Фениксу не возбранялись контакты с аборигенами эпох. Что бы ни открылось им из этого общения ненароком, никакого значения не имело. Во все времена на планете существовали тысячи ненормальных, истово уверявших, что лично встречались с богами и бесами, колдунами, ведьмами и космическими пришельцами. И хотя некоторые из них вовсе не лгали, изменить они ничего не могли. Главным и основным условием работы Феникса и его коллег являлось точное соблюдение исторической фактографии. Все, что оставалось за ее пределами, на течение основного потока Хроноса никак не влияло. Поэтому у него не было причин скрывать что-либо от Ольги. Впрочем, он и не собрался этого делать.
– Мы можем почти все. Но кроме этого, уже ничего не можем, – терпеливо объяснял Феникс. – И это не парадокс, а констатация. Наш вид теряет самое главное: способность к созиданию. Проще говоря, общечеловеческий интеллект необратимо угасает. Люди были слишком расточительны и неразумны, они не берегли самое ценное, что дала им Природа, они безрассудно уничтожали своих гениев, не задумываясь над тем, во что это обойдется будущему. Сейчас мы пытаемся остановить угасание, вливая новые… нет, напрасно утраченные ресурсы.
– Я поняла, – кивнула Ольга. – Вы берете к себе тех, кто все равно должен умереть. А что с ними происходит дальше? Ставите руководить научно-исследовательскими институтами? Это смешно. Скорее всего, вы разбираете их на молекулы, готовите коктейль и впрыскиваете будущим матерям. Интересно бы знать, кому достанутся запасные части от Курбатова?
Вопрос этот и обидел Феникса, и одновременно смутил. Он действительно не знал в точности, как используют спасенный им генный материал.
– Что за глупости! – сказал он. – Никто никого не разбирает. Они просто живут. Точно в таких же условиях, к которым привыкли, если не желают иного. Даже у вас давно существует генная инженерия. Есть много методов…
– Ты тоже результат применения этих методов? – вдруг спросила Ольга. – Кто ты вообще?
– Человек, – твердо ответил он. – Ив этом у тебя не должно быть никаких сомнений.
На экране маленького телевизора появилась заставка очередного выпуска новостей, и Феникс прибавил громкость.
– Продолжается расследование пожара в дачном поселке «Салют», произошедшего накануне вечером, – говорил диктор. – Сотрудники милиции и прокуратуры пока отказываются от комментариев, однако по предварительным сведениям жертвами пожара стали известный ученый Алексей Курбатов и его супруга. По показаниям свидетелей, пожару предшествовал взрыв, причины которого также выясняются…
– Выключи, – попросила Ольга.
Она поднялась и вышла на крыльцо небольшого домика, ставшего на некоторое время их пристанищем. Тропинка от калитки сбегала к берегу реки, где у темных от времени мостков покачивалась тяжелая и неустойчивая лодка-«гробарка», какие издавна ладились здесь местными жителями. Дождь прекратился, в тучах обозначились разрывы, сквозь которые изредка пробивались солнечные лучи.
– Когда ты… уйдешь? – спросила Ольга, не оборачиваясь.
– Мне вовсе не обязательно уходить, – ответил Феникс.
– Ты… хочешь остаться?
– Я хочу остаться, – подтвердил он и добавил: – С тобой.
Она повернулась и долгую минуту внимательно смотрела в его глаза.
– Это странно, – сказала она с растерянной усмешкой. – Это немыслимо и невероятно. Скажи, как тебя зовут на самом деле?
Он ненадолго задумался.
– Илья. На самом деле теперь и навсегда меня зовут Илья. А тебя? Глаза ее удивленно расширились, а потом сделались совсем грустными.
– В самом деле, – проговорила она. – Раз Ольги уже нет, у меня должно быть другое имя. Боюсь только, что я его еще не знаю… И я вообще не знаю, как жить дальше.
– Все будет очень хорошо, – сказал Феникс. – У нас все будет просто прекрасно.
Чтобы жить в этом мире, нужны деньги, документы и еще множество совершенно бессмысленных, но необходимых мелочей. Все это сейчас готовилось в соответствии с подробной заявкой Феникса. Сегодня они отдохнут в этом рыбацком домике, а завтра поедут туда, куда захотят. Куда захочет Ольга.
Порыв ветра принес со стороны леса влажный запах осени.
