С усилием она заставила себя сконцентрироваться на том, что открылось ее взору – на удалении стол, покрытый бумажной рваной скатертью. На нем посуда, опрокинутая бутылка вина, бокал, чайная чашка, чайник. Садовые кресла валяются в траве. Маленькая заводь и декоративный горбатый мост. Вокруг пышный цветник, клумбы, розарий. Липы, голубые ели, туи…
Пятна на траве – одни солнечные, светлые, другие – черные. Мертвые вороны, птичьи трупы. Их много. Птицы валяются и на траве, и на декоративном горбатом мосту, и на садовой дорожке.
Чуть поодаль от стола рядом с опрокинутым креслом лежит в траве тело.
И отсюда, от угла дома, его рассмотреть невозможно.
– Студент, что забрался через забор на участок, перепугался так, что даже в полицию сначала не позвонил, ринулся на папину дачу, сел в машину и помчался в частную клинику в Одинцово – сдавать тесты и анализы крови. Только оттуда уже позвонил в полицию. Я с ним потом говорил коротко – он мне кричит, как безумный: это, мол, вирус мутировал, новый смертоносный штамм объявился, – устало доложил эксперт-криминалист. – Вбил себе это в голову парень. До сих пор в клинике на обследовании. Сейчас народ психованный стал, истерит. Но я, когда прибыл, решил сначала вызвать из экспертного управления нашу новую службу биологической защиты, чтобы они отработали все и взяли образцы и анализы на предмет обнаружения неизвестных вирусов и патогенов. Без этого осмотр места и трупа мы производить пока не будем. Надо ждать. Они сейчас уже приедут, звонили мне.
– А что вас встревожило, помимо дохлых ворон? – спросил Гектор Борщов.
– Вид и состояние тела. У женщины я визуально не нашел никаких внешних ран или повреждений. Но на траве и в почве полно крови. И труп весь в ней, засохшей. Погибшая быстро истекла кровью, причем та выступала из ее пор через кожу. У мертвых ворон окровавленные клювы. Да, они всю ее расклевали за дни, пока тело лежало в саду. Однако у некоторых птиц кровь, как я увидел, выступала из глаз… При таких обстоятельствах мы не можем начать осмотр тела и места без отработки противоэпидемиологическим подразделением.
– Грамотно поступили, осмотрительно, – похвалил его Гектор Борщов. – Но, может быть, это не мутация вируса, а яд. Отравление.
– Яд? – Эксперт-криминалист глянул на него, словно и его только что самого осенило.
– Вы в дом покойной не заходили?
– Пока нет.
– Какие-то личные вещи ее обнаружены в саду?
– Шаль, шлепанцы, ее мобильный валялся в траве – я его попробовал включить. Он в нерабочем состоянии, возможно, влага, роса ночная тому причиной. Картина такая – она чаевничала в саду одна, выпивала и внезапно умерла.
– Ворота были заперты?
– Изнутри. И калитка садовая. А дверь дома открыта.
– А почему вы один здесь?
– У нас треть сотрудников в самоизоляции сидит, а треть болеет. Привитые все. Умерших, к счастью, нет. Все, кто есть сейчас в дежурной оперативной группе, здесь. Начальник отдела Блистанов трое суток дежурил, я его опять вызвал из дома, но пока он из Перхушково своего доберется сюда, в Полосатово… И потом, мать моя начальница, наш…
– Как, как вы его назвали?
– Капитан Блистанов. – Эксперт кашлянул. – Он после трех дежурных бессонных суток не совсем адекват. Ему время нужно в форму прийти.
– Соседей опросили?
– Нет, ничего пока не успели.
– Соседями мы с коллегой из пресс-службы займемся. – Гектор Борщов глянул на Катю, стоявшую рядом. – Раз надо ждать спецов биозащиты.
– Тут нет соседей. А отработкой территории правительственной трассы, между прочим, служба ФСО занимается, при чем здесь спецагент – советник Совбеза? – Эксперт-криминалист был не дурак, он начинал хамить.
– Не пререкаться. Вы представляете, кто перед вами? В гробу я видел вашу ФСО. – Гектор Борщов расправил широкие плечи. – В лесу, когда сюда ехал по бетонке, заметил две дачи. Ни фига себе избушки. Туда мы сейчас с коллегой и направимся.
В дачном лесу, пронизанном светом и солнцем, выглянувшим из-за свинцовых туч, тщетно обещающих долгожданный ливень, Катя, замедлив шаг, произнесла четко и звонко.
– Гектор, вы появились эффектно, как в античной пьесе – бог-решала из машины. Троя, как всегда, рулит?
