Это было нетрудно. После долгих бесед с Мудрым, я научился, наконец, соединять несколько действий и обозначать их одним словом или движением. В первый раз, когда это получилось, испытал такое счастье, которое может понять только соратник, которого у меня здесь не было. Даже сам Мудрый Аэртан толком не умел так делать. Его колдовство было простым и тяжеловесным, как и у меня до его уроков.
Смысл манипуляций очень прост: какое-то слово запоминает цепочку действий любой длины. Как собака на дрессировке. Достаточно потом произнести его, и команды моего мозга воспроизведутся как команды компьютера, вызванные нажатием нужной клавиши. Теперь, создавая защитную стенку, я уже не ползал на коленях, «уговаривая» воздух стать твёрдым, я просто чертил мысленную линию и говорил слово. Это занимало всего несколько вздохов и не отнимало сил.
Включить свет, значит создать защитный объём, закрыть его, создать внутри вихрь, я делал одним щелчком пальцев. Конечно, перед этим пришлось несколько дней обучать собственный мозг таким операциям, «записать» алгоритм действий и тренироваться, уставая ужасно. Но сейчас свет моментально возник по щелчку в центре площадки, где мы нахально скинули с плеч корзины и разложили спальные мешки на надоевших шкурах, пренебрегая страхами и слухами.
Научился, наконец, делать фонарик, который перемещался вместе с телом на каждый шаг ноги, это было огромное достижение, раньше удавалось устанавливать только неподвижные светильники, даже в развалинах замка я летал с вонючим факелом, который держал мой напарник, привязанный сзади. Теперь, возможно, сумел бы летать один, закрепив фонарь на голове. Только необходимости такой пока что не было, Паучий остался далеко в горах.
Цепочки команд —мощная сила! Единственным их неудобством было то, что запускающие слова или жесты не должны были возникать в обычных, не колдовских действиях, иначе, щелкнув пальцами от восторга, можно было случайно зажечь свет в самом неподходящем месте. И нельзя забывать и путать, что именно эти слова и жесты означают.
Трудности были. Зато какая свобода! Наилучшими командами оказались сочетания слов с движениями рук. Двойная защита. Ни слово, ни жест сами по себе ничего не меняли, а вместе вызывали всё, что мне угодно. Например, полёт. Когда я летал с принцем, уставая ужасно и борясь с удушающим страхом, то постоянно проговаривал одну и ту же команду. Каждый шаг – команда. Теперь достаточно было скрестить пальцы и сказать «выше», «прямо».
Набор команд был пока что небольшим, слишком трудоёмкой оказалась их запись, но сила, которую я уже чувствовал в её развитии, просто распирала изнутри.
Со светом на площадке стало темнее. Тьма сгустилась, прижала нас к светильнику, но я не стал разгонять её, а просто поставил кольцевую защиту, оградив пространство, достаточное для ночёвки. Пашка, уже хорошо усвоивший мои фокусы, разложил спальники, разогрел прямо на колдовской лампе дешевые лепешки, которые нам всучили в трактире. А какую ещё еду, спрашивается, могли купить себе босяки, спавшие в сарае?
– Могли бы и маслом помазать, жадины!
От Пашкиных слов я даже вздрогнул, в полной тишине они прозвучали неожиданно громко.
– Сам виноват. Сидел бы дома, ел бы сусликов копченых. Ты же хотел приключений. На свою же «же».
– Хотел. Но не опилки же жрать! Лучше придумай консервы какие-нибудь!
– Давай уж, тогда, пилюли для сытости. Проглотишь и – неделю без еды! И фигура станет лучше.
– Сам глотай свои пилюли!
– Ты чего бурчишь? Завтра отъедимся.
– До завтра ещё дожить надо.
– Кайтар, ты что? Опасаешься за желудок, так лучше совсем не ешь, а то ненароком уделаешь тут всё вокруг, злые духи из одного твоего места повылезают! Или болота боишься?
– Ты же знаешь, что ничего не боюсь. Чего тут бояться? Пустырь как пустырь, плешь на лысине. А раньше здесь, похоже, наш друг гостил.
