Я спускаюсь в контрольный зал. Изучаю схему подземных ходов и строение вентиляции. Мне не нужно ползать по трубам. Технические ходы идут вдоль всей системы вентиляции. Я бегу по коридору. На первом перекрестке – прямо, на втором – направо. В местах установленных датчиков я ускоряюсь, но не уверен, что обхожу их. Даже если они сработали, у меня есть достаточно времени. Технические службы экстренно выезжают только при многократном срабатывании серии датчиков. Сейчас они могут и вовсе не обратить внимания. Однако, не стоит на это рассчитывать.
Добираюсь до нужной вертикали. Нахожу техническую створку вентиляционной трубы. Забираюсь внутрь. Удивительно, но искусственная рука издает не больше шума, чем настоящая. Хотя, скорее всего, новая тоже навсегда со мной.
Я над местом ожидания лифтов. У входа стоит один боец. Бесшумно спрыгнуть я не смогу. Пытаюсь придумать, что могло бы отвлечь его. В этот момент он срывается с места и бежит на улицу. Что там происходит, я не знаю. Но где-то вдалеке слышу эхо. С моей позиции практически невозможно понять, откуда идет звук.
Пока в лобби никого, я спрыгиваю. Вызываю лифт, поле отключается, я начинаю входить в кабину и слышу откуда-то с потолка: «Он в шахте». Одновременно с этим на улице раздается череда громких звуков, будто сталкиваются два тяжелых объекта.
Захожу в лифт, выбираю фамилию Александра Петровича. Несколько секунд, и я стою перед дверью. Она открывается, едва я попадаю в поле зрения сканера. Конечно, здесь дверь не простая – это такое же силовое поле, только стилизованное под стать всему остальному.
Включается свет. Смотрю вниз через окно в коридоре – там развернулись боевые действия. Давно таких вот прямых противостояний не было. Пока они отвлечены, надо действовать. Зачем я здесь? Иду в большую комнату, туда где нас схватили. На полу книга. Я вспоминаю, что Александр Петрович протягивал мне книгу и говорил, что это первая книга о мозге… Наклоняюсь: цвет тот же, только вот все остальное не соответствует. Листаю, крылатые люди, просто люди, что-то очень старое. Одна страница загнута, на ней изображение очередного крылатого.
«Архангел Рафаил» подписано от руки. Рядом набор непонятных цифр.
***
Рафаил. Третий этап. Все ресурсы организма направлены на выживание. Необходимо добраться до места.
Простой набор соединений, направленный на логику, и поиск безопасных шагов отступления.
***
На столе у Александра Петровича лежит планшет. Нет пароля и никакой защиты. Видимо, никакой важной информации на нем не хранится. Открываю карту и ввожу цифры. Это координаты.
В гардеробе беру спортивные штаны и кофту, которые сразу меняют свой серый цвет на алый. Кажется, во мне почти не осталось крови. Наваливается усталость. Скорость упала. Я снова перестраиваюсь. Снова я на что-то отреагировал. Замечаю, что кровотечение начало останавливаться.
На столе ключи от электромобиля. Гражданским не положено передвигаться, кроме как на колесном транспорте. Но и это сейчас сойдет.
Выхожу в лифт. Нажимаю кнопку парковки. Лифт доставляет меня на подземный этаж. Я быстро нахожу нужную машину. Сажусь, вношу в навигатор координаты, трогаюсь с места.
Выезд с парковки находится на противоположной стороне от места боевых действий. Помимо бойцов «Заслона» и их оппонентов, прибыли контроллеры порядка. Надо оторваться, насколько это возможно. Через несколько километров я бросаю машину на дороге. Выхожу, иду прямо к реке. Захожу в воду по пояс, пытаюсь плыть. Сил нет, меня несет вниз по течению. Мозг отслеживает расстояние. Искусственной рукой гребу в сторону противоположного берега.
Тридцать четыре метра…
Двадцать шесть метров…
Семнадцать метров…
Четыре метра…
Я выползаю на берег чуть дальше. Не для конспирации – сил не осталось. Кажется, я даже потерял сознание. Но сейчас я пробираюсь сквозь густые заросли кустарников, которые спрятались между стволов вековых сосен.
Наконец выхожу на небольшую поляну. Два контейнера. Такие давно использовались для перевозки грузов. Сканер распознает меня. Автоматика раскрывает створки. Захожу.
Похоже на какой-то сервер, или мощный мобильный вычислительный центр. Да, это не поспорит с мощностями стационарных систем, установленных на предприятиях, но для полевых условий – даже избыточно. На табличке с характеристиками нахожу подтверждение своей догадке. Мобильный центр обработки данных.