– Не рады мне, Катя? – Он остановился.
– Да что вы, нет, очень рада! – Катя сразу заволновалась, потому что увидела – он и сам взвинчен до предела. Все напускное, весь его стеб и апломб разом исчезли, как только они остались вдвоем – на лесной тропинке, ведущей к соседним дачам. – Я беспокоилась о вас, Гек. Думала…
– Обо мне? Правда? А что вы обо мне думали, Катя? – Он смотрел с высоты своего роста. На лице его очень сложное выражение – радость, мальчишески-отчаянное смятение и одновременно… скрытое, которое, однако, не сдерживается уже ну никак! Никакими железными усилиями воли и самоконтроля, перехлестывает через край, выходит из берегов, сверкая гранями надежды, испуга, решимости, дерзости, счастья, печали…
– Я сильно тревожилась за вас все это время. Где вы пропадали?
– В разных местах, то там, то здесь. А что еще вы обо мне думали?
– Я хотела, чтобы вы были в безопасности. Целы, невредимы, не ранены. И чтобы вы скорей вернулись.
– Куда? В Москву?
– Да! И еще чтобы все стало опять… как тогда в Староказарменске, когда мы вместе расследовали то убийство.
– Катя, я вернулся. Я здесь.
– Но я не понимаю… что вас сюда, на дачи, привело? Вы знаете эту женщину? Погибшую?
– Нет, понятия не имею, кто она, так же, как и вы пока. А как я здесь оказался… – он шагнул к Кате. – Я сюда за вами ехал. Я преследовал вас.
– Преследовали меня?
– Пока ехал, держа дистанцию за вашей машиной, все думал, прикидывал, как вам объяснить свое появление. Решил, что лучше чистую правду сказать. Я ждал все эти месяцы… ну весточки от вас. Мейла, звонка… Надеялся – как мы тогда с вами договаривались… что вдруг потребуется вам помощь моя в чем-то. Но вы крайне независимы и самостоятельны, Катя. Так и сто лет могло еще пройти… А я не в силах ждать так долго. Я должен был вас увидеть. Чтобы все… ну мир окружающий какой-то смысл для меня обрел вновь.
– Вы воевали? То, про что вы тогда говорили, помните? Совсем маленькая частная армия, ЧВК и вы?
– Недолго. Я три месяца в госпитале лежал, когда плановые операции возобновили. И потом еще в частной клинике проходил реабилитацию.
– Вас ранило? – У Кати снова, как и вчера вечером, потемнело в глазах.
– Нет, это другое. – Он глядел на нее в упор. Не опускал взор свой долу.
Его освещало сейчас солнце. И Катя, вглядываясь в его облик, искала в нем и прежнее, и новое…
Шлемоблещущий Гектор…
Я Гектор Троянский…
Они не упоминали о вчерашнем. О перефразированном стихотворении «Сон», что он послал ей вечером в мессенджере. Но Катя знала – его послание как фон сейчас, как рефрен в их столь сдержанной внешне и такой скрыто эмоциональной беседе.
– А как вы узнали, что я еду на работу? – Она искренне недоумевала.
– Я не знал про Полосатово. – Он усмехнулся уголком рта. – Утром приехал к вашему дому. А вы вышли из подъезда и сразу к машине – вид такой деловой, строгий, серьезный. Я аж оробел. Пока с духом собирался – вы уже на набережную вырулили из двора. Я рванул за вами.
– Но суббота же, Гек! Выходной, а вы меня у подъезда ждали, как же это… И потом, мы сейчас много из дома работаем. Я вообще никуда не выхожу.
– Вы по субботам и воскресеньям часто утром бегаете в Нескучном саду.
Катя лишь головой покачала – вот, значит, как у нас дела обстоят… Он за ней следил! Шлемоблещущий Гектор…
– Идиот я, да? Ну, гоните меня теперь в шею. Заслужил.
– Гек, вы неисправимы. Ваше появление и то, как вы сразу всех местных построили… У меня просто слов нет! Но вы же тогда уволились из ФСБ, как же теперь…
– В конторе я больше не служу.
– А документы? Ваш ошеломительный для местных бейдж референта Совбеза? Он настоящий?
– У меня все всегда настоящее. – Он уже улыбался. Это был тот самый прежний Гек – из их общего прошлого, которое еще не окутала тьма, из времени, когда все были живы, а тайное пока так и оставалось тайным, сокровенным. – Катя, вы ведь сюда приехали работать, материал собирать для статьи. А вас не пускали здешние обормоты. Я легонько на них наехал. Зато теперь мы с вами в самой гуще событий. Вы получите сенсационный материал. Для вас работа, как я заметил, всегда на первом месте. Должен я вам как-то компенсировать то наше прошлое дело, о котором вы так и не написали ни строчки.
