— На что это было похоже? — спросил Феликс.
— Отчаяние, грязь, кровь и мерзость, — ответил волшебник. — Как и большинство сражений. Я видел друзей, умирающих раньше положенного срока. Теперь эльфов осталось мало, и потеря каждого становится трагедией.
— Это как посмотреть, — пробасил Истребитель.
Эльф с поразительной выдержкой проигнорировал его слова. Феликс знал, что сам бы не смог.
— Ты в самом деле сражался с Королём–Колдуном Наггарота?
— Меня удивляет, что ты слышал о таких событиях, — произнёс Теклис.
— Мой отец — купец. Он часто ведёт дела с Мариенбургом. Там по сей день находится эльфийская колония. Идёт общение. Распространяются истории.
— Могу себе представить. Купцы вечно разносят слухи. Полагаю, это неотъемлемая часть их торговли.
Феликс осознал ещё одну деталь, касающуюся эльфа. Его речь имела похожий акцент, который он некогда, в самом раннем детстве, слышал от своего дедушки. Он произносил слова на старомодный манер, что указывало на существо внушительного возраста, и сей факт не очень сочетался с моложавым внешним обликом эльфа. Феликсу внезапно вспомнилась графиня — древний вампир, встреченный им в Сильвании, и он поёжился. На сей раз не от холода.
— Что–то не так? — вежливо поинтересовался эльф. — Тебя расстроили мои слова?
— Нет. Просто ты напомнил мне кое–кого из прежних знакомых.
— Судя по твоему виду, это неприятные воспоминания.
Феликса удивило, что эльф столь проницателен в отношении людей, но затем он предположил, что после нескольких столетий общения с людьми вполне может выработаться понимание, доступное очень немногим. И снова мысли привели его к вампирам, а затем к Ульрике, что тоже не добавляло радости.
— Это был вампир, — выдавил Феликс.
Готрек издал короткий смешок. Феликс предположил, что гном нашёл его сравнение крайне удачным.
— Ты встречал одного из Восставших? — с заметным интересом спросил Теклис.
— Нескольких, если быть точным.
— Похоже, ты избрал весьма занимательный род занятий, Феликс Ягер. Меня постоянно удивляло, сколь много вам, людям, удаётся вместить в свои короткие жизни.
Феликс сознавал, что Теклис не имел в виду ничего обидного, но начинал понимать, почему гномы недолюбливают эльфов. Он начал пересматривать своё прежнее мнение о манерах эльфа. В голосе эльфа звучала снисходительность, непреднамеренная, но не становившаяся от этого лучше.
— Вижу, что я чем–то тебя обидел, — заметил эльф.
По его тону было очевидно, что его это ничуть не беспокоит. Возможно, чувства и мнения низших существ ничего для тебя не значат, если ты могущественный волшебник, чей возраст измеряется веками. Феликс выдавил из себя вежливую улыбку. «В эту игру можно играть и вдвоём», — подумал он.
— Вовсе нет. Возможно, это я обидел тебя, непреднамеренно сравнив с нежитью. Если так, то прими мои извинения.
— Не нужно извинений, Феликс Ягер. Я не в обиде.
«Тем лучше», — подумал Феликс. Последнее, чего бы он хотел, это разозлить могущественного чародея. Сложившаяся ситуация и так довольно взрывоопасна, чтобы её раскачивать.
— Что ты думаешь о Восставших? — с неподдельным интересом спросил эльф. — Почему я напомнил тебе одного из них?
— Не совсем верно, что ты мне их напомнил, — начал Феликс, тщательно выбирая слова. — Я просто думал о том, что у тебя за долгую жизнь могло сложиться схожее понимание и восприятие человека.
— Нет. Восставшие рассматривают твой вид в качестве добычи, — произнёс Теклис. — Существует несколько замечательных монографий времён ваших графов–вампиров, которые довольно убедительно поясняют их точку зрения. Например, „Размышления о бренности“ и „Бессмертие и безнравственность“ Манхейма.
— Никогда о них не слышал, — заметил Феликс.
Он действительно был удивлён. Он считал себя, в некоторой степени, человеком учёным, и всё же никогда не слышал ни о книгах, ни об авторе.
— Автор был одним из Восставших, прихлебателем фон Карштайнов. Он воображал себя кем–то вроде философа. Его книги были отпечатаны и распространены в узком кругу ему подобных. Некоторые из книг попали в руки Финрейра после Войн графов–вампиров. Он захватил их с собой на Ультуан.
