13-е марта 1928-го года.
Ирина тревожно оглянулась вокруг и зябко поежилась. Ей было очень неуютно, и дело здесь было не только в мартовских сквозняках, бродивших по просторному залу. Само это место вселяло в нее тревогу. Ирина сидела за столиком в ресторане старого отеля «Метрополь». Точнее, нового отеля «Метрополь» – от старого отеля здесь осталось только здание. Ни стульев, ни столов, ни штор, ни, даже, пепельниц с чернильницами от старого «Метрополя» не осталось. Не осталось и людей.
Старый отель отчаянно сопротивлялся красным. В дни боев в Москве он ощетинился ружьями юнкеров, да так, что сам товарищ Фрунзе приказал бить по фасаду из пушек, специально выведенных к Большому театру. Потом здесь был бардак с митингами и съездами, а потом общежитие для партработников среднего звена и их семей, которые за считанные годы довели одно из роскошнейших заведений Старой Москвы до вшей, клопов и муравьев. А потом, будто бы устав ломать несчастное здание, в него вернули гостиницу. Сожгли захваченное паразитами белье, свезли мебель и приборы, экспроприированные с барских усадеб, и сделали вид, что прошлого десятилетия и не было на самом деле никогда.
Ирина тоже хотела бы сделать вид, хотела бы поверить собственному вранью о том, что прошлого в действительности не случилось, но у нее это никак не получалось. Она взяла ложечку, чтобы помешать чай, но увидела на приборе следы чьих-то пальцев и отложила его. Нет, этот «Метрополь» в подметки не годился тому – дрянная еда, нахально грубое обхождение и полное отсутствие чувства пышности. За те два раза, что она была здесь до революции, Ирина успела понять, что пышность и характерно московская помпезность были для этого места фундаментально важны, были его душой. Теперь души не было – теперь бархат был просто бархатом, а позолота просто позолотой.
Ирина отвлеклась от своих невеселых мыслей и увидела у входа в ресторан знакомую фигуру Цветкова. Фаддей тоже увидел ее, приветственно кивнул и стал пробираться в ее сторону. Он даже не подумал снять верхнюю одежду – так и пошел через весь полупустой зал в бушлате и кепке. Лишь поравнявшись со столиком, за которым сидела Ирина, он разделся и повесил бушлат на спинку стула, а кепку бросил на стол. Судя по всему, Фаддей был не в настроении. Ирине почему-то захотелось улыбнуться от этого. Впрочем, поздоровался он вполне учтиво:
– Добрый вечер.
– И вам добрый вечер, товарищ Цветков.
– Оставь – давай на «ты».
– Но вы ведь сами просили…
– А теперь прошу на «ты»!
Ирина смутилась и опустила взгляд. Цветков это заметил, протянул руку и дотронулся до ее волос:
– Прости. Выдался тяжелый день.
– Работа?
– И работа тоже.
Фаддей ответил как-то очень уклончиво, и Ирина поняла, что настаивать не стоит. Работал товарищ Цветков на Белорусско-Балтийском вокзале по имущественной части. Подробнее Ирина не знала, а сам Фаддей не спешил рассказывать.
Цветков заказал ужин, попросив перед подачей принести ему рюмку водки. Выпивка, еда и тепло вскоре растопили его настроение, и он стал посматривать на Ирину с желанием. Они оба не строили иллюзий по поводу собственных отношений – им просто нравилось друг с другом спать. По крайней мере, пока что нравилось – за полтора месяца они не успели друг другу надоесть.
– Ты сняла номер?
– Да, еще утром. Ты останешься на всю ночь?
– Да.
– А твоя жена не будет беспокоиться?
Цветков неожиданно усмехнулся и отпил из бокала – теперь они пили вино.
– У нас с ней что-то вроде негласного договора – я не спрашиваю, почему от нее пахнет мужскими сигаретами, а она не спрашивает, почему от меня пахнет женскими духами.
– А дети есть?
Ирина спохватилась, когда слова уже сорвались с ее губ. Не стоило задавать этот вопрос. Фаддей прежде столь неохотно говорил о семье, что теперь Ирина не знала, какой реакции ожидать, но Цветков вновь усмехнулся, хотя и не без доли грусти:
– Есть. Четыре года парню. Темноволосый…
– Пошел в твою жену?
– Нет, в того, от кого она его прижила.
