— Невероятно! Как, оказывается, все сложно устроено. Все простые люди, с которыми я общалась, в основном, были такими приятными… Хотя, ты прав: если подумать, даже у нас в доме слуги делились по рангам, и горничная герцогини задирала нос перед остальными. Значит, и в университете тоже есть своя верхушка, свои «герцоги» и «графини»?
— Правильнее назвать их — псевдо-герцоги и псевдо-графини. Совершенно верно, и тут строгая иерархия и разделение. Но противно не это, а вот что: чем выше по положению стоит какой-нибудь сын богатого торговца, тем сильнее он пресмыкается перед настоящей знатью, и тем больше хочет походить на нее, требует почета и преклонения от стоящих ниже. В нашей академии, как я узнал, сейчас даже мелких нетитулованных лейров нет. Да и откуда им взяться, здесь ведь все факультеты промышленные, нет даже боевого. А вот если б нашелся хоть захудалый аристократ, он считался бы здесь королем. Ну а ты… Не хочешь открыть всем свое инкогнито, чтобы стать для них божеством?
— Ни в малейшей степени! Даже не ожидала, но сейчас я благодарна герцогу за то, что предусмотрел подобное и дал мне новое имя. Понимаю теперь, что мое место в университетской иерархии где-то на самом дне. И должна сказать, меня это нисколько не тревожит.
Лессли не ответил и этим лучше всяких слов подтвердил мой вывод. Продолжать говорить о местном обществе было противно, но я не могла не поинтересоваться:
— Ну, а ты — сын управляющего в поместье знатного эйса, какое место здесь занимаешь?
— Полагаю, где-то в серединке, ведь отец не слишком богат. С другой стороны, по здешним меркам у меня достаточно высокий уровень дара. Скажем, я ничем здесь не выделяюсь.
Я с улыбкой посмотрела на него. Он явно скромничает, я-то заметила, какими взглядами провожают девушки высокую стройную фигуру моего симпатичного друга.
— Наверное, то, что мы общаемся, повредит тебе? Нужно быть осторожными…
— Даже не думай… Извини, что не подошел к тебе в столовой… Жаль, здесь дурацкий устаревший уклад — парни едят строго на своей половине. По-моему, в наше время подобные разграничения выглядят странно.
— Ты, Лесс, настоящий друг, спасибо! Рада, что мы снова встретились.
***
Расставшись с другом в холле, я отправилась к себе. К моей радости, соседки в комнате не оказалось. За окном сгущались вечерние тени, я зажгла небольшую лампу на столе и, не теряя времени, взялась за переделку платья.
Переоделась в грязно-желтое безобразие. Еще раз осмотрела щедрый подарок мачехи — темно-серое платье — и убедилась, что все-таки ему поможет только полный перекрой. Вздохнула, оценивая объем предстоящей работы, и принялась распускать боковые швы.
Когда, уже под вечер, соседка вернулась в комнату, я уже вовсю портняжничала. Разложив заготовки будущего творения на кровати, я колдовала — без магии, с ножницами в руках — над выкройкой будущего шедевра.
Соседка молча улеглась на кровать и вроде бы принялась читать. Но я все время чувствовала ее взгляд на себе. Не особенно приятное чувство, но я делала вид, будто ничего не замечаю, хотя не могла и позабыть об оборотнице. Может, она не так уж и плоха? Все-таки, в разговоре с теми девчонками у входа в корпус она возражала, — значит, ей свойственна независимость в суждениях и стремление к справедливости.
Без советов моей милой Зоры портняжничать было сложно, — мы ведь с ней обычно вместе шили форму для служанок. Но я старалась, как могла. И ко времени, как глаза стали слипаться, наметала основные швы.
Оборотница вдруг нарушила молчание:
— Ты собираешься спать? Мне мешает свет от лампы.
На этот раз в ее голосе я не различила ни угрозы, ни насмешки. Нормальный тон. Отлично.
— Да, сейчас, — мой ответ прозвучал также ровно. — Заканчиваю на сегодня.
Я убрала свою работу и погасила свет. Умыться на ночь я смогу и при свете заглянувшей в окно Веолики — самой яркой и большой из двух наших лун. Улеглась под одеяло. Матрас на кровати был жестким, но ровным, а потому — удобным. Комната в лунном свете показалась совсем незнакомой: резкие причудливые тени от веток дерева за окном косо ложились на стену над кроватью соседки. Ниже, в районе ее подушки, светились два золотисто-зеленых огонька и я, вяло испугавшись, просто натянула на голову одеяло. Разум уплывал в блаженное небытие, и размышлять о мелочах вроде недружелюбно настроенного оборотня по-соседству уже не было сил. Я отвернулась к стене и сонно пробормотала, сама не знаю кому традиционное пожелание на сон грядущий:
— Ясных звезд, — и провалилась в сон.
