– Очень познавательно. – саркастично заметила девушка. – Что нужно сделать для того, чтобы ты убрался из моей головы?
– Понять, кто ты, почему компьютер выбрал именно тебя и что за триггерная точка располагается в этом временном кластере.
– И как ты собираешься все это узнавать?
– Что значит как? Ты мне сейчас все спокойно расскажешь. Мы вместе подумаем и решим, что делать.
– Ага. Держи карман шире. Так я тебе всё и рассказала.
– Стой. А чего ты собственно боишься? – удивился Коликов. – Ты думаешь, мне тут мёдом намазано? Или находиться в теле вздорной бабёнки – предел моих мечтаний? Я, между прочим, женат! У меня дети есть, и сегодня вечером мы собирались в театр.
– Это я-то вздорная бабёнка? Ты уже сутки в моем теле! – возразила девушка. – Разглядываешь меня, трогаешь в неприличных местах. А я должна всё принимать, как должное? Театр свой ты, кстати, пропустил уже. Интересно, что подумает твоя жена?
Девушка мстительно изобразила несколько томных стонов, заставив Коликова покраснеть и даже слегка возбудиться.
– Прекрати! Это не поможет нам решить проблему.
– Да нет никакой проблемы, милый! Давай скажем друг другу прости-прощай и разойдёмся, как в море корабли.
– Не могу. Я на задании.
– Вот заладил! На задании он. Я, может, тоже на задании!
– Вот и расскажи мне о себе. Чем подробнее, тем лучше. Чем быстрее решим нашу деликатную проблему, тем быстрее поймем, в чём дело. И я уйду. Обещаю.
Девушка задумалась, взвешивая все «за» и «против».
– Ну, хорошо. Что именно ты хочешь знать? Может, что-то я и смогу рассказать.
– Я уже понял, что ты хорошо подготовленная шпионка. Мне нужно знать на кого ты работаешь, что за шифровку ты получила и есть ли у тебя к ней ключ.
– Ясно. А тебе только это нужно знать? Или, может, когда у меня месячные пойдут, или с кем я вчера…
– Вчера ты ни с кем. – перебил девушку Коликов. – Во всяком случае, проснулась ты одна. И не ёрничай, Эльма, я серьезно. Ты шпионка и понимаешь, что я не отступлюсь. Я тоже разведчик. Работа у меня такая. И сейчас у тебя только один выход – сотрудничать.
– А то что?
Коликов остановился посреди поля. Прислушался. Кажется, никого. Он спокойно лёг прямо на землю – участок, по всей видимости, в этом году не засевался.
– Эй, ты чего творишь?
– А ничего. Сейчас доведу себя-тебя до оргазма – давно интересно, как это у вас у женщин происходит, а после разобью себе-тебе голову вот об этот камень. Затем, вернусь в свою капсулу, и единственной моей проблемой будет лишь то, как поступить с полученными от твоего прекрасного тела сведениями. А твой хладный труп найдут на рассвете местные фермеры или те, кто за тобой охотятся. Кстати, мы уничтожили только две группы. Есть ещё и третья сторона. Возможно, моссад, поскольку штази и американцев мы уже видели в действии. И, между прочим, вместо того, чтобы орать на меня, могла бы и поблагодарить.
– Тебя? Извращенца русского? За что?
– Ты даже не представляешь, что с тобой сделали бы те американцы, не вмешайся я.
– О да. Спасибо! Я очень рада, что их место занял ты – русский шпион.
– Я не шпион. Я разведчик. Это разные профессии. Мне не нравится твой сарказм, но и так сойдет. Не за что. Так, что ты решила?
– А у меня выбор есть?
– Ну, я уже дал тебе понять, что нет. – Коликов демонстративно потянул руку по обнаженному животу вниз. – Так что или я выхожу из игры и тебе в любом случае конец, или мы вместе пытаемся найти выход.
– Хорошо, хорошо! Я согласна. Прекрати эту пытку. – быстро приняла решение девушка. Рука Коликова замерла на лобке. – Давай только сперва найдем убежище и одежду.
– Вот это другой разговор. – сказал Коликов вставая. Он давно заподозрил Эльму в наличии какой-то серьезной психологической травмы на сексуальной почве. Было противно пользоваться этой её слабостью, но задание нужно выполнить. На войне, как говорится, все средства хороши.
– Я, кстати не поверила в твой блеф насчет самоудовлетворения. Я же чувствую свое тело, так же как и ты. Я даже не возбудилась.
– Думаешь, раскусила?
