– Слушай, – начал он, прочистив горло. Карл терпеть не мог делать это при личной встрече. Проще было послать девчонку по телефону. Но раз уж она уже была здесь. – Мы отлично развлеклись в эти пару месяцев, но…
– Я беременна, – перебила его Виктория, полыхая нарастающим гневом. До неё даже не сразу дошло то, что он успел ей сказать. А когда его слова всё-таки достигли её сознания, девушка сдулась, как воздушный шар, понимая, что со всей этой ситуацией ей придётся справляться самой.
– Избавься от ребёнка, и дело с концом, – Карлу было всё равно. Не она первая, не она последняя. Если бы ему платили каждый раз, когда какая-нибудь девчонка прибегала к нему с этой новостью, он был бы уже так же богат, как и его отец. – Там в бумажнике есть пару тысяч, должно хватить, – поморщившись, парень качнул головой в сторону стеклянного журнального столика, стоящего посреди огромной гостиной, на котором в хаотичном порядке валялись бумажник, ключи от машины, пачка сигарет с зажигалкой и несколько фольгированных пакетиков.
– Я не могу этого сделать, чёртов ты мудак! – воскликнула девушка, переходя на русский язык и вскакивая на ноги.
– Что? Красотка, я ничерта не понял, – Стэнтон накрыл голову диванной подушкой. Он мучился с похмелья, а столь громкие звуки только ещё больше ухудшали его состояние и настроение. А ведь ещё совсем недавно его жутко заводило, когда она переходила на свой родной язык, каждое слово которого, слетая с её губ, звучало как непристойность.
– Я сказала, что мне нельзя делать аборт.
– Оу, – парень выглянул из-под подушки. Но тут же на его лице расползлась гаденькая улыбочка. – Мне жаль, правда. Но тут уж я ничем не могу помочь.
– Что? – перестав накручивать круги по комнате, Виктория нависла над ним, упирая руки в бока и выглядя ещё более разъярённо, если это вообще было возможно. – Я не собираюсь тащить всё это на себе.
– Это не моя проблема. Я вообще не уверен, что этот ребёнок от меня, если он действительно существует.
– Ты что же считаешь меня шлюхой, ложащейся под всех подряд? – девушка зло прищурилась, от чего её симпатичное лицо совершенно утратило свою привлекательность.
– Ну, если учесть, что я трахнул тебя на какой, второй, третий день нашего знакомства? Всё может быть, – Карл наконец-то смог затащить ноги обратно на диван и, дотянувшись до пледа, с удовольствием укутался в него, переворачиваясь на живот.
– Да как ты… – Виктория задохнулась от бешенства и, снова перейдя на русский язык, обложила его такой отборной руганью, что работяги в порту залились бы краской, потупив взгляды в пол как маленькие девочки.
– Если мы закончили, – голос Карла был слегка приглушён подушкой, в которую он уткнулся лицом, – то я был бы рад, если бы ты наконец перестала орать и освободила мою квартиру. И захлопни дверь, пожалуйста.
Сжав кулаки от злости, Виктория, громко топая и впиваясь высокими шпильками в натёртый до блеска пол, вылетела из квартиры. Дверь за ней захлопнулась с такой силой, что стоящая на столике в коридоре дорогая антикварная ваза закачалась и едва ли не упала, только чудом оставшись стоять на своём месте.
На улице девушка поймала такси, не переставая думать о том, как выкрутиться из сложившейся ситуации. В университете придётся брать академ, чтобы никто не видел её огромного живота. А после родов она спокойно вернётся к учёбе. Потеряет полгода. Подумаешь. А отцу, русскому бизнесмену из Москвы, пославшему любимую доченьку учиться в Европу, она что-нибудь наплетёт про дополнительный семестр. Папочка в ней души не чает, так что поверит любому её слову.
Виктория выдохнула. Это было похоже на план.
* * *
– Твою ж мать… как больно-то… – это было невыносимо. Ещё никогда Виктория не чувствовала себя так паршиво. Она из последних сил старалась выполнять указания молодого врача, но понимала, что выдыхается.
– Давай, девочка, постарайся, в последний раз, – уговаривал Трент Фишер, единственный, кто поддерживал её все девять месяцев, пока она вынашивала ребёнка. Начинающий врач, которому она рассказала и про свою ситуацию, и про нерадивого парня, отказавшегося нести хоть какую-то ответственность. Врач, работающий в глубинке, куда она переехала, как только её живот начал расти так, что скрывать его уже было невозможно. Врач, который поклялся никому не рассказывать ни о ней, ни о ребёнке, получив приличную сумму за своё молчание. – Вот так, умница. Ты только посмотри на…
– Нет! – из последних сил выкрикнула Виктория. – Я не хочу знать, кто это… Унеси, унеси немедленно!
