Прочитав содержимое, я глубоко задумалась. Что именно этим пытался сказать мне мой дядя?
Глава 4
Иван
Поговорить нормально с Еленой так и не получилось. Она со мной разговаривать не была намерена, отвечала односложно и словно по принуждению. Дмитрий же был слишком мал, чтобы что-то мог сделать, кроме как недолго подержать ребенка на руках. Никакого умиления во мне не возникло, может, потому, что это был совершенно чужой ребенок. У меня был опыт старшего брата, а вот побывать отцом до этого момента как-то не довелось.
Вообще, когда я сел за накрытый стол, то с некоторым удивлением отметил, что на мгновение отвлекся, и, сам не понимая как, занял место во главе стола, а перед этим повернулся к иконам в углу и широко перекрестился, склонив голову. Оказывается, у тела сохранилась определенная память, и нужно было всего лишь не мешать ему выполнять то или иное действо. Возникал вопрос, и каким образом мне отключить голову и не думать вовсе, чтобы никак телу не мешать? Пока ответ на этот вопрос оставался риторическим, а вот, когда я взял на руки Дмитрия, то не заметил вообще никакого отклика, словно Ивану сын был безразличен и даже таким элементарным делом, как время от времени забирать у кормилицы ребенка, чтобы познакомиться, он не занимался. Внезапно, сидя за столом и глядя на совершенно непривычную для меня пищу, я разозлился. Меня разозлила эта инфантильность Ивана, который, похоже, жил словно по течению плыл, выполняя волю отца, а своей и вовсе не имея. Единственный раз он проявил характер, когда стоял на Угре. И то, если бы Холмский не принял его сторону, не известно, как бы там дело кончилось.
— Что-то я перехотел есть, спасибо тебе, хозяюшка, за привет, — не скрывая издевательского сарказма, я легко поклонился, встал из-за стола и направился из светлицы. Елена осталась сидеть на своем месте за столом, не двинувшись, ни чтобы меня остановить, ни попрощаться. Просто охрененная семейная жизнь, слов нет. Не даром в сказках все дело свадьбой кончается, а вот что после происходит — знать никому не обязательно. И ведь ни один летописец не написал, падлы они все, что живи Иван и Лена в мое время, то уже давно бы развелись к чертовой матери.
Не в самом радостном расположении духа я вышел из терема и осмотрелся. Никиты нигде видно не было, наверное, решил, что я могу задержаться в тереме у жены и куда-то свалил пожрать. Возвращаться в маленькую душную комнату с крохотными слюдяными окнами не хотелось, а для того, чтобы не возвращаться, нужно было придумать занятие.
— Тебе коня седлать, княжич? — ко мне подошел хмурый молодой мужчина. Определить возраст правильно, учитывая повсеместную растительность на лицах, я не мог, но вроде бы моложе тридцатника. В небогатом, но чистом кафтане, с шапкой темно-русых, я бы даже сказал, серых волос на голове.
— А седлай, — я махнул рукой, направляясь следом за этим мужчиной, хотя понятия не имел, кто это такой. Зато заурчавший живот быстро вернул меня к мысли, что есть все-таки хочется.
Пока шел за своим невольным провожатым, сунул руку и нащупал несколько мелких монеток, словно рыбья чешуя. На какой-нибудь пирожок должно хватить, я надеюсь.
В конюшню я не пошел, остался ждать снаружи. Сейчас наступит момент истины: или я смогу удержаться в седле, потому что это мог делать Иван, или даже взобраться на лошадь не смогу и весьма повеселю шмыгавшую туда-сюда дворню, растянувшись в пыли.
— Сергей! — раздался зычный голос из-за конюшни. И лишь спустя почти полминуты, в поле моего зрения показался его обладатель — грузный мужик, с отвислыми щеками и пузом, которое даже кафтан не мог скрыть. — Волков! Вот песий сын, где его черти носят?
— Да тут я, боярин, — значит, его зовут Сергей Волков. И он, определенно имеет какое-то отношение к конюшне и лошадям. — Чего вопишь так? Две кобылы чуть не разродились от твоего воя. — А Волков-то этот тот еще тип, дерзит боярину, и хоть бы хны. Кто он такой на самом деле?
Пока я размышлял над тем, кем мог быть конюх, который вот так запросто мог боярина послать, этот самый конюх появился, ведя под уздцы статного длинноного коня. Мы с конем посмотрели друг на друга оценивающе, но наглядеться не успели, потому что Волков подвел его ко мне тем боком, с которого, получается, нужно на эту махину взобраться.
