Бука жил с бабушкой и мамой. Он всячески скрывал это, стыдясь факта отсутствия отца. Родитель бросил семью после того, как мама тяжело заболела. Ранний инсульт. Временная нетрудоспособность и необходимость ухода за лежачим больным. Отец не захотел сложностей, и предпочел уйти, быстро подыскав больной жене замену. Про сына он как то не особенно переживал, а вернее совсем забыл о его существовании. Бука стыдился всего этого, и очень не хотел, чтобы его жалели. Пускай лучше смеются. Это не так больно, это можно пережить. Они же не знают! И это не со зла. Он старался понять одноклассников и не обижаться, хотя получалось не всегда.
Всё стало известно после его неожиданной гибели. Это были первые дни войны, первые прилеты, первые обстрелы. Люди еще не были готовы, не привыкли. Если к ужасу, с жутким воем падающему на тебя с неба, вообще можно привыкнуть. В подвалах, пережидая бомбёжки, ещё никто не сидел, и казалось, что все должно вот-вот закончиться. Просто потому, что такого быть не должно, не может этого быть.
Бука пошел за хлебом. Он просто пошел за хлебом. Бабушка попросила принести. Дома весь закончился. Бука пошел за хлебом… и не вернулся.
Бабушка слышала вой летящего снаряда, слышала взрыв, раздавшийся где-то совсем близко, и, словно что-то почувствовала. Ноги подкосились, накатила слабость, подступила тошнота.
– Мам, что там? Славка вернулся? Ну зачем ты его в магазин отправила! Перебились бы мы как-нибудь! Мама! Выгляни в окно, пожалуйста!
Славкина мама лежала на диване. Она уже начала понемногу вставать, но делать это ей было все еще очень трудно. Она тоже слышала взрыв. И, как и бабушка, страшно испугалась.
– Я сейчас. Я сбегаю. Ты не волнуйся! Все нормально! Он, наверное, уже в подъезде. Он должен уже прийти. Не волнуйся! Сейчас я!
Бабушка выскочила за дверь. В чем была. В домашних тапочках на босу ногу и халате.
Еще какие-то минуты теплилась надежда. В городе не было убитых. Все были пока что живы. Во многих зданиях повылетали окна. Были разрушения. Но все были живы. И мысль, что её любимый внук, её Славка, её надежда и опора, станет первой жертвой, была невыносимой.
Через двор, на той стороне дороги толпились люди. Что-то кричали, кого-то звали, отталкивая тех, кто назойливо лез сквозь толпу, явно не имея другой цели, кроме как поглазеть. На земле виднелся край знакомого пакета. Бабушка перестала слышать крики. У нее потемнело в глазах, уши заложила вязкая, ватная тишина. Пожилая женщина осела, упав на асфальтовое покрытие перед подъездом. Она потеряла сознание.
Бука погиб мгновенно, не успев понять, что произошло. Только что шел, неся булку в пакете, и упал, уже не живой. Осколок. Кассетная бомба. Запрещенная. Одна из многих, которые потом стали сыпаться на головы регулярно и почти привычно, унося жизни детей, женщин, стариков. Бука стал первым. Ему и здесь не повезло.
Глава 2
Со стороны тумбочки послышалось шуршание, потом легкое сопение, потом кто-то негромко чихнул, потом снова раздалось шуршание. Никита ошарашенно посмотрел в сторону источника звуков. Шуршание издавал блокнот. Вернее, такое складывалось впечатление.
– Чего ты уставился?! Помоги! Видишь, я застрял!
Сердитый голос неожиданно прозвучал в тишине пустой палаты, где кроме Ники никого не было. Никита оторопел, не зная, что думать. На всякий случай ущипнул себя. Не слишком больно, но ощутимо. Если задремал, то должен был проснуться немедля. Шуршание только усилилось.
– Тоже мне, друг!
Неведомо чей скрипучий голос прозвучал на сей раз с явно выраженной обидой.
Никита, наконец, опомнился, и, рискуя сойти за сумасшедшего, если кто-то сейчас наблюдает за ним со стороны, спросил, – ты кто? И… ты где?
– Кто! Где! – с издевательскими интонациями передразнили со стороны блокнота.
– Я – Тимоха! – Сам же назвал! – Ааапчхи!.. – голос снова чихнул от всей души.
Шуршание стало совсем громким и Никита, наконец, увидел, что страницы блокнота слегка шевелятся, приподнимаются и снова падают. Стараясь не углубляться мыслями в происходящее, Ник протянул руку и приоткрыл блокнот. Получилось как раз на той странице, где был нарисован человечек.
– Премного благодарен!