Катя вспомнила их тайную переписку в мессенджере. Его пронзительное, отчаянное, нежное…
Катенька…
И снился мне Сияющий Огнями…
Вечерний…
Его вопрос
Одна?
Вспомнились ей и его прежние стихи, которые он сочинил для нее сам, выдав за строки убитого боевиками брата-близнеца.
Я позову, но ответишь ли ты?
Подашь мне какой-то знак?
Все это как тайная музыка сейчас, как аккомпанемент. Хотя вслух они обсуждают иные вещи.
– Хорошо, договорились, – очень сдержанно и вежливо ответила на его вопрос Катя. – Давайте побеседуем с соседями Регины Гришиной, если это действительно она там мертвая в саду.
В первом дачном доме, куда они постучались в калитку, им никто не открыл. Дом стоял запертый, с закрытыми ставнями. Участок весь зарос.
А из-за высокого зеленого забора второй лесной дачи им ответил женский голос:
– Что вам угодно?
– Мы из полиции. Несчастный случай с вашей соседкой Гришиной, – объявил Гектор.
– С Региной? А что случилось?
Калитку открыла женщина в возрасте, одетая по-дачному, но дорого и стильно. Узрев Гектора Борщова, столь похожего на блистательного Джерарда Батлера, она не отрывала от него глаз. И не закрывала болтливого язвительного рта.
Глава 5. Кладбище
– Скончалась? Регина? – Пожилая дама испуганно округлила глаза и всплеснула руками, когда Гектор, представившись и узнав ее фамилию, объявил ей о смерти соседки. – У нее наверняка повторный инфаркт. Первый случился полтора года назад и едва не убил ее!
– Когда в последний раз вы видели свою соседку? – спросила Катя. – Вы с ней дружили, общались?
Дама перевела на нее взор, с трудом отрываясь от созерцания Гектора Борщова, уже пустившего в ход свое врожденное обаяние.
– Мы не особо дружили, мы соседствовали. Мы с мужем не живем на даче постоянно, только летом и ранней осенью. Мой муж работал в первом департаменте МИД. Сейчас мы на пенсии. Регина из нашего, так сказать, круга, она свой дом себе сама заработала. У нее имеется прекрасная жилплощадь на Старом Арбате, но она там не жила, сидела на даче практически безвылазно, восстанавливала здоровье свое. А виделись мы… когда же мы виделись? Вроде не очень давно… не помню точно… Регину я случайно встретила в нашей роще, мы с мужем гуляли на закате, а она по тропинке шла в сторону кладбища.
Дама-соседка так и сказала «прекрасная жилплощадь», а не «квартира». В тоне ее дребезжали ржавые завистливые нотки.
– Вороны кружили над домом, целая стая, – заметил Гектор. – Вы разве не видели черных птиц?
– Здесь лес кругом. – Дама оглядела большой ухоженный участок. – И я не имею привычки считать облака, я постоянно занята. Муж после перенесенного ковида с постели еле до туалета добирается, а сиделка от нас сбежала, мерзавка. Вы сказали, вороны слетелись на участок? Так что же это… она там мертвая лежала?! Не один день?
Они молчали. Дама-соседка испуганно ахнула и прикрыла рот рукой. До нее дошло.
– Боже мой… Регина… бедная… без помощи… Так страшно умереть… Совсем одной… Ну конечно, это сердце. Регина сильно сдала за последние полтора года. Раньше была такая энергичная – за собой следила, постоянно косметолога навещала, красилась то в брюнетку, то в блондинку, хотела пластику делать, по магазинам ездила. Но потом умер ее единственный сын, а сама она от горя схлопотала инфаркт. И все закончилось…
– А чем она занималась? – спросила Катя. – Чем на жизнь зарабатывала?
– Она подвизалась на разных должностях сначала в Торгово-промышленной палате, ну а потом в Министерстве путей сообщения. – Сочувственные ноты вновь пропали из тона соседки. – Она была деловая женщина, самостоятельная. Хваткая. Сама себе заработала за свою жизнь столько, что могла спокойно уйти на покой, жить в своем красивом доме полностью обеспеченной. Однако… смерть сына подкосила ее кардинально.
– У потерпевшей должен быть обширный круг знакомств и общения, – заметил Гектор нейтрально. – Такая умная и наблюдательная женщина, как вы, конечно, составила себе мнение о ее знакомых?