Голова начала разрываться от детского плача и стучащего в висках давления. Неужели она наконец-то свободна?
– Подожди чуть-чуть, родим послед и сможешь поспать, – мужчина унёс ребёнка в другую комнату маленького дома, плотно закрывая дверь, хотя и она не заглушила громкий, разрывающий перепонки писк младенца. Он вернулся буквально через несколько минут, но остального Виктория уже не помнила. Не хотела помнить, вычёркивая из своей жизни эти сутки. Да что там сутки, последний год. Особенно последние несколько месяцев, которые ей пришлось провести взаперти в этом доме, в богом забытом городишке Дандрессан размером не больше одного квадратного километра, расположенного на полуострове Айлендмаги, прячась, чтобы её даже случайно никто не увидел. Чтобы она могла в дальнейшем жить спокойно, ничего не должно было связывать её с этим нежеланным младенцем.
– Ты уверена, что не передумала? – кажется, в сотый раз спросил её Трент, когда на следующий день ещё до рассвета она собралась уходить из его дома. Всё болело, она была жутко уставшая, но чтобы Фишеру поверили, сделать это нужно было немедленно. – Может, хотя бы посмотришь? – мужчина качал на руках маленький свёрток, полностью скрывавший младенца.
– Нет, – твёрдо ответила девушка, но, схватившись за дверную ручку, вдруг замерла. И на секунду, на одну крошечную секунду она засомневалась. Но это мгновение длилось столь недолго, что отмахнуться от него не составило труда. Но Виктория всё-таки нерешительно вернулась обратно, впихивая мужчине в руку конверт. – Скажешь, что нашёл это в одеяле. И спасибо тебе. За всё. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Фишер кивнул, с сожалением наблюдая за тем, как захлопывается входная дверь. На улице бушевал самый настоящий шторм, и он переживал, как девушка одна доберётся туда, куда бы ни направлялась. Ребёнок в его руках заворочался, тихо кряхтя и напоминая о себе. Пожалуй, пора было приступать ко второй части их плана. Мужчина тщательно осмотрел дом на наличие каких-либо следов долгого пребывания в нём Виктории и, убедившись, что ничего не указывает на то, что кроме него здесь в последние полгода жила женщина, вызвал полицию. Патруль добрался до него только после обеда, что Фишеру было только на руку.
– Она постучалась вчера в мою дверь около девяти вечера, – начал он свой рассказ под не сильно заинтересованным взглядом крупного полицейского, присланного сюда из Белфаста. – Вся грязная, в каких-то лохмотьях, на вид бродяжка.
– И вы впустили её? – полицейский сморщился от отвращения, пока его напарник исследовал дом.
– Конечно, впустил, – Трент расправил плечи. – Я врач и не имею права отказать в медицинской помощи никому, кто бы в ней ни нуждался. Тем более беременной женщине.
– Понятно. Продолжайте, – полицейский что-то записал в своём блокноте и снова поднял на него глаза.
– В общем, родила она ещё до полуночи здорового ребёночка. Без каких-либо осложнений. И, конечно, я позволил ей остаться. Куда бы она пошла в такой шторм, да ещё и с младенцем на руках. Утром собирался отвезти её в город, в приют. А когда проснулся, её уже и след простыл. Вот только ребёнка оставила вместе с письмом, – Фишер протянул полицейскому конверт. – Я сразу вас и вызвал.
– Странная история для Кануна дня всех святых, не находите? – полицейский прищурился. – А может, вы просто выкрали где-то ребёнка, а никакой женщины и не было?
Трент хохотнул.
– И зачем бы мне это понадобилось? Я живу один, работаю без выходных. Кто бы за ним смотрел? Это ж не котёнок, которого можно оставить на весь день, налив в миску молока.
– Ну допустим, – полицейский всё ещё не сводил с него подозрительного прищура. – И как же она выглядела? Как её звали?
– Да у меня как-то не было особо времени её рассматривать, – Фишер равнодушно пожал плечами. – Длинные светлые волосы, вся перемазюканная так, что не поймёшь, то ли перед тобой девчонка пятнадцати лет, то ли женщина в возрасте. Ну, я думаю, лет тридцать пять – сорок ей было, – они изначально договорились с Викторией, что он опишет абсолютно противоположную внешность, чтобы если вдруг её кинутся искать, а это обязательно произойдёт, то на брюнеток бы даже не смотрели. – Небольшого роста. Да я больше ничего и не запомнил. Вчера был тяжёлый день, да и роды я принимал в первый раз, вымотался. Что до имени, она назвалась Мартой. А правда это или нет, кто знает.
