– Верно! – воскликнул Иоаким, – если бы лгуны сразу сказали, что дело происходило ночью в саду, я немедленно уличил бы их во вранье. По моему распоряжению только домашние знают о собаках.
– Иными словами, названные респектабельными судьями место и время – вымышленны, – продолжил Даниэль, – а теперь я приведу второе важное обстоятельство. Я вновь говорил с судьями, но уже с каждым в отдельности. Тевель заявил, что Шошана выскользнула из двери дома, шла крадучись, а возлюбленный ее отличался высоким ростом и стройностью. Юваль же поведал мне, будто бы Шошана появилась со стороны пруда, бежала навстречу любовнику, а тот был низок и толст. И это свидетельство людей, видевших, якобы, одно и то же! Я думаю, теперь ни у кого не возникают сомнения в предпринятой нашими законниками неуклюжей попытке оговора! Прошу Акиву и супруга старшей служанки занять места рядом с Тевелем и Ювалем и обеспечить охрану.
Помощник дознавателя и вавилонский воин с готовностью исполнили просьбу Даниэля. Старшая служанка переместилась вслед за мужем.
– Бездоказательно! – вскричал Тевель.
– Выдумка никуда не годного дознавателя! – вторил Юваль.
– Я надеюсь, что община выдвинет новых хранителей закона, более достойных. Я еще скажу о других подвигах Тевеля и Юваля. Не сомневаюсь, им предстоит отвечать перед судом, и если они повторят свои клеветнические слова, то это будет расценено как лжесвидетельство, и о последствиях пусть подумают сами! – зловеще предрек Даниэль.
Хилкия и Иоаким вскочили на ноги, обнялись, расцеловались, слезы радости текли по щекам мужчин. “Моя дочь оклеветана!” – торжествовал один. “Мою жену оговорили!” – ликовал другой. “Шошана не виновна, слава Всевышнему! Да здравствует Даниэль!” – разом вскричали оба.
Возбужденный Иоаким вызвал слугу, велел принести стол, постлать скатерть, расставить кувшины с вином и серебряные кубки. “Пусть придет Шош в скромной одежде и разольет вино, а все желающие усладят свой желудок и голову в честь мой жены!” – в порыве радости и великодушной либеральности распорядился хозяин. Появилась Шош, закутанная с ног до головы, исполнила задуманное мужем и скрылась на женской половине дома.
Хилкия и Иоаким опорожнили полные кубки. Сторож и воин поступили так же и немедленно повторили процедуру, дабы убедительнее выглядела их солидарность с радостью отца и мужа. Старшая служанка пригубила вино. Тевель и Юваль брезгливо отвернулись. Даниэль и Акива не притронулись к напитку. “Мы на службе!” – пояснил за обоих Даниэль.
***
– Теперь, как мне кажется, – вновь заговорил Даниэль, – настало время добавить некоторые черты к образу Йони, честного комиссионера, холостого ревнителя семейных устоев, человека благочестивого и законопослушного.
Услышав сии восхваления, Тевель и Юваль насторожились и с подозрением посмотрели на Даниэля, ставшего им ненавистным. Хилкия и Иоаким уставились на дознавателя, лелея тайную мстительную надежду на беспутство праведника.
– Йони должен был бы сейчас сидеть с нами на этом прекрасном ковре, но его нет, ибо накануне он исчез! – констатировал Даниэль известный присутствующим очевидный факт.
– Я полагаю, Йони отправился в поездку по своим коммерческим делам! – подал голос сторож.
– В некотором смысле такое утверждение правильно. Как ты думаешь, дядюшка? – улыбаясь, воскликнул Акива.
– Да, именно в некотором смысле, – согласился Даниэль, – и сейчас я раскрою смысл правоты этого утверждения. В самом начале нашего дознания мой помощник Акива выяснил, что у Йони, кроме известного всем склада товаров, имеется некое секретное хранилище.
– В тайне от хозяина мы вместе с дядюшкой навестили дорогое сердцу Йони место и обнаружили там шкатулку, в которой хранились небывалой цены самоцветные каменья и золотые украшения, – прибавил Акива.
– Ох уж эти иудеи! – недружелюбно пробормотал вавилонский воин, – прикипели душой к золоту и алмазам.
– Молчи и не прикасайся больше к вину! Счастье, что тебя не услышали! – прошипела старшая служанка, больно ущипнув мужа.
– Разве обладание кладом – это компрометирующий материл? – притворно недоумевая, спросил Хилкия.