– Регина мне весной, в мае, когда мы с мужем приехали на дачу и я к ней зашла, сказала с горечью, что она затворилась от мира после смерти сына. И пожаловалась, что ее окружают одни шакалы, гнусные алчные люди, у которых ничего святого.
– А кого она могла иметь в виду, как по-вашему? – уточнил Гектор.
– Конечно, свою дальнюю родню, кого же еще? – Соседка хмыкнула. – У нее близких родственников совсем нет, но есть две двоюродных сестры. Такие неприятные особы. Одна – старая дева, а вторая замужем. Им, наверное, все теперь и достанется. И ее деньги, и недвижимость.
– У нее дом большой, прекрасно ухоженный участок, как мы видели, – заметила Катя. – Она сама вела хозяйство или у нее имелась помощница?
– Садового дизайнера это я ей порекомендовала еще несколько лет назад. А Регина мне в благодарность весной дала контакты своей домработницы Карлы, она филиппинка. Работящая, аккуратная, без претензий. Я очень ею довольна. Она приезжала к нам на дачи и убиралась у меня и у Регины. Правда, та ее в последнее время приглашала довольно редко. «Убирушка» – так ее Регина прозвала – Карла имеет один большой недостаток, за все годы жизни в Москве она так и не удосужилась выучить нормально русский. Я с ней по-английски объяснялась. А уж как Регина выходила из положения – жестами, наверное. Мимикой.
– Вы не могли бы дать нам телефон вашей филиппинки? – попросила Катя. – Нам необходимо будет с ней побеседовать.
– Сегодня суббота, она как раз здесь, в Полосатове, у Маевичей, их хоромы новые вылизывает с утра. – Дама достала из заднего кармана дачных брюк мобильный, пролистала контакты. – Я Маевичам ее спроворила – сейчас так все передают надежную прислугу с рук на руки, рекомендуют.
Катя записала номер домработницы Карлы.
– Вы сказали, что видели вашу соседку по дороге на кладбище, – напомнил Гектор. – Там могила ее сына?
– Нет, он похоронен рядом с ее матерью на Кузьминском кладбище, в их семейной могиле. Хотя удивляюсь, как она добилась, чтобы его там похоронили, наверное, деньги заплатила, и немалые. – На лице дамы-соседки промелькнула некая очень сложная гримаса, Катя не поняла ее смысла в тот момент. – И у нас здесь нет никакого кладбища.
– Но вы же сами сказали…
– Это ее кладбище, Регины. – Соседка понизила голос. – Поляна в лесу. Она там хоронила всех своих питомцев.
– Питомцев?
– У нее постоянно умирала живность, которую она то и дело заводила в доме. Кошку она взяла из приюта и через пару недель похоронила в лесу, затем взяла в приюте кота. Сдох и он. Потом были еще птицы… Я как-то из чистого любопытства дошла по тропинке до поляны. Неприятное зрелище. Кладбище домашних животных. Они постоянно умирали в ее доме. – Дама-соседка помолчала. – Не знаю, как на кого, на меня это произвело гнетущее впечатление.
– А кого она хоронила в день вашей встречи? – спросил Гектор.
– Она несла в руках обувную коробку, перевязанную ленточкой. Сказала мне, что это ее попугай корелла. У нее были с собой лопатка садовая и секатор. Усмехнулась так криво – вот решила прогуляться… заодно и похоронить милого дружка. Она так назвала птицу. После инфаркта она ходила медленно, осторожничала.
Они поблагодарили соседку, покинули дачу. На лесной дороге Катя сразу вытащила мобильный и набрала номер домработницы Карлы.
Гудки… гудки… А затем шепелявый женский голос ответил:
– Hello?
– Я говорю с Карлой? – спросила Катя по-английски, сразу решив проявить настойчивость. – Я офицер полиции Петровская, назовите свою имя и фамилию.
– Карла Гуэрра, – прошелестели на том конце перепуганно.
– Карла Гуэрра, банк данных не выдает регистрационный номер вашего разрешения на работу в нашей стране, где именно и когда вам его выдавали?
На том конце Карла захлебнулась испуганным бормотанием. Катя поняла – она на верном пути, сейчас дожмем иностранку-нелегалку.
– Вы не имеете разрешения на работу, тем не менее вы трудились в качестве экономки (Катя намеренно употребила английское слово housekeeper, а не homehelper – помощница по дому) на дачах у разных хозяев, в том числе у Регины Гришиной. За отсутствие регистрации и разрешения на трудовую деятельность вам грозит депортация из страны при отказе от сотрудничества с полицией. Вы поняли меня?