К назначенному времени заботливо отписанный меценатом водитель привёз Лену к большому, поражающему своим шиком дому.
Дальше все было, как я и предполагала. Сначала несколько песен, а потом несколько мужчин, держащих её за руки и за ноги, пока Ланской демонстрировал будущей звезде всю глубину своих возможностей и способностей. После него прошлись остальные. Не побрезговали. Что ж, за хорошим человеком и подобрать не жалко.
Лена с трудом помнила ту ночь, потому что мозг, желая защитить свою хозяйку, будто включил режим автомата, воспринимая все происходящее кусками и провалами. Правда потом, спустя несколько часов, уже оказавшись дома, с остервенением оттирая невидимую грязь с тела, Лена на полном серьёзе думала покончить жизнь самоубийством. Не смогла. Прошло два месяца и ей сообщили новость. Она беременна. Дома – строгие родители, запретившие думать о личной жизни до конца учёбы. Короче, жизнь дала конкретную течь.
Мне девчонку было очень жаль, даже не смотря на её глупость. Нельзя быть такой наивной в восемнадцать лет. Не по нашей жизни. Я взяла её координаты и отправилась в номер гостиницы обдумывать заслуженную кату подлецу в виде какой-нибудь весьма ощутимо потери.
Пошерстила интернет, особенно местные сайты на предмет наличия у Ланского чего-нибудь этакого. И ведь нашлось. Буквально на днях богатенький насильник молодых девочек приобрел картину Энди Уорхола за пятьдесят два миллиона долларов. По мне, круче только яйца, а глупее только овца, животное стадное и к разумному поведению не способная. Для чего умному человеку в Сибири Уорхол? Тогда-то я и поняла, все это – понты. Вот смысл жизни Ланского – быть на голову выше всех, даже если это пустая никчемная показуха.
Мной в одностороннем порядке было принято решение, что известный современный художник для мецената – вещь, совершенно не нужная.
План разрабатывался около пары дней, потому что, чем более склонен человек к ярким эпатажным выходкам, тем легче его развести. На тот момент я являлась серенькой неприметной блондинкой. Так уж вышло. Вживалась в образ, который понадобился мне только через два года. Значит прелестями Ланского не заинтересовать. А вот кич, соответствующий его запросам – дело очень нам подходящее.
Быстренько в магазине были приобретены соответствующие шмотки, сделан необходимый образ в салоне и буквально через пару часов перед Дмитрием Ланским в его вызывающе роскошном кабинете сидела известная на Западе дама, занимающаяся оценкой картин известных художников. Все необходимые рекомендации, естественно имелись.
Боже мой, меценат чуть слюну не пускал, слыша имена маститых экспертов этой области искусства. Самое интересное, мне даже не приходилось особо играть, просто вставляла нужные слова в нужном месте и курила, как паровоз, размахивая черной сигареткой в длинном мундштуке у него под носом. Идиот. Ну, как есть, идиот. А ведь человек заработал непонятным образом миллионы. Видимо, в определенные момент, подобные экземпляры теряют связь с реальностью, представляя себя где-то на уровне бога.
Наше общение закончилось тем, что меня пригласили в гости, дабы оценить бесподобную, неповторимую (это все цитаты) коллекцию сибирского миллионера. Таким образом, я попала в дом. Половина плана реализовалась весьма успешно.
Оставалась самая сложная часть – вынести картину. Однако и здесь все прошло, как по маслу. Ланской настолько впечатлился высоким статусом своей похожей на классическую стерву из порнофильмов гостьи, а я очень постаралась, начиная от кожаного платья, заканчивая туфлями на острой шпильке и чулками с ровной полоской шва по задней стороне, что даже возжелал ее, пусть и немного страшненькую. Похлопывая длинной тонкой тростью, специально купленной под образ, по бедру я пообещала наказать плохого мальчика, но после того, как он разденется и будет привязан к кровати с кляпом во рту.
Когда в таком положении голый Ланской понял, что я ухожу, он по началу даже не поверил, мыча что-то нечленораздельное сквозь собственные боксеры запиханные ему в рот. Не очень, если честно интересовало, что хотел сказать мне этот урод. Но про Лену, все же напомнила. Чтоб знал, нельзя насиловать женщин, которые не хотят интимной близости, не смотря на все миллионы и власть.
Уходя из дома, я благополучно забрала полотно Уорхола, заменив его постером, распечатанным намедни в соседнем фотоателье. Самое интересное, Ланской так близко к сердцу принял то, что поутру его нашли голеньким, аки младенца, распятого на собственной кровати с трусишками во рту, что картины хватился через несколько дней, полагая целью моей выходки – исключительно месть за девчонку. Эти два события между собой он не связал, не зная, что мне для того, чтоб вырезать и упаковать картину нужно две минуты. Кроме того, на постере, в углу вместе с веселым смайликом было написано Lucky. А этот тип, по мнению многих, молодой затейник мужского рода.