– И ещё одна просьба.
– Слушаю.
– Не знаю, как ты, а я хочу писать.
– Чёрт! – выругался Коликов.
– Тебя научить?
– Сам разберусь.
– Прекрасно. Но знай, по моим понятиям, после такой близости со мной, ты обязан на мне жениться.
– Я уже женат.
– А мне плевать. Ты женат в другом веке.
Коликов не стал отвечать и сосредоточился на важном процессе.
– Ой, да расслабься ты, я пошутила. А то так ты будешь до утра возиться.
– Эльма.
– Что?
– Заткнись, пожалуйста! Ты даже не представляешь, как трудно писать без члена!
– Эх, жаль ты в разгар месячных не явился. Уже б сбежал, только пятки бы сверкали.
До деревни было не меньше километра. Коликов шёл молча.
– Я шпионка, лишь наполовину. – внезапно сказала Эльма.
– Это как?
– Я ни на кого не работаю. Я сама по себе.
– Я же просил только правду! – возмутился Коликов.
– А это и есть – правда. На самом деле Эльма Хейнкель – не моё настоящее имя. Своего реального имени, я не помню. Возможно Сара, во всяком случае, иногда всплывают обрывки памяти, где мать меня так называет. Я родилась в тридцать четвертом. В простой еврейской семье.
– Ты еврейка? – удивился Коликов.
– Ну, уж извини, я не мальчик. Доказать не смогу. Хотел мою историю – так слушай.
– Извини. Продолжай.
– Когда мне было четыре, арестовали отца. Как раз после ночи еврейских погромов. Мы с матерью остались в Берлине одни, без имущества, без денег. Перебивались, чем бог пошлет. Жили у родни и знакомых. Тогда мать уже догадывалась к чему всё идет. Благодаря связям отца, ей удалось выйти на одного немецкого офицера. Немец этот был не фанатик. Он был очень умён и дальновиден. Помню, лицо у него было таким строгим, что я робела при нём. Ещё этот шрам на левой щеке… Служил он во флоте, а завершал свою карьеру, будучи офицером Абвера. Я не знаю, почему он решил помочь маме. Может у них, завязался роман, может просто совесть его сжигала, а может, и я склоняюсь к этому варианту, он просто завербовал мою маму. Не криви мой носик, капитан, каждый выживал, как мог. Я не вправе осуждать мать. После смерти отца она оказалась с малолетним ребенком на руках в окружении стаи волков, готовых разорвать и её и меня в клочья. Мы тогда уже носили звезды на одежде. Летом тридцать девятого в одну из ночей, этот офицер внезапно пришёл к нам и велел собирать вещи. Я помню, как страшно было. По городу постоянно носились грузовики, полные еврейских семей. Людей просто выселяли из их домов, сажали в машины и увозили куда-то.
– В концентрационные лагеря… – сухо подтвердил Коликов.
– Да. Но тогда мы этого ещё не знали. Этот человек, спас нас. Меня и маму. Рискуя своими погонами, карьерой в Абвере, да и, вероятно, самой жизнью – спас. Он вывез нас в Швейцарию по поддельным документам. Как я поняла, маму он представил, как свою протеже – завербованную им разведчицу, которую нужно было переправить в Европу через нейтральную Швейцарию.
– Да, я слышал подобные истории. Многие офицеры Абвера так делали. Многих спасли.
– Капля в море. – горько констатировала Эльма. Через минуту она продолжила. – После той ночи, мы больше не видели того офицера. Мать про него никогда не рассказывала. Я даже имени его не знаю. Затем началась война. Каким-то чудом, матери удалось бежать из Европы. Думаю, они держали связь, и он вёл её, используя свою резидентуру в Европе. Каждый её шаг был продуман им. Нас регулярно снабжали деньгами, поддельными документами и информацией. Так в сорок первом мы оказались в Штатах. Переплыли Атлантику на корабле. Вскоре связь с этим человеком оборвалась. Мне тогда было семь лет. Последние мои документы, которые использовала мама, были уже на имя Эльмы Хейнкель. Мама вскоре умерла от гриппа и я оказалась в детском доме-интернате. То были самые страшные годы моей жизни. Война закончилась. Я немного повзрослела и начала принимать жизнь такой, какая она есть. Суровой, жестокой, несправедливой и…
Девушка запнулась, но совладав с собой, всё же продолжила:
– Там надо мной издевались. Сначала мальчики. А, когда я стала старше, ещё и некоторые учителя.
