжайте работу. А я буду считать, что этого разговора не было никогда. И даже Анатолию Сергеевичу ничего о нем не скажу. Спасибо за то, что вы пытаетесь оставаться в рамках закона в это тяжелое время. Ступайте.
Но Толик узнал. Уж неизвестно откуда. Может, секретарь ему сказал, что Фомин с самого утра штурмовал двери начальника. А может, и сам начальник не сдержал слова. Веккер с улыбкой прошел в кабинет и, положив руку на плечо Семену, сказал:
– Сема, пожалуйста, больше так не делай. Пока мы с тобой работаем, я должен доверять тебе как самому себе. Ты не понимаешь главного. Скорее это тебя уберут втихаря, чем кто-либо в этом мире остановит мою работу и работу других, таких как я. Ибо убрать тебя это просто… а убрать меня, это погубить все общество в итоге. Не каждый решится. Да и смысла нет пока я играю по тем правилам, что мне назначены сверху. Вот когда игра окончится… когда опасность будет снижена или ликвидирована… меня и без тебя уберут. Поверь, Сема, я свое будущее вполне четко осознаю. Никто не станет цацкаться с тем, кто может скомпрометировать государство и его методы.
И Семен поверил. Посмотрел в глаза Толика и поверил сразу и навсегда. Перед ним стоял смертник, который как японский камикадзе собирался до конца выполнить порученное ему, зная, что в конце его ждет смерть. Только один вопрос засел в голове Семена. Неужели смерть ждет и его самого? Он то ни в чем не виноват!?
Ответ на столь прозаичный вопрос как-то нашелся сразу в одурманенной страхом голове Семена. И тогда… когда он осознал что все уже кем-то предрешено, он разозлился. И не зная на кого направить злость, он зажал ее в себе как пружину готовую излиться на любого. А Толик, словно поняв это, только шире улыбнулся, убрал руку с плеча Фомина и, как ни в чем не бывало, пошел за свой стол работать с непонятными Семену бумагами.
Глава девятая.
1.
Ночью, ближе к утру, отца Марка разбудил один из стражников и сообщил что в городе пожар. В который раз, поминая события восьмилетней давности, пастор нисколько не удивился. Он быстро оделся, вышел из своей комнаты и столкнулся с одним из прибывших гвардейцев. Гвардеец извинился легко наклонил голову и проследовал дальше по только ему ведомым делам. Что удивило отца Марка так это то, что дворянин на службе короля, выглядел довольно бодро и словно и не спал в это предрассветное время. Но, не окликая гвардейца и не интересуясь, по какой причине тот бодрствует, пастор проследовал дальше за стражником.