Первый день новой жизни, наконец, завершился.
7. Учебный год начинается
На каком-то этапе понял, что я сумма своих действий, поступков, а не сумма своих намерений. — И.А. Бродский
— Сегодня, дорогие мои, вы вступаете в удивительный мир полезных магических знаний, которые осветят ярким факелом все сферы вашей дальнейшей жизни. Идя дорогой знаний, высоко держите факел знаний… Его свет станет для вас путеводным. Вам следует пройти дорогой жизни достойно, освещая себе путь факелом вашего дара…
Ректор Буру гордо стоял, выпрямившись во весь свой невеликий рост, на нешироком помосте перед главным корпусом и нес всю эту невероятную чепуху уже минут двадцать. Я отметила про себя, что с каждым предложением речь главы университета становится все более высокопарной и бессвязной. И выносить ее все тяжелее.
Студенты окружили помост, выстроившись по факультетам и курсам. Зельеварам досталось место позади трибуны, и мы имели возможность, к нашему сожалению, видеть не только могучую спину гнома, но и профессорскую мантию до блеска протертую пониже спины. По рядам студентов искорками бегали сдавленные смешки.
Прячась среди сокурсниц от пронзительного взгляда лейры тэ'Остэйн, я отыскала глазами Лессли. Его курс стоял неподалеку, в мантиях с желтым кантом. Приятель тайком зевал в кулак. Улыбнулась: как я его понимаю!
— Адептка Дарн, не глазейте по сторонам! — тут же зашипела на меня декан.
Уверенная (с подачи герцога) в моем порочном легкомыслии, лейра тэ’Остэйн одернула меня очень некстати. Не хватало мне с будущими товарками по курсу сразу же испортить отношения! О чтоб ей промолчать, так нет же! Большинство девушек обернулись и сменили меня строгими взглядами, будто сами только что не хихикали.
Привлекать излишнее внимание к своей особе в мои планы не входило. Я сделала невинное лицо и потупилась, разглаживая складки мантии. Сейчас я хотя бы не выделяюсь из общей массы убожеством наряда. Устав университета предписывает адептам носить мантии, и все мы одинаковые в наших темных саржевых балахонах с зеленой окантовкой. Впрочем, с платьем у меня тоже все в порядке. Новое темно-серое я перешила по фигуре, украсила ворот и рукава светло-серой отделкой. Конечно, оно по-прежнему остается невзрачным, но выглядит славно. Даже хмурая соседка, увидев меня сегодня утром, расщедрилась на комплимент.
А декан Буру между тем окончательно запутался в своих путях и факелах и неожиданно свернул приветственную речь: — Сегодня, дорогие адепты, деканы факультетов проведут для вас ознакомительную экскурсию. С завтрашнего дня — занятия по расписанию. Сейчас следуйте за вашими наставниками. Светлого дня!
Звучный выдох облегчения вознесся к сумрачному, затянутому пеленой облаков небу — пятьсот студентов обрадовались лишнему дню без занятий.
***
Вслед за лейрой тэ’Остэйн толпа девушек-зельеваров направилась к третьему корпусу. За нами такой же неорганизованной ватагой потянулись молодые люди с факультета артефакторики. У входа наш декан остановилась и начала о чем-то вещать. Наверное, сообщала что-то важное, но я оказалась среди отставших, потому не разобрала и половины из ее речи.
Раздумывая, не пробраться ли поближе, я покрутила головой и заметила, что девицы рядом со мной и не думают слушать лейру. Все они были заняты тем, что строили глазки остановившимся поодаль артефакторам. Юноши весьма охотно перемигивались с девчонками и предпочитали игнорировать своего декана — высокого, худого старика со снежно-белыми волосами, забранными в хвост.
От скуки я принялась рассматривать новые лица, среди которых встречались довольно симпатичные. Особенной статью и красотой отличались, как я заметила, оборотни: высокие, широкоплечие, с приметной хищной грацией. Если бы не жуткие глаза, легко можно влюбиться в такого. К примеру, вот тот блондин очень неплох… Я задержала на молодом человеке взгляд на пару мгновений дольше, чем позволяли приличия. Оборотень будто почувствовал это: повернул голову и впился в меня глазами. На губах блондина разгоралась наглая ухмылка. О, Светлые богини! Как же жутко сверкают у него глаза!
