— Вы обдумали наше предложение, господин Макайссон?
В очередной раз основательно приложившись к пиву, Малакай твёрдо встретил взгляд царицы:
— Дорогуша, если б це зависело от мене, я б це зробыв. Но мий воздушный корабль и мои услуги вже обещаны. Я должен вернуться в Карак Кадрин и помогты королю–Истребителю собрать войска.
— Господин Макайссон, вы, безусловно, можете уделить нам несколько дней, самое большее неделю, — заметила царица.
Голос царицы был вкрадчивым, однако Макс уловил в нём угрозу. Он гадал, как она поступит, если у Малакая Макайссона достанет дерзости открыто ей отказать. Царица не выглядела женщиной, легко принимающей отказы.
— Ваш воздушный корабль стоит целой армии разведчиков. За считанные дни вы сможете осмотреть территорию, на которую десяти тысячам моих смелых всадников потребуется месяц.
— Да, ты права, — произнёс Макайссон. — Я можу. И я понимаю, наскильки ценна буде ця информация. Хто знае, куда прыйдеться следующий удар цих обожающих Хаос ублюдков, извиняюсь за выражение.
— Значит, вы это сделаете? — решительно спросила Ледяная Королева.
Малакай звонко цокнул языком:
— Я дуже постараюсь, но треба прынять во внимание други факторы. Якшо мий любимый воздушный корабль собьют або взорвут в воздухе с помощью чародейства, або втн подвергнется нападению тых бестий с крыльями летучих мышей, яки вечно кружатся над хаосопоклонниками? Пользы от цього не буде никому. И я не владелец „Духа Грунгни“, всего лишь його создатель. Не мени им рисковать.
Макс едва не вмешался. Он сам накладывал на „Дух Грунгни“ заклинания, отражающие Хаос, и знал их силу. Мало кому из магов удастся преодолеть их быстро. И он был почти столь же уверен, что тяжеловооружённый воздушный корабль в состоянии отразить любое нападение. И если уж говорить о риске воздушным кораблём, то, насколько осведомлён Макс, у Истребителя–инженера на борту и так имеется немало всяких опасных приспособлений. Маг заставил себя держать рот на замке, понимая, что Малакаю всё сие известно не хуже Макса, и если уж гном собрался отказать Ледяной Королеве, на то у него имеются собственные веские причины.
Ледяная Королева вновь одарила гнома своим сердитым взглядом. Большинство мужчин от этого бросило бы в дрожь, однако Малакай лишь в очередной раз приложился к пиву.
— Мы, разумеется, возместим любые риски, с которыми вы можете столкнуться… — вкрадчиво произнесла царица.
Макс уже ожидал возражений Малакая Макайссона, что, будучи Истребителем, тому неуместно вести разговор о рисках. Макайссон его удивил:
— Я ж там и умерты могу. Подывымся, шо вы можете предложить.
После этих слов Малакай Макайссон и Ледяная Королева принялись торговаться. Макс не понимал, почему его удивило такое развитие событий. В конце концов, ведь Малакай Макайссон гном — представитель расы, известной своим пристрастием к золоту.
Однако Макс подумал, что подобное постоянное акцентирование собственных интересов теми, кто считается союзниками, не сулит ничего хорошего тому, как будет развиваться война.
Феликс Ягер был удивлён. „Белый кабан“ стоял по–прежнему. Ну, по большей части. Часть крыши сгорела и была наскоро заделана досками, добытыми из развалин близлежащих многоэтажных домов. Дверной проём скрывало одеяло, у которого на страже стояли два вооружённых до зубов наёмника, провожающих подозрительными взглядами всякого, кто проходил по улице. Феликс расправил плечи и двинулся вперёд, всячески стараясь придать себе вид, что его не заботят их подозрительные взгляды.
Оказавшись внутри, он вновь был удивлён, на сей раз заполненностью заведения. Похоже, что едва ли не половина всех городских наёмников попыталась набиться сюда, скрываясь от стужи. Феликс подозревал, что даже не гори в очаге огромный костёр, для поддержания тепла в помещении хватило бы и плотно стоящих тел. Услышав в громких воплях знакомые голоса, он направился прямо к тому столу, за которым на руках боролись двое гномов–Истребителей.