И вот сейчас обиженный Ланской сидел напротив меня в каком-то старом заброшенном доме. Меценат, видимо, рассудил, что кончать меня надо на месте, потому что везти для этих целей в Сибирь крайне накладно и бессмысленно.
– Ну? – спросил, наконец, он после длительного молчания.
Я, улыбаясь, рассматривала своего оппонента. Удивительно глупо будет умереть от руки вот такого ничтожества. Серьезно. То, что меня запланировано собираются отправить на тот свет, и дураку ясно. Вряд ли мы поплачемся друг другу на несправедливость этого мира и разойдемся в разные стороны.
– Что, ну? – закономерно поинтересовалась у Ланского. – Я тебе что, лошадь?
– Не "тебе", а "Вам". – отрезал меценат, сверкая грозным взглядом.
– К чему же такие сложности. Думаю, вполне можно допустить панибратство с тем, кто меня вскоре убьет.
– Умная девочка. Знаешь, меня это больше всего удивляет. То, что ты – баба. Неужели спокойно не сиделось? Зачем тебе все это?
Я бы, конечно, могла рассказать ему о том, что память о погибших родителях не дает мне покоя, что почти каждую ночь, до сих пор сниться брат, что десять лет я смотрела на человека, который спокойно забирает жизни у посторонних и неизвестных ему людей, просто за бабки. Уж кому-кому, а мне доподлинно известно, жить нужно здесь и сейчас, потому что судьба такая сучка, в один момент перевернет все с ног на голову и выкинет тебя на обочину жизни. Это в лучшем случае. А так-то, если что, и земелька родная примет раньше срока. Сегодня ты есть, а завтра – горка под травой на кладбище. Вот только разводить душевные разговоры с такой падалью желания не было.
– Ты, наверное, рассчитываешь на своего воспитателя? – Вдруг спросил Ланской, противно улыбаясь.
Я напряглась, всей душой надеясь, что мне послышалось.
– Да, да, красотка. Этот Разумовский сдал мне вас обоих с потрохами. Еще пару недель назад. У нас была договоренность, что я выжду тот срок, который он назовет. Видимо, прилично ты парню насолила. На данный момент, думаю, твой опекун, скорее всего, уже мертв. Тоже мне, суперпрофессионал. И я очень просил исполнителя убивать медленно, растягивая мучения. Для начала, его должны ранить достаточно сильно, чтоб не мог оказать сопротивления. Потом, по моему желанию, старику вырвут зубы, ногти, язык. Видишь ли, я хочу, чтоб ты подыхала, зная, по твоей вине мучался и погиб тот, кто воспитал такую красотку. Ну, ведь трахалась поди с ним? Признайся. У тебя же на лицо написано, какая ты развратная шлюшка.
Второй раз в жизни я бросилась на того, кто заведомо сильнее. Тогда, десять лет назад не смогла, к счастью, достать зубами до шеи врага, а вот теперь получилось. Ланской взвыл не своим голосом, а стоявшие рядом двухметровые верзилы с опозданием кинулись ко мне, оттаскивая от шефа, но не в силах разжать мою челюсть, которая рвала его противную намасленную духами кожу.
Последнее, что я помню, это сильный удар по голове, заставивший меня все же выпустить мецената и погрузивший мое сознание в темноту.
Двенадцатая глава
Он помнил ее маленькой девочкой. Это странно, но, да, на самом деле помнил. В тот день родители нарядили ее в нежно-голубое платье, которое невообразимо шло к черным волосам и зеленым глазам одиннадцатилетней девчонки. Этот ее взгляд… Она на самом деле смотрела на него словно на рыцаря из старых легенд, заливаясь краской каждый раз, когда они соприкасались руками во время игры в "догонялки", потому что его, пятнадцатилетнего подростка отправили развлекать детишек друзей отца. Взрослые праздновали, веселились, а он, как дурак, носился с малышней по большому холлу их дома, потому что это единственная игра, которую хоть как-то можно воспринимать без желания удавиться. Подростки, они такие. Им кажется, что уже вот-вот станут взрослыми, попивая коньячок и покуривая сигаретку, на большее фантазии не хватает, как правило. А тут, на тебе – куча сопливых детей. Ну, не сопливых, конечно… Это, уж слегка утрируя. Но девчонка, которая тихо сказала: «Привет, я Лиза» запомнилась ему очень хорошо. Уже тогда, в ранней юности она походила на фею. Серьезно. Это сравнение первым пришло ему в голову, когда он увидел дочку лучшего друга отца. А ведь не за горами были долгожданные шестнадцать. Во снах, уже во всю манили женские груди, так волнительно ощущаемые ладонью в темной раздевалке спортзала во время дискотеки. И тут она… Со своими зелеными глазищами… Со своими одиннадцатью годами. Она даже посмеялся над собой вечером, перед сном вдруг подумав о какой-то малолетке, а не о Настьке Куприяновой, которая обещалась на днях позвать в гости, когда родителей не будет дома. Он знал, тогда-то и состоится его первый сексуальный опыт. А сиськи у Куприяновой… Мечта, короче. Но снова почему то всплывали эти красивые, смотрящие на него, словно на сказочного принца глаза.
