Все это время я думала о нашей незаконченной игре, об отгадке, которая таилась в подвале. Правда или ложь. Я представила, что ответ брата – это живое существо, которое ждет меня в сумерках, призывает меня к себе. Молит познать истину.
Спуск в подвал тем вечером стал моим первым шагом к чему-то новому – теперь я это понимаю, – но тогда я просто медленно погружалась в темноту, ни в чем не уверенная и совершенно одна.
Я спустилась по лестнице и замерла, чтобы глаза привыкли к мраку. Стоя на месте, я думала о Майлсе и о том, каким нечитаемым он стал во время игры. Впервые я поняла, что он был способен хранить настоящую тайну, нечто куда более серьезное, чем любые наши выдумки в этой игре, и меня тревожило, что это могло означать. Там, в прохладном воздухе подземелья, безымянная тревога пробудила к жизни что-то внутри меня – настороженность по отношению к брату и тому, что еще он однажды мог от меня утаить.
Подвал освещала одинокая гудящая лампочка, ее слабое мерцание едва доставало до угла, где днем мы сидели в пыли. Я стала красться туда, навострив все органы чувств. Наконец, я добралась до слова, выведенного на земле под занавесью паутины. Майлс написал свой ответ печатными буквами – послание, которое стало провозвестником грядущего обмана – как с его стороны, так и с моей.
Надпись гласила: «ЛОЖЬ».
Тогда я впервые увидела проблеск правды.
2
По иронии судьбы я появилась на свет спустя ровно два года после Майлса, поэтому день рождения у нас был один на двоих. Иногда я воображала, что мы двойня и нас не разделяют пространство и время. Мы были достаточно похожи, чтобы сойти за двойняшек: волосы одинакового каштанового оттенка, темные глаза с искрой – скорее карие, чем зеленые, даже брови и уши были одной формы, словно я была его оттиском, сделанным на два года позже. Я всегда старалась нагнать те два года, пыталась сравняться с братом, словно могла перехитрить само время.
В тот год лето внезапно перегорело и превратилось в осень, а жара моментально перешла в мороз. Первый холодный день в сентябре шокировал, студеный воздух казался нездешним. Все это мне запомнилось, потому что в тот день Майлс попросил меня сходить с ним на занятие по толкованию. Его учительница Джулия хотела осмотреть меня, перед тем как мои отметины сменятся взрослыми. Джулию я видела лишь однажды, но много о ней слышала: она была опытной толковательницей, но подход ее считался нетрадиционным, и меня терзало любопытство, что же она скажет мне – практически незнакомому человеку.
Было уже далеко за полдень, солнце заливало все золотистым светом, в деревьях щебетали птицы. Майлс с «Картографией будущего» под мышкой шагал по нашему району чуть впереди меня. Я пыталась идти с ним вровень, но все равно отставала на шаг-другой. Ноги у меня были длинные, но у него длиннее. Мы были и похожи, и нет.
Он переживал, что опоздает – это было понятно и без слов. Будучи первым и единственным учеником мужского пола в классе у Джулии, он должен был трудиться вдвое усерднее, чтобы его воспринимали всерьез.
– Успеем, – приободрила я его, когда мы свернули с нашей улицы и нам осталось чуть больше мили. Мы жили в старом районе, который граничил с центром города. Здесь преобладали пешеходные дорожки и живые изгороди, но застройка была плотной, и некоторые дома заметно одряхлели. С дома по соседству с нашим краска отслаивалась, как кора с древней березы, у другого окна на верхних этажах были заколочены фанерой. Зато всего в паре кварталов отсюда в окружении пышных зеленых лужаек стояли дома с колоннами и башенками, а возле одного из них статуи двух львов, распахнув пасти в нескончаемом рыке, стерегли вход на аллею к дому.
Мы вошли в центр города, где улицы сужались, а сквозь трещины в асфальте пробивались крошечные растения. Молодая поросль, проложившая себе путь через обломки, причудливые осыпающиеся здания – то были первые знаки, что мы приближались к району толкователей. Вход в него украшала кованая арка с надписью «Будущее – это судьба». Пройдя под ней, мы очутились в лабиринте брусчатых улиц, на которых изогнутыми рядами теснились малоэтажные домики. Верхние этажи были жилыми, а на первых располагались кабинеты толкователей – окна в них были без штор, чтобы прохожие могли заглядывать внутрь.