– А если тебя опять позовут? – спросила Ольга.
– Отпуск, – сказал он. – У меня он тоже бывает. И сейчас я взял его надолго.
СТИВЕН КОТОВИЧ
ВРЕМЯ ВЗАЙМЫ
Выражение лица Винсента подсказало Кейле, что, открывая дверь, он вовсе не ее ожидал увидеть. Однако она решительно протиснулась мимо него в квартиру.
– Эй! – окликнул ее Винсент.
Квартира осталась, в общем, такой, какой она ее помнила – холостяцкой. Сумрак комнаты (плотные портьеры она сама сшила ему год назад), разбросанные по дивану газеты и журналы, грязные тарелки на журнальном столике и коробки из-под пиццы под ним. Кейла была уверена, что и мойка в кухне полна грязной посуды.
– По-прежнему не убираешься?
Переступив через скомканную футболку, она достала из сумки золотые карманные часы и щелчком откинула крышку. В слабом свете она рассматривала четыре маленьких циферблата на поверхности хронографа. Каждая из крохотных стрелок двигалась со своей скоростью: одни вперед, другие назад. Винсент раздраженно вздохнул.
– Последнее время я редко здесь бываю.
– Наслышана.
– Это еще что? – Винсент возмущенно расправил плечи. Кейла нахмурилась. Показания на функциональных циферблатах совпадали с временем, которое указывали контрольные стрелки. Она показала часы Винсенту.
– Никаких отклонений от базового потока.
– С чего бы? Я дурака не валяю. – И тут же поднял бровь. – Ах, ты об этом… Следишь за мной? Просто не можешь пережить…
– Да что с тобой творится, черт побери? – оборвала она. – Я думала, ты оставил привычку красть время.
– Это ты хотела, чтобы я ее оставил. Есть разница.
– Я боялась, что тебя поймают!
– Нет, Кей, ты волновалась, что поймают тебя. Небольшой нюанс.
– Ну и кто она? – Кей раздраженно сложила руки на груди. – Новый рекрут?
– Я с девочками завязал. – Винсент ушел на кухню.
Кейла прищурилась. Он явно ее поддразнивал, и она рассердилась на себя, что проглотила наживку. Гильдия времямеров рекрутировала ее сразу по окончании школы и отдала в обучение к Винсенту (всего четырьмя годами старше своей подопечной). Однако он и не пытался вскружить голову девушке. Она первая им увлеклась и усердно с ним кокетничала. Даже удивительно: он так долго не понимал, что к чему.
В полутемную комнату упал свет из открытого холодильника. Стоя в желтом прямоугольнике, Винсент пил лимонад из банки. Кейлу все еще беспокоило, что он так беспечно растрачивает силы.
– Я ключи у тебя забирал? – небрежно спросил он между глотками.
Кейла промолчала.
– Кей? Где мои ключи?
Она не ответила, даже не шевельнулась.
– О, Господи! – Глаза Винсента расширились. – Ты меня сдала… Он швырнул пустую банку в угол. Пройдя мимо Кейлы, он задвинул засов и наложил цепочку на дверь.
– Я тебя не сдавала, – защищаясь, возразила она. – Они сами ко мне пришли. Ты перестал выдавать квоту, потом вообще прекратил появляться на работе. Такого нельзя не заметить. Они хотят, чтобы я тебя привела.
– Ты? Почему ты? Кейла помешкала.
– Из-за наших отношений.
– Тебе так сказали? – нахмурился Винсент. – Впрочем, неважно. Я больше на них не работаю.
Он глянул в дверной глазок.
– Они так не считают.
Кей ему не поверила. Винсент все еще носил золотой браслет и хронограф – знаки их секретной профессии. Золотая цепочка на запястье – напоминание о первом уроке, который они заучивали: помнить, что время сродни куску веревки, а мгновения – ниточкам, которые, сплетаясь вместе, образуют целое. Браслет служил постоянным напоминанием всем времямерам об их миссии и клятве собирать упущенное время, мгновения, через которые люди перескочили и которые в противном случае канут в небытие.
Как и большинство времямеров, Кейла, поразмышляв над первым уроком, придумала собственную метафору. Она представляла время нефтью – невозобновляемым ресурсом и столь же скользким и тягучим.
– У тебя все только черное и белое, Кей. Жаль, что мир не так прост.