Потом он узнал о гибели ее родителей и об ее смерти. Это было очень странно, но в момент, когда спустя несколько дней после возвращения из лагеря, где ему было не до чего, потому что женское тело познавалось еженощно и в полной мере, отец произнес по телефону : «Это жопа. Лизку тоже покромсали в лесу, прямо возле лагеря. Да, представляешь и мой там был. Теперь боюсь вообще его куда-то оправлять» земля вдруг начала вращаться быстрее, уплывая из-под ног. Что это? Ну, да, жалко девчонку, но ЧТО ЭТО? Почему так больно где-то внутри? Будто с голодухи съел зеленых яблок, и теперь под ложечкой сосет так, что сил нет терпеть…
Потом это странное чувство пропало. Только иногда, выбирая женщин, он почему-то испытывал непонятное желание, заняться любовью с зеленоглазой брюнеткой, списывая такую фантазию на запавшее в душу воспоминание далекого детства.
Многое изменилось за эти годы. Он бросил семью, потому что узнал, какие махинации творил отец, будучи мэром. И это еще при том, что родитель делал это на благо горожан. Служил во Французском Легионе, научился убивать. Так вышло, что в какой-то момент за очень большую сумму денег один человек попросил его помочь отомстить врагу, разорившему отца, который из-за долгов повесился. И он смог. Причем смог так чисто и красиво, что тот же самый человек, отдавая назначенную сумму сказал: «Каждый должен заниматься своим делом. Задумайся, может вот оно, твое дело». Он задумался. После чего превратился в Александра Разумовского, забыв прежнее имя и фамилию.
Работал настолько хорошо, выполняя самые сложные заказы, что достаточно быстро приобрел соответствующую репутацию. А потом новость. Отца подставили, посадили. Сердце не выдержало. Старик умер, не дождавшись суда. Злость засела намертво, сжигая нутро желанием мести. Прошло время, и такая возможность, наконец, представилась.
Он попал в дом Фомы, выжидая удобного случая. Дождался, твою мать.
По началу даже не поверил своим глазам. Да, волосы мышиные, блеклые. Взгляд серенький. Но это была она, девочка из воспоминаний. Дураком Саша на тот момент уже никак не являлся. Если человек, которого все считают мертвым, вдруг воскресает в совершенно диком образе, под другой фамилией, значит, в этом заложен определенный смысл. Те несколько дней, что они бегали по городу, играя, он в глуповатого ловеласа, а она в законченную идиотку, Разумовский провел расследование, подключив все свои связи, совершив практически невозможное.
Елизавета Петрова всплыла вместе со своим отцом в то же время, что и погибла та, зеленоглазая Лиза. При этом родитель вел несколько странный образ жизни, пропадая периодически подолгу в каких-то таинственных командировках. А поначалу вообще таскал с собой дочку из одного конца страны в другой.
Напрячься пришлось очень сильно, но Саша обалдел, когда узнал настоящее имя папочки. Тот самый убийца, которому заказали девчонку. На тот момент Разумовский настолько изучил все подробности жизни Фомы и Борова, что о смерти семьи предпринимателя, в том числе и дочери, знал то, о чем не догадывались ни обычные горожане, ни правоохранительные органы. Вернее, последние-то как раз весьма даже были в курсе кто, кого и за что, но получили четкое указание сверху, не лезть в это гнилое дело. Значит, прожженный киллер не грохнул девчонку, а увез ее тайком, изобразив для заказчиков смерть малолетки. Однако.
Копаясь в десяти годах жизни зеленоглазой феи из детства, Саша вдруг обнаружил странное совпадение. Громкие кражи известного вора Lucky, сотрясающие криминальный мир последнее время, а Разумовский всегда следил за новыми именами, изучая потенциальных конкурентов или союзников, случались там, где по какой-либо причине объявлялась эта милая семейка.
Он все понял. В том числе и то, для чего Лиза объявилась в родном городе в виде левой девицы.
