А ещё, вот дерьмо. "Сделай меня своей невестой".
Какой чёрт дёрнул меня сказать такое?
— Сделай меня своей невестой? — повторила Динь.
Я посмотрела на неё округлившимися глазами.
— Ты ещё и мысли читаешь?
— Нет, ты только что произнесла это вслух.
Я провела руками по лицу и зарычала.
— Ох-х-х. Я сказала Мору, что он может взять меня себе в обмен на моего отца, и я предложила ему множество доводов, почему он должен это сделать. Один из них заключался в том, что он может сделать меня своей невестой.
— Хм-м-м, — сказала она.
— Что? — я раздраженно посмотрела на неё.
Она на мгновение сжала губы вместе.
— Как я уже сказала, существует пророчество. Возможно, ты сможешь узнать о нём поподробнее у Райлы и использовать его. Если бы ты смогла стать невестой Мора…
— Я не хочу становиться невестой Мора! — воскликнула я.
— Ш-ш-ш, — зашипела она, сделав жест своими крошечными ручками, чтобы я говорила тише. — Успокойся, смертная. Я имею в виду, что если бы тебе удалось стать невестой Мора, ты бы стала Богиней смерти. Новой. И тогда ты смогла бы делать всё, что угодно.
Она заметила раздражение на моём лице и быстро добавила:
— Это необязательно должно что-то значить. Заставь его жениться на тебе, или влюбиться в тебя, или понравься ему, чтобы он предоставил тебе больше свободы. Сделай его счастливым. Сделай всё возможное, чтобы это произошло; заставь его хотеть тебя и хотеть находиться рядом с тобой. И когда ты этого добьёшься, ты сможешь сбежать. А потом ты вернёшься домой. Там они не смогут тебя достать. Это твой мир, твоя земля. Ты будешь в безопасности. Ты будешь со своим отцом, ты снова будешь жить своей жизнью, и всё это не будет иметь никакого значения. Никакого.
Я уставилась на неё. Я очень хотела бы, чтобы это оказалось так же легко, как она об этом говорила.
Но затем звук ключа, вставляемого в замок, заставил меня попятиться. Кофе пролился на пол, а Динь нырнула под воду и уплыла в дальний угол, где скрылась за водорослью.
Я побежала к кровати и села на её край с чашкой кофе в руке. Я постаралась не задрожать, когда отворилась дверь.
Высокая фигура Мора вошла внутрь. При виде его моё тело покрылось мурашками, от страха и какого-то другого древнего и примитивного чувства.
— Доброе утро, феечка, — сказал он громыхающим голосом, который разнёсся по всей комнате. — Как ты планируешь доставать меня сегодня?
"Иди убейся об стену", — чуть не сказала я, но предложение Динь всё ещё звенело у меня в ушах. Будь милой. Мне надо быть милой. Нет, мне надо быть больше, чем милой. Мне надо вести себя так, словно я хочу быть здесь, хочу быть с ним, и мне надо сделать это так, чтобы он не почувствовал фальши.
Как просто, мать его.
— Так-так-так, — сказал он, сложив руки на своей огромной груди и уставившись на меня сверху вниз. — А колесики-то крутятся. Планируешь моё убийство? Какие-то жалобы по поводу кофе?
Я понаблюдала за тем, как он снял свой капюшон, и его лицо больше не было скрыто в тени. От его вида мои глаза округлились. Сегодня на нём был другой череп, совершенно другое лицо. Это был человеческий череп с золотыми зубами, которые растянулись в жуткую улыбку, и золотыми бараньими рогами, которые загибались назад до самого затылка. Такие же золотые акценты были и на его чёрных кожаных перчатках, скрывающих его руки. Одежда, находившаяся под его чёрным бархатным плащом, была тёмного цвета с кожаными вставками на талии и плечах. Каким-то образом ему удавалось выглядеть одновременно по-средневековому и современно.
Я чувствовала, как его глаза прожигают меня из-под черепа, в то время как я продолжала пялиться на него.
— Я смотрю, тебя впечатлила моя маска дня.
— Меня больше впечатлил френч-пресс из "ИКЕИ", — отметила я. — Как так вообще вышло?
Он наклонил голову, и я почувствовала, что он стал изучать меня ещё внимательнее. Меня очень нервировало то, что я могла чётко видеть его глазницы, но при этом, как и раньше, не видела глаз. Поскольку на нём была маска, я постаралась вглядеться в глубину его глазниц, чтобы разглядеть радужку или белки глаз, которые, как мне показалось, я заметила там ранее. Но там не было ничего кроме чёрной пустоты.
