Света ещё что-то причитала ему вслед, но Гордею теперь хотелось только скорее убраться от этого душного смолистого запаха сосен и от зноя, словно насмехающихся над ним и Ниной.
3.
Гордей вернулся в дом Анны Петровны с твёрдым желанием собраться и уехать обратно на первом же автобусе. Благо, вещей с собой почти не взял и собрался быстро, со злым энтузиазмом напихав всё в рюкзак.
Дед Валерий подсказал, что вечерний автобус приедет в восемь и удивился, что Гордей уезжает так скоро. Гордею, впрочем, показалось, что удивление было напускным, а за ним пряталась радость, что чужой человек не задержится надолго. Что говорить, присутствие друга их давно погибшей дочери наверняка бередило раны и звучало непрошеным, неприятным приветом из прошлого.
До вечера оставалось время, и Гордей прилёг на западной веранде, чтобы в автобусе не заснуть от ночного недосыпа и не проехать свою остановку. Это оказалось спорным решением: «часок» превратился в три, и Гордей открыл глаза только в половину восьмого. Чертыхаясь, кое-как оправил помятую одежду, схватил рюкзак и выбежал со двора.
Он бежал вниз по спуску, когда понял: жёлто-белый автобусный зад уже торчит у столба и вот-вот двинется дальше. Гордей закричал, размахивая руками, кинулся со всех ног и позорно упал, обдирая штаны и ладони о дорожный гравий.
– Осторо-ожно! Ой, это ты!
Тренькнул звонок велосипеда, и сбоку остановилась Света. Положив велосипед, протянула Гордею тонкую ручку, предлагая опереться. Гордей с досадой посмотрел на удаляющийся автобус и поднялся сам, фыркнув под нос. Помощница нашлась…
– Ты куда так бежал? – спросила Света, ничуть не смутившись, что на её протянутую руку не обратили никакого внимания.
– Догадайся.
Света быстро обернулась, встряхнув косами, и закусила губу.
– Опоздал? Ну ничего, с утра поедешь. – Её глаза вдруг засияли алчным блеском. – Раз остался, может, поболтаем? Я вот, в школе взяла задание… Пишу большую серию сочинений про байки разные. Потом их обещали опубликовать в школьной газете и подать на районный конкурс.
Гордей подавил вздох, чуя неладное.
– Вечереет. Давай ты домой поедешь, я тебя провожу. Может, и поболтаем.
Света просияла и браво развернула велосипед рулём вперёд, в сторону Красилова, но садиться не стала, покатила рядом.
– Я вот уже про домовых и кикимор расспросила. Так чудно: в сказках же кикиморы на болотах живут, а тут люди верят, что это домашняя нечисть, ну что-то вроде кошки. Только они более скрытные, а домовые дружелюбнее, хотя тоже не любят людям на глаза показываться. Ты слышал что-то про них?
– А как же. Дремучий народ, прогресс до деревень медленно доходит. Ещё долго будут во всякое мракобесие верить, и не только здесь.
– Ага, точно-точно. Но так интересно всё это, страсть! – Света покосилась на Гордея, будто изучала по его лицу, можно спросить что-то посмелее или не стоит.
– Да ничего особого. Наука интереснее. Почитай лучше настоящие исследования, а все эти россказни оставь для Красисловских бабок.
Света вспыхнула.
– Да как же! Фольклористика, между прочим, тоже наука. Изучение народа, его верований… Почти как история, только сказочнее. Вот ты, наверное, тоже мог бы что-то интересное рассказать. Про девушку ту…
Гордея укололо злобой, но он понимал, что срываться на глупую девчонку не стоит. Он вздохнул и остановился, повернувшись к Свете лицом.
– Послушай, я уже говорил. Там не было никакого зверя и не могло быть. Произошло убийство. Жестокое и несправедливое. Убили мою невесту, а того, кто это сделал, так и не поймали. Газеты потрубили, по радио шли обсуждения, даже телевидение приезжало, но на этом всё. Люди посудачили месяц, потом им надоело. А Нину не вернуть. Если старики верят в домовых, это одно, а растерзанная девушка…
– Я читала эти статьи. У бабушки много газет лежит в сенях, связанные тюками и пожелтевшие. Там и фотографии были! Что за убийца такой? Настоящий маньяк. Почти как тот псих, который в лесополосах женщин убивает, ну ты слышал, наверное. И этот случай с Ниной произошёл у нас, в тихом Красилове! Если бы человек так хладнокровно убил другого человека, то вряд ли ограничился бы одним убийством. Так что это не несчастный случай.
– Так ты определись: ты хочешь написать сочинение про домовых или расследовать убийство десятилетней давности?