Готрек Гурниссон выглядел так, словно совсем не пострадал от ужасных ран, полученных во время осады. Целители из храма Шаллии потрудились на славу, заштопав его раны. Прямо сейчас его единственный целый глаз блестел от нервного напряжения. На лбу его вздулись вены, а огромный хохол крашенных в рыжий цвет волос стоял торчком. По его татуированному черепу струился пот, стекающий со лба прямо в повреждённую глазницу, прикрытую широкой глазной повязкой. Мощные жгутоподобные сухожилия вздулись на его огромной ручище, которой он боролся с другим гномом, даже крупнее его самого.
«Вид у Снорри Носокуса даже глупее обычного», — подумал Феликс. Напрягшись, гном идиотски облизывал свои губы. И выглядел так, словно среди всех его занятий борьба на руках требовала наибольшего интеллектуального напряжения. Три крашенных гвоздя, торчащие из обритого черепа, являлись явным свидетельством его животной тупости. Снорри почти столь же уродлив, как покойный Бьорни Бьорниссон. Одно ухо начисто оторвано, второе напоминает кочан цветной капусты. Нос был сломан так часто, что на лице смотрится потёками воска из оплывшей свечи. Руки у него толще, чем бедра крепкого мужчины. Мышцы бугрятся и перекатываются, когда Снорри пытается перебороть хватку Готрека. Медленно и неуклонно начала сказываться феноменальная сила одноглазого Истребителя. Снорри выругался, когда его рука врезалась в столешницу, едва не опрокинув его пиво.
— Теперь ты мне должен ещё одну кружку этого подобного моче людского пойла, Снорри Носокус, – произнёс Готрек, мрачный голос которого прозвучал даже более презрительно, чем обычно.
— Снорри считает, нам следует продолжать до двадцати семи побед, — заметил Снорри.
— Ты всё равно проиграешь, — уверенно заявил Готрек.
— Возможно, Снорри удивит тебя, Готрек Гурниссон, — произнёс Снорри.
— Пока у тебя не очень получается.
— Всё когда–то происходит в первый раз, — немного обиженно, как показалось Феликсу, ответил Снорри Носокус.
— Ты во что–то вляпался, человечий отпрыск? — поинтересовался Готрек. — Это у тебя на лице написано.
Феликс быстро поведал историю о мёртвой девушке и том, как избежал когтей стражи. Готрек слушал с каким–то неоправданным интересом, что показалось Феликсу плохим знаком. Даже Снорри ловил каждое его слово. Закончив рассказ, Феликс произнёс:
— Кажется, ты совсем не удивлён тому, что от меня услышал.
— За последние несколько дней я слышал несколько историй, похожих на твою. Похоже, где–то там шатается озверевший убийца. Которого следует завалить.
— Считаешь, что это твоя задача? — с опаской осведомился Феликс.
Если уж подобная идея втемяшивается в голову Истребителя, Феликс обычно оказывается вместе с ним в каком–нибудь мрачном и мерзком месте. Готрек пожал плечами.
— Если ублюдок попадётся мне на пути, я с радостью это сделаю, человечий отпрыск, однако я пока что не собираюсь заниматься его розысками.
— Пока что? Это хорошо.
— Снорри гадает, не может ли это всё же оказаться демоном, — заявил Снорри. — На взгляд Снорри, тот солдат говорил вполне разумно.
Готрек покачал головой.
— Будь то демон, уже каждый волшебник в городе выкрикивал бы свои заклинания, а каждый священник с церковной крыши распевал экзорцизмы.
— Что же это может быть? — спросил Феликс.
— Твои предположения будут не хуже моих, человечий отпрыск, — заметил Готрек и сделал долгий глоток из свой пивной кружки. — С уверенность можно утверждать лишь одно. Ничего хорошего.
«„Лук и певец“, возможно, лучшая таверна Праага, — думал Адольфус Кригер, оглядываясь по сторонам, — но это ещё ни о чём не говорит». В любом из небольших городков Империи он видел таверны и получше. Он понимал, что ему следовало бы оставаться в особняке Осрика, однако странное беспокойство, снедавшее его с недавних пор, снова погнало его вон на ночь глядя. Когда это настроение накатывало, Кригер даже своего верного слугу Роча едва выдерживал.
Он запахнул на себе плащ и изучал собравшуюся в таверне толпу. Кригер мог различить каждый отдельный запах, расслышать биение каждого сердца, ощущать алый поток, струящийся по каждой вене. «Столь много людей, — думал он, — столь много крови». Он ощущал себя чревоугодником, обозревающим тилейский пир.
«С чего начать? — думал Кригер. — Может, с той молодой аристократки, расположившейся вон там со своим любовником?» Она была почти красавицей, однако он находил в ней что–то слегка отталкивающее. Адольфуса, как правило, не волновали женщины–кислевитки с их невыразительными крестьянскими чертами лица и короткими мускулистыми телами. «Нет, не с неё».