Между листков протиснулись нарисованные тоненькие ручки, и вылезла наружу голова с дурацким ежиком волос. Осмотревшись по сторонам, существо подтянуло к себе ноги, выдохнуло с облегчением и устроилось поверх блокнота.
– Тимоха! – представился человечек еще раз, теперь уже официально, и еще раз чихнул, – впрочем, ты и сам знаешь!
– Пыльно там! – добавил он, скосив глаза в сторону блокнота.
С этими словами гость легко соскочил с тумбочки и перебрался поближе к Никите, усевшись на спинке в изголовье его кровати. Сквозь грифельное туловище было видно желтую краску на стене.
Ники сидел к Тимохе лицом, разглядывал неожиданного пришельца и размышлял о том, все ли в порядке с его, Никиткиной, головой. Коль нарисованные человечки прыгают перед ним по кровати, разговаривают и чихают.
Тихий час закончился. Сейчас начнут разносить градусники.
Дверь в палату приоткрылась, в проеме снова возникла вихрастая голова.
– Андрюха! – лицо Никиты осветилось радостной улыбкой. Андрюха, не обнаружив опасности в виде взрослых, проскочил внутрь. Прикрыл за собой дверь и водрузился на Никиткину кровать, привычно усевшись в ногах.
– Все так же? – Андрюха покосился на ноги Никиты, скрытые под одеялом.
– Пока да. Ты утром уже спрашивал.
– Ну, мало ли. А вдруг…, – Андрюха выглядел искренне огорченным.
– Ты как умудрился на стене порисовать? Вот тебе влетит то!
Никита вначале не понял, что Андрюха имеет в виду, но потом сообразил. Ники отвлекся на разговор с приятелем и почти забыл про привидевшегося ему ожившего нарисованного человечка, а тот, видимо, не придумал ничего лучше, как прикинуться рисунком на стене, чтоб замаскироваться.
– Нечаянно вышло. Хотел попробовать, смогу дотянуться или нет, и увлекся, – соврал Никита. Сотру.
– Как ты сотрешь, когда ты ходить пока не можешь? Сейчас придет нянечка и…, – Андрюха актерски возвел глаза к потолку, демонстрируя весь ужас того, что при этом случится.
– Давай, я сотру, пока не увидели, – Андрюха взял с тумбочки пачку влажных салфеток, выудил одну и подошел к стене с намерением смыть изображение.
– Я тебе СОТРУ! – оживший рисунок отлепился от стены и спрыгнул обратно на тумбочку.
Андрюха отпрянул и свалился на соседнюю, пустующую кровать, слегка стукнувшись при этом затылком о спинку. Потирая ушибленное место, он ошарашенно смотрел на НЕЧТО, которое только что заговорило с ним.
– Ты, это… Ты, в общем, кто?
Андрюха зажмурился, потряс головой, вновь открыл глаза, уставившись на грифельного человечка. Тот не только не исчез. Напротив, он сидел на тумбочке и, с выражением крайнего нахальства на криво нарисованной рожице, болтал ногами.
Никита крякнул нерешительно и тихо пробормотал:
– Я его нарисовал.
– Чегоо?
– Я его нарисовал! – прозвучало уже более отчетливо, – я не знаю, как все это объяснить. Он вылез из блокнота. Я вначале испугался, думал, у меня крыша съехала. Но раз ты тоже его видишь, значит все в порядке. Ну, в том смысле, что у меня не глюки.
Обсудить тему до конца друзья не успели. В палату вошла медсестра с кучкой градусников в руке. Воткнула градусник Никите, выпроводила из палаты Андрюху, которого здесь во время тихого часа быть не должно, и ушла. Тимоху на тумбочке она не заметила. Голова ее была занята кучей дел, которые все бы успеть переделать.
Глава 3
Время до ужина пробежало быстро. В течении часа отделение было увлечено поеданием вкуснейших пирожков, аромат от которых накрыл, кажется, все здание. После ужина пациентам разрешалось ходить друг к другу в гости, встречаться с родными, читать или смотреть мультики в холле. В общем, это было свободное время.
В Никиткиной палате собралась уже знакомая нам компания. Андрюха не успел, да и не рискнул никому рассказать про оживший нарисованный персонаж. Он и сам уже сомневался, а было ли? Может, привиделось просто. Расскажешь, – засмеют. Подтрунивать будут.