Я моментально отвернулась, но было поздно: в плечо впились чьи-то жесткие пальцы. Меня грубо развернули на месте и я оказалась лицом к лицу с лейрой тэ’Остэйн, кипящей от возмущенная, словно чайник.
— Адептка Дарн, что вы себе позволяете? Вместо того чтобы быть благонравной и скромной, как того ожидал ваш глубокоуважаемый воспитатель, вы демонстрируете непозволительную распущенность и стремление к пороку! — Декан схватила меня за руку и силком потащила за собой. Толпа адепток расступалась перед нами, лиц я не видела — все плыло от подступивших слез, но смешки вокруг слышала явственно. — Явитесь сегодня к четырем на отработку к наставнице Пирим в оранжерею. А сейчас не отходите от меня ни на шаг, юная особа!
Если бы можно было умереть со стыда, я бездыханным трупиком свалилась сейчас на эту выгоревшую землю. Так меня даже мачеха не унижала! Уж тем более публично. Да, я попалась очень глупо, но глазеть по сторонам в наш просвещенный век не считается таким уж страшным проступком. Прошли те древние эпохи, когда юноша и девушка не смели и взглянуть друг на друга. Видимо, в здешнем захолустье не слыхали о такой штуке как прогресс. И сразу отработка… Как я и предполагала, в первый же день… Ох, ну хоть не наалы — с оранжереей я как-нибудь справлюсь.
Часть адепток — старшие курсы — отправились куда-то за пожилой гномкой, а мы, студенты первого и второго года обучения, прошли за деканом в учебный корпус и разместились в одной из аудиторий нижнего этажа. Эта было небольшое помещение — двум нашим курсам не хватило мест, чтобы рассесться. Некоторым девушкам пришлось примоститься на стульях по двое. Меня лейра решительно усадила за первую парту, прямо перед собой, объявив, под смешки сокурсниц, что отныне на всех занятиях — это мое место.
— Адептки, меня зовут лейра Милана тэ’Остэйн, магистр теории изготовления магических веществ и соединений. Я декан факультета. В этом году буду вести теорию зельеварения у первого и второго курсов. Вторые курсы уже знают своих наставников по практическим занятиям. Первый курс, девушки: вас тридцать восемь. Мы разделили вас на три группы, в среднем по двенадцать человек. Практикумы будем вести я и еще две наставницы. С ними вы познакомитесь непосредственно на занятии. Списки групп найдете на доске в холле.
Декан уселась за кафедру и монотонным голосом принялась зачитывать «Правила безопасной работы с магическими веществами». Список того, чего делать нельзя содержал сто один пункт и поверг в тоску даже второкурсниц. Так и тянуло спросить: а что же можно делать в лаборатории, но никто не стал рисковать — ответ и так понятен: там можно выполнять требования безопасной работы.
Каждая из нас по очереди расписалась в толстой книге учета, получила несколько печатных листков с текстом Правил.
— Девушки, Правила нужно выучить, как молитву к Светлым девам, — строго подытожила лекцию декан, и встала. — На экзамене по теории зельеварения один из вопросов традиционно по требованиям к безопасности. А сейчас все на выход, я покажу, где вы будете заниматься практикой. Дарн, иди сюда, не прячься за спины адепток. Я про тебя не забыла!
Так до конца экскурсии мне не удалось и шагу ступить без колких замечаний лейры тэ’Остэйн. У этой дамы, кроме меня, похоже, и других забот не было, и показывая лабораторию для практикумов, она не переставала сверлить меня осуждающим взглядом. Осмотр однотипных скучных помещений, уставленных широкими белоснежными столами на одного человека и застекленными шкафами с реактивами, превратился в бесконечную пытку.
Мда, учебный год еще толком не начался, а я уже заработала непримиримого врага в лице основного преподавателя нашего курса. Когда нас, наконец, отпустили, я, как и остальные мои сокурсницы, отыскала свое имя в холле в списке групп для практических занятий. Естественно, практику у меня вела сама декан. Шандор, ну за что?!
***
Час до обеда я отсиживалась в одиночестве в нашей комнате, мучительно переживая каждую секунду сегодняшнего публичного позора. Если так пойдет дальше, анекдоты про меня разойдутся по всему Горному краю. А еще сюда может нагрянуть герцог и тогда мне точно не поздоровиться.
