Картинку сменила другая. Дети боятся, жмутся к стене, не могут выйти из класса. Девочка с каштановыми волосами берёт его за руку, смотрит в глаза, раздаётся голос у него в голове: «Выпусти их. Они не при чём. Не бойся. Я останусь с тобой». Она наклоняется, целует его в щёку. Это их первый поцелуй. Дверь отворяется, дети бегут, вопя и толкаясь. Видения растворяются, и он вновь оказывается в комнате, тяжело дыша. «Что это было? Я оторвал тому парню руки? Стоп. На нашей улице жил парень без рук, и мы никогда не общались». Он вспомнил лицо того мальчика. Каждый раз, когда они случайно сталкивались, тот испуганно убегал прочь. Швед вспомнил и то, что чувствовал в тот день, и словно пережил это вновь. Он не хотел так поступать, просто разозлился.
Оно существовало в нём всегда, подпитываемое гневом и ожидая выхода многие годы. И оно вырывается всякий раз, как он не совладает с собой, вскипает и обрушивается, оставляя после себя хаос и пустоту. «Но почему я не спас брата? Почему позволил убить человека, роднее которого для меня нет в этом мире?» Голова гудела, но перед сном он всё же поговорил с Милой. «Ты хоть понимаешь, что они вверх дном перевернут весь лес, пока не найдут вас? И ты среди этих существ!» «Знаю, родная, выглядит это не очень. Просто поверь, я понимаю, что делаю…Ты помнишь детство?» «Что за вопрос? Конечно!» «Я думаю, мы с тобой знали друг друга…в детстве». Она замолчала, обдумывая сказаное, и снова откликнулась: – «Знаешь, мне всегда казалось, будто я знаю тебя целую вечность. Может, поэтому у нас так быстро всё завертелось», – хохотнула Мила. – «Но я не уверена, что мы дружили в детстве. Тебя я бы точно запомнила…». «Я вспоминаю невероятные и далекие вещи. Кто-то вычеркнул их из моей памяти. Сегодня я вспомнил тебя. Я знал тебя…».
Проспав остаток ночи, он проснулся отдохнувшим как никогда. В теле поселилась необычайная легкость – ни с чем несравнимое ощущение. Док спал на диване, свернувшись калачиком. Он тихонько прошёл на кухню, стараясь не разбудить друга. Одно было ясно наверняка – он не мог любить других женщин, потому что всегда любил только одну. Пусть и не догадывался об этом.
На кухне в майке и коротеньких шортах хлопотала девушка, напевая что-то под нос. Светлые волосы струились по спине водопадом. Увидев незнакомца, она улыбнулась ему сногсшибательной улыбкой. Голубые глаза не соответствовали яркому образу носительницы, оставаясь холодными и изучая его, как под микроскопом.
– Вика! – крикнула она через плечо, продолжая готовить, говорила она с небольшим акцентом.
– Макс. Ты иностранка?
– Мама была француженкой. Хотя кто знает, может, она ещё жива. Говоря на двух языках, берёшь понемногу от обоих.
– Круто.
За завтраком он заметил, что доброжелательность девушки была напускной, в ледяных глазах притаилось что-то грустное, болезненное… «Что там говорил док? Не совсем живая. Помнит ли она, что творила? Видимо, да». Что-то подсказывало ему не спрашивать об этом.
Растянувшись на диване, он предавался лени, игнорируя расспросы Вики так долго, как только мог. И вздохнул с облегчением, когда она, наконец, перестала доставать и ушла в другую комнату. Именно тогда он и услышал его: «Я жду тебя в конце поселения». Немедля Швед отправился туда. По пути он наткнулся на существо женского пола, и она чуть не просверлила в нём дырку красными глазами. Он сразу же её узнал – шпионка. Она была высока, изящна, имела округлые формы и красные глаза.
– Приятно встретиться вновь! – выдавила она с натяжкой, приятного было мало.
– Аналогично! – рявкнул он, и она улыбнулась, обнажая хищные зубы.
– Сильва.
– Извини, я спешу, – обогнул он её, наслаждаясь потерянным видом.
Фарагор ждал там, где кончался утёс. Оттуда простирался ошеломляющий вид на горы. Спустя несколько завораживающих минут, Швед очнулся и задался вопросом: «А откуда здесь горы?» «Здесь то, что мы хотим видеть и считаем красивым. Ты тоже можешь создавать проекции пейзажей, предметов, людей…, при желании естественно», – его хищная осанка слегка ослабла.
– Я видел некоторые вещи, которые раньше не помнил…, из детства. – Фарагор напрягся.
– Ты должен вспомнить, в этом и есть смысл.
– Почему бы тебе просто не рассказать? У меня нет времени на воспоминания! Я пришёл научиться управлять этим!