В конце контейнера есть переход в соседний. Медицинский кабинет. Восстановительная капсула – для регенерации и реабилитации тяжелых больных. Я не думаю, сил нет ни на что. Боли нет, но голову будто накачивают изнутри, и, кажется, она вот-вот взорвется. Забираюсь внутрь капсулы.
Не знаю откуда пришла эта бредовая идея, но… Я закрываю глаза, и думаю о боли. Думаю, что хочу прочувствовать ее. Сработало? Секунды две ничего не происходило. Потом мой единственный глаз едва не вылез из орбиты. Крик – должен был вырваться, но вместо него только бульканье и шипение, и трубный вой. Резкая боль. Везде. Каждая клетка в агонии. Темнота.
***
Светло, картинки нет. Белое пятно. Боль. Темно.
Два светлых пятна. Боль в руке и лице. Челюсть пылает. Темно.
Светло. Очертания лампы. Блик на крышке капсулы. Голова болит, челюсть тоже, но уже нет тех обжигающих, резких колюще-режущих приступов. Темно.
Боль есть, отдаленная, от обезболивающих. Сажусь. Вокруг все в крови. Запах неприятный. Сколько я тут нахожусь? В конце обнаруживаю едва заметную дверь. За ней туалет и душ. Отмываюсь. Беру несколько полотенец. Отмываю капсулу. Я не умираю, это не может не радовать. Улыбаюсь. Но сил не так много. После уборки иду в контейнер-компьютер сажусь на кресло, засыпаю.
Просыпаюсь от боли. Челюсть зафиксирована, но болит. Капсула не может прибежать ко мне и дать болеутоляющее. Иду сам, ложусь. Капсула проводит диагностику. Вкалывает необходимые лекарства. Я лежу, жду когда подействует. Не хочу ходить в состоянии, когда каждый шаг отзывается желанием отрубить себе голову.
Когда боль уходит иду к компьютеру. На рабочем столе всего один аудиофайл. Включаю. Голос Александра Петровича.
***
Знаешь. Раньше, в приключенческих историях, кто-нибудь оставлял послание, и оно начиналось со слов: «Если ты это читаешь или слушаешь, то меня, скорее всего, нет в живых». Я всегда считал это каким-то вычурным моментом, но теперь сам не могу сказать иначе.
Прежде всего, хочу тебя поздравить с тем, что ты живой. Я догадывался, что на меня ведут охоту, поэтому создал это место. Это проблемами, очевидными преимуществами. Все составлено на совесть. Кстати, я испытываю эмоции. Улыбаюсь. Это хорошо. А еще высокий уровень эмпатии. Плохо. При разговоре с Александром Петровичем, скорее всего, буду испытывать высокую степень сострадания. Ладно, разберемся.
Читаю весь список изменений. Из меня сделали, что-то вроде няньки, друга и переговорщика одновременно. Интересный коктейль. Вопросов я не задаю. И так все понятно.
– Спасибо вам большое, Ренат. – я встаю и подхожу к конвоирам.
Он провожает меня удивленным взглядом. Видимо, ему самому никогда не приходилось делать такой вот компот.
Лифт, кнопка «сектор В». Пытаюсь вспомнить из какого сектора ехали мы в «сектор А». В памяти не находится никакой информации. Кабина не показывает точку отправления. Информация скудная. Мне ничего не показали, я ничего не увидел. Ладно. Какие детали? Вспоминаю – ничего.
Лифт останавливается. Меня не усыпляют. Но начинает болеть голова. Я не знаю, сколько был в отключке, но, похоже, что восстановился не полностью. Еще бы часов шесть поспать.
– Что вы от него хотите? – спрашиваю я.
– Добровольного и полного сотрудничества. – шипит змей.
Я рассматриваю его. Небольшой шрам под носом от рассечения. Никаких других особых примет я не выделил. Он стандартный. Так могут выглядеть копии – унифицированные, созданные в утилитарных целях, над ними никто не заморачивался.
– Ясно. – отвечаю я.
На самом деле, ни мой вопрос, ни его ответ, не был нужен. Это замещение пустоты и тишины. Ведь и так прекрасно понятно, что от меня требуется.
Мы пришли.
Судя по коридору, его «апартаменты» должны быть вполне приличными. Может и меня поселят где-то рядом, если договоримся.
Змей отключил защитный барьер, и мы вошли.
Да, это вовсе не тюремная камера. Это квартира, однозначно лучше моей. Но «Заслон» предоставлял нам похожие в общежитии, правда, я хотел чуть больше свободы, как и Александр Петрович. Сейчас он сидит за деревянным столом. Красивым – подмечаю я. У них здесь с деревом особые отношения. Без него не обходится ничего.