Несмотря на то, что смысл его слов был тяжел, как камень, опускающийся на дно реки, произносил их Цветков легко и непринужденно. Ирине неожиданно пришла в голову мысль, что самоироничная грусть делает его красивым. Фаддей посмотрел красное вино на просвет, а затем залил его в себя, опустошив бокал. После этого он утер рот рукавом и произнес, взяв Ирину за руку:
– Поднимайся и готовься. Надеюсь, ты взяла то, что я просил?
Ирина кокетливо улыбнулась:
– Взяла. И небольшой сюрприз для тебя приготовила.
– Что за сюрприз?
– Увидишь.
Ирина загадочно подмигнула и встала из-за стола. Цветков остался сидеть.
– Слушай, возьми вина – хочу выпить.
– Хорошо, возьму бутылку. Жди меня.
Ирина взяла недорогой номер на втором этаже подальше от элитных номеров уважаемых товарищей и интуристов. При прошлой встрече Фаддей дал ей денег под предлогом оплаты гостиницы для их встреч. Дал много – Ирина единовременно столько в руках не держала уже много лет. И вновь они оба понимали, чем это является и как в действительности зовется. Впрочем, Ирине эти деньги вскоре понадобились, и она была рада, что их удалось добыть, пусть и таким нежданным способом.
Она скинула пальто на пол, избавилась от безбожно жавших сапожек и сразу же обулась в дорогие черные туфли – это был подарок Цветкова. Ирина подошла к зеркалу, с отвращением посмотрела на жирное пятно, оставленное то ли прошлым обитателем номера, то ли нерадивым уборщиком, но заставила себя сконцентрироваться. Она внимательно осмотрела свое лицо. «Меланхоличное, как у итальянской актрисы» – так однажды, давным-давно описал ее лицо один хороший человек. Сегодня лицу Ирины явно не хватало свежести, но она рассчитывала, что красиво раскраснеется, выпив вина. Она сняла юбку и бросила ее на стул, рядом с зеркалом – Цветков просил ее снимать юбку еще до его прихода. После этого Ирина надела светлый парик, который Фаддей дал ей еще при третьем их свидании. Качественный, пышный, из натурального волоса – он надежно скрывал шапку угольно черных волос Ирины. Она вновь посмотрела на себя в зеркало – захотелось заплакать. Одна слеза даже побежала по ее щеке, но Ирина быстро стерла ее и больно закусила губу, чтобы прийти в себя. Если нужно быть блондинкой, она побудет блондинкой – не развалится. Теперь она заставила себя улыбнуться своему отражению – хотела соблазнительно, но получилось озлобленно. Ирина тряхнула головой, потом, спохватившись, скинула блузу, чтобы избавиться от лифа, а затем накинула блузу на голое тело.
Нужно было сделать еще одну вещь – в той же сумке, где лежали прежде туфли, бывшие теперь на ее ногах, и парик, бывший теперь на ее голове, Ирина принесла и новые наручники. Достать эту вещицу было тяжело и довольно дорого – тут и пригодились деньги Цветкова. Без наручников этот вечер для Ирины не мог удаться.
Спинка кровати представляла собой крепкие вертикальные прутья, заканчивающиеся основательной железной рамой. Это был лучший вариант из всех – Ирина еще с утра проверила, что в снятом номере есть подходящая для ее целей кровать. Она пропустила наручники через один из прутьев и положила оба браслета в изголовье. Теперь Ирина снова посмотрела на себя в зеркало и попыталась соблазнительно улыбнуться – на этот раз получилось.
Когда Цветков вошел, она все еще стояла перед зеркалом, делая вид, что занята со своим лицом. Это тоже была часть их игры – он входит в комнату, подходит к ней со спины, кладет одну руку ей на ягодицы, а второй проникает под блузку. Сегодня все было, как обычно.
Через пару минут она откинула голову ему на плечо и прошептала:
– Раздевайся, а я пока налью вина.
– Не хочу вино – хочу тебя.
– Получишь, но прежде мы выпьем вино – будь послушным и получишь все, о чем можешь мечтать.
Он продолжил обнимать ее, но не стал противиться, когда Ирина выбралась из его рук. Откупоренную бутыль из темного стекла и два пустых бокала Цветков оставил прямо на полу рядом с дверью. Ирина прошла к ним и нагнулась, чтобы взять.
– Замри.
Ирина послушно замерла, и выпрямила спину только спустя минуту, добавив в свои движения неспешной томности. После этого она прошла к окну, поставила бокалы на подоконник и наполнила их.