Мне в голову пришла очень тревожная мысль: а что если у него вообще не было глаз? Что если он надел маску, потому что то, что было под ней, было страшнее самой маски?
— Ты очень наблюдательна, — сказал он низким, бархатистым голосом. — И должен признать, меня забавляет, что, несмотря на всё, что ты здесь увидела, именно мой прибор для приготовления кофе вызвал у тебя столько вопросов.
— У меня есть ещё вопросы, — сказала я. — У тебя есть маска на каждый день. Зачем? Ты уродливый или что?
Воздух в комнате замер, и я была готова поклясться, что услышала, как Динь сделала резкий вдох под водой. Я приготовилась к раскату грома, или к тому, что дождь ударит сейчас в окно, но Мор прервал тяжёлое молчание, разразившись смехом. Он прозвучал искренне и заполнил всю комнату, а мне стало любопытно, как часто он так смеялся.
— О, мне с тобой будет весело, — сказал он, всё ещё посмеиваясь. — К сожалению, это чувство не будет взаимным, — добавил он более торжественным тоном.
— Ты этого не знаешь, — сказала я ему.
— Ты права, — согласился он через мгновение — Может быть, в конце концов, тебе здесь понравится. О, ты будешь спорить со мной по любому поводу, и ты будешь ненавидеть меня всем сердцем. Но ты можешь это полюбить, и это будет уже совсем другое дело.
— Я никогда тебя не полюблю, — сказала я с издевкой.
У тебя просто отлично получается влюблять его в себя, Ханна.
Он снова усмехнулся.
— Хорошо, — задумчиво произнёс он. — Я нисколько в тебе не сомневался. А теперь, вставай.
Он протянул руку и забрал у меня кофейную чашку, которая показалась мне крошечной в его гигантской руке, облачённой в перчатку.
— Не заставляй меня повторять дважды.
"Или что? Ты достанешь цепь?" — хотела спросить я, но он вероятно именно это и сделал бы, а на моей шее всё ещё имелись от неё синяки. Поэтому я поднялась на ноги и уставилась на него, пытаясь найти баланс между сопротивлением и покорностью.
Он задумчиво оглядел меня из-под маски. Его взгляд был словно огонь.
Наконец, он сказал.
— Снимай свой пеньюар.
Моё сердце упало.
Он это серьёзно?
— Зачем? — спросила я, стараясь сделать так, чтобы мой голос прозвучал твёрдо, хотя он и дрожал.
— Потому что я так сказал. Снимай свой пеньюар.
— Я под ним голая.
— Я в курсе, феечка, — он сделал знак рукой и кивнул. — А теперь сними его, или я сниму его с тебя сам. Что ты выбираешь?
Я тяжело сглотнула, понимая, что у меня было немного вариантов. Точнее три. Я могла отказаться, и тогда он мог заставить меня. Это был без сомнения самый худший вариант. Он, вероятно, получил бы наслаждение от демонстрации своей силы. Вообще-то, я знала, что так и будет, учитывая, как сильно ему нравился тот железный ошейник.
Я могла бы сделать это сквозь слезы, и мне бы точно захотелось сжаться в комок, так как меня ужасала сама мысль о том, чтобы обнажиться, а тем более сделать это перед ним. У меня в жизни было достаточно секса на одну ночь, и я потратила много времени, работая над выстраиванием отношений со своим телом. Я пыталась обрести уверенность в его силе и примириться с недостатками, пыталась возместить тот ущерб, что я нанесла ему за все эти годы, и хотя я порядком продвинулась в этом отношении, я не была уверена в том, что смогу вынести это состояние уязвимости и это унижение.
А ещё я могла сделать это гордо и с поднятым вверх подбородком. Быть сильной. Не поддаваться панике. Не показать ему тот страх, что он желал от меня получить. Не дать ему унизить меня.
Я выбрала последний вариант. Я посмотрела прямо в бездонные глазницы Мора, спокойно и уверенно, после чего взялась за подол своего пеньюара, сняла его через голову и бросила себе за спину на кровать. Несмотря на то, что я стояла перед ним совершенно голой, моя голова была высоко поднята, словно каждый её мускул был сделан из стали.
Он ничего не сказал. Его невидимые глаза прожигали каждый сантиметр моего тела, оставляя после себя мурашки: от шеи и до грудей, а потом к животу и между бедрами.
