– Можно сформировать и так, – вздохнула Наиля.
– Теперь, где находится Мусаев, мы не знаем… – продолжил тему Расулов, удачно маневрируя между мчавшимся на нас, как сумасшедший, грузовиком, и не позволяющим от вредности обогнать себя старым “Москвичом”. – Козел! Ублюдок! – наорал он на ходу водителю легковушки, напыщенно сидевшему за рулем, как будто на “Мазерати”. – Они засекретили информацию, но, видимо, все еще держат командира у себя. Адылова тоже взяли – он засветился с поездками в Москву. А еще нашли у него армянские корни. Кажется, бабушка.
– А до сих пор что, не знали?
– Лично я, нет. – Расулов.
– Я тоже. Но какое это имеет значение? Моя бабушка – русская. И что?
– Наверно имеет значение, – после паузы нехотя проворчал Расулов. – Война идет… Но не надо было изначально брать его в контору. А после столько времени совместной службы, я предпочел бы довериться ему, чем сотне другим нашим “чистокровным” арийцам…
Вспомнил.
В спецназе Мудрака воевал один товарищ, тоже в взводе снайперов. Грамотно воевал, все восхищались. Только после я узнал, что у него бабушка армянка. Знаете, о чем подумал? Иногда после боя или просто на позиции мы крыли армян на чем свет стоит. Этот парень всегда молчал и печально улыбался.
Через некоторое время он уехал в Россию. Ни с кем не попрощавшись…
Я сосредоточился:
– Однако, вы на свободе?
– А с меня что взять? – Расулов ухмыльнулся. – Все знают, что я дважды контуженный. Во время допроса я смеялся и подкалывал особистов – косил под дурачка. Некоторые следаки вовсе не воевали и очень комплексовали по этой причине, потому на меня глазели как на классового противника. Хорошо, в контрразведке не все тыловые крысы. Нашлись те, которые меня узнали. С кем-то воевали вместе, с кем-то нашлись общие фронтовые товарищи… Короче, кончился допрос тем, что мы с вояками радостно начали вспоминать наше славное боевое прошлое, а сынки с открытыми ртами завистливо слушали. Ну, как при таком раскладе можно арестовывать? Да меня проводили чуть ли не как героя! Но, на вопрос, где содержится командир и Адылов, дружно хлопали глазами или отшучивались, мол… Нет, ты видишь эту беременную корову! – вдруг вспылил он и в бешенстве начал сигналить водителю “Газели”, до верху загруженной углем. Когда тот все-таки нехотя отстранился, Расулов, поравнявшись, так же пламенно его “поприветствовал”.
– А Наиля? – я с улыбкой. – С бокового зеркала было видно, как озверевший водитель, мигая фарами и выжимая, видимо, до предела газовую педаль, пытается догнать обидчика.
– А с ней проблемы – ищут. Сдается мне, что вы фигуранты очередного фабрикующегося дела. Вы оба длительное время находились в Москве. Наиля же путешествовала по всему СНГ, налаживала новые каналы доставки призывников-дезертиров…
Я с укором посмотрел на Саламову. Она надменно отвернулась.
“Предупреждал же тебя, дура. Не надо было все подряд докладывать…”
– Какие конкретные обвинения предъявлены арестованным? – постепенно картина происходящего прояснялась. – Ясно, дело заказное. Но нельзя вот так с бухты-барахты нагрянуть и арестовать командира Разведцентра. Это нелепо!
– Ты будешь смеяться… – Расулов вдруг чертыхнулся и нажал на газ. “Газель” догоняла. Разборка с озверевшим водителем, видимо, не входила в его планы. – Начальнику разведывательной службы влепили незаконное приобретение, хранение, сбыт, ношение… короче, там целый список – оружия и боеприпасов, взрывчатых веществ… Это в военное-то время!..
Обоим подкинули несколько патронов и, якобы, у Адылова нашли “лимонку”. Бред! Все знают, что Адылов в отличие от меня интеллигентный, почти пацифист. Он даже табельное оружие неохотно брал… Я думаю, это только начало.
– А в перспективе? – я тихо спросил, хотя догадывался.
