– Несколько дней назад на дуэли был убит всем известный поручик Рубин. Все здесь присутствующие прекрасно знали этого человека. Кто-то знал его, как неплохого солдата, но, уверен, гораздо лучше все вы были наслышаны о его скверном характере. Некоторые даже сполна его прочувствовали на себе, – среди собравшихся прошелся шепоток. – Предлагаю побеседовать начистоту. Нам известно, что поручик Рубин и сам любил… смухлевать во время игры. Всякий раз в своем жульничестве он обвинял своего противника по игре, а его долг и запрошенные в качестве возмещения ущерба деньги записывал. Эти книги в руках полиции, поэтому прошу, не отрицайте, что шантаж имел место быть.
– Какой теперь смысл что-либо отрицать? – пробурчал себе под нос светловолосый мужчина, в котором Виктор узнал поручика Юрова. – Мы скрывали только, чтобы не опозорить свое имя. Ваше высокоблагородие, вы должны понимать, когда на кону стоит честь не только офицерского мундира, но и ваша собственная, вы пойдете на все, чтобы восстановить свое имя.
– Согласен, однако я бы не стал идти на поводу у шантажиста, – резко ответил Виктор Андреевич. – Мне интересно другое. Насколько нам известно, убитый не просто прибегал к шантажу, но еще и заставлял содействовать в обмане других. Если бы один и тот же человек раз за разом поддерживал новые обвинения, это вызвало бы излишние подозрения. У таких людей было куда больше причин желать ему смерти.
– Вы ведь уже выяснили личность убийцы, – сказал еще один мужчина, расслабленно откинувшись в кресле.
– Верно. Поручик Шевцов, это ведь вы первым согласились с нечестной игрой поручика Раевского в день его ссоры с убитым?
Взгляды всех присутствующих обратились к поручику, мгновенно напрягшемуся в своем кресле. Крепко сжав подлокотники, мужчина выпрямился в кресле и с неприязнью вгляделся в лицо следователя.
– Что вы хотите этим сказать?
– Лишь подытожить то, что уже было сказано ранее, – вступил в разговор полковник Строцкий. – Мы тщательно изучили ваши передвижения в день дуэли. Рано утром вы отлучились и вернулись только после полудня. Неподалеку от места убийства были найдены следы подков, а в конюшне гарнизона рассказали, что по возвращении ваш конь выглядел взмыленным, как если бы вы уезжали на несколько десятков миль.
– Верховые поездки стали запрещены законом?
– Разумеется, нет. При условии, что они не ведут к совершению преступления.
Кивнув стоявшему в дверях городовому, Виктор Андреевич смерил поручика пристальным взглядом, прищурился на мгновение, словно увидел нечто такое, что полностью подтвердило его догадки. Сама Элен могла лишь растерянно смотреть на разворачивающееся действо и поражаться дальновидности Виктора Андреевича и Романа Аркадьевича.
Вернувшийся городовой внезапно посторонился, и в комнату в полном обмундировании вошел поручик Раевский. При виде него Натали не сдержала судорожного вздоха, на что поручика ласково улыбнулся и подошел к следователю, тут же приняв беспристрастный и суровый вид.
– Меня удивило в тот день ваше полное единодушие с Рубиным. Что могло бы заставить двух недолюбливающих друг друга офицеров прийти к такому взаимопониманию?
– Возможно, последнее условие шантажиста? – выступил с предложением Роман Аркадьевич. Виктор кивнул.
– Вот только поступок поручика Раевского спутал убитому все карты. Вызова на дуэль никто не ожидал, хотя это было, пожалуй, единственно верное решение. Однако поручик Шевцов увидел в этом возможность раз и навсегда избавиться от шантажиста и очистить свою репутацию. Кто знает, возможно, однажды Рубин вновь напомнил бы о себе. Думаю, именно так возникли первые мысли об убийстве. Я все верно излагаю, господин поручик?
Шевцов молчал, его отсутствующий взгляд глядел куда-то в пустоту, и от этого зрелища Элен стало страшно. А в следующий миг поручик вдруг улыбнулся и расхохотался.
– Главная ошибка военного: не стоит недооценивать своего врага, – выдохнул он, отсмеявшись. – Как я об этом позабыл?..
– Настоящим я сообщаю, что с поручика Раевского сняты все обвинения, – проговорил Роман Аркадьевич, подошел к ним и подозвал пару жандармов. – Взять поручика Шевцова под арест.
Медленно поднявшись, поручик Шевцов обвел комнату взглядом, задержавшись глазами на Раевском и Натали, еще раз улыбнулся и вышел, сопровождаемый конвоем. Только когда он скрылся за дверью, Элен поняла, что невольно затаила дыхание, поспешно выдохнула и подняла голову. Стоявший рядом Виктор ловил взглядом каждое ее движение. Помедлив еще мгновение, он подошел ближе и осторожно коснулся ее плеча, словно вся она была хрупкой хрустальной фигуркой.
