– И я рад снова тебя видеть, Мили, – сказал он, когда она замолчала, чтобы вдохнуть.
– Карл, – огрызнулась она, – тебе нельзя вот так подкрадываться к людям.
– Кто это сказал?
– Я сказала!
Он вздохнул.
– В следующий раз надену колокольчик. Так что, ты заинтересовалась?
Она посмотрела на потрепанную обложку, пятна от пиццы, вырванные страницы.
– Да, – сказала она осторожно, – но я думаю, мне положена скидка.
– Что? – По крайней мере ей послышалось именно это. Прозвучало оно скорее похоже на «Штааааааа?»
– Только посмотри на нее, – сказала она. – Профессор изолирует ее как источник биологической опасности.
Карл втянул щеки так, что она увидела очертания его длинных клыков, отчего он стал еще больше похож на труп. Впечатляющее достижение, особенно учитывая, что Карл де Розия официально считался мертвым уже как минимум сотню лет.
– Мили. Душенька, – проговорил вампир заискивающе. – Будь рассудительна. Ты же собираешься в магтех, так? – Он выставил руку, прежде чем она успела ответить. – Да о чем это я? Ну конечно собираешься. Я знаком с преподавателем Грозной уже… в общем, долго. Она читала эти технические курсы еще когда у меня клыков не было. И ей наплевать на состояние твоего учебника – главное чтобы он у тебя был. К тому же если он слегка потрепан, это только придает ему характер, ты так не думаешь?
– Слегка потрепан?
Он снова посмотрел на затертую обложку.
– Полагаю, вернее будет сказать «излюблен».
Мили прикусила язык. Он был, пожалуй, прав: по поводу книги, по поводу Грозной, по поводу всего остального. Независимо от того, на каком отрезке жизни человек ни находился, никто не получал места в Университете неэлементарных наук и искусств, не имея достаточного житейского опыта, чтобы написать собственный учебник. «Или место в техническом отделении института», – напомнила она себе. Те, кто зашли так далеко, уже умели расставлять приоритеты.
– Я дам тебе сто двадцать, – сказала она.
– Сто двадцать? Сто двадцать? – выдавил он жалостливо, и Мили заметила, что его губы судорожно выпятились, обнажив клыки. Она подозревала, что он добавил еще несколько слов, недоступных человеческому слуху. – Ты хочешь, чтобы я до смерти изголодался, бессердечная девчонка?
– Опять ты переигрываешь, Карл. Не грозит тебе никакой голод.
– А мог бы! – воскликнул он. – Ко мне несколько дней посетители не заходили.
– Врун.
– Ну ладно, несколько часов. Но у меня быстрый метаболизм и… и ты не понимаешь…
Мили задумалась, знали ли в университетском театре, какой талант упустили, когда Карл де Розия решил посвятить свою нежизнь ломбардному делу. В самом деле, ему недоставало только слез и кружевного платка.
– Ой, да брось, – сказала она. – Ты мог бы без проблем получить четыреста пятьдесят за ту модель планетной системы, что стоит за тобой. – Карл бросил на изящный медный предмет недоверчивый взгляд. Мили стояла на своем: – Я точно знаю, что она будет нужна перед началом семестра одной первокурснице, которая изучает арифмантику.
Театральное отчаяние Карла словно испарилось.
– Да ну? А эта первокурсница… м-м… здорова?
Она серьезно посмотрела на него.
– Нет. В это я не играю, я тебе не дилер. Если хочешь знать – придется самому у нее спросить. А пока – что скажешь насчет ста пятидесяти?
– Скажу, что ты надо мной смеешься.
– Ничуть. Двести?
Карл рывком придвинул пособие к себе. Ей едва удалось не взглянуть на него такими же голодными глазами, какими смотрел он.
– Триста пятьдесят, и это еще щедрое предложение. Скидка для друзей и родственников, можно сказать. – Выражение его лица смягчилось. – Ради твоего отца.
Мили тяжело сглотнула ком в горле.
– А если двести пятьдесят? – спросила она.
– А если провалишь из моей лавки?
Он произнес это с улыбкой, но это была улыбка кота, который знал, что почем. Мили провела мысленный подсчет всех своих расходов за последние сорок восемь часов, сверившись с пунктами смятого списка, который лежал у нее в кармане. Она заучивала его наизусть несколько недель, с тех пор как подтвердилась ее чудо-стипендия. «Металловедение для магтехников, издание двенадцатое». Сто пятьдесят. «Вдевятеро крепче железа: Краткая история чар-транспорта». Сто двадцать пять. «Руководство по воспламеняющимся веществам». Пятьдесят, но только потому, что ростовщик прямо перед этим продал позолоченный алхимический набор студенту выпускного курса и троице его льстивых приспешников, которые согласились разделить между собой непомерно большую плату в полторы тысячи, чем он, ростовщик, был более чем доволен. Мили просто повезло оказаться там в нужным момент.
