Я подождала ответа, который глупо было ждать. Все мои действия казались безумством, но выбора у меня не осталось.
— Сейчас я войду в твой мозг, — начала импровизировать я, — и приснюсь тебе, сволочь!
Олег резко встал, щёлкнул кнопкой светильника, от чего я даже растерялась, затем полез в прикроватную тумбочку. Мне пришлось вытянуть шею, чтобы разглядеть, чего он в ней перебирает — он вытащил из неё таблетки, зашуршал ими, выдавил парочку, проглотил, запивая водой из бутылки, убрал таблетки обратно — мне удалось увидеть фрагмент в названии: слово «слип», что переводится «спать».
— Не спится? — позлорадствовала я. — Совесть замучила? Не верю! У таких, как ты, совести нет вообще! Наверно, «бабки» большие на кону стоят — упустить боишься… Правильно, сильней переживай, а то мимо носа пройдут!
Я снова перевернулась лицом к потолку. Медведь сейчас захрапит под воздействием снотворных, а мне не спалось, да и предыдущие ночи мне пришлось провести либо сидя на бордюре, либо полулёжа в стрип-клубе. Кажется, во сне мой организм не нуждался, осталась привычка — желание вырубиться, когда сознание считало, что организм устал.
— Ты Веронику совсем не знал… — мечтательно заговорила я, чуя, что хозяин ещё не уснул. — Моя сестра такой прекрасный человечек… Это обо мне все говорят: пацанка, оторва, хулиганка, а Вероника — настолько милое создание, обаятельная, готовит бесподобно… Вот только муж ей достался придурок, маменькин сынок. Прожила она с ним лет так двенадцать и все эти годы слышала одно и то же: ты бесплодная, ты бесплодная! Особенно мама его: разведись с ней, разведись! — Я бегло глянула на соседа по койке. — Не спишь ещё? Тебе не надоела моя болтовня? Ну так вот. Развелись они всё же… по причине её так называемого бесплодия. А когда Вероника пришла в себя, увлёкся ею один «транзитный пассажир» — такой же козёл, как и предыдущий, только на своей волне, но благодаря этим встречам наша бесплодная Вероника сразу забеременела. Вот такое бывает! И не ждали мы от него отцовства — есть желание, пусть участвует, нет, так без него обойдёмся, воспитаем.
Я снова вспомнила, что отцовства не будет и виновата в этом наглая скотина, которой я сейчас всё это излагаю, как самому близкому другу. На меня накатила злость. Мы должно быть уже похоронены, и Вероника, и я, а этот боров лежит в шикарной кровати, размером, как вся наша спальня… И тут я не выдержала — накинулась на него с кулаками, затем вскочила на ноги, стала пинать. Я выкрикивала разное: проклятия, ругательства, я обещала ему адский ад, пекло, муки вечные, обещала испортить жизнь всем, кто его окружает…
Но он лишь переворачивался с боку на бок. Выплеснув злость, я от него отстала, уже не лежала — сидела, скрестив над коленями вытянутые руки, смахивая периодически слёзы беспомощности.
Раза три за ночь он ходил в туалет, затем умывался, пил свою минералку, пару раз закидывал в рот ещё какие-то лекарства, запивал. Я с ним больше не разговаривала, всё время лежала молча. Было желание убраться отсюда при первой возможности, но так я не узнаю его секретов и не смогу осуществить свой замысел.
Поутру он первым делом кому-то набрал. Растянул любезные приветствия — я поняла, что звонит он некому светиле медицинского направления. Пожаловался на отсутствие здорового сна, особенно в эту ночь, поклянчил, чтобы тот ему прописал волшебные таблетки, так как в ближайшее время он не имел возможности пройти предложенное обследование. Тот дал добро, пообещал рецепт более сильнодействующего препарата, на том и порешали.
Мы с ним вместе позавтракали: нам подали овсянку, свежевыжатый сок и тосты с сыром. Я всё время молчала с удручённым видом. Он сосредоточился на журнале, я на шпинате, украсившим тост. Я вертела листву и ощипывала, пока сиамский близнец не увёл этот тост из-под носа, мой шпинат нырнул в его глотку и исчез с концами. Руки занять стало нечем.
У меня сложилось впечатление, что он мало часов проводит в пределах дома, но сегодня было воскресенье, и он никуда не выезжал. В течении дня я «грела уши», в том числе около обслуживающего персонала. Я гуляла по всему дому, стояла на кухне, наблюдая за работой повара, сопровождала уборщицу, протирающую поверхности. Что не так с этим домом? До сих пор ни малейшей ниточки… Здесь всё так идеально?