Нет, говорил он себе, нельзя. Не трогай. Потому что сны в эти дни приобрели определенный характер, намекая на дикое желание организма реализовать давнюю мечту – оказаться в постели с зеленоглазой брюнеткой, которых он параноидально из-за такой навязчивой фантазии, всегда избегал. Ну и бог с ним, что на тот момент она была невзрачной блондинкой. Сам-то он знал правду.
Говори не говори, а случилось все с точностью наоборот. Разумовский впал в панику. У него было много женщин. Может быть, даже слишком много. Но ни с одной он не испытывал того, что произошло между ним и Лизой той ночью. Ни с одной. Ему почему-то безумно хотелось доставлять в первую очередь удовольствие ей, чтоб она стонала, извивалась и выкрикивала его имя. Это что за херня? Что за странная дрожь в руках, когда они касаются ее тела? Что за восторг от ее очередного оргазма? Что за, щемящая душу, нежность, когда она спит рядом, положив голову ему на плечо? Нет. Бежать. Бежать, как можно дальше. И он убежал. Утром. Но потом вернулся, костеря себя, на чем свет стоит.
Такого ему не надо. Такое ему нельзя. Он даже подписался на совместную работу с Сычом, прекрасно понимая, что в конце дела тот его убьет. По крайней мере, постарается. Из-за нее подписался, сам не зная, как все это объяснить .
Вот тогда Саша реально испугался. Впервые. Его образ жизни не допускал никаких привязанностей. Вообще. Тем более баба. Предаст и погубит быстрее врага. Они же такие, бабы. Продажные. Подлые. Поэтому он ушел, подставив ей спину и давая возможность выстрелить, сам не понимая такого жеста со своей стороны. Ведь по всем законам жанра именно он должен был убить ее в тот момент. Ее, а потом и Сыча.
Несколько дней наблюдал за собой со стороны, в ужасе замечая, как от тоски по ней едет крыша. И тогда он совершил единственный верный в его понимании поступок. Продал. Не станет зеленоглазой феи из детства, пропадет эта странная, пугающая наркотическая зависимость.
Он снова вернет себе свободу.
И что? Вот он сидит в номере гостиницы, наблюдая электронный формат своего счета. Много денег. Очень много. Добавилось еще пять миллионов, а на душе гадко настолько, что, сука, хочется разбежаться и удариться о стену головой.
Она даже уходила молча. Ничего не сказала и не упрекнула. В голове заезженной пластинкой крутилась ее фраза, сказанная на чужой кухне в когда-то родном городе.
«Я люблю тебя».
Разумовский выматерился, достал оружие из небольшого чемоданчика и, спрятав его под кожаной курткой, покинул номер.
Он знал, где будет проводить беседу, (назовем это так), чувак, что отвалил за Lucky пять мультов бакинских. Саша вообще имел привычку знать все наперед.
Добравшись до заброшенного дома, осторожно обошел его, медленно вынул оконное стекло в комнате, когда-то бывшей кухней, и протиснулся внутрь, практически не издавая шума вообще. Опыт, епте. Двигаясь, словно тень, пробрался по коридору на голоса, эхом отлетающие от комнаты.
Она сидела на стуле, уронив голову на грудь, явно без сознания. Трое мужиков, включая Ланского, активно обсуждали, каким образом ее прикончить: сразу расчленить и выбросить, или сначала поиметь, потом расчленить и выбросить. Саша аккуратно достал пистолет с глушителем и, испытывая огромное удовольствие от своих действий, сделал красивые дырочки в грудных клетках людей, которым сам продал свою женщину.
Потом подошел к ней, взял на руки, и направился к выходу. Лиза была похожа на ватную куклу. Такая же мягкая, безжизненная. Он даже на всякий случай проверил дыхание и пульс.
Не успел отойти от дома, как за спиной послышался характерный щелчок.
– Положи ее на землю.
Разумовский усмехнулся. Конечно, ему было известно, что Сыча тоже грохнут, но это, ей-богу, совсем смешно. Старый матерый волк. Разве есть псина, способная его затравить?.
– Не тупи, Сыч, ей сейчас, судя по всему, хреново. Я положу ее в машину, а ты отвезешь в больницу. Оружие сзади, под курткой. Забери, если не веришь.
Конечно же тот не верил. Выполнил все манипуляции, оставив Разумовского без греющего душу пистолета и подтолкнул его в спину.
– Иди. Положишь на заднее сиденье. Сильно пострадала?
– Нет. Ударили по голове. Но вот зубы у нее в крови, а у Ланского серьезные укусы на шее.
Сыч сзади хмыкнул, видимо вспомнив что-то известное лишь ему.
Когда Саша осторожно расположил ее ватное тело и выпрямился, спокойно глядя на Сыча, то задал вопрос, ответ на который Разумовскому очень не нравился.