Итого за последние два дня – триста двадцать пять, и куплено было все, кроме одной книги. Она снова коснулась обложки и посмотрела на вмятину в дешевом картоне у себя под пальцами. Это было правда глупо, учитывая, в каком виде находилось пособие. Карл просил слишком много – и сам знал, что слишком, – но когда он уже назвал свою цену и показал клыки, она знала: лучше на него не давить. «Триста пятьдесят для друзей и родственников?» Ну да, это определенно было ради ее отца.
– Сама знаешь, что больше ее нигде не найдешь, – сказал Карл, прежде чем она успела сделать шаг от прилавка. – Эту книгу. Нигде в городе. Это я точно знаю.
– Откуда ты?..
– Не беспокойся, я не могу читать твои мысли, но в данном случае мне и не нужно. Ты хочешь поискать в другой лавке.
– Ты бы удивился, если бы узнал, что там есть, – сказала она, но ее слова прозвучали неубедительно, даже ей самой так показалось.
Карл провел длинными паучьими пальцами по стеклянной поверхности прилавка. Они сияли в тусклом свете ломбарда, будто вырезанные из старой слоновой кости. И заканчивались, как подметила Мили, острющими ногтями.
– Я получаю списки всех необходимых текстов от профессоров из университета. И из института, – добавил он, бросив взгляд на пособие. – Мы на Пон-Роу все их получаем, деточка, и деремся клыками и когтями, чтобы эти книги были доступны для таких дорогих и отчаявшихся студентов вроде тебя. И если я говорю, что я единственный, у кого есть такой экземпляр, то могу тебя заверить: это правда. У меня и квиток есть.
Мили посмотрела на его руки, затем на пособие, затем глубоко вздохнула. Иногда она ненавидела вампиров всей душой.
– Триста. И, – добавила она, перебивая его раздраженное рычание, – я скажу той студентке с арифмантики, чтобы зашла к тебе за моделью. Это гарантированные четыре сотни в течение ближайших двадцати четырех часов. – После чего, решив, что большего уступить она не сможет, заявила: – Или соглашайся, или нет.
Рычание усилилось, дрогнуло и сменилось хриплым смешком.
– А ты и впрямь в отца пошла, да? Ладно, душенька, я согласен.
Она запихнула книгу в залатанную сумку, а Карл повернулся к шкафу за прилавком, отпер его и извлек продолговатый черный ящик с блестящей от частого использования поверхностью. Поставил его между ними и открыл защелку. От хрустальных флаконов, пластиковых трубок и мерных цилиндров, сложенных внутри, едва уловимо повеяло антисептиком. Назначение каждого из этих предметов Мили познала за последние несколько дней – подробно, неоднократно и болезненно. Она закатала рукав – на правой руке, потому что не хотела, чтобы он видел, сколько она уже заплатила из левой, – и приложила руку к стеклу.
Уж в чем Карлу или любому другому вампиру, торгующему на Пон-Роу, следовало отдать должное, так это в том, что работали они проворно. Кожаная манжета и жгут, йодный тампон и размотанная трубка, обнаженная игла («Совершенно новая и стерильная, уверяю», – ответил он на ее взгляд) и чинно выставленный табурет. Затем – укол иглы, медленное кровотечение, и мир сузился до тонкой красной линии, побежавшей от сгиба ее руки к цилиндру, тщательно обработанному антикоагулянтом. Жидкость разливалась по стеклу такими странными узорами, что Мили не сомневалась: любой специалист по сигнометрии поведал бы обо всем, что касается ее жизни и смерти, в самых недвусмысленных выражениях.
– Сожми кулак, душенька, – проговорил Карл безучастно, не отрывая глаз от восходящей красной линии. – Тогда быстрее пойдет.
Мили подчинилась. Триста миллилитров крови – больше, чем она предполагала. Она закрыла глаза. «Наконец последняя покупка». Это было последнее, что ей сегодня требовалось сделать, и последнее, что требовалось вообще. Вечером она восстановится, до отвала набьет себя мороженым, липкими булочками и вином, посмотрит папин любимый фильм и, возможно, возьмет дракона немного полетать за городом. Ночь сегодня будет приятная.