Я вставил ногу в стремя, как видел в кино, закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Тело само взлетело в седло, и, приоткрыв один глаз, я забрал поводья, протягиваемые мне конюхом. Все это время боярин молча смотрел на нас, видимо осознал, что пытался поперек княжича влезть. А молчал, надеясь, что я его не замечу или забуду, как он вопил, пока мне коня седлали. Смерив его пристальным взглядом, я повернулся к Волкову.
— Со мной поедешь, — коротко бросил ему, и он, кивнув, бросился в конюшню.
— А кто мне коня оседлает? — нерешительно спросил боярин, переводя взгляд с меня на умчавшегося Сергея.
— А что, Волков один конюший? — я покачал головой. — Ты же мне глаза прямо открыл, боярин, — я благословил про себя манеру общаться, позволяющую обходиться без имен. — Я так и передам Великому князю, что в его конюшне людей почитай-то и нет. Куда только делись, надобно узнать будет.
— Да нет, княжич, зачем князя такими пустяками тревожить? Напутал я что-то, есть, конечно, здесь еще людишки, не только Волков, — боярин махнул рукой и выдавил из себя улыбку. — А ты никак прогуляться собрался?
— Верно приметил, боярин, верно, именно что прогуляться, — я кивнул, надеюсь, что благожелательно, и повернулся к воротам конюшни, откуда выходил Волков, держа на поводу справную лошадку, но не настолько благородных кровей, как мой жеребец. — Тронули.
И мы выехали со двора. Держался в седле очень прямо, крепко тиская в руке поводья, на что мой сопровождающий сразу же обратил внимание.
— Что с тобой, княжич? — он нахмурился еще больше, хотя и так был хмурый и сосредоточенный. — Ты словно болями мучишься.
— Так оно и есть, потому и велел седлать коня, чтобы проверить, насколько я могу в седле держаться. А не то князь грозился поход на Тверь отложить, коли я вести армию не сумею.
— А почто рынд своих не кликнул? Я-то один, ежели что и с татями какими не смогу тебе подсобить.
— Да я и не собираюсь далеко ехать, мне бы только себя проверить. Мы же не в Орду собрались, чтобы ты о татях беспокоился.
— Типун тебе на язык, княжич, скажешь тоже про Орду, — он невесело хмыкнул.
— А тебя за что на конюшню определили? Ведь не из дворовой челяди ты, Сергей Волков, — я пристально посмотрел на него, пытаясь определить, как к нему относиться.
— А разве ты не знаешь? — он задумался, а потом кивнул. — Ну конечно, ты же тогда на Угре стоял, когда меня за конюха подписали. Из Твери я. Имел землицы вдоволь, пока на нее глаз свой бесстыжий Кротов не положил. А он то давненько уже к Великому князю Московскому переметнулся, вот и чувствовал вседозволенность. Я-то в Москву за правдой приехал, думал, что рассудит нас князь по совести, только Кротов, песий сын, раньше меня успел в уши князю напеть. Тот меня и не выслушал даже, хорошо хоть головы не лишил, а на конюшню отправил.
— Ну и дурак ты, Волков, — я покачал головой. — Ежели Кротов князю Московскому присягнул, то неужто он против него в пользу того, кто до сих пор присягу Михаилу Борисовичу блюдет? Ему нужны верные людишки, особенно в Твери, которая, как и Новгород вечно пытается из-под руки из-под княжеской выйти. Поэтому-то и решил в пользу Кротова. А то что живота твоего пощадил, так совесть, видимо, взыграла, — я задумался. — Хотя я бы казнил.
Он только покосился на меня, и ничего не ответил. Мы проехали мимо Успенского собора, который выглядел почти так же, каким я его привык видеть. Вскоре мы выехали с территории Кремля. Обратив внимание на внешнюю стену, я увидел, что Кремль начал строиться, и, похоже, что я увижу привычные мне и царские палаты, и другие строения, которые располагались на этой довольно большой территории.
Оказавшись за пределами Кремля, я немного ускорил движения коня, который был просто великолепно обучен и реагировал на каждое мое малейшее движение.
Москву я сумел охарактеризовать одним словом «убого». А еще деревянно. Пока мы ехали по улицам города, я не увидел ни одного каменного строения. Но это продолжалось до тех пор, пока мы с Волковым не выехали за город, совсем рядом с городской стеной раскинулся Свято-Данилов монастырь. Вот он-то был сложен из камня. А рядом с ним раскинулся рынок. Собственно, именно сюда я и ехал, преследуя несколько целей: посмотреть, чем люди торгуют, из этого можно было сделать очень много выводов, а также что-нибудь поесть.