Район толкователей был практически поровну поделен между серьезными заведениями и теми местами, где занимались фарсом. Здесь предлагали и настоящие, и развлекательные толкования, и профессионалам вроде Джулии приходилось сосуществовать с псевдотолкователями, которые вешали у себя над входом неоновые вывески и раздавали купоны на улице. Гадания по хрустальному шару, по руке, по чаинкам, по картам Таро и толкование снов – все это было лишь показухой. Только отметины говорили правду.
Пока мы с Майлсом шли по главной улице, краем глаза я поглядывала на витрины. Светящиеся гирлянды, кружево, кристаллы, бряцанье дешевых занавесок из бусин – всем этим завлекали к себе псевдотолкователи. Ни с того ни с сего я начала рассказывать Майлсу о девчонках из школы, которые часто захаживали в такие места ради смеха. Их приводили в восторг безумные предсказания лжетолкователей о невероятных любовных романах, свалившемся с неба богатстве, приключениях…
– Некоторые из наших собираются зайти сюда на толкование, когда их отметины сменятся на взрослые, – сказала я.
Майлс покачал головой:
– Не трать на это деньги. Кроме того, превращенкам опасно посещать район толкователей.
– Разве что ночью.
– Возможно. Но это все равно слишком рискованно.
Он имел в виду, что девушки, только вступившие в фазу превращения, – особенно это касалось дерзких, безрассудных или травмированных девушек из проблемных семей, – нередко пропадали в темное время суток в районе толкователей. Эти улицы – единственный городской округ, выделенный для профессиональных толкователей, – привлекали изрядное количество посетительниц и потому были первоочередной целью для насильников. Это не было для меня новостью – все об этом знали, – но, как и большинство, я предпочитала избегать подобных мыслей. Тогда я относилась к похищениям так же, как к собственной смертности: то была неоспоримая правда жизни, однако непознаваемая, слишком серьезная и жуткая, чтобы думать о ней дольше пары секунд.
Поэтому я и не думала. Я была пятнадцатилетней девчонкой, которая решила составить компанию брату. Нас ждала Джулия, нас ждало будущее. Нам только и оставалось, что шагать вперед.
На доме Джулии не было вывески – никаких указаний на то, что это не просто жилой дом. Ни неоновых огней, ни дешевых занавесок и уж точно никаких хрустальных шаров. Мы с Майлсом вошли в приемную: комнату украшали напольные часы, старинный диван и обои с блестящим узором. Я сочла, что здесь к будущему относятся серьезно.
Сквозь стеклянные двери, отделявшие класс от приемной, мы увидели Джулию: она что-то рассказывала полудюжине девушек-подростков, которые сидели перед ней на полу. В отличие от толкователей-позеров со всеми их шалями и перламутровыми тенями, Джулия была одета в простые джинсы и строгую приталенную рубашку, а тяжелые каштановые волосы струились по ее плечам. Она выглядела практично и в то же время прогрессивно – такой она и должна была быть, раз преподавала толкование юноше.
Майлс замер возле стеклянных дверей.
– Знаешь, ты ведь можешь пойти со мной. Джулия будет рада тебе.
Я покачала головой.
– Я лучше здесь подожду.
Он юркнул в класс, а я осталась в приемной одна. Я бродила вдоль книжных полок и разглядывала корешки, пока не нашла то, что искала: книгу в толстом переплете, полную замысловатых геометрических узоров. Я обнаружила ее в тот единственный раз, когда побывала у Джулии – в день открытых дверей для учеников и их родных, который она устроила несколько месяцев назад. По такому случаю мы с родителями даже принарядились. Мы нервничали, поскольку переживали, что Джулия сочтет нас простаками, но она оказалась радушной и доброй. Именно Джулия подвела меня к своей книжной коллекции и предложила поискать в ней что-то для себя. Когда она заметила, что я не могу оторваться от книги с узорами, вид у нее был довольный.
Я вытянула книгу с полки и раскрыла ее. Страницы были заполнены головокружительным количеством геометрических форм и орнаментов, украшавших ковры, картины, скульптуры, мозаики – самые красивые предметы в мире. И что самое главное, они не имели никакого отношения к моей коже или предсказаниям будущего. То был мой редкий шанс затеряться в комбинациях, за которыми не крылся какой-то особенный смысл.