А беспокоиться о наступающем семестре она будет завтра.
– Вот и все, душенька моя. Готово.
Она открыла глаза в миг, когда он резко выдернул иглу. Карл прижал лоскут марли к внутренней стороне ее руки и, велев согнуть локоть, принялся счищать остатки «валюты» с оборудования. Он держался холодно, твердо и бесстрастно, но она и не ждала ни благодарности, ни даже доброжелательности. Она не знала ни одного вампира, который обладал бы хорошими манерами и был склонен к сочувствию. Она испытала горькое чувство при виде этих кружащих в стеклянном цилиндре трехсот миллилитров… ее. Только уже не она, уже нет, и особенно это было заметно по тому, как на содержимое цилиндра смотрел Карл. Она надеялась, что ему хотя бы хватит приличия подождать, пока она уйдет, прежде чем начать пить.
Мили потянулась через прилавок и оторвала кусок скотча от диспенсера рядом с марлей.
– Спасибо, я сама. – Она приклеила скотч поверх марли и спрыгнула со стула. А теперь…
«Вот странно». Хотя Карл был таким привередливым вампиром, его лигровый ковер решительно нуждался в чистке. У нее зачесался нос, и десять тысяч булавок закололи по позвоночнику. Она задумалась, сколько отмерших кожных клеток только что вдохнула. Затем у нее зашумело в ушах. Появилась боль в руке. «Там просто комок пыли или что-то живое?» Его в самом деле стоило пропылесосить, и…
«Почему я на полу?»
– Полегче! – Карл поспешил обойти прилавок и поднял ее на ноги. – Не так быстро. Ты знаешь, как оно бывает, душенька.
Когда Мили снова уселась на табурет, у нее скрутило желудок – наполовину от тошноты, наполовину от стыда. Она почти слышала сплетни, которые расползались по Пон-Роу. «Слыхали про дочку старика Джеймса? Бедняжка, похоже, считать не умеет. Дала себя досуха выдоить. Представляешь, свалилась в обморок на полу у де Розии»…
– Я в порядке, – выдохнула она. – Правда, Карл, все хорошо.
– Ну да, а я подвыпившая гаргулья. Сюда. – Она вздрогнула от прикосновения холодного металла и еще более холодной кожи, когда он сунул ей в руку железный талер. – Ужин за мой счет. Иди возьми себе что-нибудь с сахаром.
– Ты не обязан…
– Чепуха. За три сотни плюс рекомендацию это наименьшее, что в моих силах.
Мили моргнула и уставилась на монету перед собой. На одной стороне талера стоял оттиск эмблемы Ордена ломбардов – три круга, вперемежку свисающие с извилистой линии. Это должны были быть шары, но чеканщик не слишком старался изобразить тени. Как там шутили студенты? «Что нужно, чтобы держать ломбард? Стальные яйца, конечно!» Она перевернула монету. На обратной стороне оказалась асимметричная лилия рода де Розия. Она как-то спрашивала Карла, почему они не взяли себе розу, на что он только улыбнулся и ответил, что расскажет ей, когда она станет постарше.
«Один железный талер, всамделишный, надлежащего вида». Свободно отданный и свободно принятый, ни один ресторанщик в городе не откажется ее принять. Мили держала знак уважения более древнего и сильного, чем мог вызывать любой из людей, даже такой, как ее папа. И крепко сжала талер в руке. Ни один из полудюжины владельцев ломбардов, у которых она побывала за эту неделю, не предложил ей монеты.
– Знаешь, Карл, для вампира ты довольно порядочный.
Он ответил на это идеальной кошачьей улыбкой и отвесил поклон.
– Услышь тебя моя прабабушка, она бы пустила слезу.
– Я не хотела тебя…
– Нет-нет, это старая семейная поговорка. Моя прабабка – злостная карга, и мы, все цивилизованные де Розия, обожаем ее разочаровывать. А теперь иди, душенька. Тебе нужно немного отдохнуть, если хочешь в понедельник оказаться на занятиях. – И он мягко, но уверенно повел ее к выходу из лавки, избегая лучей, пробивавшихся сквозь щели вокруг двери. – Кафе на углу держит мой друг. Он даст тебе за эту монету двойную порцию, если хорошо его попросить.
Мили удостоверилась, что он не попадет под солнечный свет, прежде чем открыть дверь.
– Спасибо тебе, Карл. За все.