– Считай это частью обучения. Ты силён! По-настоящему! При желании сможешь уничтожить всех нас щелчком пальца! Упрямство мешает тебе использовать силу в полной мере. Это у тебя от матери.
– Ты знал мою мать? – он с трудом справлялся с нахлынувшими эмоциями, что не ускользнуло от пытливых, умных, красных глаз.
– Да. И не будем об этом, – обрубил его словцом Фарагор.
Странно, но ему было приятно находиться с ним рядом. Они будто были давними друзьями, и молчание сближало не меньше беседы. Такие вот непонятные для себя чувства он испытывал к опасному существу.
– Откуда вы?
– Я знал, что ты спросишь. Мы – древняя раса землян, и жили на этой планете задолго до появления людей. Обнаружив планету более плодородную и менее подверженную катаклизмам, мы переселились. Это было очень давно. Но мы не забыли, где наш настоящий дом. Даже узнав секреты мироздания, продолжаешь быть самим собой. Когда Земля решила низвергнуть людей, мы вернулись, чтобы помочь.
– И чем же вы помогаете? Выходите из леса и пугаете до чертиков? – Фарагор заливисто рассмеялся. Да так громко, что несколько соплеменников с интересом вытаращились на них. Смех отчего-то показался Шведу знакомым.
В голове у него вновь загудели голоса, перед глазами размывалось и затуманивалось. Ему передавалось чувство массовой паники, пробегая незримыми иглами по коже. Страх за себя и близких объял поглощая. Тело трясло от адреналина, ощущения сменились на мрачные. «Что со мной происходит? Что это?» В поселении существа хаотично бегали, издалека виднелись резкие вспышки света. Фарагор убрал иллюзию гор, схватил его длинной, костлявой рукой и потащил в лес. «Стой! Куда мы идём?» Молча он создал вокруг них иллюзию, и несколько существ, оскалив зубы, пробежали мимо, изредка переходя на скачки высоты, достигавшей кроны деревьев.
– Нужно уходить как можно быстрее! Здесь нас могут найти! Помнишь того длинного? Его зовут Нарут. Он только что захватил селение, – напряжённо пояснял Фарагор на ходу. «Тяжело, наверное, осознавать, что не можешь помочь своим. Мне это тоже знакомо».
– Как же док и его дочь?
– Им не причинят вреда. Мы вернёмся, как только соберём людей. Нужно идти на север. Там есть ущелье. Надеюсь, союзников не схватят по пути.
Покрытые иллюзией леса, маскировавшей, словно хамелеон, они быстро шли. Селение давно скрылось из вида. Спустя пару километров вблизи прогремели шаги, и в метре от них приземлился, окончив прыжок, довольно крупный «старо-землянин». Его ноздри раздувались, втягивая воздух, будто пылесос. «Он чует нас? Неужели это возможно?» Внезапно эмоции сменились. Он кипел, проклиная бессилие, гнев просился наружу. Он снова в бегах, снова в пути. И так устал! Подгоняемый злостью, Швед вышел из зоны иллюзии. Существо приготовилось к прыжку, но не успело и дёрнуться, как его горло разорвалось, кровь хлынула фонтаном на землю. Кряхтя и корчась, он умирал, и Швед пощадил его, взмахнув рукой в воздухе. Шея существа сломалась, и оно затихло.
«Неплохо. Но нам следует быть аккуратнее. В ущелье ты сможешь попрактиковаться в силе. Я помогу тебе с этим. Идём…». Они двигались дальше. Ему было тяжелее, чем Фарагору. Тот практически парил над землёй. Увидев в его глазах вопрос, он тут же ответил:
– Другие, конечно, так не умеют. Я просто очень стар, мой… мальчик. Хоть и неплохо сохранился.
– Мог бы научить меня чему-нибудь полезному. Я бы тогда сейчас не проламывал туловищем бурьян. – Фарагор скромно улыбнулся. Швед уловил этот жест, ведь и сам любил так делать, и это всегда нравилось Миле.
– Расскажешь, почему Нарут назвал меня Мессией? —Фарагор ответил выражением лица. – Всему своё время…, – трагичным голосом изобразил его Швед.
Они шли весь день, и когда солнце зашло за горизонт, добрались до небольшой горы. Ущелья в ней не было. Фарагор слегка прикоснулся к камню ладонью, и в нём появился небольшой проход. Небольшим он был в основном для него, обладающего ростом порядка двух с половиной метров. Факелы освещали туннель, заканчивавшийся просторным помещением. Посередине стоял деревянный стол огромных размеров. За ним восседали порядка двадцати существ. Среди собравшихся единственной, кого знал, была Сильва, приветствовавшая его ехидной улыбкой.