Торговали всем, чем только можно было: птицей, зерном, овощами. Многое с лотков, старясь перекричать друг друга. Шум стоял такой, что захотелось закрыть уши, чтобы хоть немного снизить громкость. Нас сразу окружили лоточники, наперебой предлагая что-нибудь купить. Я выбрал из всей толпы того, кто продавал румяные пирожки, и направил коня к нему.
— С чем пироги? — спросил я его, наклоняясь в седле.
— С ягодой разной, боярин, — тут же ответил молодой совсем парень, у которого даже усы еще не росли. — Вкусные, с пылу с жару.
— Давай, — я кинул ему чешуйку, которую он подхватил и тут же спрятал за щеку. Выхватив лист лопуха, парень сгрузил мне на него четыре пирога, и, сунув в руку, растворился в толпе.
— Дороговато пирожки вышли, — усмехнулся Волков, глядя в след ушлому торговцу.
— М-да, дороговато, — я слабо разбирался в ценах, поэтому, протянув два пирога изрядно удивившемуся Волкову, я поехал сквозь толпу, жуя действительно вкусный пирог и спрашивая про цены у всех попадающихся мне на пути торговцев. Объехав весь рынок, я уже имел кое-какое представление о местной жизни.
— А ну, куда руки свои поганые протянул? — рык Волкова заставил меня вынырнуть из мыслей. Тот держал за шиворот оборванного мальчишку, который сразу же начал канючить и весьма активно вырываться. — Я же сейчас тебя до ближайшей мясницкой колоды оттащу и без руки останешься, поганец.
— Кого обокрасть хотел? — деловито спросил я, не собираясь вмешиваться в экзекуцию, даже, если он пацану действительно руку сейчас отрубит. Закон был прост, знаменитый «Судебник» еще не создан — поймали на воровстве, будь добр ответь, да не просто так, а кистью своей заплати материальный и моральный ущерб.
— Тебя, княжич, — думал, что сможет до пояса с заборчика вон того дотянуться, — интересно, а он умеет вообще улыбаться?
— И зачем ему мой пояс? — я даже удивился. — Кошеля я с собой не брал, если только ему сам пояс приглянулся? Ну тут не думаю, что я не заметил бы, как с меня пояс снимают.
— Пусти, дяденька, — продолжал канючить оборванец. — Не хотел я ничего красть, показалось тебя.
— А ну и верно, показалось, так я перекрещусь, чтобы впредь не казалось, — Волков слегка встряхнул его, и тут ветхая ткань не выдержала, и мальчишка повалился на землю, а в руках Волкова остался клок тряпки. Не дожидаясь, когда его обидчик с лошади соскочит, чтобы снова его поймать, пацан вскочил и побежал мимо торговцев, петляя как заяц. Волков же усмехнулся, и свистнул ему вслед, что заставило воришку только припустить еще быстрее. — Надо было рынд тебе с собой взять, княжич, тогда не пришлось бы вспоминать, взял с собой кошель или нет.
— Ну, ты прекрасно справился, — я задумался. — А принесешь присягу лично мне, а, Сергей Волков?
— А и принесу, — он махнул рукой, словно шашкой. — И что будешь со мной делать?
— Рынд у меня всего четверо, и те… ну сам видишь, молодые еще, учить их и учить, как за княжичем ходить нужно. Пятым будешь.
— Великий князь не обрадуется…
— Он и моему отказу уходить с Угры не обрадовался, ничего, обойдется, — я очень сильно на это надеюсь, очень-очень сильно. — Ну а сейчас домой, а то спина у меня разболелась шибко. Надо будет понемногу каждый день выезжать, чтобы снова к седлу себя приучать. — Мы выехали с рынка, когда я покосился на едущего рядом Волкова, прошептав. — М-да, Иван-царевич, и серый волк, все-таки сказки хоть в чем-то, но правы. Н-но, пошел родимый, — и послав коня рысью, теперь уже с трудом удерживаясь в седле, я направил его к виднеющемуся даже отсюда Кремлю.
Катерина
Я долго думала о том, что делать с письмом, то ли забытым, то ли специально оставленным Асканио на столе, и ради чего он дал ознакомиться мне с этой информацией. То, что по официальной версии этот конвертик так и не был доставлен кардинальскому конклаву по неустановленным причинам, говорит о многом, но в данный момент мне это ни черта не объясняет.