– Надеюсь, теперь вы перестанете во мне сомневаться?
Коснувшийся ее уха шепот в который раз за последние дни вогнал ее в краску, и, как Элен не старалась, сдержать счастливую улыбку ей не удалось.
Дражайшая Елена Павловна!
В ближайшие дни я возвращаюсь в Петербург. Теперь, когда дело раскрыто, мне надлежит заняться бумагами и подготовкой дела к суду. Вам наверняка любопытно, что ожидает поручика Шевцова. Когда увидитесь с Натальей Владимировной, можете ее успокоить. Уже сейчас я слышал много рассуждений о мере наказания, и многие сходятся во мнении, что поручика, в силу его былых военных заслуг, ожидает бессрочная каторга. Однако суд может решить иначе, ведь поручик совершил не просто умышленное убийство, но преступление против офицера, коим он сам является.
Слышал, Ее Величество возвращается в столицу через несколько дней, потому смею просить вас о встрече. Надеюсь, вы мне не откажете.
Должен сказать еще кое-что. Это письмо – не только мои извинения. Я ввел вас в заблуждение в самом начале расследования и прошу за это прощения. Но последние события заставили меня задуматься о многом. Вы всегда понимали меня лучше кого-либо другого, и я надеюсь, что и сейчас вы поймете даже то, что мне не удастся выразить словами. Красиво говорить – увы, не мой удел. Тем не менее, Элен, я готов испытать судьбу.
Всегда ваш Никифоров Виктор Андреевич.
Шелест ткани смешался с шорохом трав, когда Элен ступила в Летний сад. Аллея, укрытая высокой сводчатой галереей, очаровывала своей полутьмой, и, шагнув внутрь, она будто вновь оказалась среди коридоров дворца, тихих и таинственных. Обвивший колонны плющ тянул свои ветви, цепляясь за юбки, замедляя шаг, и она на секунду остановилась. Сбившееся дыхание давало о себе знать ее частыми вздохами.
Письмо Виктора Андреевича она получила в день отъезда из Гатчины. Ровные строки взволновали ее и без того чуткое сердце. Всегда рассудительная, сейчас она пребывала в растерянности.
Сказанное в письме было не похоже на обычно сурового и наблюдательного следователя. Впрочем, она знала, что в глубине души Виктор Андреевич совсем не таков, однако свои истинные чувства он выказывал редко и будто бы неохотно. Ей всегда казалось, что при всем своем опыте и мудрости он попросту не знает, как это сделать.
Отдышавшись, она продолжила путь и вскоре вышла к пруду. В круглой беседке, у края перил стоял мужчина в так знакомом ей сером сюртуке. Снятый котелок лежал на столике рядом, и легкий ветерок довольно играл с короткой темной шевелюрой. От открывшегося вида у Элен вдруг вновь перехватило дух.
– Добрый день, Виктор Андреевич.
Он обернулся к ней с теплой улыбкой. На ее памяти так он улыбался только ей и лишь наедине, без иных свидетелей, как если бы это был самый сокровенный секрет.
– Рад вас видеть, Елена Павловна.
– Елена Павловна? – переспросила Элен, лица коснулся румянец, и она поторопилась отвернуться к пруду. Чуть склонив голову, Виктор продолжал наблюдать за ней. – Когда вы перестанете так меня называть?
– Едва ли мне удастся так легко отвыкнуть. Тем не менее, я постараюсь.
Проплывший мимо них лебедь горделиво ударил крыльями по воде, подняв сноп брызг, и медленно удалился, оставив людей смотреть ему вслед.
– Как поживает Наталья Владимировна?
– Готовится к свадьбе, – отозвалась Элен. – После случившегося они с поручиком Раевским не хотят терять еще больше времени. Отцу Натали это не пришлось по душе, но и сильно противиться он не стал.
– Стало быть, вскоре Наталья Владимировна покинет двор?
– Все верно. Она останется придворной дамой, но не фрейлиной. Признаться, от этого мне даже грустно. Мы знакомы уже много лет, и я знала, что однажды этот день настанет, однако… не была к нему готова.
– Вы были так уверены, что первой замуж выйдет именно она? – поинтересовался Виктор Андреевич. Искоса взглянув на него, Элен заметила лукавую усмешку и тихо фыркнула.
– Не была. Но отчего-то все равно знала, что будет именно так. Я излишне серьезна, внимательна и честна, чтобы так легко встретить будущего мужа. Я не такая кокетка, какой была Аннет, и уже давно не так непоседлива, как Китти сейчас. Я сужу по поступкам, а не по словам или титулам – оттого количество достойных претендентов уменьшается само собой.
– Павел Никитич не торопится выдать вас замуж?
Не сдержавшись, Элен взглянула на него. Его легкая усмешка исчезла, уступив место привычной серьезности. Светлые глаза смотрели так пристально и пронзительно, словно он стремился увидеть и узнать даже то, что она не осмелилась бы сказать.
