– Для начала пойду к нему домой. Может быть получится что-то узнать. Но давай не будем об этом сейчас. Не самая приятная тема для ночных разговоров. Расскажи лучше, чем хочешь заняться, когда тебя выпишут?
Диана мечтательно улыбнулась.
– Хочу устроить марафон кино с Кристиной и огромным тазиком соленого попкорна.
Глава 3
Утром, когда свет еще не пробил водную гладь, а только разлился по поверхности, Марга направилась к затерянному в океане острову. За всю ночь она не сомкнула глаз, потому что присматривала за единственной подругой. Оказалось, что во время крушения Беккай получила серьезную рану.
От этой новости сердце Марги оборвалось и сделало сальто. Бекка была единственной, к кому у Марги ещё оставались теплые чувства. Давным-давно именно она нашла беловолосую утопленницу и обратила ее в русалку. Поэтому между подругами существовала какая-то особая, незримая связь, а отношения отличались теплотой.
Марга бросилась к сестре едва узнала ужасную новость. Бекка жила на одном из самых живописных рифов совсем близко к поверхности воды. Ее дом украшали ветвистые белые, розовые, красные и сиреневые кораллы. Высокие водоросли доставали почти до конца водной глади. В солнечные дни все это великолепие сверкало, переливалось и блестело, выдавая аристократичное происхождение жительницы. Марга была очень рада, что сейчас ночь. Днем тут бесконечно снуют туда-сюда суетливые яркие рыбки, кое-когда лениво проплывают чопорные черепахи с раздраженно-осуждающим выражением.
Беккай утопала в подушках из пушистых водорослей. Марге показалось, что в этот момент она была бледнее, чем обычно. Круглый большой лист на спине выглядел как неопрятно пришитая заплатка. Из-под него медленно сочилась ярко-голубая кровь. Марга подплыла и погладила подругу по руке.
– Привет! Я так рада, что ты здесь! – Бекка слабо улыбнулась.
– Прости, что меня не было рядом. Кто это сделал?!
– Никто. Глупая случайность. Я напоролась на скалу.
Марга сжала зубы. Глаза снова налились стальной злостью. Русалки практически неуязвимы. Их можно ранить только, если точно знать, куда бить. Разве возможно поверить, что это была случайность?
– Клянусь, это глупый случай. К тому же я скоро поправлюсь. Верховная сказала, что мне нужно неделю-другую полежать – и я буду в полном здравии. Тебе не о чем волноваться. Можешь сама её спросить.
Вместо ответа Марга кивнула и поцеловала руку подруги.
– Нам ещё много сотен лет быть сёстрами, – продолжала Бекка успокаивать её.
– Отдыхай и набирайся сил. Я бы хотела остаться рядом, если ты не против.
– Поразительно! Сумасшедшая, которая живёт внизу, просит разрешения остаться наверху. Не снится ли мне это?
Русалки тихо засмеялись. Вскоре Беккай мирно уснула. Марга всю ночь держала её за руку и слушала перешептывания волн. Только когда начало светать, она почувствовала, как затекло тело и захотела поплавать.
Марга погладила волосы подруги и посмотрела на рану: кровь больше не сочилась, это хороший знак. Пришло время проведать своего пленного. Русалка очень тихо убрала руку, стараясь не разбудить раненую, и быстро удалилась.
Она плыла к острову с такой скоростью, будто пыталась убежать от тягостных мыслей и чувства вины. Оказавшись рядом, Марга выглянула из воды, чтобы незаметно подсмотреть за парнем. Чаще всего пленники с криками метались по острову, рыдали или пытались скрутить что-то похожее на плот. В этот раз ее встретила тишина: ни криков, ни рыданий, ни шума. Моряк сидел на том же месте, на котором остался вчера. Оцепеневший, он смотрел вдаль пустым взглядом. Руки безжизненно свисали с колен. Словно плененный Медузой Горгоной, парень не выказывал никаких признаков жизни. Марга подплыла ближе, и по телу пробежала дрожь. Только сейчас она увидела, что это был практически ребенок. Худощавая фигура, совсем короткие волосы, через порванную штанину торчала острая коленка. Пухлые, потрескавшиеся губы напряженно сомкнуты. Сколько ему? Четырнадцать? Шестнадцать? Она уняла неприятную дрожь и вынырнула у берега.
– Я смотрю, ты не особо стремился убежать.
– Как будто у меня был шанс, – хмыкнул он. – Ты пришла меня убить?
– А тебе не терпится умереть? – усмехнулась Марга.