– Ясно, измену шьют. Люди приятное с полезным сочетают. И заказ своих господ выполняют, и звездочек побольше хотят заработать. Начальнику разведки, ясно, изнасилование не пришьешь, куры засмеются, да и наркоты не подбросишь, менты возмутятся. Вот “Измена Родине” – в самый раз…
Предо мной возник мужественный образ полковника Мусаева. Честного, принципиального офицера, патриота своей страны. Отца, потерявшего на фронте единственного сына…
– Но где факты? Для того, чтобы разоблачить реальных предателей, нам пришлось года два попариться. И то, считай, судьба подфартила… – я вспомнил безжизненное тело Мансурова на операционном столе. – И вы думаете, особисты могут обосновать столь нелепое обвинение?
– Им торопиться некуда. Надо было на первичном этапе блокировать передачу информации политическому руководству – они этого добились. Теперь медленно, скрупулезно будут копать и попытаются раскручивать липовые обвинения. Авось, кто-то сломается… – Расулов внимательно поглядывал в зеркало. Газель, видимо, отстала.
– Теперь насчет тебя, – подключилась Наиля. – Командир во избежание утечки не все твои подвиги документировал, ты слышал. Но вывод в Москву – к бакинским армянам, в деле указан. Это для того, чтобы после завершения операции снять с тебя обвинение в убийстве Бахтиярова. А также блокировать всевозможное обвинение в шпионаже, если обстоятельства сложатся иначе.
– Ну, вроде теперешних, – вставил Расулов.
– Я же просил, чтобы обо мне никаких упоминаний, – я устало возразил. – Я не собирался возвращаться. Я по документам уже другой человек, вы понимаете? Единственное, чего хотел, чтобы после завершения операции меня оставили в покое. Вообще вычеркнули из памяти…
Я заметил, как Расулов с Саламовой вновь переглянулись.
– Командир так не считал, – она как бы нехотя ответила. – Он тобой очень дорожил. Все твердил, что мы не имеем право тебя терять, ни как разведчика, ни как…
– Понятно. Но это невозможно. Вы должны понять.
– …
– Ты мою ксиву точно не спалила?
– Нет.
– Спасибо хоть за это.
– Я, как понял, есть не касающиеся меня темы… – недовольно вставил Расулов.
“Теперь, после огласки фамилии Манучарова, меня легко вычислят… К черту! Какое это имеет уже значение?”
Я понимал, что должен вернуться в Москву, и мне некуда деваться от возмездия. Чтобы отмазать Наилю, надо было все брать на себя. Да так, чтобы поверили. Или же расправятся и с ней…
– То есть, обещая в Организации разобраться с провалом ГРУ в Азербайджане, вы заранее решили пожертвовать собой ради спасения Саламовой? Я правильно понял? – вновь перебил Прилизанный.
– Кто-то должен был… – Длинный после паузы ответил. – Честно, после смерти жены было все равно. Я лишь хотел исполнить сыновий долг перед родителями и обезопасить будущее Тимки и дочери Мансура. В этом я мог рассчитывать только на Саламову и ее братьев.
– Но вы могли забрать родных и скрыться. У вас, я как понимаю, были деньги, – возразила Гюлечка. – Неужели не было иного выхода?
Длинный:
– Вы опять не вникаете. Я продолжу…
…Меня больше волновало всплытие в деле имя Манучаровых. Это известный “бренд”. Информация, безусловно, просочится в Москву. Как я буду выглядеть после перед родителями Джулии? Они будут думать, что я все это время их использовал.
А самое неприятное, что это в некотором роде действительно так…
– Расслабься, – словно прочитав мои мысли, ответила Наиля. – Манучаровы в деле указаны под другой фамилией. То ли Бабаевы, то ли Бабаяны. А жена твоя, якобы Иветта Андреевна. История ваших взаимоотношений ложно смоделирована. Подробности не помню.
Ты проходишь в деле под псевдонимом “Арарат”, – продолжил Расулов. – Армянское обозначение была придумано, чтобы сбить с толку “следопытов”. Предположат, что ты, вероятно, бакинский армянин. Потому между твоим личным делом и делом “Возмездия” можно сказать нет завязки.
– Что конкретно указано в личном деле? – я немного воспринял духом.
– Есть скупо составленная справка за подписью командира о том, что некто Рафаэль Гусейнов, такого-то г. р., проживающий по адресу и прочее, военнослужащий ОБСН дал согласие сотрудничать с разведывательной службой ГШ ВС Азербайджана. И что, якобы, убийство тобою гизира Бахтиярова и в связи с этим выдвинутое следствием убойное обвинение – это разработка Военной разведки с целью ввода тебя в Москве в среду лиц армянской национальности для выполнения особо важного задания. И все.
