— …не большой поклонник мелодрам, но я бы хотел посмотреть…
«Должно быть, он что-то уронил», — решила она.
— …хорошая драматическая комедия…
О, он идет сюда!
— … и какой-нибудь триллер, если уж на то пошло… — Даже Джеймс, хоть и был погружен в себя, заметил, что реакция аудитории не соответствует его представлениям о том, что такое восторг. Он оглянулся, чтобы посмотреть, что привлекло всеобщее внимание, и скривил губы. Выражая тем самым досаду, как отметила Вэл.
Не обращая на них внимания с небрежностью, которую, несомненно, практиковал перед зеркалом, Гэвин выбросил сломанный угольный карандаш, теперь разломанный на две отдельные части. Смыл черноту с рук и лица, а затем потянулся за бумажным полотенцем, случайно задев ее бок. Она взглянула на него, и ей показалось, что он подмигнул.
— В любом случае, что-нибудь из этого тебе нравится? Лиза говорит, что ей все равно.
Вэл скомкала бумажное полотенце, которое все это время крутила в руках, и выбросила его в мусорное ведро.
— Я не уверена.
— Фильм трудно выбрать?
— Нет. На самом деле занята. Я в легкоатлетической команде, ты же знаешь, — добавила она, бессознательно насмехаясь над его прежним тоном. — Увидев его непонимающий взгляд, она добавила: — Ты ведь знаешь, что я в легкоатлетической команде?
— Э-э, да. Мне кажется, я уже видел тебя в форме. Ты ведь носишь ее в дни игр?
Носить спортивный бюстгальтер и шорты из спандекса в школу? Дни игр? Ради всего святого.
— Нет, я не ношу ее в школу. И у нас нет дней игр. Я не болельщица. — Вэл устала намекать. — Я в ней на своей фотографии в профиле. В Фейсбуке.
«Ты бы знал, если бы действительно смотрел мой профиль, лжец».
У Джеймса хватило совести покраснеть.
— Э.
Вэл посмотрела на него.
— Ты ведь даже не прочитал мое сообщение?
— Я прочитал уведомление по электронной почте на своем телефоне. То же самое.
Нет, это не так. Она вздохнула.
— Не думаю, что из этого что-то получится.
— Эй, — сказал он, слегка защищаясь. — Не обижайся, просто бег — это не мое.
— Дело не в беге, — горячий всплеск раздражения накрыл Вэл. «Как можно быть таким глупым». Это придало ей смелости. Достаточно, чтобы сказать:
— Не думаю, что ты понял, о чем я говорю. Лиза — наша Лиза — пыталась свести нас.
Искреннее удивление на его лице ранило больше, чем если бы он оскорбил ее напрямую.
— Что, устроить свидание?
— Да. Свидание.
— Господи.
— Это не важно.
Джеймс покачал головой.
— Я и не думал…
— Правда. Не бери в голову. — Внезапно почувствовав, что вот-вот расплачется, Вэл прошла мимо него и направилась к своему месту, но Джеймс схватил ее за руку.
— Эй, подожди. Извини.
Вэл отстранилась — но осторожно.
— Ничего страшного.
«Впрочем, мне все равно».
На самом деле нет. Вот в чем проблема. Ей не все равно.
Вэл провела теперь уже чистыми пальцами по волосам, глядя на незаконченный рисунок котят. Она потянулась к самой тонкой из кистей, чтобы начать работать над подробными отметинами их полосатого меха, как ее запястья коснулась скомканная бумага, нелепо лежавшая перед старой жестяной банкой, в которой хранились кисти. «Что это? Я не оставляла ничего здесь».
Она развернула бумагу, открыв черные карандашные записи, сделанные углем.
«По-моему, ты восхитительна».
У Вэл екнуло сердце. Восхитительна? Я? Она подняла глаза и увидела, что Гэвин пристально смотрит на нее, подперев подбородок тыльной стороной ладони. Она указала на записку, и он склонил голову, слегка улыбнувшись.
(Может я бы хотел… узнать тебя, вот почему).
Вэл сглотнула.
Ох, ничего себе. «Понятно», — подумала она.
* * *
У Вэл было странно приподнятое настроение, когда она шла через переполненный кафетерий, чтобы сесть за свой обычный столик с подругами. Рейчел и Линдси уже сидели там. Их учитель биологии на самом деле довольно крут и всегда выпускал свой класс на несколько минут раньше, если их лабораторные столы были чистыми, и это означало, что они всегда оказывались первыми в очереди на горячие обеды.