К концу дня до меня донеслось благодаря остроте слуха, как в ворота въезжает автомобиль. Я выглянула в окно: водитель высаживал молодую особу и выгружал чемодан на колёсах. Похоже я угадала — вернулась Она, и угадала откуда, что с отдыха…
Длинноногая девушка под метр девяносто с длинными тёмно-русыми волосами появилась в холле — неужели из манекенщиц, подумала я. Рядом с ней я чувствовала себя карликом. Вид у неё был томный, измождённый. Она слегка наклонилась, чтобы поцеловать своего возрастного супруга в залысину, сказала ему что-то банальное про поездку. Напряглась, когда он оповестил:
— Забыл тебе сказать: Дениска наш тоже укатил в Испанию, завтра возвращается! Вы там с ним случайно нигде не встретились?
Манекенщица удивлённо заморгала длинными ресницами, пожала плечами.
— Даже не представляю по каким злачным подворотням Испании куролесил твой отвязный сынок, зная его. Лично я весь отдых проводила на пляже. У нас с ним не может быть общих точек соприкосновения. Кроме аэропорта конечно…
Я увязалась с ней, она меня заинтересовала. Девушка была привлекательной — точёные черты лица, пухлые губы, спортивная форма тела. Я продолжала её разглядывать, когда она первым делом направлялась в душ, будто только о нём и мечтала, телефон она прихватила с собой. Следующие минуты я молча наблюдала, как манекенщица, раздевшись до нижнего белья, включает в кабине душ, а сама тем временем, присев на белую тумбу, начинает копаться в своём телефоне. Мне пришлось опереться о её плечо, чтобы видеть всё, чем она там занимается — она просматривала фотографии. Это были красочные фото испанского побережья, на которых она была сногсшибательна. Демонстрация коллекции её купальников и пляжной одежды меня просто впечатлила. Удивляло лишь одно: неужели просмотром снимков нельзя заняться в другое время и к чему бесполезное литьё воды?
Жена хозяина внимательно изучала каждую фотографию, а я в процессе, охваченная женским интересом, отмечала про себя, что ресницы у неё натуральные, грудь настоящая, глаза насыщенно голубые без цветных линз… Тут на одном фото она остановила пристальное внимание, расширила его — я поняла, что она разглядывает спину какого-то парня. Удалила. Продолжила. Иногда, увеличив снимок, девушка находила лишь фрагмент его ноги — фото безжалостно улетало в корзину.
— Как интересно… — не выдержала я. — И кого это мы так целенаправленно удаляем? Кто этот красавчик? А-а… Ты боишься, как бы твой муженёк случайно не влез в телефон — а там знакомые шлёпанцы на дальнем плане. Наверно, очень знакомые, раз так суетишься… Ну и что у вас с ним, с этим мачо? Неужто роман?
Всё, что имело связь с тем парнем, было удалено. Затем она избавилась от всех снимков в папке «недавно удалённые», и только тогда загорелое тело полезло в облако горячего пара.
Кто же этот парень, задумалась я, а здесь не всё, оказывается, так идеально.
— Ну как отдохнула? — встретил её из душевой благоверный.
Я не могла представить, что этот монстр способен щебетать, как птенчик и улыбаться как… Вообще улыбаться. Он обхватил жену сзади за бёдра, целуя обнажённые плечики, находящиеся на уровне его губ — она в это время сосредоточилась на своих волосах: сначала брызнула в ладонь пахучего средства из флакона, затем начала втирать его в мокрые пряди, слегка наклонив голову. Судя по разговору, в этой семье приезд хозяйки был рядовой ситуацией, моталась она довольно часто.
В обращении к ней прозвучало «Натали», теперь я знала имя жены своего врага. Олег Маратович пахабно притёрся к ней, увлекая в кровать, но она его отстранила.
— Дорогой, ну не сейчас! Ты же знаешь, эти аэропорты меня выматывают! К тому же рейс задержали на два с половиной часа… Я очень устала, будто вообще никуда не летала. Гуля! — выглянула она за дверь. — Гуля! Приготовь нам чай!
Сначала я представляла эту длинноногую куклу высокомерной по отношению к прислуге, но, когда она вошла в роль хозяйки дома, я заметила, что Натали вполне сносно обращается с персоналом, значительно лучше, чем её надменный супруг.