— Вероятнее всего, остальные обнаруженные экземпляры были сожжены охотниками на ведьм, — сказал Феликс.
— Я знаю, — произнёс эльф. — Какое гнусное преступление.
— Гнусное преступление? Я так не думаю. Что может быть гнусного в уничтожении труда одного из тех злобных созданий?
— В уничтожении знания нет ничего хорошего, — заявил Теклис. — И кто может решать, что есть добро и зло? Манхейм считал себя не большим злом, чем фермер–человек. Он даже считал себя меньшим злом, ибо не убивал свой скот, но делал всё возможное для его благополучия.
— Только эльф способен сказать нечто подобное, — вмешался Готрек.
— Это слова Манхейма, а не мои. И он не был эльфом.
— Сравнение людей со скотом предполагает порабощение, — произнёс Феликс. — Разве правильно порабощать людей?
— В прошлом так поступали эльфы. У людей это распространено до сих пор.
— А вот у гномов — никогда, — заметил Готрек.
— Да, да, — произнёс Теклис. — И мы должны принять, как данность, что твоя раса ценит моральное превосходство превыше всех остальных? И тем самым согласиться с самими гномами.
— Эльфы продолжают порабощать. Людей, гномов, эльфов, — заявил Готрек. — Работорговцы по–прежнему нападают на побережья.
— Это правда, — подтвердил Феликс.
— Тёмные эльфы, — поправил Теклис.
— А разве существуют какие–нибудь другие? — спросил Готрек.
Теклис мгновение помедлил, развернулся и уставился на Истребителя. Похоже, он едва сдерживал себя. Готрек осклабился в предвкушении.
— Существуют гномы, поклоняющиеся Хаосу. Означает ли это, что все гномы являются хаосопоклонниками?
Костяшки пальцев Готрека побелели, когда он крепче сжал топор. Подняв большой палец, он провёл им по лезвию топора. Выступили капли яркой крови. Феликс понял, что если он не вмешается, то драки не миновать.
— Лишь последователи Хаоса окажутся в явном выигрыше, если мы сейчас набросимся друг на друга. Нам предстоит выполнить миссию, которая значительно важнее, чем этот мелочный спор.
— Подобные обвинения нельзя считать мелочными, человечий отпрыск, — произнёс Готрек с крайней резкостью в голосе.
— Я всего лишь указал на изъян в твоей логике, а не предъявлял обвинение, — заметил Теклис.
— И снова подтверждается древняя поговорка, что эльф способен искажать значение собственных слов, чтобы те подходили под любые цели.
— Полагаю, это гномья поговорка. На это я могу ответить эльфийской…
«Что происходит с этими двумя? — недоумевал Феликс. — Готрек редко мыслит рационально, но он не глупец. Неужели он не видит необходимости в сотрудничестве? Теклис выглядит очень разумным индивидом, но что–то в гноме явно вызывает у него сдерживаемую ярость. Словно наблюдаешь кота и пса, пристально следящих друг за другом. По правде говоря, мне самому это начинает действовать на нервы».
— Кошки и собаки, эльфы и гномы, люди и бретонцы, — выпалил Феликс.
— Что? — спросил Теклис.
Гном уставился молча.
— Это старая шутка, — ответил Феликс. — Из Империи, откуда я родом. Я подумал, что раз уж мы все выставляем напоказ наши предрассудки, то почему бы мне не выставить собственные.
— Ты головой повредился от своего визита в тот ад, человечий отпрыск? — спросил Готрек.
— Отличный пример человеческого юмора, как я полагаю, — заявил Теклис, от голоса которого, словно от ветра, пробирала дрожь.
«Чудесно, — подумал Феликс. — Мне удалось отвлечь их друг от друга, перенеся их раздражение на себя». Он отметил эффективность этой стратегии, но не был уверен, много ли дней он сможет так прожить.
Феликс пожал плечами. Пропитавшийся влагой плащ неудобно сдвинулся. Он хотел было сравнить поведение спутников с ребячеством, но было совершенно очевидно, что это плохо отразится на его здоровье. Поэтому он произнёс:
— Возможно, нам стоит сосредоточиться на насущных проблемах. Я полагал, что ты желаешь спасти свой народ, Теклис с Ультуана. И мне казалось, что ты пообещал ему помочь, Готрек.
Гном было рассвирепел, и Феликс испугался за свою жизнь, но затем, словно боевой пёс, передумавший вцепляться в горло, Готрек успокоился и опустил топор.
— Уже дошло до того, что гному необходимо напоминание человека о данном им слове, — произнёс он.
