– Папа, еще немного, и вы совсем засмущаете Лидию, – вступилась за нее Элен и поторопилась сменить тему. – Господа, ужин будет подан через десять минут. А пока прошу нас извинить, у нас с Лидией осталось одно очень важное дело.
Поманив девочку за собой, она вышла в коридор и свернула направо, где толкнула высокую дубовую дверь.
Вереница полок и книжных шкафов покрывала два этажа библиотеки. У дальнего окна нашел место тяжелый стол, вдоль стены протянулась софа, перед ней расположились пара кресел и небольшой столик.
Войдя следом за Элен в комнату, Лидия осторожно прикрыла дверь и тяжело вздохнула.
– Благодарю, Елена Павловна. Я совершенно растерялась…
– Не бойся, здесь все самые близкие друзья. Виктора Андреевича ты уже видела. Илья Алексеевич – давний друг нашей семьи и директор департамента полиции. Даже если ты что-то сделаешь не так, осуждать тебя никто не станет.
Лидия неуверенно улыбнулась, заправила за ухо аккуратно уложенные волосы, вероятно, собираясь с духом, и вдруг спросила:
– Выходит, Виктор Андреевич служит под руководством Ильи Алексеевича?
– Все верно.
– Они не похожи на следователей, – призналась Лидия. – Мне всегда казалось, что следователь – это кто-то грозный с виду, похожий на Павла Никитича.
В своей робости и непосредственности она была так мила, что Элен уступила собственному желанию и нежно ее обняла. Лидия осторожно смяла ткань ее юбки и притихла.
– Я помню, как впервые увидела Виктора Андреевича. Тогда я тоже ожидала увидеть кого-то совершенно другого – можно сказать, что кого-то намного хуже. Но и Виктор Андреевич, и Илья Алексеевич замечательные люди. И никто из них никогда не причинит тебе вреда.
– Я не боюсь, Елена Павловна. Просто не знаю, как себя вести, как не подвести вас.
– Ты не подведешь. Даже если что-то пойдет не так, не подведешь. Пойдем, пора к столу.
– Елена Павловна, я хотела спросить, – Лидия оглянулась на полки. – Могу я после ужина вернуться сюда, почитать? Здесь столько книг, а мне многое хотелось бы узнать.
– Думаю, отец не будет против, – лукаво улыбнулась Элен.
Мужчины дожидались их в столовой и тут же встали, стоило им появиться в дверях. Выдержав долгий внимательный взгляд Виктора, Элен обогнула стол и присела по правую руку от отца. Лидия заняла место рядом.
За мужской светской беседой время потекло незаметно быстро. Изредка дополняя рассказы отца или отвечая на вопросы, барышни тихонько переговаривались между собой, пока мужчины продолжали вспоминать молодые годы.
– Илья Алексеевич, сколько мы знакомы, вы никогда не рассказывали ни о своей службе, ни о своем помощнике, – в самый разгар ужина заметил Павел Никитич. – Виктор Андреевич, как вы очутились в департаменте полиции? Почему именно там?
Виктор Андреевич едва заметно напрягся, что не укрылось от нахмурившейся Элен.
– Я с раннего детства решил связать судьбу с сыском. Рад, что мне это удалось.
– Из Виктора Андреевича действительно вышел незаменимый человек, не только внимательный следователь, но и надежный соратник, – добавил Илья Алексеевич.
– Помню, как я в детстве намеревался однажды стать адмиралом, – засмеялся Павел Никитич. – Но уже в более осознанном возрасте это желание исчезло. Пронести вот так свое стремление через всю жизнь и добиться желаемого – это дорогого стоит. Ваш отец, должно быть, очень гордится.
– Он умер, Ваше высокородие. Сердце не выдержало частых разъездов.
– Прошу прощения.
– Так ваш отец был послом? – неожиданно спросила Лидия. Взгляд Виктора чуть смягчился.
– Нет, он был историком, переводчиком и журналистом. Побывал в самых дальних уголках империи, насколько я помню, даже успел написать несколько книг о быте и традициях северных и южных народов. А умер от обыкновенного приступа. Мама угасла следом за ним.
Последние слова он сказал так тихо, что их с трудом можно было расслышать. Оттого в повисшей тишине горестный вздох хозяина дома прозвучал особенно громко.
– Моя покойная супруга… Она тоже ушла внезапно. Это всегда нелегко, и со временем легче практически не становится.