– Если хочешь, это можешь опустить. – уточнил Коликов.
– Нет, всё нормально. Это жизнь. Я носила немецкую фамилию. Прибыла из нацистской Германии. Они считали, что имеют полное право мстить мне за грехи моего народа.
– Я даже не знаю, как это воспринимать.
– Меня насиловали. Довольно часто. Как подростки, так и взрослые. – продолжала Эльма. – Меня еврейскую девочку, которая была виновна лишь в том, что бежала из своей страны под немецким именем. Я была на грани. Несколько раз пыталась убить себя. Но потом, внезапно всё прекратилось. Как я поняла из допроса, который устроил мне директор интерната, кто-то прислал им письмо. Что было в том письме, я не знаю, но меня в скором времени отправили в другое место. Закрытую школу для девочек. Директор интерната пригрозил мне, что если я расскажу о том, что было, он найдет способ устранить меня. Его кстати, нашли после этого у себя в кабинете мёртвым. Говорят, отравился. Подробностей я не знаю.
– Странное стечение обстоятельств. Что было дальше?
– А дальше началось моё обучение. Вначале обычное – светское.
– Что значит вначале?
Эльма молчала, пока Коликов пытался перелезть через какой-то забор. Похоже, это был загон для скота. До ближайшей постройки – одноэтажного деревянного сарая было уже рукой подать. Туда Коликов и направился, соблюдая все меры предосторожности.
– Однажды, я получила письмо. Мне тогда было шестнадцать. На конверте не было обратного адреса, родни у меня не осталось, во всяком случае, те, кто мог уцелеть, не знали, что я жива и живу в Америке. Поэтому, письму я очень удивилась. Писал мужчина. На немецком языке. Текст был странным, даже показался мне несуразным, как, впрочем, и все остальные его письма. Писал он мне очень часто. Обращался он ко мне «моя Пинанс».
– Пинанс? Странное имя. – заметил Коликов, устраиваясь поудобнее за каким-то сарайчиком. Нужно было убедиться, что на ферме никого нет.
– «Искупление» на английском.
– Оу… Не догадался. Что он хотел?
– Как ни странно, он не хотел ничего. Он писал загадками, часто использовал афоризмы и пословицы. Я не видела в текстах никакой логики, никакого смысла. В какой-то момент письма стали настолько привычным для меня явлением, что я перестала обращать на них внимание. Конечно, я радовалась им, но смысла в текстах не видела. Я решила, что какой-то душевно больной человек нашёл для себя отдушину в этих письмах. Перепутал или вообще рандомно указал адрес и таким образом изливает мне – невидимому слушателю, свою душу. Это продолжалось ровно до тех пор, пока я не получила ещё одно письмо в котором вообще была полная несуразица. Какой-то набор символов и обозначений. В тот же день в библиотеке, я наткнулась на небольшую брошюрку – оставил кто-то на парте. Я открыла её, чисто из праздного любопытства, и оказалось, что это была методичка по шифровальному делу, сделанная кустарным способом. К своему изумлению в ней я наткнулась на те же символы, которыми было исписано последнее письмо.
– Шифровки? – догадался Коликов. – Незнакомец общался шифровками?
– Да. Несколько дней у меня ушло на то, чтобы разобраться с кодом и ключом. И после этого у меня началась совершенно иная жизнь. Я поняла, что все письма, которые я получала раньше, были зашифрованы. Получив доступ к их истинному содержанию, я поняла, чего добивался мой тайный поклонник.
– Чего? – если бы Коликов не чувствовал настроение Эльмы, он принял бы весь рассказ за дешёвую утку, которой девушка заговаривала ему зубы. Но капитан чувствовал, что вся история – правда.
– Он учил меня. Все его письма были пособием к разведывательной деятельности. В них он подробно и методично раскрывал мне особенности работы под прикрытием. Я изучала уловки и финты, которыми пользовались самые изворотливые шпионы. Позже я поняла, что львиная доля опыта, который передавал мне мой тайный учитель, была позаимствована из опыта разведчиков немецкого Абвера.
– Хорошо, учил он тебя. Готовил к чему-то. Но к чему именно? И кто это был?
– В последнем письме от него я получила подробную инструкцию того, как вернуться в Германию. Где взять деньги. Как получить квартиру. Как устроиться на работу в музей. В том же письме мой учитель приоткрыл завесу тайны своей личности. Я догадалась, кто он по намёкам, по фактам, которые могли знать только два человека, моя мать и тот самый немецкий офицер из Абвера. Несколько лет он готовил меня к внедрению в Берлин.