– Мы живем на ранней стадии человеческой истории. У нас нет не только банковских ячеек для хранения драгоценностей, но и сами банки еще не изобретены, – с готовностью поддержал Йоаким зятя.
– Замечания Хилкии и Иоакима совершенно справедливы, – заметил Даниэль, – однако предлагаю не отвлекаться и слушать дальше. Как всем известно, достойные судьи Тевель и Юваль бросили обвинение Шошане. Однако, по их собственному признанию, эту идею подал им не кто иной, как Йони! Последний подтвердил в беседе со мной, что он действительно просил судей выступить с обличающим заявлением.
– Небезынтересно знать, Даниэль, как Тевель и Юваль объяснили свое деяние, и что ты услышал от Йони? – задал пытливый вопрос Иоаким.
– Объяснение с обеих сторон выглядело абсолютно достойным. Тевель и Юваль сообщили мне, что им стало известно от Йони, будто Шошана изменяет законному мужу, а высокие нравственные принципы комиссионера не позволяют ему мириться с оскорблением супружеской верности. Йони попросил именно судей объявить о преступлении во всеуслышание, ибо факт сей слишком неожидан для общины, и если заявление прозвучит из уст всеми уважаемых старцев, то это исключит всякие сомнения. Ту же мотивировку привел Йони. Судьи присовокупили, мол, с готовностью исполнили просьбу комиссионера, ибо, так же как и он, не терпят моральной грязи вокруг себя.
– Какая гнусность! – вскричал Хилкия, – но в чем же состоял интерес негодяев оговорить честную женщину?
– Прекрасный вопрос! Я отвечу на него чуть позже, – пообещал Даниэль, – а теперь продолжим разговор о Йони. Не далее как вчера, узнав об исчезновении нашего героя, я немедленно бросился разыскивать его следы. Как раз в этот день египетские торговцы со своим караваном направились в обратный путь на родину. Одолеваемый подозрениями, я добрался до места первой стоянки каравана на придорожном постоялом дворе. Владелец его рассказал мне, что среди египтян затесался иудей, и по описанию внешности это, без сомнения, был Йони. Хозяин добавил, что иудей пил вино всю ночь и со слезами пьяной откровенности плакался на измену возлюбленной. Он делал ей дорогие подарки и рассчитывал бежать с нею в Египет. Неблагодарная изменщица обманула его и задумала скрыться с новым любовником, прихватив с собою драгоценности.
– К словам Даниэля добавлю следующее, – произнес Акива, – вчера я наведался в пещеру, где честный Йони устроил тайник. Я не обнаружил шкатулки с сокровищами. Следовательно, наш разочарованный в женщинах комиссионер, опасаясь, что любовница обворует его, поспешил принять превентивные меры.
– Как мерзко мне такое двоедушие! – в сердцах воскликнул Хилкия, – оговаривает порядочных женщин, а сам предается разврату, этот мнимый девственник!
– Звучит отвратительно, – присовокупил Иоаким, – однако можно ли полагаться на рассказ пьяного?
– У меня тоже возникла неуверенность, – ответил Даниэль, – и я задал вопрос хозяину постоялого двора. Тот ответил мне со знанием предмета, мол, здесь нет места сомнению, ибо народная вавилонская мудрость гласит: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. А народ, как известно, не ошибается!
***
Слуга принес кувшины с лимонной водой. Участники беседы утолили жажду. Посидели, помолчали, потом стали робко обмениваться мнениями. Кажется, присутствующие несколько утомились. Не так-то просто укладывать в голове вещи, которых не ждешь.
– Продолжим! – воскликнул неутомимый Даниэль, – я намерен сообщить о своих беседах с людьми, осужденными Тевелем и Ювалем. В подвале здания суда томятся в ожидании кары два иноплеменных купца. Они приговорены нашими судьями к оскоплению за нападение на девицу и попытку лишить ее чести. Страдальцы поведали мне, что как-то раз поздно вечером, прогуливаясь, заметили они идущую навстречу им молодую женщину. Завидев мужчин, та испугалась и бросилась бежать в сторону закрытого на ночь рынка. Купцы, по их словам, последовали за нею с намерением успокоить и помочь найти дорогу домой. Не успели они приблизиться к деве, как на ее крик о помощи выросли из укрытия охранники, скрутили невезучих помощников и доставили в вышеозначенный подвал. Им велели дожидаться утра – пока не появятся судьи.
– Я думаю, охранники поступили правильно! – профессионально заметил сторож.
– Ясное дело – правильно! – подкрепил заявление сторожа воин Навуходоносора.