Даже несмотря на то, что ланчи в коричневых пакетах она обычно носила с собой в средней школе, мать все равно настояла на том, чтобы Вэл и сейчас их брала. Распаковывая пятый за неделю бутерброд с арахисовым маслом и бананом, Вэл смотрела на жирную пиццу своих подруг и думала, что горячие обеды могут стоить несварения желудка.
— А эта твоя подруга сегодня присоединится? — спросила Рейчел с набитым ртом. — Принцесса «Как Ее Имя»?
— Лиза?
— Я предпочитаю «Как Ее Имя».
— Должна, — сказала Вэл. — У Лизы нет телефона, так что не знаю. Я не могу написать ей.
— О, нет, — Рэйчел изобразила притворный ужас. — Принцесса потеряла телефон?
— Лиза не так уж и плоха, — автоматически проговорила Вэл, задаваясь вопросом, так ли она в этом уверена сама.
— Может быть.
— Нет, — возразила Рейчел. — Я никогда не забуду, что она нам сказала.
— Ты про… о, про то, что она назвала нас «милой парочкой»?
— Что? — удивленно спросила Вэл, переводя взгляд с одной на другую, не совсем уверенная, что они говорят серьезно. — Когда это случилось? Вы никогда не говорили мне, что Лиза думает, что вы…
— Лесбиянки? — спросила Линдси, в то же время как Рейчел сказала: — Дайки?
Линдси сердито посмотрела на нее.
— Рейчел, это оскорбительно!
— Мы обе знаем, что на самом деле Мисс Штучка думала именно об этом.
— Я уверена, что Лиза не имела в виду ничего плохого, — смущенно сказала Вэл.
— Она спросила, слушаю ли я «Indigo Girls».
— И она спросила, играю ли я в лакросс.
— Ты же играла в лакросс, — заметила Рейчел.
— Да, но она этого не знала. Она просто предположила.
Рейчел кивнула.
— Еще она спросила, как мы относимся к Тиган и Саре.
«О боже», — подумала Вэл в тот самый момент, когда поднос с грохотом ударился о фальшивую деревянную поверхность стола.
— Как вы, парни, всегда так быстро сюда добираетесь? Я шучу, без обид.
Бровь Линдси выгнулась так высоко, что почти исчезла в волосах. Рейчел выглядела так, словно не могла решить, смеяться ей до упаду или оскорбиться. К облегчению Вэл, она ограничилась презрительным фырканьем и откусила большой кусок пиццы.
Лиза с минуту смотрела на нее, потом повернулась к Вэл.
— Знаешь, Джеймс сказал мне, что ты на него злишься?
— Я бы не сказала, что злюсь. Скорее испытываю раздражение.
Вэл объяснила ситуацию, которая произошла в кабинете рисования, стараясь по очереди встретиться взглядом со всеми тремя девушками.
— Думаю, все к лучшему, — закончила она. — Я имею в виду, он выглядел удивленным.
— Ну и придурок, — поддержала Линдси. — Он даже не стоит твоего времени.
Лиза бросила на нее раздраженный взгляд.
— Я поговорю с ним, Вэл. Уверена, что он так не думает.
— А мне кажется да. «Ты носишь форму в школу в дни игр?» Во всяком случае, я бы предпочла опустить всю эту игру в «глухие телефоны». Слишком многое теряется в пересказе.
— Аминь, — подвела итог Рейчел.
— Мальчишки, — согласилась Линдси, кивая. — Разве они способны ничего не забыть?
— Вещи с буквой Х перед ними, — предположила Рейчел. — Как Х-Бокс. И фильмы с рейтингом X.
— В таком случае, уверена, что они будут в восторге, если мы наденем нашу форму, на свидание.
— И на нас будут пялиться, как на чирлидерш? Нет, спасибо. — Злость во взгляде Лизы стал еще яростней. Она была болельщицей. Словно только что осознав это, Рейчел широко раскрыла глаза, посмотрела на Лизу и невинно сказала:
— Без обид.
— А что насчет того парня, Вэл? Того самого, о котором ты рассказывала нам раньше? Тот, что постарше?
— Да, тот, который назвал тебя восхитительной. — Рейчел захлопала ресницами.
— Кто постарше? — спросила Лиза. — Почему я не… — она замолчала, сосредоточив недобрый взгляд на Вэл. — О, нет. Ты не…
— Все не так, — пробормотала Вэл, съеживаясь под взглядом Лизы.
— О, ты знаешь таинственного парня Вэл, Лиза? — усмехнувшись, спросила Линдси.
— Кто он? — спросила Рейчел. — Мне нужны «где», «когда» и «как», но особенно «где».