– Хочу узнать что-то из первых уст, – не сдавалась Света. – Там были следы когтей! Какой человек так сможет?
– Ты можешь считать, что Нину загрызли бродячие собаки. Мне неприятен этот разговор.
Гордей повернулся и зашагал быстрее, но и Света прибавила шаг.
– Собаки? Значит, ты уже подтверждаешь, что это был не человек?
Перед глазами у Гордея темнело импульсами, в черноте выступали картины, которые он предпочитал бы забыть. Он остановился, прижав ладони к векам, и задышал часто и глубоко.
– Эй-эй-эй! Прости, пожалуйста! Мне больше не у кого спросить, местные запрещают говорить про тот случай, но все как один верят в версию со зверем. Ты не обижаешься?
– Н-нет, – процедил Гордей сквозь зубы, но внутри клубилось и ворочалось что-то чёрное, готовое вот-вот рвануть.
– Хорошо, – обрадовалась Света. – Пойдём дальше? Попить дать?
***
Выстиранные занавески слегка колыхались: из оконных щелей сильно дуло. Сон не шёл. Вернее… Гордей то проваливался в какое-то жидкое болото, полное копошащихся червей, то выныривал из него, покрываясь холодным потом и хватая ртом воздух.
Наваждение прошло только с рассветом – разбавленные малиновые лучи заглянули в комнату, и Гордей словно по-настоящему проснулся. Свесил ноги со скрипучей постели и наступил на что-то мокрое, липкое… Склонился и увидел, что пол заляпан грязью. Гордей склонился, потёр пальцем грязь и нахмурился. Кто наследил? Анна Петровна точно его убьёт и прикажет выметаться скорее. Может, это было бы и к лучшему, но оставлять после себя заляпанный пол (пусть и не по своей вине) Гордею было бы совестно.
Он наспех натянул штаны и, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Птицы шумели, но не заливались трелями, а перекрикивались пронзительно и резко где-то на старой яблоне.
Гордей набрал воды в ведро и спиной почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Ему стало неуютно, между лопаток пробежали мерзкие колючие мурашки. Гордей обернулся и заметил хмурое лицо бабы Тони за колыхающейся занавеской прежде, чем соседка успела скрыться.
Вернувшись в комнату, Гордей обмакнул в ведро тряпку, прихваченную по пути на веранде, и склонился над пятнами грязи. Что-то теперь в их облике насторожило его ещё сильнее. Гордей занёс мокрую тряпку, размазал воду по грязи и замедлился. От грязи железисто пахло… кровью. Разводы растеклись по полу и теперь правда выглядели не буро-грязными, а красно-ржавыми. Разве что кошка притащила мышь ночью? Но вроде бы никаких кошек тут не жило. И Гордей бы услышал, спал ведь не так чтобы крепко. Но и от мыши не было бы столько крови, если уж честно…
Гордей убрал пятна так быстро, как только смог. Ему бы не хотелось, чтобы хозяева застали его на коленках, с тряпкой в руках. И было что-то ещё – какое-то невыраженное желание скорее спрятаться, выкинуть грязную тряпку, слить под забор порыжевшую воду и вымыть ведро, сделать вид, будто и не было ничего такого…
– Прибираешься с утра?
Гордей чертыхнулся и поднялся, блюхнув тряпку в ведро.
– Ну так. Наследил вчера немножко.
Анна Петровна обвела цепким взглядом и пол, и Гордея, и ведро. Гордей так и не понял, показалось ли ей что-то подозрительным, но хозяйка просто бросила в ответ:
– Воды много не разводи, полы вздуются.
– Угу.
Протиснувшись боком и закрывая собой ведро, чтобы Анна Петровна не заметила странный цвет воды, Гордей снова вышел на улицу и быстро, плеская брызгами себе на ноги, вылил содержимое под яблоню.
Ветки красные, все в крови.
Брызги на белом ноздрястом снегу…
Картинка полыхнула перед глазами, когда ржавая вода, выливаясь, блеснула под солнцем. Лоб Гордея моментально покрылся испариной. Он никогда не видел столько крови разом, как в тот день. Он вспомнил, как глупо смотрел на мёртвую Нину и думал: как в этой девочке умещалось столько крови? Разве это всё могло вытечь из одного человека?
Ведро громыхнуло: дужка ручки с одной стороны выскочила из отверстия. Гордей дёрнулся, как от удара, и тут же осадил себя.
– Уже от своей тени скоро будешь шарахаться, дружок, – пробормотал он и, пристроив ведро к крыльцу, вернулся в дом.
