Несколько секунд обе молчали, потом Памела заговорила:
– Я знаю, ситуация довольно странная. Но смысл в том, чтобы мы поговорили, получше познакомились друг с другом – это часть процесса.
– Whatever, – вздохнула Мия и сдула с глаз прядь волос.
– Ну… как у тебя дела?
– Нормально.
– В Евле жара такая же, как в Стокгольме? Здесь просто парилка, работать сил нет, люди, чтобы выдержать, купаются в фонтанах.
– Жизнь – боль, – проворчала Мия.
– Я сейчас у себя в кабинете, – продолжала Памела. – Я уже говорила, что работаю архитектором? Мне сорок один год, пятнадцать лет я замужем за Мартином, мы живем на Карлавеген в Стокгольме.
– Окей, – отозвалась Мия, не поднимая глаз.
Памела кашлянула и откинулась на спинку стула.
– Тебе стоит знать, что у Мартина душевное расстройство. Он хороший человек, но его мучают навязчивые мысли, у него обсессивно-компульсивное расстройство, из-за которого он очень неразговорчив, а иногда у него случаются панические атаки. Но он идет на поправку…
Она замолчала и тяжело сглотнула.
– Мы не идеальные люди, но любим друг друга и надеемся, что ты захочешь жить с нами. Во всяком случае, попробуешь – может, тебе понравится. Что скажешь?
Мия пожала плечами.
– У тебя будет своя комната… с красивым видом на крыши… – Памела почувствовала, что ее улыбка утратила искренность. – Ну а в остальном мы совершенно обычные люди, любим ходить в кино и кафе, любим путешествия и ходить по магазинам… А тебе что нравится?
– Чтобы, когда я сплю, никто не пытался бы меня изнасиловать, вот что мне нравится… Ютуб, ну всякое такое.
– А еда какая тебе нравится?
– Мне пора, – сказала Мия и сделала движение встать.
– У тебя есть друзья?
– Парень, его зовут Понтус.
– У вас с ним отношения? Прости, это не мое дело.
– Нет, – сказала Мия.
– Я просто немножко нервничаю, – призналась Памела.
Мия снова села и сдула с лица прядь.
– Ну а каким ты представляешь себе свое будущее? Кем хочешь работать? О чем мечтаешь?
Мия утомленно покачала головой.
– Извините, но у меня не получится…
– Может, хочешь меня о чем-нибудь спросить? Или что-нибудь мне рассказать?
Девочка подняла глаза и объяснила:
– Со мной тяжело. Я отстойная девица, которую никто не любит.
Памела сделала над собой усилие, чтобы не начать убеждать ее в обратном.
– Скоро мне исполнится восемнадцать, и тогда обществу больше не надо будет делать вид, что ему на меня не наплевать.
– Верно.
Мия озадаченно посмотрела на Памелу, помолчала и спросила:
– Почему вы хотите, чтобы я жила с вами? Вы архитекторша, богатая, живете в центре Стокгольма. Если вы не можете родить ребенка, могли бы удочерить какую-нибудь хорошенькую китаянку, правда?
Памела моргнула и задержала дыхание.
– Администратору из соцслужбы я этого не рассказывала, – заговорила она вполголоса. – Когда моей дочери было столько же лет, сколько тебе, я ее потеряла. Я не говорила об этом, потому что не хотела выглядеть странной, не хотела напугать тебя. Конечно, я не верю, что ты заменишь ее… я лишь думаю, что люди, которые многое потеряли, могут помочь друг другу, потому что друг друга понимают.
Мия подалась вперед.
– Как ее звали?
– Алиса.
– Ну хоть не Мия.
– Не Мия, – улыбнулась Памела.
– Что с ней случилось?
– Она утонула.
– Жесть.
Обе помолчали.
– После ее гибели я начала выпивать, – призналась Памела.
– Выпивать, – скептически повторила Мия.
– Вот в этой баночке была водка. Я выпила всю, чтобы набраться духу позвонить тебе. – Памела показала банку.
Она увидала, что Мия немного расслабилась. Девочка откинулась назад и долго наблюдала за лицом Памелы на экране компьютера.
– Теперь понимаю… может, у нас и срастется, – сказала она. – Только вы пить бросайте. И устройте, чтобы у Мартина в голове прояснилось.
Чувствуя себя неспокойно, Памела вышла на жару. Она решила прогуляться, прежде чем идти домой, к Мартину.