— Не говори им, — взмолилась Вэл.
— Почему нет? Если ты не хочешь меня слушать, то, может быть, твои лучшие подружки расскажут тебе, почему Гэвин Мекоцци — плохая компания.
— Какой Гэвин?
— Вот дерьмо, — проговорила Рейчел. — Думаю, тот самый, автор «Списка жертв».
— Нет, — засомневалась Линдси. — Он?
— Кто? — никак не могла взять в толк Вэл.
— Твой парень, Вэл, известен почти всем в школе как парень, написавший «Список жертв».
— Что за список жертв?
— Так называемый список, который пишут школьные стрелки, чтобы не забыть кого собираются убить в первую очередь.
— Очаровательно, — сухо сказала Рейчел.
Вэл побледнела.
— Он действительно его составил?
На этот раз ответила Линдси.
— Не совсем. Это долгая история, но в основном она сводится к эссе, которое он написал для урока английской литературы в прошлом году. По книге Ричарда Коннелла «Самая опасная игра», что задавали читать.
— Это небольшой рассказ об одном потерпевшем кораблекрушение парне, которого выбросило на берег к сумасшедшему старому болвану, который к тому же оказался бывшим охотником. И знаешь, что? Он решил, что обычная охота потеряла свою привлекательность…
— Охота ради убийства зверей, — добавила Линдси для Вэл.
— Ага, — сказала Рейчел. — Так вот, он… граф Золофт…
— Зарофф.
— Золофт, Зарофф, какая разница. Граф Зарофф решает, что отныне он будет охотиться на людей, так как они — единственный достойный вызов, оставшийся для него.
— Парень со «Списком жертв» — я имею в виду Гэвина, извини — сказал кое-что интересное об этой книге.
— Ага, интересное, вроде как «напугать до чертиков людей».
— Учительница выставила его эссе на всеобщее обозрение. Она сказала, что оно потрясающее, и именно такое, за которое смело можно поставить высший балл, и бла-бла-бла, но все знали, что его повесили потому, что школа хотела доказательств, на случай, если он действительно что-то подобное вытворит, что они не ответственны или вроде того.
— Что-то вроде перестрелки в школе, — уточнила Рейчел.
— О чем было эссе? — спросила Вэл.
— В общем, это была действительно жуткая работа о том, каковы шансы выжить у той или иной группы школьников, если они попадут в подобную ситуацию, — объяснила Лиза, перехватывая разговор, — ботаники, болельщицы, участники театрального кружка, спортсмены…
— Значит, это не список жертв, — сказала Вэл. — Я имею в виду, это жутко, но это не похоже на то, что он действительно всерьез рассматривал такое…
— «Болельщицы, вероятно, погибнут первыми, — произнесла Лиза, — потому что, несмотря на свой природный атлетизм, они никогда не знали, каково это — по-настоящему бегать». Это прямая цитата. Его эссе висит на стене моего класса. Я прочитала часть — и вынуждена была остановиться.
— Я тоже кое-что читала, — кивнула Линдси. — Он написал, что наиболее вероятно, что выживет какой-нибудь из застенчивых, тихих ребят, которых никто не подозревает, потому что его или ее «очевидная слабость» заставит их недооценивать, тем самым увеличивая его или ее шанс использовать одно из своих естественных преимуществ.
— Что, черт возьми, пробудило в тебе интерес к этому психопату? — поинтересовалась Лиза. — Потому что я думала, что мы уже все обсудили. Он тебе что-то сказал?
— …восхитительна, — вполголоса произнесла Рейчел. Линдси ударила ее по руке.
Вэл пожалела, что у нее нет с собой чего-нибудь холодного. Она покраснела, как помидор.
— О боже, Вэл, — простонала Лиза. — Он прожует тебя и выплюнет.
— Может, и не выплюнет, — усмехнулась Рейчел. — Нет, если ему понравится ее вкус.
Линдси ударила ее еще раз, сильнее.
— Ой! Только не рукой для лакросса. Это чертовски больно!
Лиза сердито посмотрела на них.
— Вэл, веришь ты мне или нет, он причинит тебе боль. Я не хочу смотреть, как это происходит.
— Эй, может быть, он действительно неплохой парень, — сжалилась Рейчел, увидев расстроенное выражение лица Вэл. — Я имею в виду, что Стивен Кинг, несомненно, душка и посмотрите на все это запутанное дерьмо, которое он пишет.
«Но Гэвин не такой уж хороший», — в отчаянии подумала Вэл. Он сам так сказал.