Как я и думала, Олег Маратович без спроса полез в телефон жены, развалившись на мягком диване, будто это был семейный фотоальбом — бери, когда вздумается и разглядывай фотографии сколько душе угодно. Перелистывал он с улыбкой, довольный результатом.
— А это кто? — Натали вздрогнула, услышав от него вопрос, подошла, включив самообладание, наклонилась, присела на подлокотник.
— Пара из Питера, занимаются… м-м… тренажёры, массажёры, сайт, короче. Я в основном с ними тусовалась. А с кем ещё? Лёля подвела меня, бортанула в последний момент — такой кидос! Головные боли у неё видите ли… Овца!
— Всё-таки мне не нравится, что ты летаешь одна… Мало ли что…
— А мне нравится!
Она резко встала и отправилась по делам, приговаривая по пути:
— Лучше одной, чем выслушивать всякую херь… Мне и тут хватает… Я хочу отдыхать спокойно, расслабленно, безо всяких Лёль, чтобы никто не капал мне на мозги!
Наблюдая за ними и за обустройством этого дома, я сделала вывод: женаты они недавно, пару лет, тройку — максимум. Натали действительно вращалась в среде моды: у неё было множество снимков с профессиональных фотосессий — её холодный взгляд и царственная осанка выигрышно демонстрировали такое же «ледяное» платье. Интерьер дома Олега был выполнен в духе старого холостяка, современная девушка на такое бы не подписалась — будучи хозяйкой, она бы отделала его в современном стиле, по последним трендам. И всё же некоторые элементы в отделке выдавали не старое происхождение — я знаю, работала с отделочными материалами, а значит, ремонт закончился года четыре назад, максимум — пять, и этой фифы в то время здесь явно не было, как не было другой женщины. Не было очень долго.
На их постельную сцену противно было смотреть. Жена подпустила к себе мужа поздним вечером. Ей требовалась полная темнота в постели, он же, наоборот, зажигал светильник. Натали обращалась к нему ласково, но уж я-то видела её мимику, которую не видел муж, пока пыхтел, — она закатывала глаза с видом удручённости, всё в ней говорило: когда же это закончится? Спасибо Олегу за включенный свет — мне удалось узнать многое, на что я в темноте могла не обратить внимания. Моё зрение стало острым, но не до такой степени.
Матёрый самец Олег Маратович, бесстрашный, уверенный в своих силах, вгоняющий людей в страх, оказался вовсе не тем, каким считали его окружающие. Натали просто еле вытерпела его, у него были явные проблемы с потенцией. Он останавливался, чтобы его массивная кисть нырнула в тот самый ящик, проглатывал очередную таблетку, затем вновь улыбался жене слащавой улыбкой и всё начиналось заново.
Я ликовала, примостившись на углу кровати и комментируя действия Олега ироническими высказываниями. И почему Натали всё это терпит… Естественно, в обмен на красивую жизнь. Но она ещё слишком молода, ей где-то двадцать восемь — двадцать девять. Что же она собирается делать в дальнейшем? В любой момент, его, больного старикана, застигнет смерть, возможно, не без моей помощи, а у Натали жизнь только начинается.
Девушка продумала всё наперёд: ей обломится наследство, и бонусом к нему будет тот красавчик с фотографии, плечистый, загорелый, в модных шлёпанцах. Все останутся в выигрыше, когда Олег Маратович сдохнет… Естественно, кроме самого Олега Маратовича.
Часть 4
Со стороны выглядело должно быть смешно, как мы втроём спим на одной кровати. Мне снились ужасные сны, всё как при жизни: прокручивалось одно и тоже — мою сестру убивают, я вздрагиваю и во сне, и наяву, просыпаюсь. Вижу, что Натали навалилась на меня, отодвигаюсь на край, где нет подушки. Сворачиваюсь калачиком, засыпаю. Новый сон не лучше: я вижу бабушкин дом, где я проводила каждое лето: за окнами кто-то ходит — я прячусь, прижимаюсь к полу, в окна вторгаются, просыпаюсь снова. Мне нет покоя на этой кровати — Натали положила руку мне на лицо, я встаю и ухожу досыпать на небольшую кушетку — предмет спального гарнитура, расположенный «в ногах». Я вырубилась так крепко, либо перестала реагировать на чью-либо возню, что не заметила, как главный интересующий меня персонаж уехал на работу. Видимо он вставал максимально тихо, дабы не разбудить свою прекрасную богиню.