На всякий случай, входя в палату, он бегло осмотрел помещение. Тимохи не было видно. Андрюха успокоился. Точно привиделось! Друзья распределились по комнате, устроившись, кто где. Никиткиного соседа недавно выписали и не успели никого подселить, поэтому пустующая вторая кровать использовалась ими в качестве дивана. Их, конечно, за это ругали. Но в данный момент в комнате никого из взрослых не было, поэтому Андрюха и Павлик без раздумий заняли мягкое сиденье. Аленка, будучи более дисциплинированной, поскольку она девочка, устроилась на стуле, стоявшем около стола.
Обсудили новый фильм с крутыми спецэффектами, который посмотрели вечером накануне. Ник тоже его смотрел, – в палате имелся телевизор. Аленка пожаловалась на ночную няню. Девочка дочитывала интересную книжку, спрятав её под одеялом. Накрылась с головой, зажгла фонарик у мобильника и наслаждалась. Нянечка ее застукала за этим делом. Аленке, конечно, влетело. К Павлику уже два дня не приходили родители, и он грустил. Его мама и папа работали вместе и их услали в командировку. Все эти обстоятельства Павлик знал, но это мало что меняло. Очень обидно, когда к тебе никто не приходит. Даже если на то есть уважительная причина.
Ребята коротали время до сна, болтая о всякой ерунде. Аленка машинально снова взяла в руки блокнот. Андрюха слегка напрягся. Девочка лениво перелистывала страницы, заполненные каракулями, и вдруг застыла.
– Ник! – в ее возгласе звучало удивление.
Никита вопросительно взглянул на подружку.
– Никит, я точно помню, что здесь был нарисован человечек! На предыдущей странице он с недорисованными ножками, а на следующей он нарисован до конца, и ты сверху даже имя ему подписал. Тимоха. Сейчас его нет! Имя есть, а человечка нет! И никаких следов, что резинкой стирали, тоже нет. Это как так?
Никита не успел ничего ответить. Со стороны двери прозвучало:
– Чего расшумелась! Здесь я!
Тимоха удобно устроился на вешалке для халатов, стоящей у самого входа.
– Не привиделось, – пробормотал Андрюха.
Павлик нервно снял и протер очки, водрузил их на нос, снова снял, снова протер.
Аленка просто слегка приоткрыла рот, да так и осталась сидеть. Тимоха, полностью удовлетворенный произведенным впечатлением, соскочил с вешалки и легко перелетел через всю комнату, пару раз оттолкнувшись по пути от тумбочки и стены, оказавшись в изголовье Никиткиной кровати. Там он примостился на спинке и теперь с любопытством рассматривал ошарашенную его появлением компанию. Пауза затянулась. Аленка первой вышла из оцепенения.
– Ты кто?
– Я Тимоха, – с готовностью представился нарисованный персонаж.
– А откуда ты взялся? – девочка отошла от шока, и теперь на ее лице было написано выражение крайнего любопытства.
– Я взялся из блокнота – гордо сообщил Тимоха и картинно раскланялся.
– Ты так классно прыгаешь! Через всю комнату перелетел!
– вступил в разговор Павлик. Он, наконец, прекратил протирать очки, успокоился и тоже разглядывал пришельца.
– А что ты еще можешь? Ты можешь сам что-нибудь нарисовать? Вернее, что-то изобразить?
– Я все могу!
– Ну что, все? Вот, носорога, к примеру, можешь?
Павлик увлекался изучением животного и растительного мира планеты, только что прочитал как раз про носорогов, и носорог это было первое, что пришло ему в голову.
Тимоха хмыкнул, пожал тоненькими, нарисованными плечиками, огляделся и, приняв решение, прыгнул на стену. Там он мгновенно принял очертания заказанного животного. Того, что произошло дальше, никто не ожидал. Раздался утробный рев, и носорог топнул внушительного размера ногой, мотнув головой. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Аленка зажмурилась, закрыв ладонями рот. Павлик вскочил на подоконник. Андрюха сам не заметил, как нырнул под кровать. Никита, поскольку деться ему было некуда, был единственный, кто не потерял присутствия духа.
– Тимоха, хватит! – решительным голосом скомандовал он. Носорог тут же исчез. Грифельный малыш снова водворился на спинку кровати.
– Ну как?
Тимоха явно жаждал признания и аплодисментов.
– Ты, это… ты больше так не надо! – Андрюха с трудом подбирал слова, вылезая из-под кровати.
– Ладно! Извините! Я не хотел! – Тим выглядел виноватым.
– Я вам сейчас что-нибудь другое нарисую. Дверь нарисую!
Грифельный малыш снова оказался на стене. Дверь получилась большая, прямо, как настоящая.