Довольно долго я задумчиво перелистывала страницы. Когда длинная стрелка напольных часов почти проделала круг, я поставила книгу на место и посмотрела, что происходит за стеклянными дверьми. За исключением брата в классе были одни девушки. Чуть старше меня, одетые в том непринужденном стиле, которому мне так хотелось подражать: в сандалиях с блестящими ремешками, с шарфами вместо ремней и в тонких блузках с глубокими вырезами, которые спадали с плеч и открывали разноцветные лямки бюстгальтеров.
Девушки сидели близко друг к другу, а их «Картографии будущего» были отложены в сторону, чтобы они могли сосредоточиться на живых картах собственных тел. Их темная, оливковая или бледная, как у меня, кожа была покрыта отметинами будущего. Каждая из них протягивала руку соседке для толкования. Мой брат не мог предоставить собственное тело, но, когда он склонился, чтобы осмотреть кожу светловолосой девушки по имени Дейрдре, все уставились на него. Он уверенно вел пальцем по ее коже, хмурясь от напряжения. Он был осторожен, тактичен и серьезен. Если бы не его пол, он вполне мог бы сойти за профессионального толкователя.
Вскоре раздался бой часов – его глубокие ноты ознаменовали конец занятия. Когда девушки распахнули двери класса и высыпали в приемную, я отступила в сторону. Джулия вышла с раскрытой «Картографией будущего» в руках, на ходу объясняя диаграмму одной из учениц. Когда она заметила меня, выражение ее лица изменилось. То была легкая, мимолетная перемена, но я ее уловила.
– Селеста, – произнесла она, – я рада, что ты пришла. – С улыбкой на лице она приблизилась ко мне и дотронулась до моей левой руки. – Можно?
Я кивнула, и она взяла мою руку и легко провела кончиками пальцев по моей коже. Я закрыла глаза. Для толкования требовалось не только зрение. Осязание дополняло и усиливало картину. Иногда без осязания было не обойтись.
– Хм, – тихо произнесла Джулия. Она сосредоточилась на скоплении родинок возле моего левого локтя, комбинации, которой не соответствовал ни один образец из «Картографии будущего». Разные толковательницы толковали ее по-разному. Одна говорила, что вскоре после шестнадцатого дня рождения меня постигнет незначительная болезнь. Другая считала, что это будет автомобильная авария, но не очень опасная. Общий вывод гласил, что волноваться мне не стоило, что детские отметины – всего лишь мелкие туманности во вселенной, состоявшей из массы куда более конкретных предсказаний.
– Майлс считает, что скоро меня ждет превращение. – Я посмотрела на веснушки на своем предплечье. Я хотела запомнить их – не такими, какими они были зарисованы дома в тетради брата, а теми, какими они были здесь и сейчас – крохотными ориентирами будущего, которое вскоре станет прошлым.
Джулия кивнула.
– Период накануне превращения – удивительное время. Возможности кажутся безграничными.
Период перед сменой детских отметин на взрослые был подобен тому, что видишь, когда волна накрывает побережье: ожидание взрыва, сумятица и хаос, а затем песок снова превращается в безупречно ровную поверхность. Когда это случалось, девушкам открывались новые предсказания, но также их захлестывал и бурный период превращения – те рискованные, непредсказуемые недели, когда их вид будет сводить с ума всех, в особенности мужчин.
– Я переживаю, – призналась я, – что никак не могу повлиять на то, что покажут мои новые отметины. Волнуюсь, что мне придется просто с ними смириться.
Джулия притянула меня поближе к себе. От нее исходил слабый аромат с легкими нотами сирени. Мне стало не по себе, когда я это заметила – будто меня застукали за подглядыванием. Она крепче вцепилась в мою руку, и я с трудом сдержала порыв отшатнуться.
– Будущее настигнет тебя, как и должно, – сказала она. – Отрицать это бессмысленно. Но со временем ты поймешь, что можешь менять его своими действиями. Не кардинально, но даже мельчайшие изменения могут стать значимыми. Мы все-таки сами себе хозяева. Как ветер, пролетающий сквозь листву дерева.
Джулия отцепила от меня одну руку и изобразила раскрытой ладонью дерево: предплечье символизировало ствол, пальцы – ветви, а пышная копна ее волос в моем воображении превратилась в густую крону.