– Ну, чего ты там прячешься?!
Плотная штора скрывала от взора Цветкова часть фигуры его любовницы. Ирине явственно слышалось нетерпение в его вопросе. Она надела улыбку и повернулась к Фаддею. Передала ему бокал красного вина, ловившего отблески света лампы своей кровавой поверхностью. Ирина подняла свой бокал и спросила:
– За что хочешь выпить?
– Не очень-то хочу, так что решай сама.
– Хорошо. Тогда за благословенную судьбу, которая позволила двум странным людям найти друг друга!
Ирина выпила вино несколькими большими глотками, в голове мгновенно зашумело, а лицо обожгло жаром. Цветков опустошил свой бокал на две трети, а после этого посмотрел краем глаза на фигуру любовницы. Он решительным жестом поставил бокал и протянул руку к ее колену. Ирина отпихнула его руку и отступила назад:
– Ляг на спину – сегодня я оседлаю тебя!
Он немного потерянно улыбнулся, но подчинился. Ирина мгновенно запрыгнула на него сверху и села Цветкову на грудь. Она взяла его за запястья и завела их за голову своему любовнику.
– Что ты?..
Ирина не дала договорить, прижав указательный палец к его губам.
– Тсс… Сегодня ты будешь послушным и доверишься мне. Помнишь, я говорила, что у меня для тебя сюрприз?
Ирина защелкнула один из браслетов на запястье Цветкова – эти наручники новомодной конструкции запирались и без ключа, одним движением. Он резко задрал голову и увидел наручники, а после этого отдернул второе запястье.
– Что за глупость?!
– Был когда-нибудь обездвиженным под разгоряченной женщиной?
Ирина попыталась сделать свой голос жестким, но сама не переставала улыбаться. Наконец, Фаддей переборол недоверие и ответил на ее улыбку, а затем сам протянул свободную руку к изголовью. Ирина закрыла второй браслет.
В следующие десять минут она сделала с ним все, что обещала. Он даже несколько раз назвал ее Ириной, хотя обычно давал другое имя. Она чувствовала себя полностью раскрепощенной, даже более – свободной. Совершенно и целиком освободившейся от всех тяжестей жизни.
– Что-то мне…
Цветков не договорил. Он часто задышал, как будто начал задыхаться. Ирина мгновенно покинула своего любовника и отошла от кровати, а затем произнесла, трясущимся от напряжения голосом:
– Ноябрь 1917-го. Александровский вокзал. Молодой юрист с женой, приехавшие в Москву после свадьбы, и пьяный ты с пистолетом. Помнишь это?!
Цветков продолжал задыхаться и смог произнести лишь:
– Что ты?..
Ирина испытала вдруг настоящее блаженство – она наконец-то видела Цветкова умирающим. Теперь в ее голосе не было напряжения:
– Я убила тебя десять минут назад, Фаддей. Но я мертва из-за тебя уже целое десятилетие. Жаль, что ты умрешь так быстро! Жаль, что не успеешь измучиться, как я!
Неожиданно Цветков посмотрел ей в глаза и прокричал через силу:
– Да кто ты такая, черт возьми?!
– Совсем не помнишь меня, Фаддей?
Ирина сдернула с головы ненавистный парик и швырнула его на кровать к ногам Цветкова.
– А без этой вонючей шапки тоже ничего не вспоминается? Я та, кого ты сделал вдовой! Я была женой того молодого человека, которого ты застрелил!
Цветков ничего не ответил – почти все силы у него уходили на то, чтобы продолжать дышать.
– Неужели ты действительно не помнишь? Неужели… неужели я не одна такая? Скольких ты убил Фаддей?
– Так… было… нужно…
– Скольких?!
Он неожиданно резко дернулся, а после этого заговорил сквозь наступающий кашель:
– Это… это ведь был… худший день… в твоей жизни…
Отчего-то Ирина не смогла стоять на ногах после этих слов. Она оперлась рукой о стену и сползла по ней на пол. Из груди вырвался крик застарелой неутихающей боли.
– Самый… худший… худший день твоей жизни… был для меня… всего лишь… четвергом…
Кашель стал стихать, затем перешел в крип, а после этого все стихло.