Официальная позиция Людовико Сфорца была понятна и так: он был против того, чтобы кто-либо, относящийся к семейству Делла Ровери занял папский престол, но черт побери, какую двойную игру ведет Асканио, протеже Борджиа, и причем тут я, мне понятно не было. Слишком мало исходных данных, чтобы сразу приписать Асканио к политическим проституткам, хотя он недвусмысленно дал понять, что пытается усидеть на двух стульях одновременно, и будет честно служить тому, кто в итоге победит. Но какая роль отведена в этом вопросе Катерине и замешан ли в чем-то подобном ее муж? Знать бы еще, что это за фрукт такой, но почему-то знакомиться с ним поближе я пока совершенно не хотела.
Не придумав ничего более умного, я просто спрятала конверт за вырез декольте, потом избавлюсь от него. Бумага горит хорошо и следов не оставляет, жаль, что в этой комнате-кабинете камин, стоявший у дальней стены, был не растоплен. Надеюсь, что, находясь при мне, этот конверт сохранится в целости и сохранности, чтобы потом все-таки сгореть в моих покоях.
Несколько раз глубоко вздохнув, приводя себя в более-менее адекватное состояние, я вышла из полутемного кабинета, возле которого меня все еще ожидал капитан. Дойдя до лестницы, я повернулась к нему.
— Капитан, заблокируйте проход, через который сюда прошел кардинал, и выставите своих людей возле него нести стражу и днем, и ночью. Я не хочу впредь сталкиваться с подобными сюрпризами, потому что в следующий раз сюда может проникнуть тот, кто хорошо владеет оружием, умеет его применять по назначению, и без сожаления пустит против беспомощной, беременной женщины.
Он смотрел на меня, слегка скривившись. Похоже, его уже до чертиков достали приказы неуравновешенной Катерины, и он ждал, что после разговора с кардиналом, я, наконец-то, сдам замок конклаву, и они смогут отсюда уйти.
— Есть какие-то проблемы, капитан? — я повысила голос, так и не дождавшись никакого ответа.
— Каким образом мы должны это сделать? — равнодушно ответил он. — На то, чтобы перекрыть проход потребуется время.
— Времени у нас предостаточно, капитан. Если же вы не знаете каким образом это сделать, значит, вам всего лишь следует посоветоваться с тем, кто разбирается в этом вопросе. Можете его взорвать, мне безразлично, но, чтобы больше ни одна живая душа без моего ведома не проникла не территорию замка, — в животе несколько раз довольно больно кольнуло, что еще больше меня разозлило. Мало того, что я по прихоти этой идиотки застряла тут, так еще и физическая форма оставляет желать лучшего. А судя по отношению ко мне капитана наемников, воспринимают меня тут как избалованную графиньку, влиятельные родственники которой заставляют их мириться с ее прихотями. Вокруг нас начали постепенно собираться люди, которые с интересом смотрели на разгорающийся конфликт.
— До меня дошли слухи, сеньора, что граф Риарио отвел войско еще дальше от Рима и оставил его, скрывшись в резиденции Орсини. Этот поступок не может ни говорить о том, что наше нахождение здесь стратегически не обосновано, не говоря уже о вашем приказе отрезать нам последний путь отхода, если…
— Послушайте меня, капитан…
— Нет, вы отдаете приказы ссылаясь на указания графа Риарао, но от него не было ни единой вести с момента осады замка. Выполнять приказы, идя против церкви, не входит в наши планы. А граф не спешит вмешиваться в созданную им же самим проблему, все дальше отводя своих людей и укрываясь под защитой Орсини.
Чем дольше он говорил, тем больше начало темнеть у меня в глазах. Вокруг собралась уже довольно большая толпа, которая одобрительно поддакивала каждому слову капитана. Вот и аукнулись мне мои раздумья насчет капитана. Не следует больше мешкать, либо ты, либо тебя, это не XXI век, пора уже это принять, и понять, что демократия и человеколюбие здесь не в моде, а уважением пользуется те, кто может показать зубы, главное, чтобы их быстро не выбили.
Слабо понимая, что делаю, поддавшись какому-то импульсу словно продиктованному извне, я резким движением выхватила короткий меч из ножен капитана и приставила его к горлу Бордони, сделав шаг назад. Он изумленно приклонил колени, чтобы не создавать лишнее давление на клинок, а вокруг раздался неуверенный ропот.
— Кому вы служите, капитан? — прошипела я, прерывая его пламенную, речь, в которую уже длительное время не вслушивалась.