– Ты крадешь утерянное время и используешь его для себя. А ведь времямерам полагается собирать потерянные минуты для будущего! Не будь Гильдии, кто знает, сколько человечество еще протянет?
Винсент рассмеялся.
– Ты все такая же идеалистка! Вот это я в тебе и любил. Скажу больше, сходил с ума.
– Да, идеалистка, – отозвалась Кейла, – и не стыжусь. Наша работа, моя работа, – уточнила она, – это каждодневный подвиг.
– Подвиг? Это ты крадешь время, а не я. Ты и другие времямеры.
– Чушь! Мы работаем на благо каждого, на благо всего человечества. Ты сам знаешь: если ничего не делать, завтра может не наступить.
– Завтра? – Он вернулся в комнату. – А мы хоть когда-нибудь могли определить, сколько времени остается неиспользованным? Гильдия заставляет нас верить истине: человечеству осталось только то, что спасли и вернули в оборот времямеры. И что нам это дает? Год? Чуть больше? Мы настолько близки к Концу Света?
Винсент чуть отодвинул краешек портьеры, впуская лучик дневного света, и выглянул наружу: горизонт щетинился зубцами небоскребов.
– Люди используют время, перескакивают в основном потоке из минуты в минуту, как по камушкам через реку, даже не замечая потраченных мгновений. В двадцатый век человечество вступило с населением в один миллиард, а завершило его более чем с шестью. И эта цифра будет неуклонно расти. Нас, – он указал на Кейлу и себя, – недостаточно, чтобы поддерживать время в объеме, нужном человечеству. Нас никогда не хватит. Число возвращенных секунд все уменьшается. Мы, не щадя сил, ведем войну, победить в которой суждено энтропии.
– Мы оттягиваем конец времени. Большего Гильдия никогда не обещала, – не поддавалась Кейла.
Винсент резко обернулся.
– А что если Гильдия ошибается? Возможно, нам осталась сотня лет, или тысяча, или даже эоны. И кем тогда оказываются времямеры, если не в ворами? – Он опять вернулся к двери, снова глянул в глазок. – Одно дело – терять время, другое – когда его у тебя изымают. Сколько часов ты украла, Кей? Сколько дней или лет чьей-то жизни ты забрала?
Губы Кейлы молчаливо шевелились. Впервые в жизни она слышала, чтобы подобным образом высказывались о Гильдии или времямерах. Она не такая, как Винсент! Как и все порядочные время-меры, она собирает время там и тогда, когда утраты никто не заметит. И она не присваивает его, отдает Гильдии, на благо всех людей.
Она собирает свой «взяток» у спящих, у перевозбужденных, у рассеянных. Например, кто-нибудь просыпается с чувством, что ночь пролетела в одно мгновение, а кому-то кажется, что вечеринка прошла совершенно незаметно. Эти «счастливые» секунды будут снова пущены в оборот, чтобы потом обмануть энтропию еще на несколько минут. А Винсент выставляет ее воровкой, хуже того – убийцей.
– Мы все крадем время, – продолжал Винсент. – Просто я использую его иначе.
Из шкафа в коридоре он достал куртку и небольшую дорожную сумку. Готовится улизнуть. Дверь шкафа он резко захлопнул.
– Ты куда? – спросила Кейла, поворачиваясь, словно преграждая дорогу к окну. Проходя мимо, Винсент толкнул девушку плечом. – Ты куда, Винсент?
Раздвигая портьеры, он сорвал одну с карниза. Она осела на пол, как старая кожа, и в комнату хлынул предвечерний свет. Толкнув створки окна, Винсент перебросил ногу через подоконник на пожарную лестницу.
Его остановил щелчок входящей в патронник пули. На мгновение он застыл, фактически сидя на подоконнике. Наконец Кейла произнесла:
– Ты не можешь уйти, Винсент. Только со мной и только в Гильдию.
Винсент посмотрел на нее, на пистолет, который она на него наставила, и вновь подался в окно.
– Если хочешь остановить меня, придется стрелять… к тому же в спину.
– Они в переулке. Там тебя уже ждут. Винсент помешкал.
– Попытка недурна. Но я всегда распознаю твою ложь. О возвращении беглецов Гильдии известно не больше, чем горстке библиотекарей. Не пойми меня превратно, милая, но если за мной послали тебя, сомневаюсь, что потрудились выставить людей в переулке.