Элен почувствовала на себе мужской взгляд и отвернулась, пряча глаза. О матери у нее остались лишь несколько воспоминаний, которые она лелеяла всем сердцем.
– Мои соболезнования, Ваше высокородие, – донесся до нее печальный голос Виктора.
– Не стоит, Виктор Андреевич, это было давно. Однако в свою очередь прошу простить меня. Я затронул не самую лучшую тему для беседы.
До конца ужина Элен больше в разговоре не участвовала, крепко погрузившись в воспоминания. Отец любил повторять, как сильно она похожа на мать, но в ее памяти остался лишь ее смутный образ и отдельные фрагменты, больше похожие на вспышки и ощущения. Улыбка матери, когда она расчесывала ее волосы перед сном. Ласковый голос, которым говорила с ней. Данные вскользь советы – в частности о том, что ей стоит больше отдыхать, чтобы не быть такой бледной и уставшей.
Каждое из этих воспоминаний было ей особенно дорого, но, по крайней мере, в одном отец был прав, легче не становилось.
Лидия, казалось, думала о том же, рассеянно выводя пальцем узоры на скатерти.
Едва унесли последнее блюдо, и Павел Никитич предложил всем перейти обратно в гостиную, Лидия отпросилась в библиотеку. Отпустив ее, Элен сама села за рояль, стараясь не встречаться с гостями глазами. Ноты и музыка отвлекли ее настолько, что она закрыла глаза и заиграла почти вслепую, толком не расслышав чужих шагов рядом.
– Не знал, что ко всему прочему вы еще и замечательно играете.
– Это все долгие годы тренировок, Виктор Андреевич. Было время, когда я не попадала ни в одну ноту.
– Отчего-то мне кажется, что сейчас вы поскромничали.
– Вероятно, вы правы.
В глазах Виктора ей привиделась насмешка, на которую она ответила лучезарной улыбкой.
Последняя протяжная нота повисла в воздухе и медленно растворилась. Мужчины захлопали.
– Могу я спросить, Виктор Андреевич? – Элен подняла голову и встретила его внимательный взгляд. – Все же почему вы решили служить именно в полиции? Давняя мечта, да, но отчего именно полиция?
Виктор на мгновение замялся, оглянулся на Илью Алексеевича, помедлил еще мгновение и вздохнул.
– Это долгая история, но… Мой дед одно время находился под арестом. Следствие длилось несколько месяцев, а когда его оправдали, у него уже сильно пошатнулось здоровье. Вполне вероятно, если бы не это, он прожил бы куда дольше.
– И вы решили не допустить повторений? Но ведь несправедливые аресты и приговоры встречаются везде, с этим ничего не поделать.
– Не соглашусь. Быстрота и четкость рассуждений и действий могут существенно ускорить расследование, что в свою очередь отразится на количестве времени, которое подозреваемый проведет под арестом. А это скажется уже не на его здоровье, а лишь на его гордости.
Илья Алексеевич громогласно засмеялся, поправляя усы, и Элен вздрогнула от неожиданности. Виктор Андреевич подал ей руку, которую она с благодарностью приняла, и уже подвел ее к креслу, как вдруг ей на глаза попалась выглядывающая из-за угла Лидия. Взглянув на мужчин, девочка округлила глаза и коротко махнула ей. Элен извинилась перед гостями.
– Лидия, что случилось?
– Елена Павловна, я рассматривала книги в библиотеке, и из одной выпало вот это, – девочка протянула ей запечатанный конверт. – Он уже пожелтел, должно быть, давно лежит. Я подумала, вдруг это что-то важное.
Конверт явно ни разу не вскрывали – сургучная печать осталась нетронутой. Пожелтевшая по краям бумага потрескалась, обратный адрес отсутствовал, как и имя отправителя. На конверте значилось лишь имя адресата – Павлу Никитичу Штерману.
– Элен, что стряслось? – в спину ей как раз вопросил отец, и она обернулась.
– Лидия нашла письмо в одной из книг. Адресовано вам, но не вскрыто.
Павел Никитич недоуменно нахмурился, лоб прорезала глубокая складка.
– Странно.
Сургуч треснул под его рукой, старая бумага конверта хрустнула, сминаясь. Развернув письмо, Павел Никитич пробежал его глазами, побледнел и рухнул обратно в кресло, из которого только поднялся. Подлетевшая к нему Элен опустилась на колени возле него.
– Отец, вам нехорошо? Агафья!..
– Нет, не нужно… Просто я не ожидал…
Он что-то зашептал себе под нос, будто говорил сам с собой. Элен стало страшно.