Шагая по улице, она снова и снова прокручивала в голове разговор с Мией. Может, не стоило рассказывать про Алису?
Памела достала телефон и набрала номер Денниса. Проходя мимо старого антикварного магазина, она слушала, как плывут гудки.
– Деннис Кранц, – ответил Деннис. Как всегда.
– Это я.
– Прости, я видел, что это ты… но рот сам произносит затверженное. Мышечная память, а не настоящие слова.
– Знаю, – улыбнулась Памела.
Они с Деннисом знали друг друга еще с гимназии – и он до сих пор, отвечая, называл себя полным именем, хотя видел, что звонит Памела.
– Как Мартин?
– По-моему, неплохо. Ночью иногда впадает в беспокойство, но…
– На чудо не рассчитывай.
– Я и не рассчитываю, только…
Памела замолчала. Пропустила велосипедистов и перешла дорогу.
– Что – только? – спросил Деннис, словно прочитав ее мысли.
– Я знаю, ты думаешь, что еще рано, но у нас с Мией состоялся первый разговор.
– Что говорит соцработница?
– Мы успешно прошли первый этап, но рассмотрение дела об опеке еще не окончено, и решение пока не приняли.
– Но ты надеешься, что оно будет в вашу пользу?
– Да. Надеюсь. – Памела взглянула на лужайку, на которой устроились загорать несколько девушек в одном белье.
– Ты не слишком много на себя взваливаешь?
– Ты же меня знаешь. Для меня нет понятия «слишком много», – улыбнулась Памела.
– Если я могу чем-то помочь – только скажи.
– Спасибо.
Памела закончила разговор, прошла аптеку, табачный киоск – и тут краем глаза уловила нечто странное.
Она резко остановилась, повернулась и уставилась на лист «Афтонбладет».
Заголовок гласил: «Палач».
На фотографии была детская площадка в парке при Обсерватории, снятая сверху и наискосок. Полиция обнесла площадку специальной лентой и временной оградой.
Поодаль виднелись несколько машин экстренного вызова.
С лазалки свисала девушка в кожаной куртке и в платье.
Почти все лицо скрыто волосами.
Сердце у Памелы забилось так, что заболело в груди.
Это же рисунок Мартина.
Рисунок, который Мартин набросал ночью.
Почти один в один.
Значит, прошлой ночью он был на площадке, был еще до полиции.
22
На ватных ногах Памела свернула в переулок, прошла мимо желтого мусорного бака и остановилась у какой-то двери.
Любой, кто обнаружил бы мертвую девушку, впал бы в состояние шока.
Теперь Памела понимала, почему Мартин не мог уснуть. Он бродил, носил в себе увиденное, но заговорить не осмеливался.
В итоге он принял большую дозу валиума, и ему удалось сделать рисунок.
Дрожащими руками Памела достала телефон, зашла на сайт «Афтонбладет».
Прежде чем загрузить статью, ей пришлось переждать рекламу «вольво» и двух интернет-казино.
Памела принялась читать, нервно прыгая глазами по строчкам.
Девушку обнаружили на детской площадке в парке при Обсерватории в ночь на среду.
По словам стокгольмского следователя Арона Бека, руководившего расследованием, преступника пока не взяли.
Памела перешла на сайт полиции Стокгольма и попыталась понять, как связаться с Беком.
Рядом с номером экстренного вызова она обнаружила только обычный «112».
Система из нескольких автоответчиков наконец переключила ее на живого человека. Памела объяснила, что хочет поговорить с Ароном Беком насчет убийства на детской площадке.
Продиктовав свои имя и телефонный номер, она убрала телефон в сумку. Было страшно, в горле встал болезненный ком, который не давал глотать. Надо пойти домой, попробовать вытянуть из Мартина рассказ о том, что он видел.
На детской площадке убили девушку.
Пытаясь успокоиться, Памела привалилась к двери и закрыла глаза.
Когда зазвонил телефон, она вздрогнула. Доставая телефон из сумочки, она успела заметить, что номер незнакомый.
– Памела, – выжидательно сказала она в трубку.
– Здравствуйте, меня зовут Арон, я комиссар полицейского округа Стокгольм. Кажется, вы хотели связаться со мной. – Человек говорил так, будто ему скучно.
Памела бросила взгляд на пустой проулок.
– Я только что прочитала в «Афтонбладет» об убийстве на детской площадке… насколько я поняла, расследованием руководите вы.
– Вы что-то хотели сообщить?