Официантка одарила его широкой улыбкой и предложила принести ещё вина. «Возможно, — предположил Кригер, — так она отреагировала на мой приглядный внешний вид, хотя куда вероятнее, что на покрой одежды. Чует деньги, либо в виде чаевых, либо за иное, не связанное с работой обслуживание». Адольфус покачал головой и приветливо улыбнулся. Он только что незаметно выплеснул на пол половину своего очередного бокала. Много времени прошло с тех пор, как Адольфус употреблял вино. Официантка двинулась дальше с нахальной усмешкой на губах. Когда–то давно она бы могла заинтересовать его, но сейчас он даже в роли жертвы её не рассматривал.
Адольфус покачал головой и принялся рисовать кончиком пальца по столешнице, используя для этого пролитое вино. Настроение у него необычное, а он не прожил бы столь долго, не научившись осознавать опасность подобных ситуаций. Он становился жертвой разнообразных необычных побуждений и гадал, что же это предвещает.
К примеру, прошлой ночью Кригер полностью осушил ту девушку, хотя собирался сделать лишь небольшой глоток. В этом не было необходимости. Её кровь была пресной и жидковатой, без какого–то было намёка на интерес. И сама девушка была просто коровой, едва ли стоившей его внимания. Зачем же он так поступил? Зачем выпил столь много, что она умерла, и зачем зубами разорвал ей горло в жалкой попытке замести свои следы?
Это едва поддаётся пониманию. Помутнение рассудка накатило на него так, словно опыта многих столетий как не бывало. Он высосал кровь девушки, словно юнец в свою первую ночь после обращения. Так случилось и ночью ранее, и в ночь до того. Вспоминая свои лихорадочные действия теперь, Кригер находил их крайне неестественными. Словно бы его охватывает какое–то безумие, и безумие это усиливается.
Адольфус всегда презирал Восставших, что убивали без разбора. Это было грубо, бесхитростно и крайне, крайне неэффективно. Этот путь ведёт к охотникам на ведьм, волшебникам и жрецам с их смертоносными заклинаниями, по крайней мере, до той поры, пока Адольфус не исполнит древнее вампирское пророчество. Один на один, и даже один на десять, Восставший более чем достойный противник для любого смертного, однако скот многочисленнее и у них имеется магия и могущественные союзники.
Совсем не похоже на прежние дни, о которых с пиететом рассказывают Прародители. Род человеческий стал гораздо сильнее с тех пор, как представлял собой одетых в шкуры варваров, на которых охотились в лесах.
Разумеется, ситуация может измениться. И раньше человеческая цивилизация скатывалась в анархию. Адольфус мог припомнить времена трёх императоров и попытки фон Карштайна восстановить превосходство Восставших. То была отважная, но обречённая попытка.
Фон Карштайн не был ни достаточно могуч, ни достаточно умён, чтобы победить в той войне. Адольфус знал, что когда придёт его время, всё произойдёт иначе. Он избранный. Он Повелитель ночи. Глаз и трон будут принадлежать ему!
Если только тот старый дурень отдаст ему талисман, никаких недоразумений не произойдёт. Адольфус подавлял желание отправиться прямо в особняк старика и завладеть вещью, однако это слишком шумно, слишком заметно, и такой поступок раньше намеченного привлечёт к Адольфусу внимание в определённых кругах. Нежелательно, чтобы графиня или кто–либо из её трусливого окружения обнаружили, что он собирается предпринять. «Нет, — решил Кригер, — лучше подождать».
Он снова обратил внимание на аристократку. «В действительности, не столь уж она плоха, — подумал Кригер. — Среди собравшегося сегодня стада она явно лучшая». Он заметил, что она почувствовала его взгляд и посмотрела на него краем глаза. Не раздумывая, Адольфус привёл в действие свою силу воли. Женщина застыла и уставилась на него так, словно видела впервые. Адольфус улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Он снова опустил взгляд на стол и позволил ей освободиться. На сегодня достаточно. Связь установлена. Он воспользуется ей после, когда придёт время, возможно, не сегодня, но в другую ночь, если почувствует жажду. Кригер заметил, что её спутник, молодой аристократ, судя по его платью, смотрит на него, а затем на неё. Тот явно заметил их обмен взглядами, и, весьма вероятно, ревнует. Он склонился вперёд и что–то взволнованно прошептал на ухо женщине. Та покачала головой, словно что–то отрицая. Если бы Кригер пожелал, то мог бы услышать их разговор простой концентрацией на нём своих мыслей. Как и все Восставшие, он обладал фантастически острыми чувствами. «Скот всегда слишком предсказуем», — подумал Адольфус.