– Маг?
– Ну а кто же ещё? И псина его громадная.
– С чего ты взял?
– А ты глянь на эти камни. Точь в точь его лапа!
– Ну, похожи. Но он же здесь сейчас не появится.
– Да я знаю, вспомнил просто… Ешь, давай, спать пора уже.
– Ты бы лучше о чём —нибудь хорошем вспомнил, Кайтар!
– Я бы вспомнил, да и без того забыть не могу. А тебе как скажу, так сразу орать начнёшь!
– Да не начну я. И так знаю, о чём ты. Уж сколько раз оговорили.
– А мне—то что, легче, что оговорили? Воздух перемололи, а за ним живой человек стоит..
– Красивый как богиня!
– Да не знаю, как что! Я богинь не видел. Только когда мы про неё говорим, как про аргака, которого сейчас забьём, а шкуру продадим, так во мне все кишки переворачиваются.
– Ты жуй, давай, кишки у него! Вот и заполни их, чтобы не переворачивались. Ты ничего про неё не знаешь, про эту артистку с ядовитыми зубами, а готов всё что есть отдать только за глаза, которые тебя видят, чтобы проглотить как следует, не подавившись.
– Ты, колдун молчи. Ты представь, что за твоей Канчен-Той сейчас пара таких же гавриков идёт охотиться, а я тебе расскажу про глаза. Мало ли, как её жизнь крутанула, мы с тобой ещё зелёные в этом смысле, ни одной настоящей беды не видели.
– Видели, однако. И камнями заложили.
– Это разве беда? Это горе, причём не для них, а для родителей. Им сейчас уже хорошо. А беда – это то, что точит и мучает каждый день, каждый час, и не только тебя, а и всех, кто к тебе привязался.
– Или к кому ты сам привязался, да?
– Да, ну тебя! Сам же всё понимаешь. Ты представь, может у неё свои есть любимые, которых в каком-нибудь подземелье держат. Да и вообще, откуда ты знаешь, что она плохое замышляет?
– Пашка, ты меня достал! Мы какой день по кругу ходим?.. Не знаю я. Не-зна-ю! Может, она королю наркотики везёт, поэтому в секрете держится, а может булавочку с ядом! Я что, Сияющий, чтобы всё знать? Мы же договорились, что сначала у-точ-ним! А потом будем выводы делать.
– Будешь ты делать! Ты со своими монашьими принципами продашь её, получишь звание скадра и будешь счастлив, что спас мир от гадины. А там ещё непонятно, кто большая гадина. Все из одного клоповника. Ты что, не видел? Гадина на гадине катается.
– Ты чего хочешь? Сам-то знаешь?
– Я-то знаю! Я хочу сам её удавить, если она в чём-то крупно виновата. Но если она только пешка в руках «этих», то я хочу, наоборот, спасти её и пусть они сами меж собой грызутся.
– Ага, ты её ещё в клан приведи! Папочке! Носки вязать!
– И приведу. А надо будет, уйдём в Паучий. Там никто не помешает.
– Разумеется! И мордоворотов приведи для полного счастья. Ты, Пашка, помешался совсем! У неё платьев в дороге два сундука и поклонников, наверняка, две армии, а ты ей обеспечишь холодную ночёвку на скале, вот счастье-то! И экономия какая!
– Я тебе сейчас врежу!
– Ну врежь! Если полегчает. Только не твоя эта дама. Не про таких, как мы! А если станет тебе ровней, так это будет означать, что ты стал таким же клопом, как они, а она никогда не изменится!
– Всё равно пообещай мне.
– Что? Отпустить её? И денег дать на дорогу?
– Нет. Пообещай мне, что если дойдёт до чего-то серьёзного, то я решу её судьбу.
– А если это злобная вражина, тогда что?
– Да ты глянь, откуда ей быть злобной? С рождения что ли? Так она давно бы в подвалах сидела за решетками. За деньги? Так она их внешностью гораздо больше заработает. А вот если ей в душу наплевали, родных задели, любовь изгадили, вот тогда – в самый раз!