***
Подхватив рюкзак с вещами, Гордей в очередной раз неловко поблагодарил хозяев и вышел за забор с одним-единственным желанием: наконец-то покинуть Красилово и вернуться домой. Но всё же кое-что удерживало Гордея здесь. Ему нужно было попросить у Светы прощения за вчерашнее. Отчего-то он не слишком хорошо помнил, как они расстались вечером, но вроде бы он сорвался и накричал на девочку. Конечно, она не должна была так наседать с этим своим зверем, но и Гордей мог бы вести себя сдержаннее.
Все знали, где жила держательница местного магазинчика – на краю улицы, прямо напротив прямоугольной коробки-сельпо. У домика, выкрашенного зелёной краской, яркими свечками пестрели люпины, а у тропинки алела усыпанная цветами айва.
Калитка была открыта, а нигде перед домом не было видно Светиного велосипеда. Гордей почти расстроился, что не застанет девушку на месте, но решил-таки попытаться.
– Хозяева? – позвал Гордей, ругая себя за то, что не запомнил, как зовут бабушку Светы. Хотя что толку, она тоже, скорее всего, не дома.
Поднявшись на крыльцо, он толкнул дверь – та подалась, и изнутри послышались голоса. Насторожившись, Гордей шагнул дальше, и уже на террасе замер, встретившись взглядами с хозяйкой.
Пожилая женщина была заплакана и комкала в пальцах мокрый платок. Напротив неё, спиной к Гордею, сидел молодой человек в милицейской форме, фуражка лежала рядом на столе. Говорившие резко замолчали, услышав скрип открываемой двери, женщина приподнялась, наверное, ожидая увидеть кого-то другого. С появлением Гордея на её припухшем от слёз лице проступило разочарование.
– Добрый день, – поздоровался Гордей.
Милиционер обернулся и тут же кивнул хозяйке.
– Это кто?
– Д-да почём я… Так это тот и есть, наверное, городской, – ответила она, разглядывая Гордея.
– Младший лейтенант Блохин, – представился милиционер, протягивая Гордею руку. – Участковый инспектор.
Гордей настороженно пожал протянутую руку и неспокойно обернулся.
– Мне бы… Свету повидать.
– Светлану Лещицыну?
– Вроде бы…
Участковый весомо посмотрел на хозяйку и указал Гордею на свободный стул, а сам взялся за ручку и перевернул листок, закреплённый на планшете.
– Присаживайтесь, товарищ…
– Гордей Сумароков.
– Су… ма… ро… – вывел участковый. – Когда вы в последний раз видели Светлану Лещицыну?
Гордей наконец начал что-то понимать. По его шее пробежали колючие мурашки, и он инстинктивно поджал пальцы, под ногтями которых ещё виднелись ржаво-бурые полоски, оставшиеся после утренней уборки.
– Вчера вечером.
Хозяйка громко всхлипнула и снова поднесла к лицу платок.
– Во сколько?
Гордея опалило раздражение. Ну что он, на часы смотрел? Хотя…
– Около восьми часов. Из-за неё я опоздал на последний автобус.
– У вас случился конфликт?
Холодный тон участкового лишь усилил гнев.
– Товарищ Блохин, вы меня в чём-то подозреваете?
– Пока нет, просто собираю информацию.
Он сосредоточенно заскрипел ручкой по листу.
– Ты правда видел Светочку вчера вечером? – подала голос хозяйка. – Правда?
Гордей заёрзал. Сказать правду? Розовощёкий младший лейтенант Блохин не внушал доверия… если Света действительно пропала (от этой мысли стало совсем уж не по себе), то теперь его отъезд может отложиться. Хотя можно помочь в поисках – отвести от себя подозрения (хотя в чём его вообще можно подозревать?) и спокойно уехать, когда девушка найдётся.
– Видел, – произнёс он твёрдо, открыто глядя на бабушку Светы. – Мы виделись всего дважды. Оба раза – вчера. Днём на поле, вечером по пути на остановку. Мне показалось, что она обиделась на мои слова, и сейчас я хотел зайти и извиниться.
– Куда она пошла после вашей ссоры? – спросил Блохин.
– Села на велосипед и поехала вверх по холму, в деревню. Домой, – уверенно ответил Гордей.
– А вы?
– Я вернулся к Анне Петровне. Я у неё гощу.
– К Букашкиной?
– К ней.
Блохин сосредоточенно записывал слова Гордея, а закончив, весомо произнёс:
– Если вы собирались уезжать, то пока лучше повременить. Пройдёте свидетелем… если что.
Это прозвучало как приговор: тяжело и нелепо. Гордей упёрся локтями в стол, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить.