– Почему вы спрашиваете, Виктор Андреевич? – шепнула Элен, выдержав его взгляд. Он не ответил – даже не дрогнул. – К чему было то ваше письмо?
На короткий миг Виктор опустил глаза, затем подался на шаг ближе. Теплая ладонь коснулась холодных женских пальцев, укрытых кружевной перчаткой.
– Знаете, когда я встретил вас впервые – тогда, зимой – то отнесся если не с предубеждением, то, по крайней мере, с опаской, – твердый мужской голос зазвучал хрипло и неуверенно, выдавая волнение. – Мне всегда казалось, что при дворе невозможно встретить кого-то столь чистого и искреннего, необремененного ханжеством и фальшью. В первую же встречу вы показали, насколько я ошибался. Показали, что даже при вашем статусе можно оставаться самим собой и поступать так, чтобы на душе царил покой. Я не ожидал, что наше знакомство продолжится, что вы откроетесь мне с таких сторон, о которых я не имел и представления. Вы сильная, великодушная, умная, удивительно прозорливая и невероятно прекрасная. Потому я не верю, что вы не знаете, к чему было мое письмо. Прошу, Элен, дайте мне сказать, – мужская рука сжалась сильнее, не дав ей заговорить. – Я много думал о том, какое место вы стали занимать в моей жизни. Гадал, как все сложится, лелеял надежду и раз за разом отказывался в нее поверить. Я слишком боялся правды.
– Тогда что изменилось?
Взгляд Виктора вспыхнул мягким огоньком.
– Должно быть, я сам. История поручика Раевского и Натальи Владимировны заставила меня понять то, что я так долго пытался отрицать. Как бы я не старался, что бы я не делал, мне уже не удастся что-либо исправить. Я могу лишь принять реальность, в которой вы давно стали для меня самым близким человеком. Ваше общество стало для меня отдушиной, и я не готов делиться им с кем-то еще. Элен, вы сказали, поручик больше не желает терять времени. Я тоже больше не желаю.
Воцарившуюся тишину нарушал только тихий плеск воды и неслышное дыхание двух людей, не сводивших друг с друга глаз. Судорожно вздохнув, Элен первой отвела взгляд, огляделась вокруг и улыбнулась, украдкой смахнув побежавшую слезу.
– Мне казалось, возвышенные речи – не ваш удел.
Тихо прыснув, Виктор с улыбкой кивнул.
– Все так. Но я сказал, что готов попытаться.
Его рука дрогнула, когда Элен попыталась освободить ладонь, но вместо этого она осторожно сплела их пальцы воедино, затем встретила его взгляд искрящимися от счастья глазами. Он был прав, когда говорил, что она всегда понимала его без слов.
Все дело в том, что его сомнения были прекрасно знакомы и ей.
Он не учел только того, что ей и впрямь не было дела до его положения. Будь он чиновником низшего ранга или главой департамента полиции, коим его уже сейчас видел Илья Алексеевич, это не имело бы никакого значения.
Он бы все равно оставался Никифоровым Виктором Андреевичем, судебным следователем, невозмутимым, неуступчивым, немногословным, хмурым и проницательным – и оттого невероятно ей родным.
– Отец просил вас к нам на ужин, – тихо сказала Элен. Виктор согласно кивнул. – Пойдемте?
Весь путь до дома дипломата Штермана они молчали, впрочем, так и не разжимая рук. Каждый думал о том, как их собственные страхи закалили их и помогли прийти к тому, что они обрели сейчас. Элен не могла не думать о разговоре с другими фрейлинами, когда Мари – кто бы мог подумать, что однажды она получит такой совет от нее! – сказала ей, что, упущенное время есть самое большое сожаление в жизни. Она вдруг подумала обо всем, что с ней произошло: о гибели Марфы, о никчемной смерти Аннет, о Лидии, ставшей ей младшей сестрой – и неожиданно поняла, как глупо было бояться. Все уже было предрешено в тот холодный снежный день, когда она вошла с чашкой горячего чая в библиотеку, где ее ожидал на допрос следователь.
Отпустив пролетку, Виктор вновь перехватил ее руку, положил ее себе на изгиб локтя и первым шагнул к двери. Встретившая их горничная Агафья, загадочно улыбаясь, сообщила, что Павел Никитич в гостиной, и Элен поспешила туда, но, едва переступив порог, остановилась так резко, что Виктор Андреевич чудом удержал ее от падения.
– Элен, Виктор Андреевич, вот и вы. – Павел Никитич, добродушно посмеиваясь, махнул рукой в сторону соседнего кресла, из которого медленно поднялся молодой темноволосый мужчина в офицерском мундире и эполетах штабс-капитана. – У нас неожиданный гость, я уже приказал приготовить еще один столовый прибор. Алексей Львович, вы ведь не откажетесь отужинать вместе с нами?
– Почту за честь, Ваше высокородие.
Коротко поклонившись Павлу Никитичу, Алексей Львович скользнул взглядом по вмиг помрачневшему Виктору Андреевичу и улыбнулся застывшей в дверях Элен.