Утром я ознакомилась с рационом хозяйки дома: зелёный чай без сахара, салат из зелёной ботвы без соли, отвратительный зелёный коктейль из блендера. Да, жизнь у неё тяжёлая… Завтракать с Олегом мне нравится больше.
К полудню из холла донёсся идиотский громкий мужской смех. Я спустилась со второго этажа, где бродила по коридору и разглядывала художественные полотна, висящие вдоль стены, и не поверила глазам — парень из удалённых фотографий пересекал дом поступью хозяина с телефоном под ухом, что-то отвечал, уморительно ржал. За ним прислуга катила чемодан на колёсах. Прибыл Дениска, подумала я, сын своего отца, точная копия.
Я оказалась заперта с ним в его комнате, начала озираться по сторонам. Пока он продолжал хохотать с телефоном, изучала обстановку. В комнате стояла единственная его фотография подростковых лет: в руках он держал награду, на шее висела медаль. Тогда его волосы были светлее, чем теперь: удлинёнными, вьющимися. Фотограф постарался и сделал глаза насыщенно синими — не могли же они настолько посереть, какими я их видела на живом примере. Взрослый он был круглолицым, плечистым, мясистым. Я смутилась, увидев его голый торс, надо сказать, сексуальный, привлекательный.
После того, как он принял душ, завалился на кровать и снова взялся за телефон. Парень не умолкал, рассказывая друзьям — какие девки отдыхают в Испании.
Так как в последнее время мне было скучно проводить много времени в пределах одного помещения, я понимала, когда «сынок» мне надоест, я буду молить, чтобы он поскорее открыл дверь, так как я по-прежнему не умела перемещаться сквозь подобные преграды.
Поначалу я старалась не думать о худшем положении дел в этой семье — Натали могла удалять следы пребывания Дениса на фотографиях по его просьбе: так бывает, что затурканный строгим родителем сын начинает хитрить и тут, и там, выкручиваться, скрывать реальное положение дел, лишь бы не гневить папу. Но, когда я стала свидетелем встречи сына и мачехи, у меня отвисла челюсть. Денис исподтишка, пока никто не увидел, схватил её за грудь, на что она положительно отреагировала. Их общение наедине и на людях в корне отличалось: в присутствии посторонних они могли обмолвиться лишь парой-тройкой слов, в приватной обстановке сразу переходили на шёпот, всё время о чём-то договаривались, придумывали шифры.
Моя челюсть так и не вернулась на место, пока я ходила за ними хвостом. Кто бы мог подумать, а Натали далеко не проста, да и сынок чего стоит… Так тебе и надо, Олег Маратович! Получай! Я безумно рада, что твоим рогам позавидует любой олень.
К приезду Олега Маратовича сын куда-то смылся, полагаю, чтобы не смотреть лишний раз отцу в глаза. А может укатил по злачным местам — не зря Натали провожала его ревностным взглядом. Я стала гадать, как бы донести до хозяина то, что творится в его семье — не ради справедливости, а для того, чтобы подсыпать перцу в его сладкую жизнь. Я пыталась представить его реакцию, когда всё откроется — что он сделает? Убьёт обоих так же, как нас с Вероникой? Сомневаюсь…
Натали смеялась над передачей, в то время, как её муженёк с суровой миной, привезённой с работы и до сих пор не сменившейся, продолжал заниматься добыванием денег для семьи, закрывшись в кабинете. Я ничего не смыслила в том, чем он зарабатывал на жизнь: мне были не понятны его телефонные разговоры, ни о чём не говорили бумаги, в которых он копался, иногда злостно отшвыривал — что-то не клеилось, а тут я, висящая над ухом и нашёптывающая: твоя жена изменяет тебе с твоим сыном, твоя жена и твой сын, твоя Натали и Денис — любовники!
В какую-то секунду он будто почувствовал меня, прислонившуюся справа к его плечу, замер — я отпрянула, он стал вслушиваться, затем встряхнул головой и продолжил перебирать бумаги. Может мне померещилось… что он услышал мои слова.
Они ложились в постель в хорошем настроении — Олег Маратович сменил маску на подобающую. Натали была для него отдушиной, наслаждением, антистрессом. Бьюсь об заклад, что с момента её появления он перестал интересоваться другими женщинами и основную часть вечеров проводил в своём, наверняка когда-то холодном и «необитаемом» доме.