В его голосе явно слышались слабые нотки раскаяния. Феликс был рад, что Теклис из вежливости не стал злорадствовать. Более того, эльф и сам выглядел немного смущённым. «Возможно, мне всё–таки удастся выжить, — подумал Феликс. — А может и нет, учитывая ситуацию и переменчивый характер моих спутников».
Они стояли на возвышенности, глядя вниз на самую необычную деревню. Даже в сгущающихся туманных сумерках её необычность была очевидной. Она располагалась в центре озера, среди зарослей камыша, а дома стояли то ли на сваях, то ли на небольших искусственных островках. Собственно, слово „дома“ тут было не совсем уместно. Они выглядели даже более примитивными, чем хижины сильванских крестьян. Они соединялись насыпями из грязи и брёвен. Внутри горели костры. Несколько человек находилось снаружи. Некоторые сидели на насыпях и ловили рыбу. Другие дрейфовали по озеру в плетёных лодках, обтянутых кожами. Несколько прогуливались, казалось, по поверхности болота, и Феликс подумал было о магии, но при более пристальном рассмотрении оказалось, что они пользуются ходулями.
Феликс посмотрел на Теклиса.
— Что теперь?
— Мы могли бы поискать здесь ночлег. Там найдётся еда, тепло, возможно, даже святилище, в котором я смогу провести нужные ритуалы.
— И что же это будут за ритуалы? — раздался поблизости голос.
И эльф, и гном отреагировали молниеносно. Готрек поднял топор и закружился. Теклис поднял посох, и вокруг него заиграл ореол света. Феликс был впечатлён. Прежде он не встречал никого, кто застал бы Истребителя врасплох. Да и эльф не выглядел тем, кого можно легко подкараулить в засаде.
Феликс положил руку на рукоять меча, но не стал его вынимать.
— Мир, — произнёс голос. Звучал он мягко и мелодично, однако слабости в нём не чувствовалось. — Нет необходимости прибегать к насилию. Я лишь задал вежливый вопрос.
— Там, откуда я родом, — сказал Феликс, — человек обычно представляется, прежде чем задавать другим вопросы.
— И что же это за место, мой юный друг?
Феликс вглядывался в темноту, чтобы увидеть, кто же этот помешанный самоубийца. Он предоставил этому человеку повод вежливо представиться двум наиболее опасным индивидам, которых только встречал Феликс, но тот опрометчиво им не воспользовался.
Он разглядел лишь фигуру старика, узловатого, что дубовая ветвь, и столь же крепкого на вид. На нём были узкие клетчатые штаны и складчатый шерстяной плащ с клетчатым узором, переходящим на подкладку. За спиной на перевязи висел длинный меч. Он опирался на длинное копьё, как на посох. Старик был обладателем курносого и маленького носа, широкой улыбки, жёлтых зубов и дикого облика. Когда он ответил взглядом своих блестящих голубых глаз на осмотр Феликса, в них промелькнул злобный огонёк. Лоб и щёки незнакомца были покрыты необычными угловатыми татуировками.
— Империя, — ответил Феликс.
Старик рассмеялся.
— Уже давно никто из Империи не проходил сквозь туман, ещё со времён моего деда, когда прибыли те чёртовы зеленокожие отродья.
— Если ты имеешь в виду орков, то они не из Империи, — поправил Феликс.
— Они обитают на тех же землях, — сказал старик.
— А люди из Империи прибыли в то же самое время? — спросил Теклис.
Старик бросил на него подчёркнуто презрительный взгляд.
— Лишь твой народ приходит и уходит, когда вздумается, отродье Наггарота, — произнёс старик. — И ещё до конца ночи одним станет меньше, если только вы не сложите оружие.
Готрек ответил ему лишь скептическим взглядом. Незнакомец поднял руку и издал пронзительный свист.
Из высокой травы вышли два десятка лучников. Но больше всего Феликс изумился, когда из болота показалось ещё больше копьеносцев, готовых метнуть свои длинные гарпуны.
— Нет необходимости прибегать к насилию, — сказал Теклис.
— Я боюсь, что необходимость есть, — ответил старик. — Разве что вы тотчас же сдадите оружие.
— Этот топор ты заберёшь из моих окоченевших мёртвых рук, — заявил Готрек. — Хотя мне и претит защищать эльфа.
Феликс вздрогнул, ожидая в любой момент почувствовать стрелу, проникающую в спину или глаз.
«Дело явно дрянь», — подумал он. А затем снова зарядил дождь.