– Конечно, при скрупулезном изучения твоей персоны и всех обстоятельств дела “Возмездие”, тебя допустимо идентифицировать с “Араратом”, – после паузы добавила Наиля. – Достаточно работать по место жительству и выяснить историю ваших взаимоотношений с Манучаровыми. И то, что в Москве этот “Арарат” взаимодействовал со мной, то есть, с ключевым свидетелем по делу Бахтиярова…
– Не трусите, – перебил Расулов. – В этом еще могло разобраться МНБ. Особисты – эта новая организация, не вполне устоявшаяся. И многих набрали по протекции.
Кстати, чекисты блестяще провели операцию “Возмездие”. Практически никто из предателей не смог уйти от правосудия. Также удачно были накрыты все приграничные и прочие точки “русских” исламистов…
Я улыбнулся, вспомнив свои мытарства в Балаканах, озабоченное лицо старого аварца.
– Да, ты не в курсе, боец, который был ранен гранатой несколько дней назад на дагестанской границе, выжил?
– Увы, нет… – Наиля озабоченно. – Откуда информация?
– Бедный Рамазан…
– Слушай, кто такой Рамазан? Я долго буду терпеть этот кроссворд? – разозлился Расулов.
– Так, я не понял, – пропустив мимо реплику Расулова, я вновь спросил, – по операции “Возмездие” вы взаимодействовали с МНБ?
– Ну да. Это с подачи военного руководства. Хотя у нашего министерства, мягко говоря, не ахти какие дружеские отношения и с МНБ, Особое Управление оно вовсе не терпит. Командир был только рад такому выбору. Поскольку нам важен был результат, а не склоки силовых структур. Он не был уверен, что особисты справились бы с задачей. Вот еще почему те так рьяно взялись за нашу службу, когда представился случай. Мстят, что мы такое лакомое дело чекистам передали…
– Всех не обобщай, – перебила Наиля. – Там есть нормальные парни.
Я, по существу. Даже если не удастся предъявить Военной разведке подрывную деятельность, найдут, что пришить.
– Какие конкретно по мне зацепки?
– Тут можно только пофантазировать, – после паузы ответила Саламова. – Документы в деле оформлены с нарушениями. Даже твой выкуп у ментов был произведен в частном порядке, то есть не был взаимодействован финотдел. На многие мероприятия были получены просто устное согласие руководства – они не были документально санкционированы. Думаю, Первого отстранили в период следствия, он не выходит на связь. И министра, видимо, прижали – он странно не реагирует…
Теперь основной аспект. Бабаев-Бабаян – прототип Спартака Манучарова в справках указывается очень состоятельным субъектом с широкими связами со спецслужбами противника. Так что, при желании можно нас подозревать в заинтересованности. Если тебя все-таки смогут идентифицировать с Араратом, ты, женившись на племяннице армянского олигарха, превращаешься в основного фигуранта. Всем же нам в целом могут инкриминировать банальное сотрудничество с противником на материальной основе. Тут как нельзя придется и фактор армянской бабушки Адылова. Это уже для общественности. Мол, смотрите, враг добрался до самого сердца.
– А успех в операции “Возмездие”?
– Дело в том, что у нас не было серьезного фактического материала, кроме признания на кассете Мансурова и наших собственных справок-отчетов по этому делу. МНБ практически взяло предателей на пушку, спровоцировав их давать признательные показания, в том числе друг против друга. Так что при желании можно подвести эту операцию к преднамеренному сливу малозначимой агентуры, с целью раскручивания более значимой, то есть нас…
– Тут я не согласен, – Расулов. – Мы ни в какую не идем в сравнение с теми арестованными предателями, работающими на российское ГРУ.
– Допустим обвинения, предъявленные командиру и Адылову, развалятся в суде, – подумав, согласилась Наиля, – но наши “нефтяники” к тому времени спрячут все концы деятельности. Если арестантов не ликвидируют во время следствия, то выпустят их не меньше, чем через год морально сломленными, психически и физически нездоровыми. Репутации будут подпорчены, так что вряд ли кто их всерьез воспримет, если даже останутся силы и желания для реабилитационных мероприятий.
– Как я понял, ты скрываешься? – я обратился к Наиле и получил утвердительный кивок. – Тогда кто контролирует моих родителей?