– Ясно, – полицейский захлопнул блокнот, в котором безостановочно записывал каждое его слово, и взял на руки свёрток.
– Что будет с ребёнком? – это было не его дело, но что-то заставляло Фишера переживать об этом младенце, как о своём. Наверное, врождённое чувство жалости, из-за которого он собственно и стал врачом. А ещё он знал, как это, расти без родителей, не зная, кто ты и что ты. Каково это, быть брошенным сначала отцом, а потом и матерью, не пожелавшей даже узнать пол рождённого ею ребёнка.
– Отвезём в Белфаст в больницу для всех необходимых проверок. А оттуда уже скорее всего в детский дом, пока будет идти следствие. Но я сомневаюсь, что мы сможем найти нерадивую мамашу. А значит, малыша ждёт усыновление, если кто-то захочет его взять, – полицейский похлопал мужчину по плечу то ли в знак утешения, то ли прощаясь. – Нам пора, темнеть начинает. Хотелось бы выбраться с полуострова пока ещё хоть что-то видно.
Трент шагнул к нему навстречу и слегка приподнял уголок одеяла, вглядываясь в лицо крепко спящего младенца.
– Удачи тебе, как бы в дальнейшем ни сложилась твоя судьба.
Глава 3. Лучшие вещи
На следующий день Хантер Морроу уже перевёз свои немногочисленные вещи, большинство из которых было куплено вчера специально для поддержания требуемого образа и которые ещё предстояло несколько раз запачкать и постирать в машинке на особо жёстком режиме для придания им слегка потрёпанного вида, в новую и совершенно обшарпанную квартирку в одном из самых неблагополучных районов Сан-Диего, где и обитала банда Вороны Смерти. Пора было вживаться в роль, предусмотренную его легендой, и смешиваться с толпой местных жителей, чтобы ничего не могло выдать в нем одного из Федс, как в гетто привыкли называть федеральных агентов.
Стоило ему ступить на порог так называемых апартаментов в первый раз, внутри всё взбунтовалось. Он абсолютно точно не привык к жизни в таких условиях. Это была не квартира, а самая настоящая коморка на третьем этаже разрисованной граффити бетонной коробки, каких в этом районе были десятки. С сожалением он вспомнил место, где жил до этого. Работа в ФБР позволяла снимать приличное жильё недалеко от центра города, и он был вполне доволен теми шестьюдесятью квадратами, которые занимал. Светлыми и чистыми квадратами в минималистичном стиле, где не было ничего лишнего. Здесь же всё просто кричало о паршивой жизни её бывших владельцев, начиная от поскрипывающего раскладного дивана с видавшей виды потёртой обивкой, играющего роль спального места, заканчивая жирными, кое-где ободранными обоями и покосившимися полочками и шкафом. Хозяева даже не потрудились выкинуть хлам, оставшийся после предыдущих жильцов, видимо, думая, что он может кому-то понадобиться.
Прежде чем разобрать вещи Хантер с отвращением занялся уборкой, и к вечеру за дверью квартиры образовалась приличная гора мусорных мешков, которые он планировал чуть позже вынести на свалку. Сейчас же хотелось просто чего-нибудь перекусить. Открыв холодильник, дверца которого упёрлась в стоящий у противоположной стены кухонный стол, он застонал от разочарования. И как он мог забыть, что, собираясь по дороге из центра заехать в супермаркет, просто проскочил его мимо в желании как можно быстрее покончить с переездом.
Что ж, придётся идти в ближайший магазин, если здесь есть хоть один, работающий после десяти вечера. И может быть, там будет что-нибудь приличное, что не вызовет у него желание тут же спустить это в унитаз. И пара банок пива уж точно не будут лишними. А может, и бутылка текилы.
Вытащив из кобуры свой Сиг Сауэр, которым он пользовался уже несколько лет, Хантер проверил патроны в обойме и, любовно погладив затвор, засунул его сзади за пояс джинсов, пряча под клетчатой рубашкой нараспашку, накинутой поверх белой футболки. Значок агента ФБР он ещё вчера сдал на хранение Филиппу. Захлопнув за собой противно скрипнувшую дверь, он сделал себе пометку, завтра же смазать петли, чтобы не привлекать лишнего внимания соседей к тому, когда он приходит и уходит, и подхватил как можно больше мешков, понимая, что второй раз к мусорке идти всё равно придётся.