– Не уводите в сторону, – строго заметил Даниэль, – лучше слушайте, что происходило дальше. С рассветом, еще до прихода Тевеля и Юваля, явился некий молодой человек, иудей, и предложил купцам походатайствовать об их освобождении, если они хорошенько отблагодарят его. Те с радостью согласились, и вскоре спаситель унес солидный куш – драгоценности, которыми торгуют купцы.
– Иноземные идолопоклонники покушаются на дочерей Израиля! – возмутился Хилкия.
– Вопиющий факт! Язычники развращают наших людей, подкупая их! – гневно воскликнул Иоаким.
– Из дальнейших признаний купцов я выяснил, – продолжил Даниэль, игнорируя последние замечания, – что ходатай оказался мошенником. Он ничем не помог купцам, и Тевель с Ювалем осудили их.
– Поделом! – выкрикнул Хилкия.
– Кривое дерево лишь топор исправит! – поддакнул Иоаким.
– Опуская подробности, – продолжил Даниэль, – сообщаю, что довелось купцам случайно подслушать один разговор. Ссорились из-за золота наши благонамеренные судьи с упомянутым мошенником.
– Ты мелешь вздор, Даниэль! – вскричал Тевель.
– Ты изолгался, Даниэль! – солидно поддержал коллегу Юваль.
– Все уже знают, чего стоят ваши обвинения, – спокойно заметил судьям Даниэль, – а сейчас я прошу внимая! Купцы описали мне внешность молодого мошенника, и я узнал Йони! Они справедливо предположили, что существовал сговор меж судьями и мнимым ходатаем. Далее купцы пытались подкупить судей в надежде на пересуд, но Тевель и Юваль пока медлят с ответом.
– Боже мой, и этот жалкий человечишко – дознаватель! – воскликнули Тевель и Юваль одновременно.
– Ежели бы Даниэль не разоблачил судей, то, глядишь, и приняли бы они купеческий бакшиш. Как заразительна языческая коррупция! – ужаснулся Иоаким.
– А Йони-то каков! Блеет овцой, а рыщет волком! – воскликнул Хилкия.
***
Даниэль смолк, давая возможность участникам собрания обсудить свалившиеся на их головы новости. После паузы расследователь продолжил свою победную речь.
– Сейчас я перехожу к самому чувствительному пункту дознания, – с пафосом воскликнул Даниэль, – и я прошу сохранять спокойствие и присутствие духа. Я намерен говорить о Шошане.
– Разве не всё ясно с моей девочкой? – встревожился Хилкия.
– Ты же сам, Даниэль, утверждал, что моя жена абсолютно чиста! – вскричал Иоаким.
– Так решили вы, Иоаким и Хилкия, – возразил Даниэль, – я же всего-навсего доказал, что она оклеветана судьями. А теперь, Иоаким, будь добр, вспомни наш общий с тобой и с Шошаной разговор. Она заявила, будто бы Тевель и Юваль подсматривали за нею в час полуденного купания в пруду. Затем, по ее словам, похоть старцев возгорелась, и они потребовали близости с нею, а в случае отказа угрожали обвинить ее в прелюбодеянии. Говорила так Шошана?
– Говорила, – мрачно признал Иоаким.
– Уважаемый царский советник! – отчеканил Даниэль, – во-первых, по свидетельству сторожа, Тевель и Юваль никогда не приходили к тебе днем и, стало быть, никак не могли подглядывать за твоей женой, находясь в саду, во-вторых, они не подсматривали из-за ограды, ибо оттуда пруд не виден, не говоря уж о том, что служанки скрывают свою госпожу полотнищами, и, наконец, в-третьих, старики не стали бы требовать от молодой женщины такой уступки, воспользоваться которой им давно уж не под силу. Следовательно, твоя супруга, Иоаким, лгала и возвела напраслину на Тевеля и Юваля. Ты знал обо всем этом, но промолчал!
– Шошана справедливо мстила, а Иоаким не предал жену. Разве и то и другое не есть человеческое, слишком человеческое? – вступился Хилкия за дочь и за зятя.
– Как неожиданно! Клевета против нас признана преступлением! – саркастически заметил Тевель.
– Какой позор на наши седины! – простонал Юваль, имея в виду другой аспект.
– Идем далее, – промолвил Даниэль, – и теперь поговорим о драгоценностях. Выяснено, что сокровища, виденные мною и Акивой в шкатулке, это те же каменья и золотые украшения, которые описали мне купцы, вручившие их мошеннику Йони. Но это еще не всё. По моему поручению Акива совершал визит в этот дом для обследования ограды, пруда и сада. Ввиду твоего, Иоаким, отсутствия, ему помогала Шошана. Не будучи спрошенной, она по собственному почину поведала Акиве о своей мечте роскошно жить в Египте и присовокупила рассказ о ценностях, припрятанных для новой жизни. Она описала свой клад, и, представьте себе, то были всё те же фантастически дорогие безделушки! И последнее. Купцы нарисовали мне словесный портрет убегавшей от них девы – точная копия Шошаны!