– Врачам заплатили, они трясутся над ними как над младенцами. Навещают родственники, соседи. Каждый день приходят твои тети. Только последние сутки Мехди отсутствовал. Ждали тебя.
– Выходит, мое появление в больнице небезопасно?
– Сам подумай, любой, даже самый бездарь опер, получив твое личное дело, почему-то строго засекреченное, будет пробивать тебя по месту жительства. Выяснится, что отец твой смертельно болен, лежит в Семашко… Усекаешь? Где должен находится любящий сын?.. Но тебя нет. Будут копать дальше. Выйдут на нас. Ведь первое время, когда еще не произошли эти события, мы из больницы не вылезали. И командир приходил, лично общался с медперсоналом, предупреждал об ответственности. Отсюда вывод. Контора держит ситуацию под контролем. Вернее держала. А ты можешь появиться в любое время.
– Я… должен быть рядом… – у меня вновь в горле запершило. Чтобы скрыть состояние, отвернулся к окну, засмотрелся на унылый пейзаж – без снега, с сухими, серыми деревьями вдоль дороги.
– Мы это предвидели… – Наиля протянула мне паспорт со знакомой, все еще советской обложкой. Я перелистал. Молодой человек с короткой прической и серьезным взглядом.
– …Это очередной призывник-дезертир. Он чем-то похож на тебя.
– Что-то есть.
– Мы положим тебя в больницу. Войдешь к родителям ночью. На всякий случай голову забинтуем. Впрочем, уши и так тебя основательно изменили. Постарайся маму не вспугнуть. Она сейчас…
– Спасибо, Наиля…
Я представил беспомощных родителей. Каждого, по-своему.
– …Каков план действий? Как собираетесь спасти ваших товарищей?
– Наших товарищей… – мстительно поправил Расулов, подруливая машину к обочине, к небольшому дорожному кафе. – Самый твой дельный вопрос, который мы обсудим после завтрака. Тут такой воздух, что можно проглотить целого барашка…
– Кто крышует нефтетрафик? – я задал последний вопрос, перед тем как вышли из машины.
Мне ответили…
– Только не просите назвать его, – Длинный предупредил аудиторию. – Возможно, я скажу только вам, – кивнул он Прилизанному.
– Я догадываюсь, – нехотя пробубнил тот.
– Я время от времени прилетаю сюда и хочу остаться живым. Этот человек в добром здравии и по-прежнему опасен, хотя его полностью изолировали от политики.
Бакинец присвистнул.
– Ну, если изолировали, значит все-таки добрались?.. – это спросила Гюлечка.
– Я лучше продолжу… – добавил Длинный после короткой паузы…
– Помните друга Сабира Ахмедовича, сослуживца по Афгану? Полковник Гаджиев – ну тот, который спас наши подразделения в боях под Хога, подключив вертушки. Он занимал в Генштабе не последнюю должность, и что для нас существенно, имел родственные отношения с политической верхушкой. Президент же ценил Гаджиева в том числе и как профессионального кадра. Поговаривали, что тот без пяти минут – генерал.
Установив адрес его местожительства, Расулов с Саламовой перехватили полковника прямо у подъезда. Как выяснилось, тот сам был в недоумении арестом Мусаева, и все его попытки узнать что-либо существенное ни к чему не привели. Гаджиев на ходу внимательно выслушал информацию о незаконном нефтеобороте в Азербайджане и имеющем место сотрудничестве должностных лиц с противником по самым разным аспектам, которое и стало причиной роспуска как структурной единицы Разведцентра и ареста его руководителя.
После он пригласил ребят домой и записал их показания на диктофон.
Он велел разведчикам пока беречься, а также по мере добычи дополнительных улик, его информировать.
Теперь все будет зависеть от сноровки Гаджиева. Иного выхода из возникшей ситуации на сегодняшний день не виделось…
– Мы можем подкупить следствие, – я предложил.
В кафе было тепло от газовой печи и уютно. Мы наскоро позавтракали, теперь пили чай.
Наиля покачала головой:
– Невозможно. Забыл, где живешь? Это политика. Заказчики держат все под контролем. Ни один следак не возьмется. Это можно сделать позже, когда их осудят и все остынет. Не надо исключать и вариант ликвидации Мусаева. Лично у меня вся надежда на Гаджиева. По логике, незаконная продажа нефтепродуктов, да еще и агрессивно воюющему противнику – это помимо предательства прямой вызов политической власти. Их не должны простить, кем бы те ни были…