– Не хочу тянуть. Лучше быстрее…покончить со всем, чем жить в вечном страхе.
Русалка еще приблизилась и села на песок. Парень украдкой рассматривал блестящий, переливающийся золотом коричневый хвост.
– Даже не думай об этом. Русалки сильнее и быстрее людей даже на берегу. Прежде чем ты схватишь меня, я отобью тебя хвостом, как жалкую ракушку, – предупредила Марга.
– Я же говорю, у меня нет ни малейшего шанса, – парень обреченно опустил взгляд и прошептал: – Сделай уже то, за чем пришла.
– Ты понятия не имеешь, для чего я здесь. Как тебя зовут?
– Амин.
Марга без особого интереса посмотрела на пленника. Она погладила его черное, поблескивающее от пота плечо, парень в ответ вздрогнул.
– Видишь ли, какое дело, – она откинула с плеча темные волосы, – я не хочу тебя сегодня убивать, Амин. Нет настроения. Поэтому построй шалаш. На острове есть фрукты. Если хватит ловкости, поймай рыбу. Мне будет неинтересно, если ты умрешь от голода. Даю тебе еще один день отмолить грехи. Разведи огонь и побалуй себя хорошим обедом. Я слышала, люди перед смертью так делают.
Марга вернулась в воду.
– Как я разведу огонь без спичек? – ответил парень не то обиженно, не то жалостливо.
– Плохой ты моряк, если не знаешь, как добыть огонь.
– А я и не моряк! – срывающимся голосом крикнул Амин.
Марга резко остановилась. В ушах застучало от волнения. Почти двести лет она топила корабли и с наслаждением убивала моряков. Но среди русалок были свои законы. Например, не трогать женщин и детей, если на то нет острой нужды. Не топить пассажирские корабли. По крайней мере, намеренно. Эти законы столь же священны, как библия для христианина.
– Что ты сказал? – она резко обернулась. Амин стоял, сжав кулаки. Нижняя губа подрагивала. Кажется, он был готов расплакаться.
– Я не моряк. Я купил место на судне, чтоб доплыть до Америки. Там моя мать.
Марга, не говоря ни слова, скрылась под водой. О, как некстати появился этот мальчишка! Но сейчас не до него. Сначала нужно проведать Беккай. Позже решит, что делать с пленником. Русалку обожгло внезапное желание бросить все и уплыть в поисках новых легенд и преданий.
Во всех водах мира сложно было бы найти уголок, где еще не побывала Марга. Только в пути она чувствовала себя так хорошо, как только было возможно. Убегая от мыслей, назойливой болтовни волн, злости и воспоминаний, изучая, запоминая и впитывая каждое слово самых древних и невероятных водных созданий, она чувствовала себя почти человеком. Ей удавалось найти подход к ворчливым водяным, игривым ламиям, приветливым цзяоренам, печальным мелюзинам, сердитым албасты – не было таких существ, с которыми Марга не смогла бы поговорить. Это занятие придавало смысл ее нелепому существованию, давало ощущение настоящей жизни. Но уплывать надолго сейчас – означало бросить раненую подругу.
Конечно, Беккай не осталась бы в одиночестве: русалки обожали ее за веселый нрав и любовь к жизни. Она была из тех, кто всегда оказывается в центре внимания. Даже ходили сплетни, что Верховная так долго не позволяла Бекке завлекать корабли одной, потому что по-матерински переживала за нее, боялась, что моряки причинят ей вред до того, как Беккай запоет. Но, конечно, это были только слухи. Даже Марге не хватило бы дерзости сказать что-то подобное Верховной, ведь такое отношение недопустимо. Все русалки – сестры друг другу, все равны. И тем не менее все понимали – Беккай смогла стать исключением.
Загруженная своими мыслями, Марга сама не заметила, как доплыла до убежища подруги. Бекка уже весело щебетала с сестрами.
– Ты снова наверху! Я очень рада тебя видеть! – замахала она руками, увидев Маргу.
– Думаю, ты мне будешь должна. Кажется, я уже перевыполнила свою норму по подъемам. Как ты себя чувствуешь?
– Очень хорошо! Посмотри, какую жемчужину мне принесли девочки!
Бекка восторженно, словно ребенок, показывала подарки сестер и делилась тем, что они рассказали. Марга с улыбкой слушала и кивала, хотя мысли ее были далеко. Они остались на острове, с мальчишкой, так неудачно оказавшемся на корабле.
– А ты что? Снова взяла себе для забавы человека? – Марга почувствовала, как ее легонько толкнула русалка с темными миндалевидными глазами.