На нем наручники, такие же, как на мне. Я читал историю, они почти не изменились со времен изобретения. Универсальное устройство. Только материалы усовершенствованы. Теперь вокруг рук обвивается белое силовое поле, которое дает ровно столько свободы, чтобы не натирало руки – гражданская версия. Я сажусь напротив него.
– Прости меня, Александр Петрович. Я допустил ошибку.
– С каждым бывает, – отвечает он. – Все мы люди. Знаешь, плох тот, кто судит по ошибкам и не дает возможности исправиться. Правильно? Азраил, соберись, сейчас тебе нужно сосредоточиться. – произносит профессор и внимательно смотрит мне в глаза.
Снова это восхищение?
***
Второй этап. Азраил.
Следует после неудачного исхода первой фазы.
Тщательное сопоставление всех необходимых нейронных соединений. Что требуется в такой ситуации, а что нет.
Александр Петрович на планшете открывает архив со всеми рапортами по боевым задачам. Фильтр «плен», «прорыв», «штурм». Тут хранятся данные о всех изменениях, которые были сделаны участвующим в заданиях. После завершения в отчетах указывались необходимые правки в изменениях. Он разбил на две группы полученные данные – летальные и выжившие. Сравнение отличий заданий и изменений.
Необходимый набор рефлекторных связей готов, плюс небольшое дополнение от себя. Триггер – срабатывает при однозначном понимании пленения, голосовой команде или смерти объекта защиты.
***
Острая боль пронзает от шеи до виска. Я стараюсь не подавать виду. Виски сдавливает. Происходят изменения нейронных связей. Вот так, без сна, к тому же, второй или третий раз за день – очень неприятный процесс.
Все, что тщательно создавал Ренат, а я уверен – он очень старался, разбирается на части. Процессы в моем организме сбиваются. Сначала обостряется слух и на пике исчезает. Наступает тишина. Я снова вижу звук. Обостряется зрение и скорость. Мобилизуются все резервы организма. Тремор. Моими легкими будто мастурбируют, наращивая темп. Сердце раздает пулеметную очередь. Все происходит быстрее, чем там, дома у Александра Петровича.
Змей не успевает среагировать. Я срываю с него кобуру с частью его комбинезона, это сбивает его с ног. Вынимаю оружие из кобуры. Стреляю. Александр Петрович падает. Быстрая смерть. У меня никаких эмоций. Ничего. Пустота. Это рефлекс, как моргнуть. Что я и делаю. Устранение объекта для предотвращения утечки информации.
Тут же пропускаю удар в челюсть. Боли нет. Но правый глаз резко стал хуже видеть, языку стало слишком свободно, во рту появились лишние элементы. Прекрасно, справа у меня нет половины зубов. Но Александр Петрович чертовски усилил мозжечок и все что связано с равновесием. Да, я немного дезориентирован, сигнал с внутреннего уха восстанавливается, снова изображение с глаз дополняется изображением от слуха.
Разворачиваюсь, поднимаю руки, второй удар приходится в наручники, меня сбивает со стула, спиной влетаю в стену, остаюсь на ногах. Второй боец уже рядом. Прыгаю, ногами бью ему в грудь. Если бы не та скорость, с которой все происходит, в этом не было бы ничего сверхъестественного, я бы его просто оттолкнул, наверняка даже не сбил с ног. Но сейчас скорость решает многое. Он влетает в мою ногу как гоночный болид в движущийся, по какой-то причине, навстречу бетонный столб. Я вижу как моя пятка входит в его грудную клетку, ломает ребра, их осколки проникают в сердце. Организм перерабатывает запасы энергии. Терморегуляция не работает. Я весь мокрый.
Это необычное ощущение, когда мозг тебе дорисовывает картинку. Девушка бежит ко мне сзади. Мозг запомнил ее, и теперь через слух восстанавливал ее облик. Успеваю убраться с траектории удара. Плюю ей в лицо. Похоже мое тело решило использовать любые доступные ему способы защиты. Она ничего не видит, пытается сорвать очки – ошибка. Я быстрее. Выстрел. Она падает, я сваливаюсь на нее. Глаза заливает пот, щиплет, все размыто. Чувствую ее запах. Память выталкивает наружу фрагменты, будто говорит – на, сравнивай. Платиново-серые глаза, размытое лицо, восхитительная улыбка, короткая стрижка, бумажно-белые волосы. Что ж, неловко вышло. Другой я – эмоциональный, скорее всего, выдал бы что-то другое.