Он выбросил смертных из своих мыслей. Это к делу не относится. Что беспокоило Кригера, так это недостаток самоконтроля. Он не мог себе такого позволить. Не сейчас, когда столь близки к осуществлению все его планы, и то, над чем он кропотливо трудился, уже почти в пределах досягаемости. Сейчас ему требуется всё его здравомыслие. Требуется вся его хитрость и изворотливость. Нужно держать свои планы в секрете, пока у остальных Восставших или кого–нибудь ещё, кого это затронет, не останется времени, чтобы остановить его. Вместо этого он ударился в кровавый кутёж, насыщаясь и убивая без разбора, оставляя след, по которому специально обученный охотник может последовать с лёгкостью лесника, выслеживающего мамонта. Это просто не укладывалось у Кригера в голове. С ним такого не случалось с того момента, как все эти столетия назад его первая госпожа даровала ему кровавый поцелуй. Почему же это с ним происходит? И почему сейчас?
Кригер слышал, что подобные вещи случались ранее. Иногда Восставших посещает необычное безумие, проникающее в кровь и превращающее их в безумных кутил. Когда подобное происходит, те часто становятся объектами охоты, как для своих соплеменников, так и для скота. Никому из Восставших не нужно, чтобы скот пришёл в ярость. Адольфус знал, что, продолжай он в том же духе, лишь вопрос времени, когда за ним явится кто–нибудь из Совета, а этого нельзя допустить, пока талисман, по крайней мере, не окажется в его руках. Как только это произойдёт, и предмет подстроится под него, они могут посылать кого–угодно. Но до тех пор самое вредное для него — попасть под контроль, если только он не хочет закончить с колом в сердце и черепной коробкой, набитой ведьминым корнем, служа назиданием для остальных не поступать так, как Кригер.
От Кригера не укрылось, как и всё прочее происходящее в зале, что молодой любовник поднялся с места и подошёл к группе своих богато разодетых дружков, стоящих у бара. Он указывал рукой в направлении Адольфуса, и указывал агрессивно. «Ну не сейчас, молодой ты идиот, — подумал Кригер. — Мне это не нужно». Группа юнцов начала продвигаться к его столу, держа руки на рукоятях мечей.
В маленьких городках Адольфус наблюдал, как точно такой походкой к домам своих жертв приближается толпа линчевателей. Он смотрел, как юнцы приближаются к его столу, смутно надеясь, что те пройдут мимо, при этом сознавая, что вряд ли такое случится. Теперь он пожалел, что не захватил с собой Роча. Его здоровенный прислужник всегда неплохо отвлекал внимание в подобных ситуациях.
— Стало быть, ты тот, кто разглядывал Анну–Лизу, — послышался рядом голос с акцентом, свойственным классу богатых купцов Праага, но его тон был одновременно раздражённым, заносчивым и самонадеянным.
«Молодой ревнивец, — подумал Адольфус, — собирающийся совершить величайшую ошибку в своей короткой жизни». Кригер не отвечал, но внимательно изучал содержимое своего бокала. Резко взметнулась рука и опрокинула его бокал.
— Слышь, сударь, я к тебе обращаюсь. Не игнорируй меня.
Адольфус поднял взгляд и пристально вгляделся в говорившего. Пижонистый молодой дуралей, одетый по последней моде: длинный плащ, яркие панталоны, широкополая шляпа с пером. Узкое лицо, белые острые зубы и дикий яростный взгляд глаз. Оспины на его не лишённом привлекательности лице заретушированы косметикой.
— Твои действия сделали это весьма сложным, сударь, — заметил Адольфус, глядя вверх.
Он почувствовал алкоголь в дыхании молодого мужчины. Пристально поглядев тому в глаза, Кригер попробовал установить контакт, но глубоко охваченный пьяным гневом ревности юнец уже был недосягаем. «Тем хуже для него», — решил Адольфус, чувствуя, как демон гнева зашевелился в его собственном небьющемся сердце. Он скользнул взглядом по дружкам юнца. «Все сделаны из того же теста, — подумалось ему, — молодые, пьяные, ошибочно полагающие, что могут сделать с находящимся тут незнакомцем всё, что им вздумается, и безнаказанно уйти. В обычных обстоятельствах, они, вероятнее всего, оказались бы правы. Однако тут имеют место необычные обстоятельства».