– Нет! – неуклюже поспешно ответила застигнутая врасплох Марга и сразу попыталась оправдаться. – Хотела, но он слишком активно пытался убежать, поэтому убила почти сразу. С такими неинтересно, много хлопот.
– Это точно! Так раздражает, когда они начинают умолять о пощаде! Ни один из них не пощадил нас, – русалка так резко дернула хвостом, что скинула маленьких крабов, сидящих на камне рядом.
Сестры продолжили весело обсуждать новости, и Марга незаметно ускользнула. От волнения руки у нее дрожали. Ладони наверняка бы вспотели, если бы это было возможно под водой. Она обманула сестер! Из-за какого-то мальчишки!
– Марга? Ты что здесь делаешь?
Голос Верховной русалки заставил вздрогнуть от неожиданности.
– Я? Просто навещала Беккай, – пробормотала Марга.
– С тобой что-то не так, – Верховная пронзительным взглядом уставилась на собеседницу, пытаясь уловить малейшие признаки неуверенности.
Марга изо всех сил собралась и вернула голосу прежние равнодушие и холодность.
– Эта ночь была тяжелой. К тому же я переживаю за Беккай. Она точно будет в порядке? Вчера из раны сочилась кровь. Это настораживает.
Верховная русалка прищурилась и ответила:
– С ней все будет хорошо. Не стану отрицать, рана серьезная. Но сейчас ее жизни ничто не угрожает. Твои опасения напрасны хоть и вполне понятны, – Марга вздохнула с облегчением, а Верховная русалка продолжила, – Но, если хочешь, можешь помочь.
– Что от меня требуется?
– Передай души утопленников посыльному. Беккай сейчас лучше не преодолевать такие расстояния. Ей нужно беречь силы.
Марга молча кивнула. Восторга она, мягко говоря, не испытала. Сама мысль о встрече с мужчиной, а именно он являлся посыльным, вызывала противное чувство тошноты. Но были и плюсы. Во-первых, путь не близкий, будет достаточно времени развеяться и подумать. Во-вторых, от неприятной повинности будет избавлена Беккай.
Верховная русалка протянула небольшую иссиня-лиловую раковину с плотно стиснутыми створками.
«Как странно, такая крошечная ракушка стала тюрьмой для нескольких десятков душ», – подумала Марга, взяла вещицу и тут же отправилась в путь.
Глава 4
Макс ловко вскрыл замок и толкнул дверь. Оказалось, что взламывать засовы не такая уж хитрая работенка. «И чего только не приходится делать, если живешь целую вечность», – подумал он и зашел в квартиру.
Широкий коридор казался немного мрачным, зато в гостиной солнечный свет щедро лился через большие окна. Почерк кузена просматривался во всем. Тошнотворная правильность, идеальный порядок, безупречность в каждой детали – в этом был весь Бруно. Квартира не блистала шиком и позолотой, но дороговизна и качество каждого предмета были заметны сразу. Макс прошел на середину комнаты и демонстративно вытер ботинки о светло-серый ковер – нужно было разрушить эту раздражающую идеальность.
Мысли внезапно перенеслись в далекое прошлое. Он, чумазый и разгорячившийся от бега, сидит на стуле и ковыряет в сырой земле носом драного ботинка, а сверху нависает тучная фигура отца. Он кричит на сына, щеки раскраснелись, на напряженной шее пульсирует вена. Его рот гневно искривился, а палец тычет в стоящего неподалеку опрятного паренька.
– Посмотри на Бруно! – слова отца всплывали в памяти с той же брезгливой интонацией. – Вот таким должен быть сын! Он – гордость своего отца! А ты… ты, Максимилиан, – жалкое ничтожество!
Бруно ехидно улыбался, глядя на кузена. Они испытывали друг к другу вполне взаимную неприязнь так давно, что Макс даже забыл причину ее возникновения. Зато отлично помнил, что часто становился “козлом отпущения” из-за двоюродного брата. Бруно не упускал случая подставить его и возвыситься на фоне незадачливого кузена.
Макс затряс головой, прогоняя непрошеные воспоминания, подошел к комоду и скинул с нее фарфоровую фигурку лошади. Та упала на пол, и одна нога откололась. Максимилиан удовлетворенно улыбнулся и пошел на кухню. Он не знал, что искать. Может быть даже ничего. Бруно не появлялся уже больше недели, его телефон не отвечал – это вызывало подозрения. Раньше не проходило и пяти дней, чтобы кузен не позвонил и не скинул на Макса свою работу. Такое затишье не предвещает ничего хорошего, оно, как известно, всегда предвещает бурю. Максимилиан поежился от мысли, что Бруно узнал о существовании Дианы.