– От кого это письмо?
Затуманенный взгляд отца скользнул по ее лицу.
– Помнишь Владимира Семеновича Милославского? Впрочем, вряд ли ты помнишь, ты была еще маленькая, когда он приезжал нас навестить и сразиться со мной в шахматы – хотя и эти визиты были редки. Поручик инфантерии, служил под командованием генерала Комарова в Закаспийской области. Мы дружили еще с юности.
– Что с ним стало? – Элен взглянула на письмо в руках отца.
– Он погиб в битве на Кушке. – Павел Никитич сильнее сжал старую бумагу. – Это его последняя весточка, как раз за день до боя.
Он сокрушенно покачал головой, выпустив письмо из рук. Ветхая бумага спланировала на пол, Элен подняла ее, оглянулась на гостей.
– Господа, прошу нас извинить. С вашего позволения я отведу отца в его кабинет, ему нужно прийти в себя.
Илья Алексеевич что-то пробормотал в знак согласия, Виктор смолчал. Остановившаяся в дверях Лидия беспомощно взирала на развернувшуюся перед ней сцену, не зная, как помочь. Проходя мимо, Павел Никитич ласково дотронулся до ее плеча.
– Пойдем, Лидия. Все хорошо.
Оказавшись в библиотеке, Элен настойчиво повела отца к софе, но он с несокрушимым упрямством расположился за своим столом и снова взял в руки письмо. С недовольным видом Элен отошла к шкафчику, откуда достала пузырек с сердечными каплями.
– Как я мог не прочесть его сразу?..
– Вы не виноваты, папа. Должно быть, кто-то вас отвлек, и вы оставили письмо в книге.
– И все же. Когда до меня дошли известия о его гибели, я долго жалел, что очень редко писал ему. А теперь оказывается, я был последним, кто получил от него весть. Вероятно, неспроста.
Что-то в его голосе заставило Элен отвлечься от своего занятия и поставить стакан с лекарством. Павел Никитич сидел, откинувшись в кресле, и неотрывно глядел в пустоту перед собой.
– Отец, выпейте, прошу вас.
Встрепенувшись, он послушно сделал глоток, поморщился.
– Элен, извинись за меня перед гостями. Жаль, что такой замечательный вечер так завершается, но мне нужно обо всем подумать.
– Конечно.
Она хотела что-то добавить, спросить, но в последний момент передумала. У самых дверей она оглянулась. Отец все так же смотрел на письмо, словно написанное в нем было недоступно его разуму, и он всеми силами старался это исправить.
Гостей она застала уже в передней. Виктору Андреевичу как раз подавали котелок, Илья Алексеевич поправлял плащ.
– Господа, отец просит прощения за свой уход, но ему не здоровится. Это письмо слишком его потрясло.
– Не нужно извинений, Елена Павловна, – ответил Виктор Андреевич. – Это далеко не последний вечер.
– Разумеется, – подхватил Илья Алексеевич. – Поэтому буду рад, если вы, Виктор Андреевич, и вы с вашим отцом, Елена Павловна, в скором времени посетите мой дом.
– Уверена, отец будет рад – но не раньше, чем мы проведем вечер, как подобает.
– Если Павлу Никитичу понадобится моя помощь, дайте мне знать, – тихонько шепнул напоследок Илья Алексеевич. Элен кивнула.
Дождавшись, когда директор выйдет на крыльцо, Виктор подошел на шаг ближе.
– Как вы?
– Тревожно. Я никогда не видела отца таким.
– Вам тоже стоит отдохнуть. Вечер был слишком насыщенный, для всех нас.
Она улыбнулась привычной вежливой улыбкой, в дымке свечей устало блеснули светлые глаза, в эту секунду казавшиеся особенно загадочными.
– Вы правы. Но ведь у нас с вами иначе не бывает, разве не так?
– Определенно стоит подумать, как это исправить.
Взяв ее за руку, он оставил на ней поцелуй, улыбнулся на прощание и вышел.
Вернувшись в свою комнату, Элен еще долго не могла успокоиться. Беспокойство об отце не давало усидеть на одном месте, и в конце концов, выпив горячий чай, она устроилась в постели. Мысли, однако, постоянно возвращались к найденному письму и реакции отца.
Отец сказал, это было последнее письмо его друга, хотя общались они редко. В таком случае, почему поручик написал именно ему, да еще практически перед самым боем? Не родным, не самым близким друзьям, а старому другу юности?