Через десять минут Ирина вышла из номера и закрыла его на ключ. Лицо ее было совершенно белым, она чувствовала, что может упасть в обморок в любой момент. Ресторан еще работал – вечер был не такой уж и поздний. Ирина попросила себе чай и села за тот столик, за которым не больше часа назад ужинала с Цветковым. Ей показалось, что здесь пахнет трупом, поэтому она пересела за соседний. С каждым мгновением стальная хватка истерики ослабевала, заменяясь покоем.
Ирина отпила чай. Это было недурно, только чуть остыло. Она поставила чашку и забралась рукой в свою сумочку. Достала оттуда старую фотокарточку – молодой человек с серьезным лицом и девушка, которая не может сдержать рвущееся наружу счастье. Девушка одета в свадебное платье, а не в траур – она совсем не похожа на Ирину. Печальная женщина перевернула фотокарточку и написала на обороте карандашом: «Я сделала!»
Она оставила фотокарточку на столе перед собой. Неспешно допила чай. Достала из сумочки карманный пистолет и взвела его. Она не знала, кому молиться о том, чтобы он сработал. Пистолет она достала сегодня же днем. Через размышление Ирина пришла к решению убить Цветкова более надежно – ядом. Но сама она так умирать не хотела. Не хотела задыхаться и кашлять. Не хотела даже в смерти уподобляться своему врагу.
Ирина приставила пистолет к своему виску, посмотрела на фотокарточку в последний раз и нажала на спусковой крючок.
8
Дмитрий принял гильзу из рук Стрельникова и присмотрелся настолько внимательно, насколько был способен. Форма, именуемая оружейными людьми бутылочной, прямоугольная канавка фланца, небольшой калибр и полное отсутствие хотя бы одной циферки, хотя бы одного символа. Белкин убрал гильзу от лица и моргнул несколько раз, смачивая напряженные глаза – у него не оставалось ни малейших сомнений в том, что в квартире Осипенко он нашел такую же гильзу.
Дмитрий вновь подошел к трупу и всмотрелся в раны Родионова. В его разуме начала рисоваться новая картина – первый выстрел мог быть в голову, но маломощная пуля не убила Родионова, поэтому убийце пришлось стрелять второй раз…
– Товарищи следователи, ну что, будем опрашивать соседей или завтра уже?
Варламов, по-видимому, провел свою воспитательную беседу, и теперь вернулся в квартиру Родионова. Дмитрий неприязненно поморщился – старший милиционер его отвлек. Стрельников поспешно ответил:
– Никакого «завтра»! Верните вашего человека к этой двери, а сами следуйте за мной. Митя, вызывайте Пиотровского. Где здесь ближайший телефонный аппарат?
Последний вопрос был обращен к изрядно поскучневшему Варламову. Очевидно, старшему милиционеру не улыбалось проводить сегодняшний вечер в опросах местных жильцов.
Через пять минут Белкин выбрался из подъезда на сумрачную улицу и направился к выходу со двора. Хитровка продолжала жить своей жизнью, разумеется, не заметив потери одного из своих несчастных пассажиров. Раздавалась женская брань и пьяная песня, донесся из-за крыш громкий звук разбившегося стекла, всполошивший стайку воробьев. Дмитрий отчего-то остановился, увидев, как они вспорхнули в небо, и не мог отвести от маленьких птиц взгляд в течение целой минуты.
Ближайший телефонный аппарат вполне ожидаемо находился в местном отделении милиции. Белкин не был уверен, что Пиотровский в этот час все еще был на месте, но дежурный с Петровки обнадежил Дмитрия, сказав, что криминалист еще не уходил.
Исполнив поручение, Белкин поспешил вернуться к Стрельникову, однако ошибся в потемках поворотом и оказался не в том дворе. Поплутав по запущенным, грязным переулкам и так и не встретив никого, кроме одного единственного пьяницы, устроившегося на ночь на одной из скамеек, Дмитрий вышел, наконец, к нужному дому.
Виктора Павловича Белкин нашел в комнате, соседней с комнатой Родионова. Здесь было так же бедно, но хотя бы чисто. Стрельников уже некоторое время общался с побитым жизнью маленьким человеком, одетым в костюм, который когда-то был вполне пристойным, но теперь представлял собой одни лишь бесчисленные заплатки. Очевидно, это и был нашедший тело Рубанов – приятель погибшего. Дмитрий, вспомнив брошенную между делом фразу Варламова о том, что Рубанов тоже порой привлекал к себе внимание милиции, не смог соотнести ее с человеком, в котором проглядывали то здесь, то там хорошие манеры и воспитание.