Он достал из шкафчика мятный леденец, закинул в рот. Сел на стул и закинул ноги на стеклянный отполированный стол.
– Черт! – негромко позвал Макс. В дверях тут же из серой дымки возникло лохматое уродливое существо. – Ты знаешь, где хозяин квартиры?
В ответ уродец отрицательно помотал головой и уставился на Макса.
– Бесполезные твари, – выругался тот и махнул рукой. – Исчезни!
Серая дымка на мгновение стала гуще и вновь растаяла, унося с собой лохматое существо. Макс встал и принялся расхаживать по квартире. Здесь обязательно должно быть что-то, что хотя бы намекнет на планы кузена. Бруно – педант. Он всегда тщательно просчитывает и продумывает каждый ход. Это человек-система, у которого обязательно все должно быть прописано на несколько шагов вперед. Прописано! Точно! Макс остановился и покосился на комод, на котором когда-то стояла фарфоровая лошадь. На лице появилась самодовольная ухмылка.
– Братец, неужели ты не изменил привычкам за столько лет?
Еще во времена, когда они были обычными смертными, Максимилиан с отцом часто посещали семью Бруно. Они непременно гостили у них несколько дней. В один из таких визитов Макс узнал, что кузен влюбился. Роман с Агнессой, так звали возлюбленную брата, был тайным. Они были еще слишком юными, чтобы заявить о своих чувствах. Но уже тогда постоянно писали друг другу записки и передавали через соседских детей. Однажды вечером Макс увидел, как Бруно аккуратно свернул бумажку, подошел к шкафу, убрал дощечку впереди между ножками и положил туда записку. О, Макс предвкушал момент, когда сможет открыть тайну брата! Наконец, не он станет объектом осуждения и злости! Ему не терпелось залезть в тайник кузена и узнать все его секреты. Но отец поспешно засобирался домой, и тайник так и остался нетронутым.
Кузен всегда был старомоден. Даже в одежде он предпочитал исключительно классику. Макс всегда посмеивался над таким консерватизмом, но сейчас, эта черта брата была ему, как никогда, выгодна. Он легонько ударил ногой дощечку, та пошевелилась.
– Бинго! – Макс вытащил из-под комода потрепанную папку. Едва он открыл ее, как на пол выпало несколько старых, потертых листов, исписанных ровным и аккуратным почерком. В папке осталась коричневая тетрадь с погнутыми уголками. Брови Максимилиана изогнулись в удивлении. Дневники? Бруно ведет дневники? В голове не укладывался образ кузена, корпящего над записями. Это так… романтично…
Макс открыл тетрадь и прочел первую страницу.
Запись 1.
Кто бы мог подумать, что сны способны довести слугу Смерти до того, чтобы начать вести дневник. Какая нелепость! Особенно если учесть, что сон вообще не обязателен для нас. Макс предпочитает не спать. А я не хочу лишаться этого. Сон – моя единственная возможность увидеть маму. Хотя бы так. Я не хочу забыть ее лицо. И даже боюсь этого.
Но каждый раз сон один и тот же. Мама стоит вся в белом, такая нежная, такая красивая, будто светится. И я бегу к ней. Она раскрывает руки, чтобы обнять меня. Я бегу, такой счастливый, будто снова стал ребенком. Будто мне снова десять, и мы вышли в поле собрать душистые травы. Мама так любила аромат этих трав дома! Но когда добегаю до нее, она падает ко мне на руки мертвая, вся в омерзительных черных пятнах. Метки чумы изуродовали ее прекрасное лицо, вмиг сделали старым. Я чувствую, как кто-то хватает меня за рукав. Оборачиваюсь. Агнесса. Растрепанная, в глазах страх, черные волосы липнут ко лбу. Она хрипит, задыхается и проклинает меня. И я просыпаюсь.
Этот сон – все, что у меня от них осталось. На днях я решился прийти к Смерти, умолял ее дать мне возможность увидеть любимых. Но эта мерзкая старуха… Ненавижу ее! Будь она проклята! Она убеждала меня, что мне повезло, что я могу жить вечно и ни в чем не отказывать себе. Даже упрекнула, что у меня слишком много “любимых”. Мерзкая, смердящая старуха! Она никогда не поймет, что я любил только их: маму и Агнессу. Все остальные – это просто игрушки, которыми я отвлекаюсь все эти невыносимые шестьсот лет.