– Наконец-то. Мы подумали вас схватили! Это был бы настоящий провал! – произнёс коренастый, квадратный и большеголовый представитель их расы.
– Ярим, не стоило паниковать. Сейчас нам нужно быть собраннее, и обсудить план.
«И как он остаётся таким спокойным?», – с нетерпением ёрзал на стуле Швед. Высокая, худая женщина стремительно поднялась:
– Тут нечего обсуждать, Фарагор! У нас есть Мессия, и мы выдвигаемся в бой! Очень скоро они подчинят селение людей. Там девчонка и ребёнок. Часть пророчества завершится не начавшись! Или я ошибаюсь? – он взметнул вверх большую ладонь, обрывая тираду, и она продолжала открывать рот, но из него не исходило ни звука.
«Немая, как рыба». Впервые Швед видел буквальное подтверждение этому крылатому выражению. «Захватят селение! Чёрт! Любимая, отзовись!» Мила тут же вышла на связь. «Бери дочку и беги!» Она не понимала, что происходит, но доверилась и обещала сделать, как он просил. Разгневанный и отвлеченный внутренним диалогом, он не сразу заметил, что парит в воздухе. Когда он увидел существ в нескольких метрах под собой – принял способность всем своим естеством, и начал светиться.
Они, задрав головы, взирали на него с благоговением и страхом. Кто-то шептал: «Мессия». Голос громыхал раскатами в их головах, и не только. Каким-то образом он сотворил звуковой эффект, который был слышен в пространстве, и он будто находился везде одновременно. Швед понял, что может влиять на материю мира – любых миров.
– Как ты мог не сказать, что они собираются напасть на моих людей?! – Сила окружала его практически видимым шаром, искрилась, набирала мощность. Ударь он сейчас, от них не останется и следа.
– Ты должен взять себя в руки…, вдохни глубже.
– Я могу убить вас всех прямо сейчас! А потом уничтожу и тех! И тогда моей семье ничто угрожать не сможет! – взревел он с невиданной ранее ненавистью.
Сила набрала мощность, ураганный ветер начал сдувать их со стульев, и они уже с трудом удерживались на местах.
– Хотите Мессию?! Вы его получите! – Он собирался нанести удар, но Фарагор поднялся в воздух и поравнялся, перекрикивая бушующий вихрь.
– Стой! Я твой отец, Макс! Неужели ты готов убить собственного отца?! – Швед ослабил хватку.
Оказалось, не так-то просто вернуться в обычное состояние, не дав выхода энергии. Уставший и сконфуженный, он обмяк, не сводя глаз с Фарагора. Ему вдруг стало грустно. Мама с братом мертвы, а отца он не знал. Та же улыбка, та же сила, радость пришедшего на зов существа. То, что оно знало его мать. «Но как мама с ним? Мерзость какая! Ну, конечно…иллюзии. Знала ли мама, кто он на самом деле? И если знала, почему не рассказала? Кто в такое поверит». Видимо, Фарагор прочитал мысли, ведь от усталости Швед забыл их блокировать. Он повернулся к собратьям, и выгнал их еле заметным жестом.
Швед опустил голову и изредка покачивал ей из стороны в сторону. Правда ранила его больнее физической боли. Он поверил ему сразу же, сомнений в родстве с существом не возникало. Он чувствовал с самого начала, кровь узнала кровь и забурлила по венам. Швед понял, что задвигал ощущение, прятал. Сначала за страхом, затем за другими переживаниями. Теперь он знал, откуда взялись силы, и думал, что лучше бы это была радиация. Фарагор тяжело вздохнул, опускаясь на стул. Он мог бы вести диалог на внутреннем уровне, но не стал, побоявшись реакции. Подобного рода общение в его мире являлось сугубо личным, интимным. Да и сам Швед придерживался того же мнения. Ссорясь с женой, он всегда переходил на настоящий крик, не желая тесного общения из-за чувства обиды.
– Я прилетал на Землю в составе экспедиции. Нам было поручено исследовать землян, предоставить отчёт, и сравнить с отчётами предыдущих столетий. Наш народ всегда интересовало общество землян и то, как продвигается развитие. Естественно, во время миссии я выглядел иначе… – помолчал он немного, подбирая слова, и продолжил. – Мне нравилось находиться в человеческом теле, гулять, есть пиццу и играть с животными. Жизнь в качестве человека была проста. Такая, о которой я мог только мечтать, – перебирал он длинные пальцы. – Затем я встретил твою мать. Мы познакомились на танцах. Помню, какой она была юной и стеснительной. Помню, даже под какую песню мы танцевали. Она покорила меня взглядом, не имея аномальных сил, присущих моей расе. Не суди меня строго. У нас не принято чувствовать. За столетия эволюции мы утратили эту способность. Такое случается, когда становишься слишком зависимым от разума – перестаёшь слышать сердце.