– Само по себе дерево не меняется, но при движении его листья образуют разные формы, тени, звуки. Суть его остается той же, даже если в мелочах оно изменяется. Понимаешь?
Я захлопала глазами.
– Все нормально, – сказала она. – Ты умная девушка. Однажды поймешь.
Взбудораженная, я потерла предплечья, чтобы справиться с оторопью. Весь смысл толкования был в принятии неизбежности будущего. Идея будущего как чего-то податливого, вроде ветра, дующего сквозь листья, казалась блажью. Отметины не могли рассказать всего, чему суждено было случиться, но хотя бы в общих чертах знать, что тебя ждет, было облегчением. Именно за этим люди шли к толкователям – чтобы свериться с «Картографией будущего», чтобы спланировать карьеру и брак в соответствии с тем, что было им уготовано.
Вот бы по отметинам можно было во всех подробностях узнать истину – увидеть ее, как глазами. Хотела бы я увидеть целиком хоть один фрагмент – какой-нибудь день из далекого будущего, когда мы с Джулией будем проводить дни бок о бок, как ровня.
Именно такое будущее меня и ждало, но в тот день дома у Джулии узнать об этом я не могла. Возможно, это было к лучшему. Слишком много времени мы проводим, воображая грядущее – то огромное пространство несбыточного, или блуждая в прошлом, в мире усопших. И все же я вновь и вновь возвращаюсь в этот момент, словно, воскрешая его в памяти, смогу как-то изменить исход. Словно прошлое можно менять так же, как и будущее.
Застряв где-то на полпути между настоящим и грядущим, я все еще потирала плечо, когда Майлс вышел из класса вместе с Дейрдре, и тогда-то я все поняла: Дейрдре выглядела ослепительно, эффектно, от ее кожи исходило какое-то неземное свечение. Она вступила в превращение, обрела свои взрослые отметины. Она была восхитительна.
Я завороженно наблюдала, как Дейрдре шла по комнате в полупрозрачной юбке цвета индиго, подол которой клубился у ее щиколоток. На шее у нее болтался опал на золотой цепочке. Не так давно я прочла книгу о самоцветах, поэтому кое-что знала об опалах. Эти необычные хрупкие камни могли легко потрескаться от удара или при попадании в экстремальные температуры. Опалы выглядели по-разному в зависимости от того, с какого угла на них смотришь: сверкали вспышкой молнии, ярким огнем или поблескивали глянцевыми переливами бензиновой пленки на луже. С этим камнем, сияющим у нее на шее, Дейрдре, казалось, плыла по воздуху. Словно парила в ясном прозрачном небе, пока все мы брели сквозь водную толщу.
Сама того не осознавая, я подалась в сторону Дейрдре. У меня было чувство, что, стоит до нее дотронуться – тотчас проскочит искра.
– Майлс, я надеюсь, вы с Селестой не передумали проводить Дейрдре до дома? – сказала Джулия. – К сожалению, моя машина все еще в нерабочем состоянии.
– Конечно, – ответил Майлс.
Я с удивлением взглянула на него – он не предупредил меня о своих планах. Позже я узнаю, что машина Джулии с безнадежно изношенными тормозными колодками была припаркована за домом – Джулия копила деньги на ремонт. Этому неудобству предстояло обернуться куда более печальными последствиями, чем я могла тогда представить.
– Может, мне все-таки пойти с вами – на всякий случай. – Джулия нахмурилась. Все мы знали, о чем она думала: выпустить превращенку на улицу в поздний час было бы безответственно.
– На улице еще светло, – сказала Дейрдре.
– И мы пойдем быстро, – добавил Майлс. – Мы будем вместе, втроем. Селеста всю дорогу будет рядом.
Так вот зачем Майлс позвал меня с собой – чтобы я выступила в роли дуэньи, а он мог провести побольше времени с Дейрдре? Впервые я увидела брата тем, кем его видел весь мир: юношей, который становится молодым мужчиной и, соответственно, вероятной угрозой для девушек вроде Дейрдре. И моя уверенность в том, что брат не способен никому навредить, ничего не значила. Сама такая вероятность – вот что имело значение.
Джулия смотрела на меня, ожидая подтверждения его слов.
– Нам с Дейрдре по пути, – сказала я. – Все в порядке.