– И если это любовь, то ты спасёшь их обоих и поведёшь вокруг родового столба, так, что ли?.. Чего молчишь?.. Так?..
– Знаешь… поведу. Если до этого не отравлюсь.
От последних слов я буквально подавился своей лепёшкой. И надолго замолчал в шоке! Я считал, что та первая любовь, которая заставила меня сочинять неловкие стихи и бежать ночью к кордону, самая сильная на свете.
Но то, что сказал Пашка, тот самый, гроза двора, который мог говорить о девчонках только гадости, причём матом, оказалось настолько выше моего понимания, что совершенно неожиданно этот хулиган стал в сотни раз выше меня, и я готов ему преклоняться, если это действительно так. А он ещё добавил перцу:
– Надо будет, я сам её! Только не отдавать этим паукам… И себя заодно… Так ты можешь пообещать?
Я уже ничего не могу говорить, я просто нахожу Пашкину руку и стискиваю её изо всех сил и он отвечает мне тем же, какие слова могут заменить это древнее священнодействие. В конце концов, жизнь покажет, что там будет дальше и я не могу не уважать это внезапное чувство своего лучшего друга, тем более, что и сам переполнен таким же.
Утро встречает нас тишиной, в которой особенно громко слышно жужжание кольца защиты, облепленное снаружи толстым слоем насекомых. Они гудят, тарахтят крыльями, пищат. Оказывается, я забыл убрать свет в результате наших разговоров, и всю ночь творения Природы летели и летели.
Мы хохочем, собираемся, я уничтожаю все свои колдовские штучки, маскируем корзины листами шкур и снова превращаемся в двух босоногих носильщиков. Сейчас, при свете, это место вообще не выглядит ни необычным, ни угрожающим, ну, торчат три скалы, так где они только не торчат в этой окологорной местности, как осколки зубов во рту старика.
И, только отойдя по тропе вперёд, мы пересекаем маленький ручеёк, около которого в старой, засохшей, закаменелой грязи виднеется чёткий след огромной лапы с тремя когтями, который ни с чем нельзя перепутать, увидев хотя бы раз. Каким-то чудом остался он от древнего колдовства, затвердевший, и не смываемый дождями. Этот след заставляет всё моё существо вздрогнуть и на миг память обдаёт холодом и запахом дерьма из пещеры.
Возможно, что когда-то, рядом с этим, навечно засохшим куском глины, действительно произошла трагедия, которой нам удалось избежать в Паучьем Замке. И легенда о двух влюблённых вполне могла закончиться на вершине холма у трёх камней. А память народа превратила жизнь в страшную сказку. Да и след наверняка был не один, подпитывая эту память…
И снова дорога. В смысле, тропа, которая, почти не петляя, медленно спускается к реке по весёлым полям, заросшими дикими цветами, огибает вместе с весёлыми ручьями одинокие валуны, стоящие в глубоком раздумье и хочется приподнять их и глянуть, а не лежит ли там меч – кладенец, и мы хохочем с Пашкой, представляя, как пытались бы поднять его вдвоём, упали бы в грязь, а потом я заколдовал бы железяку и мы на ней полетели бы вперёд! Классно!
Ничто не мешает нашему движению. Тропа почти заросла травой и широколистными растениями, приходится постоянно отыскивать её след, который пунктиром прочерчен на каменистых проплешинах. Никто живой не встретился по дороге, только торчат вдалеке столбики сусликов, которые уже греются в лучах Сияющего, да проскользнёт иногда узкая полоска змеиной спины, удирая от шороха наших шагов. Никакого болота. Легенда!
Мы топали почти весь день и в город вошли вечером, с той стороны, с которой нас никогда бы не ждали и почти сразу, в предместье, нашли маленькую харчевню, которая стояла не прямо на дороге, а среди крестьянских домиков, сняли для ночевки пустую после зимы часть сарая с плетёными дровами и прошлогодним сеном и отлично в нём устроились.