Я тяжело сглотнула, стараясь похоронить ужас, который хотел утопить меня в себе. Я не собиралась позволить ему сделать это. Я собиралась быть сильной. Я не собиралась бояться.
— Ну? — решительно спросила я его, выжидательно приподняв одну бровь.
Низкий, гортанный звук вырвался из его груди, заставив волоски на моём теле встать дыбом, а все нервы туго натянуться внутри меня так, что мне начало казаться, что они вот-вот лопнут и уничтожат меня. Господи. Что за чёрт?
Время шло, напряжение между нами всё возрастало.
Он откашлялся.
— Когда я родился, первый человек, который меня коснулся, умер, — сказал он хриплым голосом, воспламеняя своим взглядом мою обнажённую кожу.
Он не просто смотрел на меня, он меня поглощал.
— Это была повитуха моей матери. Ее звали Пиркко. И хотя я её не помню, я запомнил её имя, потому что я убил её. Это была моя первая жертва. Ты никогда не забываешь своих первых, даже если ты только родился.
Он развернулся и направился к гардеробу, и в тот момент, когда он перестал смотреть на меня, я почувствовала себя так, словно начала сдуваться. Я выдохнула с такой силой, что чуть не упала на пол.
— Видишь ли, моим родителям сказали, что один из их сыновей станет Богом смерти, и что меня призовут в качестве божества, когда придёт время, и когда Туонела будет готова, — сказал он, проведя руками по лакированной поверхности гардероба. — Они не знали, что это буду я, пока Пиркко не умерла, и они уж точно не знали, что у этого будет своя цена — прикосновение смерти. Моя мать хотела взять меня и утешить, ведь я был всего лишь плачущим, только что родившимся малышом, но мой отец ей не позволил. Они боги, но даже они не хотели рисковать. Учитывая то, что я знаю теперь, думаю, что это был мудрый шаг.
Он вздохнул.
— Поэтому отец завернул меня в оленью шкуру. Путём проб и ошибок, другими словами, ценой множества мёртвых слуг, они обнаружили, что только прикосновение моих рук вызывало смерть. После этого мне пришлось всё время носить перчатки или наручи, но ущерб уже был нанесён. Мои братья и сёстры держались от меня подальше, люди и боги боялись меня. Даже мои собственные родители относились ко мне иначе. Больше как к питомцу, нежели сыну. Они всегда держались на расстоянии.
— Теперь я должна пожалеть тебя? — спросила я, потому что одна слезливая история не могла помочь ему завоевать меня.
Он в очередной раз усмехнулся и открыл гардероб.
— Нет. Никто не должен жалеть Смерть, и в особенности ты. Ты должна пожалеть себя. Ты стоишь тут совсем голая, потому что я так сказал.
Я не знала, к чему он вёл, поэтому решила не раскрывать рта.
Он осторожно порылся в ящике гардероба, после чего достал оттуда белый кружевной предмет.
— Возможно, именно это сделало меня более хорошим правителем для Туонелы. Иногда я был жесток, но я обладаю эмпатией. Безжалостный, но не бессердечный.
Я не сдержалась и фыркнула. Не бессердечный? О, да, продолжай убеждать себя, приятель.
Он проигнорировал меня.
— Как ты знаешь, я в итоге женился. Я научился доставлять своей жене удовольствие, не касаясь её голыми руками. Я сделал это своей миссией.
— Не уверена, что мне стоит обо всём этом знать, — пробормотала я.
— Нет, стоит, — быстро сказал он, взяв белое платье и подойдя ко мне. — Тебе стоит узнать. Я делал всё, что мог и даже больше, но она сказала, что она ушла от меня к другому именно потому, что я никогда не смогу коснуться её голыми руками. Откровенно говоря, я знал, что это была ложь, и всё же я вспомнил о пророчестве, которое рассказал мне гигант Випунен, когда я был ещё молод. Что однажды я найду кого-то, человека, который сможет выдержать моё прикосновение, и которого я затем полюблю и на ком женюсь. И что будет заключён союз, который навсегда упрочит моё положение в королевстве. Что это будет за союз и с кем, этого я не знаю. А насчёт того, на ком я должен буду жениться? Этого я тоже не знаю.
— И с чего ты решил, что это не твоя бывшая жена?
Он резко и мрачно усмехнулся.