Правда, долго предаваться бесплодным опасениям и жалости к себе не получилось. Как говаривал мой учитель, мэтр Силаб: из любой ошибки делай выводы и иди дальше. А вывод может быть только один — не следует допускать оплошностей в присутствии преподавателей. Нужно демонстрировать скромность и старательность. Если не случится других промахов, сегодняшний скандал скоро забудется, и меня оставят в покое. Эта мысль успокоила и взбодрила. Все будет хорошо.
Но когда я вышла из комнаты, чтобы идти в столовую, то поняла, что поспешила с оптимистическим настроем. Едва я и еще пара девушек спустились в холл, снаружи послышались смех, свист и выкрики. Входная дверь резко распахнулась и с улицы вбежала запыхавшаяся встрепанная старшекурсница.
— О, Светлые богини, какой кошмар! — задыхаясь, прохрипела она, прикладывая ладони к покрасневшим щекам.
— Что с тобой, Касси? — с тревогой бросилась к ней одна из девушек.
— Со мной ничего… пока что! Там Найрет Тореддо со своими дружками кого-то поджидает. Задирают всех. Из корпуса не выйти: эти наглецы почти у самого крыльца! Куда только смотрит госпожа Дорджи, интересно? Я ее звать прибежала…
— Что комендантша сделает с оборотнями, по-твоему, Касси? Она боится их, как и половина преподавателей, — возразила ей сокурсница.
Оробевшие и встревоженные, мы молча смотрели друг на друга. Никто не решался первой выйти на улицу. Худенькая блондинка, судя по мантии с целительского, в волнении даже вцепилась мне в руку — так боялась остаться одна.
Более решительная из старшекурсниц, взяла командование в свои руки:
— Прорвемся! — уверенно заявила она и обратилась к нам с целительницей: — Девочки, вы с первого курса? Так, запоминаем: держимся все вместе. Помните, на этих озабоченных нельзя смотреть. Ни под каким видом! Встретишься взглядом — и все, ни за что не отвяжется, пока не наиграется.
Касси подавила стон, а целительница-первогодка суеверно начертила в воздухе обережный знак от сил зла. У меня возникло неприятное сосущее чувство под ложечкой: за один день я умудрилась столько ляпов наделать! Ведь я на того белобрысого смотрела. Прямо в его жуткие глаза! О, Свет…
Девочки с опаской отворили входную дверь. Сбившись плотной кучкой, мы вышли на улицу. Неподалеку околачивались с десяток здоровенных оборотней. Я с огорчением приметила белоснежную шевелюру одного из них. Это тот самый, с артефакторики. Сердце испуганно екнуло и сбежало. Мне жутко захотелось узнать куда, чтобы спрятаться там же.
Озорники на секунду примолкли, разглядывая нас, а затем тишину прервал резкий глумливый свист и улюлюканье. Мы с девочками дружно двинулись вперед: не стоять же на крыльце и служить предметом развлечения великовозрастных болванов. Все такой же пугливой стайкой вместе ступили на пыльную траву, забирая в сторону от дорожки, чтобы по дуге обойти распоясавшихся хулиганов.
Да, неприятная ситуация, конечно, но бывают и похуже. Со мной, по крайней мере, точно. Надеюсь, эти наглецы здесь в первый и последний раз, и ректор найдет на них управу. Не смотреть, не смотреть на них… Старательно глядя на пепел и пыль под ногами, мы поравнялись с шумной компанией.
Подумаешь, отпускают шуточки и ржут. Их речь я понимала через слово, а смысл некоторых выражений и вовсе ускользал, хотя говорили они на всеобщем. Впрочем, до их жаргона мне не было дела: я заботилась исключительно о том, чтобы как можно быстрее переставлять ноги и не запнуться.
Шаг, еще шаг и ура — мы миновали отвратительных грубиянов. Шаг, еще шаг… и что-то обхватило меня стальным обручем за талию. Потянуло вверх… я даже испугаться толком не успела — как была поймана и сжата в тесных объятиях. Немного оглушенная полетом, я ошалело уставилась на мерзавца. Яркие зеленые глаза беловолосого оборотня торжествующе блестели.
«Не смотреть в глаза!» — вспомнила я и зажмурилась что было мочи.
От грохота сердца заложило уши. Я вдруг осознала, что слышу только его и больше ничего. Все остальные звуки куда-то исчезли, и это испугало сильнее, чем нежеланные объятия. Я принялась что есть силы дергаться и извиваться.