Ближайший круглосуточный магазин парень нашёл всего в паре кварталов, вот только к ночи ничего кроме завалявшихся полуфабрикатов в нём уже не было, если в принципе когда-то завозилось. Вытащив из морозильника помятую коробку с замороженной пиццей и раздражённо сдёрнув с полки упаковку Короны – единственного пива, которое он мог пить – Хантер плюхнул все это на кассу под неодобрительным взглядом кассира. Тому явно совсем не хотелось отвлекаться от очередного вечернего шоу, которое как раз начиналось по телевизору, висящему под самым потолком.
Раздвижные двери открылись, впуская двух чёрных парней, громко о чём-то спорящих, но так и не закрылись, заставив кассира устало чертыхнуться, сетуя на очередную неисправность, третью в этом месяце. Хантер достал из бумажника наличные и впервые задумался о том, не написать ли ему заявление об уходе, пока у него осталась хотя бы его жизнь, постепенно превращающаяся в ад и стремительно сокращающаяся в связи с этим чёртовым заданием. Лёгкие порывы ветра, означающие приближение осени, которая собственно ничем не отличалась от лета в этом городе, кроме долгожданной ночной прохлады вместо духоты, донесли до его слуха шум с улицы, в котором сейчас звучало что-то абсолютно чужеродное. Парень нахмурился, собирая свои покупки в бумажный пакет. Уличные музыканты обычно собирались в Даунтауне, который считался центром Сан-Диего и привлекал основной поток туристов своими барами, ресторанами и клубами. Здесь же не для кого было играть. Рабочий класс, с трудом сводящий концы с концами, вряд ли подкинет хоть цент, каким бы виртуозом ты ни был.
Забрав пакет, Хантер вышел на улицу, слегка подпихнув ногой одну из дверей по просьбе кассира, чтобы та закрылась, и перешёл дорогу, следуя за ласкающими слух гитарными аккордами. Обычно он предпочитал абсолютно другую музыку, что-то более ритмичное, с громкими тяжёлыми басами, но после сегодняшнего совершенно отвратительного дня звуки, доносившиеся сейчас из тёмной аллеи напротив магазина, гипнотизировали его и заставляли успокоиться. И даже дышать становилось как-то легче.
*Keep holding on – Avril Lavigne*
Через пару шагов он услышал женский голос, идеально ложившийся на музыку.
– You’re not alone. Together we stand. I’ll be by your side, you know I’ll take your hand (Ты не один. Вместе мы выстоим. Я буду рядом, и ты знаешь, я буду держать тебя за руку).
Хантер замер на месте, как будто напоролся на невидимую стену. Этот голос проникал в самую душу, нежно поглаживая словами его растрёпанные мысли.
– When it gets cold and it feels like the end, there’s no place to go, you know I won’t give in (Когда становится холодно, и кажется, что это конец, когда некуда идти, ты же знаешь, я не сдамся).
Он кое-как сделал ещё несколько шагов вперёд, поворачивая за изгибом аллеи, и вышел на маленький пятачок с двумя лавочками, стоящими напротив друг друга, на спинке одной из которых под единственным фонарём на, казалось бы, сотни метров вокруг сидела склонившаяся над гитарой девушка.
– Keep holding on. ‘Cause you know we’ll make it through, we’ll make it through. Just stay strong. ‘Cause you know I’m here for you, here for you (Просто держись. Ты ведь знаешь, мы пройдём через это, мы справимся. Просто будь сильным. Ты ведь знаешь, я здесь ради тебя, для тебя).
По всему телу поползли мурашки. Настолько сильно она звучала. Настолько сильно ему нужны были сейчас именно эти слова, заставлявшие поверить в то, что, может быть, у него всё-таки есть шанс хотя бы остаться в живых. Опешив, Хантер уселся на спинку скамейки напротив, поставив пакет рядом с собой, и упёрся локтями в широко разведённые колени, рассматривая незнакомку, которая, казалось, не обратила ни малейшего внимания на его появление. На ней был летний сарафан цвета морской волны, широкая длинная юбка которого была украшена тёмно-фиолетовыми узорами. В таких обычно ходили мексиканские девушки. Лёгкая ткань слегка колыхалась на ветру, открывая ковбойские сапоги из тёмной замши. Её плечи и руки с многочисленными браслетами на тонких запястьях были закрыты лёгким палантином, накинутым на голову и полностью скрывавшим её лицо. Он видел только сочные губы, нежно тянущие строчку за строчкой, каждая из которых отзывалась в нём каким-то странным облегчением.