– Мне кажется, мой муж кое-что видел, когда во вторник ночью выгуливал собаку… Он не может позвонить сам, потому что у него тяжелое психическое расстройство.
– Нам надо немедленно поговорить с ним. – Теперь Бек заговорил совсем иначе.
– Видите ли, разговаривать с ним очень тяжело.
– Можете для начала сказать, где он сейчас?
– Дома, Карлавеген, одиннадцать. Если это срочно, то я доберусь туда минут через двадцать.
Памела прошла мимо контейнера и свернула на Дроттнинггатан, где ее чуть не сбил какой-то мужчина на электрическом самокате. Памела машинально извинилась.
Она прошла позади Культурного центра, чтобы подняться к Регерингсгатан, но вся Брункебергсторг оказалась перекопана. Пришлось возвращаться на Дроттнинггатан.
Ничего страшного, подумала Памела.
Времени еще много.
Через пятнадцать минут после разговора с полицейским Памела уже бежала вверх по Кунгстенгсгатан. Она задыхалась, блузка прилипла к потной спине. С тяжело бьющимся сердцем она свернула на Карлавеген, где ее взгляду открылись пять или шесть полицейских машин с включенными мигалками.
Машины заблокировали всю улицу и тротуар возле ее дома.
У ворот уже начали собираться любопытные.
Двое полицейских в бронежилетах и с оружием наизготовку прижались к фасаду, еще двое дежурили на тротуаре.
Увидев приближающуюся Памелу, один из полицейских вскинул руку, веля ей остановиться.
Полицейский был низкорослый, со светлой бородой и глубоким шрамом на носу.
Памела, не останавливаясь, кивнула полицейскому: ей надо поговорить с ним.
– Прошу прощения, но я здесь живу, и…
– Придется подождать, – перебил полицейский.
– Я только хочу сказать – меня, наверное, не так поняли. Это я звонила в полицию, чтобы…
Памела вдруг замолчала. Из подъезда донеслись возбужденные голоса, полицейские открыл дверь, и двое других, в шлемах и бронежилетах, выволокли Мартина, одетого в одни пижамные штаны.
– Вы что делаете? – пронзительно закричала Памела. – Совсем спятили?
– Успокойтесь.
– Какое право вы имеете так обращаться с людьми?! Он болен, вы его напугали…
Полицейский со светлой бородкой отодвинул ее в сторону.
Руки у Мартина – испуганного, растерянного – были скованы за спиной наручниками. Из носа текла кровь.
– Кто отдал приказ? – завизжала Памела. – Арон Бек? Позвоните ему, спросите…
– Так, послушайте-ка, – перебил полицейский.
– Я…
– Успокойтесь и отойдите.
Кровь заливала Мартину рот и подбородок.
Молодая женщина – служащая галереи из их квартала – стояла по ту сторону ограждения и снимала происходящее на телефон.
– Вы не понимаете, – заговорила Памела, пытаясь придать голосу хоть какую-то внушительность. – Мой муж психически больной человек, он страдает от тяжелого посттравматического расстройства.
– Если вы не уйметесь, я и вас арестую, – пообещал полицейский, глядя ей в глаза.
– За что? За то, что я разволновалась?
Полицейские крепко держали Мартина выше локтя. Когда он споткнулся, они приподняли его. Босые ноги болтались над плитками тротуара. Мартин задохнулся от боли в плечах, но ничего не сказал.
– Мартин! – позвала Памела.
Мартин услышал ее, растерянно поискал глазами, но прежде чем он успел определить, где она, ему нагнули голову и усадили в машину.
Памела попыталась пробиться к нему, но полицейский со светлой бородкой не дал ей отойти от кирпичного фасада.
23
В глухой допросной в полицейском участке Норрмальма пахло потом и немытыми полами. Арон Бек рассматривал человека, которого идентифицировали как Мартина Нордстрёма. Лицо в подсохшей крови, из ноздри торчит бумажный тампон. Седые волосы стоят дыбом. Цепочка наручников пропущена через толстую металлическую скобу на столе. Арестованного уже переодели в тюремные футболку и зеленые штаны.
Видеокамера записывала все, что он говорил и делал.
Сначала Мартин отказался отвечать, нужна ли ему поддержка адвоката. Арон повторил вопрос, но Мартин лишь покачал головой.
Теперь оба сидели молча.
Слышалось только тихое жужжание лампы дневного света. Лампа слегка помаргивала.