– Почему именно в восточный Берлин? Из США, куда проще было вернуть тебя в западную часть Германии.
– Этого я тогда не знала. Возможно, на тот момент он подался в КГБ. Возможно, тесно сотрудничал со штази, или у него были какие-то иные, сугубо личные, причины внедрять меня именно в соцлагерь.
Коликов попросил на время остановить рассказ. Он уже убедился, что если в основном доме фермы кто и жил, то сарай, или конюшня (в темноте было не разобрать) сейчас точно пустует. Там можно было укрыться, пересидеть ночь, а быть может и разжиться вещами. Двери в конюшню (все-таки это была коневодческая ферма) запирались снаружи и только на засов. Проникнуть туда не составило никакого труда. В нос ударил терпкий запах конского навоза, сена и опилок. Несколько жеребцов со сна не признавшие в гостях нарушителей ограничились лишь сонным фырканьем. Коликов разжёг масляную лампу и огляделся. Конюшня, как конюшня. Ухоженная, чистая. Помимо стоил, там имелись и подсобные помещения. Небольшая кузница, где, вероятно, подковывали лошадей, хозяйственный блок и (наконец, беглецам улыбнулась удача) раздевалка для жокеев. Там Коликов, не без помощи своей протеже, смог подобрать подходящего размера трико и курточку. Переодевался он максимально деликатно. Остатки изодранного платья снял быстро, и на себя – такого пышногрудого и соблазнительного, старался не смотреть, чем заслужил скромное «grand merci» от Эльмы.
– Что дальше? – поинтересовалась Эльма, когда Коликов закончил приводить в относительный порядок её внешность. Капитану удалось даже умыться чистой водой из ведра – видимо конюхи приготовили его с вечера, и смыть запекшуюся на голове кровь.
– Дождемся утра, а там сориентируемся. А пока, можешь продолжать.
– Да по сути и продолжать то нечего. – ответила Эльма.
– Ты поняла, зачем этот немец готовил тебя к шпионской деятельности? Кто-нибудь вербовал тебя?
– Никто не вербовал. И да. Я узнала о том, к чему меня готовил этот офицер Абвера. Правда узнала я об этом много позже.
– Вы и сейчас общаетесь?
– Мы не общаемся. Он пишет мне, что делать – я делаю. Зашифрованные послания я получаю прямо на работу. Как правило, они приходят вместе с документами, которые мне вручает герр Диммар.
– Он тоже завербован?
– Не думаю. Он тупой, как пробка. К тому же нацист и антисемит. Сам он в списки не заглядывает, а если бы и заглянул, ничего бы не понял.
– Что было в последней шифровке?
Тут девушка замолчала.
– Эльма? Ты тут?
– Ты ничего не слышал?
Тимур напряг слух и только сейчас до него дошло. В конюшне стало слишком тихо. Мгновенно сориентировавшись, он погасил лампу и затаился. Тишина колола слух. Глаза никак не хотели привыкать к темноте.
– Тут кто-то есть. – прошептала Эльма, хотя, кроме Коликова её никто не мог услышать. Ответить он ей не мог, поскольку общался с ней вербально. Мысли друг друга они читать не могли. То, что Коликов мог слышать Эльму, уже было сродни чуду.
Из конюшни было два выхода. Аккуратно подкрадываясь к двери, ведущей из раздевалки в тамбур, капитан старался сообразить, к какому будет быстрее. Кажется большие ворота ближе. Туда и побежим. А что если их окружили? А что если подкрались незаметно и все выходы находятся под прицелом? Коликов дивился на свой непрофессионализм. Или это на него так женские гормоны повлияли? Ладно, сидеть, сложа руки, было самым плохим вариантом. Нужно было проводить разведку. Ещё с минуту Тимур прислушивался к тишине, но никакой полезной информации из этой тишины не получил. «Эх, была, ни была!» – подумал Коликов и начал высовываться из раздевалки.
– Стой! – раздался пронзительный крик Эльмы в голове, но было поздно. В то же мгновение снопы искр брызнули из глаз девушки. Коликов почувствовал, как заваливается лицом вперед, и хотел было выставить вперед руки, но хрупкое тело его уже не слушалось. Страшный удар по голове, похоже, вышиб из бедной девушки весь дух. Последнее, что услышал Коликов перед полным забытьем, это тихий шепот Эльмы:
– Тимур, не отдавай им меня!
Глава 5
– Как долго он в капсуле? – спросил генерал.