Глава тринадцатая
Старик снова взмахнул рукой, и внезапно в воздухе засвистели стрелы. Феликс бросился наземь, целясь в старика, но тот, с удивительной для человека его возраста подвижностью, уже скрылся из виду, откатившись за камень. Феликс выругался и бросил взгляд назад, чтобы поглядеть, не задет ли Готрек или эльф. Он поразился увиденному.
Отражённые сияющей сферой, в центре которой находился эльфийский чародей, стрелы отскочили в стороны. Теклис сделал движение, и люди Альбиона тут же замерли на месте. У некоторых вырвались вздохи испуга, но все стояли на месте, словно камни. Феликс пригляделся к тем, которые предположительно появились из воды, словно водяные. Он заметил, что каждый сжимает во рту срезанную камышинку, используемую, вероятнее всего, в качестве дыхательной трубки. Ему доводилось слышать о подобной уловке, но чтобы действительно воспользоваться ей, нужно быть не отважным, а невероятно терпеливым.
Феликс заглянул за камень и увидел стоящего там старика. Застывшего. Капли пота стекали по его лбу, пока он пытался противиться заклинанию. Феликс было подумал полоснуть его мечом, но сдержался. Он был напуганным и уставшим, но это же не повод для убийства. Пока не повод.
— Твоя магия сильна, слуга Малекита, но Свет восторжествует.
Феликс оглянулся на эльфа, ожидая увидеть его рассерженным. Однако у того был весёлый вид.
— Похоже, нам встретился тот, кто разделяет твоё мнение об эльфах, Готрек Гурниссон.
— Разумный человек, — произнёс Готрек. — Мне будет жаль его убивать. Да и нет чести в том, чтобы обрушить топор на людей, которые стоят, словно овцы на бойне.
— Дело говорит твой фамильяр, — поддержал старик. — Освободи нас и решим это, как подобает воинам.
Ярость проступила на лице Готрека. Он выглядел так, словно собирался сразу же рубануть старика топором.
— Никогда я не был фамильяром эльфа, — заявил гном.
Феликс покачал головой. Дипломатия явно не является сильной стороной всех здесь присутствующих. Он присмотрелся к старику. На его лице был вытатуирован необычный геометрический узор, что–то напомнивший Феликсу. «Разумеется, — подумал он, — руны на стоячих камнях».
— Ты действительно так устал от жизни, старик? — поинтересовался Феликс. — Мало тебе было приказать атаковать могущественного чародея, так ещё и нанёс оскорбление гному–истребителю. Черта между отвагой и глупостью тонка, и ты её переступил.
— А ты явно порабощён эльфийской магией. Я часто видел подобное. Хорошие люди часто возвращаются рабами на службе Тёмных.
— Теперь ты задел уже всех нас троих, — заметил Феликс.
Он оглянулся на эльфа, ожидая указаний. Макс Шрейбер рассказывал, насколько изматывающей может быть магия, но эльф не выказывал никаких признаков напряжения, удерживая в неподвижности множество воинов. «Что нам делать? — недоумевал Феликс. — Мы же не можем просто перерезать глотки всем этим людям, не так ли?»
— Я не тот, кем ты меня считаешь, — сказал Теклис. — Я не слуга Короля–Колдуна. Наоборот, я много лет являюсь его врагом.
— Как скажешь, — произнёс старик. — Но это лишь твои слова.
— Ответь мне, разве тебя не настораживает тот факт, что вы находитесь в моей власти и до сих пор живы, несмотря на оскорбления, нанесённые мне и моим спутникам?
— Должно быть, это какая–то эльфийская хитрость. Возможно, ты хочешь поработить нас или погубить каким–нибудь тёмным и ужасным способом…
Глаза волшебника вспыхнули, и когда он заговорил, слова его звучали угрожающе. Он преобразился, внезапно окутавшись необычной аурой величия, производя впечатление безмерной мощи.
— Я Теклис из рода Аэнариона, из перворожденных Ультуана. Если бы я пожелал погубить или поработить тебя, или уничтожить вашу жалкую варварскую деревеньку, то это бы уже случилось, и ни ты, ни твои последователи, ни твоя ребяческая магия не смогли бы мне помешать, старик.
Феликс ему верил. В этот момент эльф выглядел таким грозным, что прежде Феликсу ничего похожего видеть не доводилось, хотя в своё время он повидал и могущественных демонов. В этот момент в самом облике эльфа было нечто демоническое. Затем Теклис пожал плечами, и наваждение прекратилось. Внезапно старик и его сторонники обрели свободу перемещения. Они повалились на землю, а оружие выпало из их затёкших пальцев.