Любопытство – всесильная вещь! Аленка преодолела страх и подошла к стене. Потрогав нарисованную Тимохой дверь, девочка осторожно толкнула ее створку и исчезла. Павлик ринулся за ней и тоже пропал. Андрюха, хотя ему уже было страшно, последовал за друзьями. Как только он коснулся рукой рисунка, его выбросило куда-то по ту сторону стены. Никита был последним. Его втянуло в обозначенный проем, словно огромным пылесосом.
Глава 4
Исчезла больница. Исчезло вообще все, что только что окружало ребят. Опомнившись, они обнаружили себя лежащими на земле, покрытой густыми зарослями папоротников, среди которых возвышались стволы высоких деревьев, похожих на пальмы. Откуда-то неподалеку доносилось журчание воды. Причудливо изогнутые ветви и лианоподобные стебли других растений, переплетаясь, окружали их со всех сторон. Над головами вилась мелкая мошкара, издавая противный писк. Издали доносился утробный рев и короткие вскрики. Воздух тяжелый и влажный. Душно. И почти темно, потому что растительность закрывала все вокруг, не давая солнечным лучам пробиться вниз, к земле.
– Ребят, мне кажется, это джунгли, – прошептал Павлик, растерянно озираясь по сторонам. Ему, наконец, удалось найти свои очки, которые свалились при падении. Водрузив их на нос, Павлик изрек, снова почти шепотом:
– Да! Это совершенно точно, джунгли! Это невозможно!
В который уже раз, сняв и одев очки, он сильно потер ладонью лоб. Очки вновь оказались в руке.
– Разбудите меня, пожалуйста, кто-нибудь! Я, наверное, сплю и не могу проснуться! Ребят, пожалуйста!
Андрюха, еще не вполне отойдя от встречи с носорогом, сидел на земле, недоверчиво вглядываясь в окружающее пространство.
– Так не бывает! Этого не может быть!
Взъерошенный любитель сладкого повторял эту фразу уже пятый раз и больше, видимо, ничего сказать не мог. Он бы с удовольствием еще добавил, что хочет к маме. Но рядом была Аленка. Да и перед остальными ребятами было неловко проявлять такое малодушие.
Аленка молча разглядывала что-то у себя под ногами, пребывая в состоянии ступора. Андрюха первым опомнился и осмотрелся в поисках Никиты. Он вспомнил о друге, и с ужасом осознал, что Ник не может ходить. Нигде поблизости Никиты видно не было. По всей видимости, его забросило несколько дальше, чем всех остальных. Не успел Андрюха призвать друзей на поиски, как Кит сам появился перед глазами, выбираясь из зарослей стоящего стеной папоротника. У Аленки раскрылся от удивления рот. Павлик в который уже раз сдернул с носа очки. До Андрюхи не сразу дошло, что Никита идет. Идет! Кит продирался сквозь заросли, и шел так уверенно, словно и не было у него никакой проблемы с ногами! К Нику вернулась способность ходить! Это было здорово! Это было так чертовски здорово, что у Аленки навернулись слезы на глаза.
– Вот это да! – Андрюха улыбался во весь рот, забыв про только что пережитый ужас.
Павлик подбежал к Никите, смущенно хлопнув его по спине. Он был так удивлен и так сильно обрадован, что растерялся и не знал, что в этой ситуации можно сказать и как себя вести. Никита и сам был растерян. Он передвигался скорее автоматически, чем осознанно. Он еще не до конца понял, какое чудесное чудо с ним случилось.
– Тимоха! Тимоха где???! – Андрюха вспомнил еще об одном персонаже, ставшим частью их компании и по вине которого они находились сейчас неведомо где.
– Да здесь я!
Скрипучий голос грифельного человечка доносился слега приглушенно.
Ребята напряженно всматривались в окружающие их заросли. Тимоху нигде не было видно.
– Может ты, все-таки, поднимешь свою задницу?!
Андрюха осознал, что голос слышен откуда-то из-под него. Он вскочил, как ужаленный. Тим распластался по траве. Вид у него был недовольный, и это мягко сказано.
– Мог бы извиниться ради приличия!
Человечек, освободившись, принял первоначальный облик и, продолжая бубнить шепотом что-то неодобрительное в адрес Андрюхи, перебрался на пенек, торчавший поблизости.
Андрюха был смущен. Понятно, что плюхнулся он на приятеля во время падения не нарочно. Но все-же…
– Извини, – Андрюха сказал это еле слышно. Как-то странно было извиняться перед нарисованным персонажем, возникшим из блокнота. Потом понял, что уж лучше не извиняться вообще, или надо сделать это как следует. – Прости меня, Тимох! Я же не специально! Ты ж понимаешь!
Андрюха говорил уже вполне искренне, и заметно было, что ему неловко.