Она чувствовала себя так, словно заявила вслух перед всеми: я та девушка, которой нравится парень, написавший «Список жертв», — то же самое, что оказаться в ловушке в комнате без дверей.
* * *
Когда миссис Кимбл спросила:
— Как дела в школе, Вэл? — она немного встревожилась, когда ее обычно болтливая дочь ответила ворчанием. — У тебя был плохой день?
— Бее, — произнесла Вэл.
— Бее?
— Старшая школа — это отстой. — Вэл сморщила лицо. — Все такие… такие поверхностные.
— О, Вэл. Ты говоришь так, будто узнала что-то новое. Средняя школа не сильно изменилась с тех пор, как я была девочкой, и думаю, что она осталась почти такой же с тех пор, как вообще появились государственные школы.
— Все равно отстой.
— Многие вещи в мире таковы, и мы ничего не можем сделать с девяноста девятью процентами из них.
Вэл скрестила руки на груди.
— Не могу дождаться колледжа.
— Что ж, боюсь, тебе придется еще подождать, — сухо сказала мать, — так что я бы посоветовала тебе проводить время как можно лучше.
(Я думаю, что ты восхитительна).
Вэл колебалась.
— Кое-что хорошее сегодня все-таки случилось.
— О? И что это было?
— В школе есть один мальчик, и я думаю… я действительно думаю, что могу ему нравиться, — Вэл снова нахмурилась. «Нравиться» — не совсем подходящее слово. Это было слишком просто. Слишком легко.
Слишком невинно.
Миссис Кимбл искоса улыбнулась ей.
— О, это замечательно, детка. Это тот самый, о котором ты мне рассказывала? Тот, с кем Лиза играет в сваху?
— «Играет» в сваху? Вроде как притворяется? — Вэл нахмурилась еще больше. — Нет. Джеймс — придурок.
— Ясно.
Тишина.
— Так кто же этот новый таинственный парень? Лиза познакомила тебя с ним?
Вэл топнула ногой.
— Мама! Я могу найти мальчиков и без помощи Лизы!
— Не топай! И я не говорила, что ты не можешь. — Ее мать выглядела обиженной.
— Ты подразумевала это.
— Боже, какая ты сегодня чувствительная.
Вэл уставилась вперед, на машину, застрявшую перед ними. После школы движение всегда было отвратительным. На бампере машины была наклейка «Мой ребенок — почетный студент Дерринджера». Водитель, однако, добавил еще одну часть, полную иронии, которая гласила: «И все, что я получил, только этот дурацкий стикер».
Она могла поспорить, что родители ребенка даже не догадывались, насколько это мерзко.
— Да ладно тебе. Не сердись. Выкладывай. Я умираю от любопытства.
Вэл испытывала искушение помучить ее еще немного — она все еще злилась из-за предположения матери, что она не может найти мальчиков сама, в основном потому, что это начинало выглядеть так, как будто это могло быть правдой, — но Вэл была слишком взволнована, чтобы долго молчать, и энтузиазму матери оказалось трудно сопротивляться после резкого скептицизма Лизы.
Ей удалось продержаться еще один квартал, пока она не выпалила:
— Он выпускник.
Выжидательная улыбка матери исчезла.
— О… боже. Значит, ему восемнадцать. Это довольно много.
«И тебе тоже».
— Всего на четыре года старше. Мы учимся в одной школе!
— А в следующем году он будет учиться в колледже, а ты, маленькая мисс, все еще будешь в старшей школе. — Она закатила глаза, увидев выражение лица дочери. — Ладно, я поняла. Мы обсудим это позже. Значит, он выпускник. И это все, что ты о нем знаешь?
— Он в моем классе по искусству.
— Мм-хм-м.
— Он работает в «Петвилле».
Миссис Кимбл приподняла бровь.
— Мам!
— Я ничего не говорила, — возразила миссис Кимбл.
— Ты смотрела на меня.
— О, Вэл, ради бога. Я смотрела на тебя? Сколько тебе лет?
Повисла тишина.
— Ну что, мисс Обида? Как зовут этого мальчика?
Вэл не ответила.
— Мы должны называть его MM, как Мистический мальчик?
— О боже, какой ужас! Его зовут Гэвин. Гэвин Мекоцци.
— Звучит по-итальянски.
— Возможно потому что так и есть.
— В детстве я знала одного итальянца, — задумчиво произнесла мать. — Он был дальним родственником мафиози. Он часто хвастался этим. Это сводило девушек с ума — это, и то, что он был похож на молодого Эдуардо Версатеги. Он еще ездил на «Харлее», насколько я помню, и носил кожаную куртку «Феррагамо».