— Лоухи? Никакого союза из нашей предполагаемой любви или брака не случилось. Если уж на то пошло, наша женитьба была устроена её отцом, и из-за неё наш мир продолжил разрываться на части, когда мы, наконец, расстались. Нет, это была не Лоухи.
Я почувствовала, что его взгляд сделался более глубоким, а напряжение усилилось.
— Ты думаешь, что это я, — тихо сказала я.
— Может быть, — сказал он. — Думаю, есть только один способ проверить.
Он вложил мне в руки какое-то платье, после чего расстегнул одну из своих перчаток.
Я сделала резкий вдох, и моё тело пронзил ужас.
— Что ты делаешь? — тихонько вскрикнула я.
Он достал руку из перчатки, и я уставилась на неё в ужасе и восхищении. Это была огромная, слегка загорелая рука большого мужчины. Единственное, что в нём было нечеловеческого, это странные отметины, которые пульсировали светом, словно кто-то взял фломастер цвета металлик и нарисовал линии по всей его руке и запястью, линии, которые то и дело светились в разных местах, словно они были подсвечены изнутри. Я уже видела их мельком в пустыне, но даже вблизи они не имели для меня никакого смысла.
Пока я пыталась все это осознать, он потянулся голой рукой к моей груди и остановился всего лишь в нескольких сантиметрах от неё. Моё тело наводнил адреналин, и я приготовилась бежать.
— Если бы я дотронулся до тебя, я бы узнал, — проговорил он. — Если бы я дотронулся до тебя, и ты бы не умерла, я бы узнал, что ты предназначена для меня.
Я застыла и уставилась на его руку, не в силах пошевелиться.
— Ты поэтому оставил меня?
— Это одна из причин, — сказал он и начал протягивать ко мне свои пальцы, всё ближе и ближе.
Я была готова поклясться, что почувствовала тепло, исходившее от них, как от электрического провода, лежащего на земле, и мне не нравилось, что мои соски затвердели в такой момент.
— Но если я дотронусь до тебя, и ты умрёшь, то тогда ты отправишься в Обливион, а это значит, что я потеряю тебя навсегда. Оттуда не возвращаются — ты больше никогда не вернёшься в моё королевство. А я ещё не решил, хочу ли я тебя оставить или нет, и могу ли я как-то тебя использовать.
Он медленно убрал руку, и мои нервы загудели от облегчения, которое я испытала.
— Как видишь, у меня тут небольшие затруднения. Как я узнаю, что ты та самая, если я не могу до тебя дотронуться?
Мне надо было сказать ему то, что он хотел услышать. Тогда бы он оставил меня. Если я не найду аргументов в свою пользу, он в любой момент может попытаться провести свой эксперимент, сняв перчатку, а меня, вероятнее всего, не станет, и я потом буду целую вечность страдать. Потому что в глубине души я знала, что это пророчество было не про меня, как и эта больная и ненормальная любовная история. Я оказалась здесь из-за своего преданного сердца и глупой головы, и отчасти из-за невезения.
Скажи ему то, что он хочет услышать.
— Может быть, пророчествам требуется время для того, чтобы сбыться? — медленно сказала я, опустив взгляд на одежду у себя в руках. — Может быть, сначала должны произойти другие события, и тогда ты будешь точно уверен?
Я взглянула на него слегка соблазнительным взглядом, попытавшись намекнуть ему на то, что я имела в виду, но не слишком явно.
— Ты думаешь, я должен просто трахнуть тебя, чтобы выяснить? — сказал он.
Меня потрясли его слова, а по моим ногам разлилось тепло, хотя это было и неуместно.
— Забавно, что я тоже про это подумал.
Святое дерьмо, а он не любил ходить вокруг да около!
Но я не дала его словам выбить меня из равновесия. Я слегка распрямила плечи и сохранила с ним зрительный контакт.
— У меня появилось такое ощущение. Раз уж ты меня раздел.
Почему-то я поняла, что он улыбался под своей ужасной маской.
— Всему своё время, — сказал он, надевая перчатку обратно на руку. — Я просто оценивал своё новое приобретение, только и всего. Решил посмотреть на то, что ты можешь предложить.
Он снова оглядел меня.
— А ты ещё более изысканная, чем я мог себе представить, птичка.
Он был прав насчёт того, что я всегда цеплялась за комплименты, но я отказывалась принимать этот.
Он кивнул на белое платье.
— Надевай.
Он протянул руку в перчатке и убрал волосы с моего плеча на удивление нежным жестом, от чего я вздрогнула.