Удивительно, что я вообще пытаюсь представить, какие эмоции мог бы испытывать. Для чего? Я пытаюсь чувствовать? Хочу чувствовать? Хочу проходить через все это с эмоциями?
Голову мутит, боли нет, но я прекрасно понимаю, что будь мой болевой порог в базовом состоянии, я, скорее всего, умер от нестерпимой боли. Змей, судя по всему, вызвал подкрепление и ползет к оружию. Я пытаюсь, что-то сказать, но моя перекосившаяся, не закрывающаяся челюсть и язык болтающийся в беззубой пустоте издают шипяще-булькающие звуки – не похожие на слова. Перехватываю дубинку, Змей обреченно смотрит на меня. Рывком поднимаю его на ноги, снимаю с пояса деактиватор наручников и снимаю их. Толкаю его к выходу, бью в затылок, стараюсь не сильно, только для того чтобы перед сканером он не выкинул какой-нибудь фокус. Он в нокдауне. Отхожу от него. Сканер считывает его за мгновение до падения. Барьер отключается. Простейшая система безопасности. Только визуальная идентификация, никакого вербального подтверждения. Отсюда можно сделать вывод – я нахожусь в крыле, которое не предназначено для заключенных. Это глупо. Но, видимо, они пытались произвести впечатление на меня и Александра Петровича.
Я выскакиваю в длинный поворот. Зрение дорисовывает движение справа от меня, где-то далеко. Бегу налево, поворот, сворачиваю в него, сажусь на пол. Это скорее похоже на падение. Необходимо несколько минут перевести дух. Оцениваю состояние организма.
Хорошая новость ровно одна – я еще жив.
А вот с плохими новостями – тут на любой вкус. Мой организм не задерживает в себе ничего, подо мной образовалась желтоватая лужа. Комбинезон не впитывает влагу, поэтому моча стекла, не задерживаясь, на пол. Это не единственная жидкость, покинувшая меня. И это совсем скверно. Капли крови тянутся на всем протяжении до того места, где я сейчас нахожусь. Чем прекрасен видимый звук – пассивная эхолокация. Мне не надо самому создавать звуковые волны, достаточно внешних.
Сейчас это мой лучший помощник. Я наблюдаю, как отряд из трех человек разделяется. Двое входят в апартаменты, третий отправляется по моему следу.
Какие у меня шансы?
Бежать?
Куда? По следу он все равно найдет меня, кроме того могут объявить общую тревогу.
Изучаю окружающее пространство. Надо мной проходят силовые кабели, которые уходят в хабы, соединяются, разветвляются, но толку для меня никакого. С моими габаритами по этой шахте не пробраться, как и по той, что с трубами водоснабжения. А вот коммуникации климатконтроля вполне пригодны, но, думаю, они не настолько глупы, чтобы оставить их без датчиков движения. Чтобы добраться до них, мне нужно снова оказаться в апартаментах.
Времени на раздумья не остается. Еще пять шагов, и боец выйдет из-за угла. Думай, думай, думай. Ресурсов тела не много, сейчас необходимо действовать аккуратно и спокойно.
Я опускаю голову на грудь. Расслабляюсь. Закрываю глаза. С трудом задерживаю дыхание. Сейчас оно максимально рефлекторно, мне с трудом удается перехватить управлением над этим процессом. Как раз вовремя.
Боец сворачивает в мою сторону. Я прекрасно вижу – еще одно неоспоримое преимущество звука-картинки, я вижу даже с закрытыми глазами. Я лежу опершись спиной на силовой барьер, вне поля зрения датчика, открывающего вход в помещение. Он останавливается, так же не доходя до этой самой зоны – неприятно. Слежу за его движениями, пытаюсь понять модификацию бойца. Вряд ли они послали неизмененных за мной. Движения плавные, такие не бывают у ускоренных. Это самое важное – значит не успеет среагировать. Он наклоняется, запускает режим сканирования.
Я поднимаюсь, перемещаюсь за его спину, бью в затылок, точно, как делал это несколькими минутами ранее. И меня ждет разочарование. Кулак разбивается о комбинезон. Мгновенное онемение. На тыльной стороне ладони образуется горб от перелома пястных костей. Суставы среднего и указательного пальцев сливаются в единую массу костей, кожи, мышц.
Хах. Я улыбаюсь?
Любопытно. Эмоции включаются. Может потому, что я думал об эмоциях? Я не уверен в своей догадке, но понимаю, что думать о боли нельзя. Это запрещено, иначе я отрублюсь от болевого шока. Комбинезон очень похож на тот, в которых был конвой, но при детальном осмотре оказывается, что это полноценная броня.