Мартин то и дело пытался обернуться, словно чтобы проверить, не стоит ли кто-нибудь у него за спиной.
– Смотрите на меня, – сказал Арон.
Мартин повернулся к Арону, мельком взглянул ему в глаза и снова уставился в стол.
– Вы знаете, почему находитесь здесь?
– Нет, – прошептал Мартин.
– В ночь со вторника на среду вы выгуливали собаку, – начал Арон. – Около трех часов утра вы оказались на лужайке возле Высшей школы экономики.
Арон сделал паузу и прибавил:
– Рядом с детской площадкой.
Мартин хотел подняться, но его не пустили наручники. Браслет звякнул, и Мартин резко сел.
Арон подался вперед.
– Не хотите рассказать, что там произошло?
– Я не помню, – еле слышно произнес Мартин.
– Вы помните, что были там?
Мартин покачал головой.
– Но что-то же вы помните? Вот и начните, расскажите, что осталось у вас в памяти. Не торопитесь.
Мартин снова оглянулся через плечо, покосился под стол и выпрямился.
– Мы не выйдем отсюда, пока вы не заговорите, – сказал Арон и вздохнул: Мартин оглянулся в третий раз. – Что вы ищете?
– Ничего.
– Почему вы встали, когда я упомянул детскую площадку у Школы экономики?
Мартин не ответил. Он замер, глядя в какую-то точку рядом с Ароном.
– Поначалу вам может быть трудно, – продолжал Арон. – Но большинству людей становится легче, когда они наконец говорят правду.
Мартин мельком глянул на Арона и перевел взгляд на дверь.
– Мартин, давайте вы лучше будете смотреть на меня, вот я здесь, – предложил Арон и открыл черную папку.
Мартин перевел на него взгляд.
– Помните вот это? – спросил Арон и подтолкнул через стол фотографию.
Мартин откинулся назад с такой силой, что руки вытянулись и кожа на тыльной стороне ладоней сморщилась.
Он быстро задышал, крепко зажмурился.
Фотография представляла собой четкое изображение повешенной. Вспышка осветила ее в подробностях – за секунду до того, как вокруг девушки снова сомкнулась тьма.
Полные света дождевые капли неподвижно повисли в воздухе вокруг Йенни Линд.
Почти все лицо было скрыто мокрыми волосами, цветом напоминавшими полированный дуб. Между прядями угадывались подбородок и открытый рот. Стальной трос врезался в кожу, и кровь текла по шее, отчего платье девушки сделалось почти черным.
Арон забрал фотографию и вернул ее в папку.
Мартин мало-помалу успокаивался.
Он снова наклонился через стол, и руки у него побелели.
Потное бледное лицо, глаза в красных жилках.
Подбородок дрожал, словно Мартин пытался сдержать слезы.
– Это я. Я ее убил, – прошептал он и снова задышал чаще.
– Расскажите своими словами, – предложил Арон.
Мартин помотал головой и стал тревожно раскачиваться взад-вперед.
– Спокойнее. – Арон выдавил дружелюбную улыбку. – Когда вы все расскажете, вам станет лучше, поверьте.
Мартин прекратил раскачиваться и мелко засопел.
– Мартин, что там произошло?
– Не помню. – Мартин тяжело сглотнул.
– Нет, помните. Вы очень бурно отреагировали на изображение жертвы, сказали, что это вы ее убили. – Арон перевел дух. – На вас никто не сердится, но вы должны рассказать, что произошло.
– Да, но я…
Мартин замолчал, оглянулся через плечо, заглянул под стол.
– Вы признались, что убили девушку на детской площадке.
Мартин кивнул и стал теребить цепь наручников.
– Я ничего не помню, – тихо сказал он.
– Но вы помните, что только что признались в убийстве?
– Да.
– Вы знаете, кто она?
Мартин помотал головой и посмотрел на дверь.
– Как вы ее убили?
– Чего?
Мартин пустым взглядом смотрел на Арона.
– Как убили? Как вы убили ту девушку?
– Я не знаю, – прошептал Мартин.
– Вы были один? Или у вас имелись сообщники?
– Не могу сказать.
– Но почему вы ее убили, вы сказать можете? Не хотите мне изложить?
– Я не помню.
Арон с тяжким вздохом поднялся и молча вышел из допросной.
24
Идя по длинному коридору полицейского участка в Норрмальме, Йона на ходу сунул солнечные очки в кармашек рубашки.