– Да что вы, в самом деле?! Что тут может произойти? Мирная деревня, все друг друга знают…
Кровавые пятна на белоснежном покрове. Распахнутые глаза, на которых не тают снежинки.
– Вроде бы, несколько лет назад…
Гордей схватил Блохина за локоть и выволок из террасы на улицу. Ручка покатилась по полу.
– Ты до чего старуху довести хочешь?! Чтоб её на скорой отсюда увезли? За словами следи, лейтенант!
Блохин охнул, когда Гордей с силой ударил его лопатками о стену дома. Милицейская рубашка сбилась, лицо участкового раскраснелось.
– Н-нападение…
Гордей выпустил его нарочито грубо, чтобы тот с трудом удержался на ногах.
– Сыщик хренов. Сначала научись с людьми общаться. Найдётся девчонка, а ты уже старуху запугал до полусмерти.
Гордея прервали голоса, доносящиеся со стороны магазина. По лицу Блохина он понял, что тот тоже услышал. Переглянувшись, мужчины не сговариваясь прошли по дорожке, вышли за калитку и двинулись к магазину.
Прямоугольный короб сельпо остался таким же, каким его запомнил Гордей, разве что некогда розовая краска выгорела до невнятно-белёсого. На крыльце толпились деревенские и крутилось несколько дворняжек, растерянно помахивающих лохматыми хвостами.
– Да говори ты толком, что стряслось! – в сердцах воскликнула дородная женщина, прижимая пухлые руки к груди.
Приблизившись, Гордей увидел, что люди сгрудились около мальчишки лет десяти, который кривился в плаче, заикался и пытался что-то рассказать.
– Товарищ участковый, без вас никак, – произнесла, громыхая пустыми бидонами, другая женщина.
– Всем сохранять спокойствие, – пропыхтел красный Блохин, ещё не пришедший в себя от полученной взбучки.
Толпа расступилась, пропуская участкового к мальчику. Тот притих, увидев милиционера, даже как-то выправился и утёр сопливый нос.
– Раз взбаламутил столько народу, рассказывай, в чём дело.
Блохин присел на корточки перед ребёнком, а Гордей остался чуть в стороне, под раскидистой сиренью: там стояли небольшие столики, где сельчане активно торговали излишками собственных урожаев, а в удачные лета – собранными грибами и ягодами.
– В овраге девчонка л-лежит, – отрапортовал мальчик. В наступившей тишине его заплаканный голос прозвучал неожиданно громко.
Спустя секунду толпа взорвалась криками. Мальчик снова заплакал, уткнувшись лицом в халат дородной тётки, а в ушах Гордея тонко и противно загудело отключающим мозг звоном.
– Пошли, покажешь, – сипло ответил Блохин.
4.
Женщины остались позади. За мальчишкой вышли Блохин, Гордей и двое местных мужчин: крепко сбитый дед с палкой из нетолстого ствола и долговязый мужик в кепке, надвинутой почти на самые глаза. Шли довольно долго, пока, наконец, мальчишка остановился у оврага и махнул рукой в сторону смятой крапивы.
– Там она.
Его голос дрогнул, и мальчик убежал обратно к женщинам.
Блохин с Гордеем пошли первыми. Гордей и так подозревал, что они не найдут там ничего хорошего, но не ожидал, что всё будет… так.
Едва расступились заросли крапивы, он узнал ситцевое платье в цветочек, неуместно ярким пятном выделяющееся на землистом дне оврага. Вернее, ярким оставались лишь некоторые фрагменты платья – те, которые не были залиты буро-бордовым. Заскорузлая от засохшей крови ткань расходилась лохмотьями, рыжие косы растрепались, собрав комья грязи и листья, а от горла до живота по телу тянулись длинные раны, наполненные чем-то чёрным, сгустчатым.
Блохин тихо выругался и, кажется, перекрестился. Перед глазами Гордея всё стало чернеть по краям, сжимаясь в одну точку, словно мир затягивало в воронку. Он сделал шаг назад, затем ещё один. Ноги подкосились, и Гордей опустился на землю. Сердце стучало часто и мелко, в голове громыхали два имени разом:
«Нина»…
«Света»…
– Всем назад! – прокричал Блохин голосом, вновь обрётшим твёрдость. – Расходитесь по домам!
***
Следователи из райцентра опросили большинство красиловцев, а дольше всех – Гордея. О планах скорее вернуться домой пришлось забыть. Всё Красилово гудело ульем – местами испуганно, местами истерично, а кое-где – с плохо скрываемым смакующим восторгом. До позднего вечера горели огни в окнах, до полуночи местные кучковались у порога магазина, поглядывая в сторону дома Светы, где стояли две милицейские машины и одна карета «Скорой».