Если бы харчевня стояла на тракте, нас, оборванцев, могли бы вообще не пустить приличные ириты, а тут собирался простой рабочий народ и как раз вечером трудно было протолкнуться среди крепко пахнувших тел, гремящих кружками по столам и каблучищами по каменному полу.
Особых новостей в столице не оказалось. За наше отсутствие прошло две королевские охоты, казнили на площади нескольких вартаков, отличившихся особой жестокостью, в соседнем поселении родился двуголовый аргак. Клан Сурка не пошел в горы, значит можно нанимать у них воинов. Наемники-хассаны, новенькие, подрались с наёмниками-гарпегами, им обоим наломали бока воины короля, всё закончилось грандиозной попойкой в харчевне на рыночной площади.
Все эти новости неторопливо перемалывают нескладные языки крестьян в паузах между вливанием согревающего, а мы вместе с известиями поглощаем не первую порцию каши с мясом, пока что не вызывая никакого подозрения своими потрёпанными фигурами.
Потихоньку начинает реализовываться наш план. Договорились о покупке нескольких корзин зелени. Долго торгуемся с солидным, крепким мужиком, который, наконец, сдаётся, толстым пальцем подзывает к себе парнишку и, вскоре, дело сделано, мы отсчитываем монеты, а в сарай поступают две большие ароматные корзины.
– Гаст-Зеленщик! Не забудьте, ребята, Гаст-Зеленщик! Лучшая зелень в Гарвии!
Так мы и спим, в остром и пряном запахе, как мясо в душистом маринаде. С утра, ещё до восхода Сияющего, слегка пачкаем себе лица глиной, превращаясь в земледельцев, прячем в сене парадные костюмы из старых корзин, а кожу оставляем на виду, для любопытных, пусть нюхают, что мы несем. Взяв купленные корзины с зеленью, топаем в направлении Дворца, нагло проходя все патрули и проверки, которыми встречает охрана крепости.
Головные ремни корзин почти полностью закрывают лбы и сползают до самых глаз, поэтому легко удаётся неузнаваемыми пройти во Дворец, и даже на кухню, тем более, что мы прекрасно знаем здесь все черные входы, всех поваров и поварят в лицо.
Как хорошо, что раньше, до Кордона, шатающиеся без дела мэтры догадались обшарить весь Дворец для ознакомления, просто так, безо всяких спецзаданий, сейчас это экономит много сил и нервов. Проходим прямо на склад и пыхтя, как положено при переноске тяжести, сбрасываем корзины к ногам тётки со сложным именем Лана-Тук-Та. Её недоумённый взгляд соответствует не слишком приветливым словам:
– Дарк меня побери! Слизь зелёная! Это ещё откуда?
– Гаст-Зеленщик! Лучшая зелень в Гарвии!
– С ним нет договора!
– Не знаем, мэтресса, нам сказано, мы несём. Не сказано, не несём. Можем нести, можем стоять! Мэтр сказал, вот и получайте. А расчёт – с ним лично! А если, может помочь чего, так мы всегда готовы, а то жрать хочется!
Из этой длинной Пашкиной тирады «мэтресса» понимает два главных факта: появилась халявная зелень и два голодных дурака, которых можно использовать. Видя наши запылённые нашивки клана Сурка она, видимо, соображает, что рабочая сила ей дёшево обойдётся, она тоже в курсе того, что «клан Сурка не пошел в горы, значит можно нанимать у них воинов» и крепкие мальчишеские фигуры означают, что факт подтверждается.
– Жрать?! Слизь зелёная! А поработать не хочется?!
– Хочется! Только у нас в клане даже аргака сначала кормят, а потом гоняют!
– Что же вас, дурней, Ганс не покормил сначала… как аргаков?
– Так он сказал, во Дворце еды полно, тётушка покормит…
Да где же он вас взял-то таких умных?! Ха-ха-ха!
– Так в сарае взял. Спали мы там. А чо?
Последнее провинциальное «А чо?» хохотом сбивает с ног целую – толпу, поваров, поварят, стряпух и поломоек, которая, как оказывается сбежалась на бесплатное зрелище со всей кухни, потому что каждому приятно, что есть балбесы и лохи покруче, чем они сами.