– Какое нагромождение! Что все это означает? – вскричал Хилкия.
– Это означает, – безжалостно отозвался Даниэль, – что существовал сговор не только между Йони и судьями, но и между Йони и Шошаной! Иными словами, Шошана была соучастницей мошенничества. Она заманивала богатых торговцев в ловушку, а Йони делал то, что всем уже известно.
– Бред! – вскричал Иоаким, – Шошана не могла действовать заодно с Йони! Если у него и была сообщница, то это не Шошана! Ведь парочка промышляла в темноте. Как же моя жена могла ночью пройти через сад, охраняемый собаками?
– Жаль, что такое возражение приходится слышать именно из твоих уст, Иоаким, – заметил Даниэль, – старшая служанка сообщила мне, что твои домашние знают тайный ход из дома, минуя сад.
– Какой ужасный день! – в совершенном отчаянии промолвил Иоаким.
– Да, день не из радостных. Увы, я должен кое-что добавить, – продолжил Даниэль, – и добавка не будет приятной. Давайте мысленно вернемся к исходу субботы, когда Акива услаждал слух присутствующих рассказами о своем путешествии по Вавилону.
– Никто из собравшихся, кроме меня и Даниэля, – вступил в разговор Акива, – не заметил, как Шошана, обнося гостей виноградом и проходя мимо Йони, уронила глиняную табличку с некой надписью, которую мы с дядюшкой прочесть не успели, потому что Йони быстрым движением ноги подвинул ее к себе.
– В нашем воинстве говорят, мол, где конь валялся, там шерсть осталась! – неожиданно встрял в разговор боец Навуходоносора.
– А ведь прав солдатик! – поддержал Даниэль, – ибо, как сказано в Писании, “Правда из земли произрастает, а справедливость с Небес является”. После беседы с хозяином постоялого двора я помчался в дом к Йони, перевернул все вверх дном и нашел ту самую табличку.
– Ты грамотный, Даниэль! Что вычитал? – нетерпеливо перебил сторож.
– Вот слова, вырезанные на глиняной табличке: “Ночам любви конец. Боюсь беды. Шош”. А вот и сама табличка!
– Выходит, не оговор, а истина в словах наших! – возликовал Тевель.
– Молчи, старый! Не понял, что ли? Кума, да не та! – одернул Юваль коллегу.
Воцарилась тишина. Несчастные отец и муж Шошаны сидели, понурив головы. Не ждали такой беды.
– Что будет теперь? – выдавил три слова Иоаким.
– Думаю, община назначит новых судей, – ответил Даниэль, – и тогда увидим, что будет. Мне осталось раскрыть подлинные замыслы и деяния наших героев. Попутно я отвечу на твой вопрос, Хилкия – зачем Йони и старцам понадобилось клеветать на твою дочь? Йони и Шош некоторое время были любовниками, и Шош пользовалась тайным ходом для встреч с ним. Они мошенничали заодно, обирая богатых иноземных купцов. Шош мечтала о роскошной жизни в Египте, а Йони накапливал сокровища – подарки Шошане – для совместного побега. Йони был в сговоре с Тевелем и Ювалем, и за неправедный суд платил им долей украденных богатств. Между заговорщиками произошла ссора – не сошлись в цене. Тогда хитрый комиссионер задумал избавиться от слишком жадных соратников. Он подстрекнул их оклеветать Шош, уверенный в том, что престарелые судьи не додумаются увязать между собой свидетельства. Они будут уличены во лжи, отстранены от должности, а он, Йони, освободится от мзды. Сами же судьи охотно приняли предложение Йони, намереваясь лишний раз доказать общине свою бескомпромиссность – обвинить дочь богача и жену царского советника. Йони не ошибся, полагая старцев олухами, но он недооценил изощренности моего дознания. Невежество глупцов и самонадеянность мошенников равно губят и тех и других. И в любви незадачливого жулика тоже постигла неудача. Йони заподозрил измену Шош, и, опасаясь, что она готовится сбежать в Египет с кем либо другим, решил опередить ее и скрылся сам, прихватив с собою сокровища. Он улизнул от заслуженной кары, и в этом преуспел. Такова вкратце неблаговидная история, случившаяся в нашем Ниппуре.