Швед хотел перебить, но он умоляюще посмотрел в глаза и снова продолжил.
– Я полюбил её…, не спал ночами. А если и засыпал, видел во сне. Вначале не понимал, что происходит. И не нужно было, ноги сами вели меня к ней. Твоему брату на тот момент было три года. Поначалу я, конечно, испытывал к нему неприязнь, но потом проникся и полюбил. Я совсем позабыл об обязанностях, перестал вести бортовой журнал, жил и был счастлив. Вылазки длились десятилетиями, и я старался не думать об окончании путешествия, ставшего самой жизнью. Через два года твоя мать сообщила, что беременна. Мягко говоря, я был шокирован. Нельзя было этого допускать. Прекрасно понимая, что ты унаследуешь силу и не сможешь ей управлять, и не имея возможности открыться женщине, которую любил, я впадал в отчаяние. И решил рассказать ей правду, как только ты родишься. Скрывать тайны становилось труднее. Ты слишком быстро рос у неё в животе, а я слышал тебя в своей голове. Это пугало меня не меньше самого факта твоего существования. – «Также и я слышу Аришу».
Фарагор смотрел в одну точку, красные глаза потеряли фокус. Он погрузился в воспоминания:
– Врачи задавали много вопросов, и я заставлял их забывать и уничтожал бумаги. Твоя мать начала испытывать тревогу. Дошло до того, что у неё была угроза выкидыша. Страшась вас потерять, я открылся. Помню, как она смотрела на меня. Ничего не сказала, не закричала, подошла и обняла, – по-человечески прочистил он горло. – Мы договорились пройти через это вместе. Так и было. Ты рос, взрослел, но отличался от сверстников. Сила отпугивала даже взрослых, не говоря уже о том, чтобы с кем-то дружить. Видеть твои попытки и старания, провалы было наказанием за мои поступки. Я не раз стирал память соседям, чтобы не объяснять, почему мой сын вывернул их пса наизнанку, или почему летают предметы … Мы справлялись, как могли, и были счастливы. Пока не произошёл один случай в школе… – «Тот парень, которому я оторвал руки», – грустно подумал Швед.
Фарагор воспринял это как приглашение, и продолжил рассказ у него в голове: «Именно. Ты был ещё ребёнком. Не вини себя. Я к своим пятнадцати годам изувечил троих соплеменников. Виной всему гормоны и гнев… После того случая мне пришлось потрудиться, чтобы стереть память всем, кто хоть одним глазком мог видеть, или что-нибудь слышать об этом. Единственным выходом защитить тебя было стереть память». У Шведа похолодело в груди. «Сынок, для меня в твоей жизни не оказалось места, иначе невозможно было бы достичь нужного эффекта. Твоя мать была против, но я уговорил. В тот вечер я говорил с тобой о…»
Перед глазами у него вновь вспыхнуло, картинки стали более четкими и продолжительными. Вот он снова в школе. Мила целует его в щеку. Он сидит на крыльце со своим…папой. Фарагор в человеческой оболочке. Они говорят по душам. Отец почему-то плачет, обнимает. Затем он берёт его лицо в ладони, смотрит в глаза, шепчет что-то, кончики пальцев загораются ярким светом. Он прислоняет их ему ко лбу и вискам. Вспышка озаряет ночь и уносит с собой воспоминания, лишая его отца. Наступает кромешная тьма. Видения пропадают, голова гудит.
Фарагор сидел рядом на корточках и держал его за руку, вид у него был обеспокоенный.
– Я видел… прощание. Ты не хотел уходить? – слёзы текли по его лицу – слёзы мальчика, который столько лет мечтал обнять отца.
– Не хотел. Ты не оставил мне выбора. Я заблокировал силы. Это было также необходимо. Поэтому ты и не мог больше ими пользоваться. Я не знал, как долго будет действовать блокировка, и наблюдал. Все эти годы я был рядом, хоть ты и не знал этого. Я принимал различные обличия и приглядывал за тобой, как мог.
Шокирующая мысль потрясла его: «Мила твоя…»
– Нет, конечно, нет! Это ведь я отправил её к тебе на помощь. Я бы никогда не позволил тебе сблизиться с ней, если бы она была моей дочерью. Но я знал её отца. Им был мой напарник Тариус. Он погиб много лет назад – несчастный случай, взрыв на космическом корабле. Жаль. Он был хорошим другом. Миле повезло не меньше твоего, но у неё хотя бы был отец. Её сила позволяла ей находиться в обществе, но память тоже стёрли. Как только высший совет узнал о её существовании, они посчитали девочку опасной. Они думали, что подчищают за нами.