С такими размышлениями она проворочалась почти всю ночь. Смягчившаяся было бессонница неожиданно вновь дала о себе знать, и Элен еще долго изучала затейливый рисунок на портьерах и думала о своем, прежде чем сон, наконец, подарил ей столь желанный отдых.
«Любезный Виктор Андреевич!
Пишу вам в надежде на вашу помощь. Как вы помните, в вечер нашего ужина Лидия нашла письмо, чрезвычайно взволновавшее моего отца. Спустя пару дней отец показал мне это письмо, и, должна сказать, его содержание вызывает определенные вопросы.
Смею надеяться на нашу встречу, при которой я бы смогла рассказать вам подробности, поскольку искренне беспокоюсь за душевное благополучие отца, а также на ваш скорый ответ.
С бесконечной благодарностью, Штерман Елена Павловна».
Элен торопилась, как только могла. Усыпанные мелким камнем дорожки Летнего сада гулко шуршали под ногами, руки судорожно сжимали край маленькой сумочки, а сердце стучало так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Она почти не колебалась, когда решилась написать то письмо с просьбой о встрече. Отчасти потому, что знала, что ей не откажут, но в большой мере по той причине, что понимала – без помощи ей не обойтись.
Знакомая фигура следователя мелькнула за резной стеной деревянной галереи. Свернув в арку, Элен быстрым шагом направилась к нему, придерживая шляпку. Виктор Андреевич, услышав шаги, обернулся.
– Добрый день, Елена Павловна.
– Благодарю, что согласились встретиться, Виктор Андреевич, – сбивчиво заговорила Элен. Взгляд Виктор заискрился тревогой.
– Что-то случилось, не так ли?
– Вы правы, случилось. И боюсь, что уже довольно давно. Пойдемте в беседку, подальше от посторонних глаз. Не уверена, что о таком стоит рассказывать прилюдно.
Вконец озадаченный, Виктор предложил ей руку и повел вглубь сада. Они прошли галерею, обогнули пруд, в котором мирно плавала пара лебедей, и свернули к скамейке, укрытой небольшим навесом. Взволнованно сцепив руки, Элен подождала, когда мимо пройдет пожилая пара, и посмотрела на мужчину.
Виктор Андреевич не сводил с нее глаз, силясь понять, что такого могло произойти за последние несколько дней, отчего она невольно почувствовала укол совести. Возможно, ее внимательность и некоторые связи и помогли ему в расследованиях, но было невозможно отрицать и то, что раз за разом она доставляет ему новые беспокойства. Впрочем, несмотря на это, он продолжал приходить ей на помощь, и за одно только это его качество она была ему глубоко признательна.
– Виктор Андреевич, то, что я вам сейчас расскажу, может показаться, по меньшей мере, странным, но прошу вас, просто выслушайте меня, – начала Элен, вгляделась в серьезные глаза и заговорила. – Тем вечером после вашего ухода отец еще долго приходил в себя. Когда я зашла к нему утром, оказалось, что он даже не ложился – так и провел всю ночь, перечитывая то злосчастное письмо. Однако показал он мне его лишь спустя сутки и после долгих уговоров.
– И что было в письме?
– Рассказ о совершенном убийстве.
Повисла тишина. Элен с волнением ожидала его реакции, но Виктор все так же серьезно смотрел на нее и молчал, явно о чем-то размышляя.
– Свидетельский рассказ?
– Да, но дело даже не в этом, а в том, где и как произошло убийство.
Она раскрыла сумочку, вытащила на свет старый пожелтевший конверт и протянула ему.
– Прочтите сами.
Молчаливо приняв из ее рук письмо, Виктор Андреевич развернул бумагу.
«Мой дорогой Павел!
Пишу тебе в столь неспокойный час по еще более неспокойному поводу. Должен признаться, что нахожусь в глубочайшем смятении, и в эту минуту мне, как никогда прежде, нужен твой мудрый и взвешенный совет, коими ты всегда мне помогал.
Так случилось, что я оказался недалеко от Кушки в отряде генерала Комарова. По другую сторону реки уже начинаются афганские войска, недовольные тем, что недавно текинцы из Мерва и Панджшеха подали прошение о принятии в русское подданство и принесли присягу. Афганцы, однако, продолжают заявлять, что Панджшех находится под их влиянием и властью. Все усугубляется тем, что Афганистан находится под протекторатом Британской империи, и в большей степени эмир подчиняется британскому лорду, нежели самому себе.