– Тебе спасибо, дорогая моя. Ах да, по поводу той первокурсницы. Мне ее ожидать… когда?
– Я попрошу ее зайти завтра.
На улице почти никого не оказалось, хотя едва ли это могло продолжаться долго. Скоро целые толпы вывалятся, чтобы поужинать, продавая свою кровь и прочие ценные активы вплоть до жизненно необходимых за жетоны, учебники и практические советы о том, как сдать первый экзамен по алхимии профессору Бойне. И те, кто ужинал, и те, кем ужинали, ждали, пока солнце скроется за высокими кирпичными фасадами Пон-Роу, но до тех пор улица была целиком в распоряжении Мили. Почти целиком. С угла крыши ей подмигнула гаргулья. Дракон рядом с ней сидел неподвижно и настороженно, его глаза по-прежнему светились красным в режиме ожидания.
Она просвистела разблокирующую комбинацию, и с последней нотой дракон ожил. В его глазах вспыхнул золотистый огонь и заструился под альхромированной чешуей вдоль гладких линий серебристого корпуса. Он моргнул разок, встряхнулся и свалился со своего насеста, не оставив на каменном фасаде ни царапинки. Улица была узкой, поэтому он сложил крылья и упал на мостовую по-ястребиному. Мили почти услышала, как у ее страховщика перехватило дыхание в его офисе на другом конце города. Дракон расправил крылья прямо у нее над головой, заслонив несколько квадратных метров улицы от сумерек и раскачав три золотистых шара над дверью Карла внезапным воздушным потоком. Затем, когда до земли оставалось несколько метров, он изящно, с тем, что Мили могла расценить лишь как механическую версию чувства собственного достоинства, спланировал, пока его стальные когти не коснулись бордюра. Когда же он сложил крылья и прижал их к корпусу, в стыках зашипел пар и распространился острый, бодрящий запах драконьего масла. Дракон склонил голову и посмотрел на нее с блеском в глазах.
«Молодец, дружок», – подумала Мили и улыбнулась.
Он не был живым. И никогда не мог им быть. Она не хуже, чем кто-либо, знала границы магтеха, и все же какой-то крошечный проблеск надежды, сомнения, не давал ей покоя. Папа всегда говорил, что их дракон был чем-то бо́льшим, чем просто совокупность частей. Ее улыбка омрачилась, когда она постучала по восходящей глади крыла. Жаль только, части эти были такие дорогие.
– А ты хорошо над ним потрудилась.
Мили подскочила на месте. Вместо того чтобы вернуться в тусклый уют своей лавки, Карл стоял в проеме, аккуратно выставив между собой и последними лучами солнца непроницаемый зонт. Он разглядывал ее дракона, и в его в глазах виднелся голод, не имевший ничего общего с жаждой крови.
– Он не продается, Карл.
– Я этого не спрашивал.
– Но думал.
– И кто это у нас здесь читает мысли?
– Мой ответ: нет, – отрезала она и залезла в кабину за драконьей головой. Металл нагрелся при прикосновении, когда она прописала на приборной панели комбинацию зажигания.
– Но, дорогая моя, если бы ты только знала, что коллекционеры готовы предложить за такую классику…
– Все равно будет недостаточно.
Он поднял бровь и пробормотал что-то за пределами ее слышимости.
– Ты чего это там?
– Ты явно еще не получала счетов за обучение, – ответил он.
У нее похолодели щеки и задрожали руки – но не от того, что резко упало кровяное давление.
– Мне все равно, кто что предложит. Он останется со мной.
Карл склонил голову набок, обнажив шею в знак смирения.
– О, прекрасно. Как скажешь. Желаю тебе удачи в обучении.
Она коснулась панели. Урчание в драконьем двигателе усилилось. Хотя ей не хватало многослойного зрения, как у существ вроде Карла, и она могла лишь мысленно представлять поток магии, проходящий по созданию, на котором сидела, это не мешало ей пытаться его увидеть. Внутренние магические каналы, наверное, пульсировали золотисто-красным с белыми искрами, точно как драконьи глаза. Магия расходилась из сердца двигателя огненными нитями, которые соединяли стальные сухожилия с костяными шестернями, а костяные шестерни – с альхромированными поршнями, наполняя дракона, как душа наполняет тело.
Дракон при ее прикосновении снова повернул голову. Ему, в точности как самой Мили, не терпелось вернуться домой. Она начертила на чар-панели знак студенческого квартала. Знак вспыхнул белым и померк. Дракон поднял крылья.