– Принеси фиолетовое платье. Я быстро соберусь.
…Она прошла мимо распахнувших двери евнухов, провозглашающих её имя, вошла в покои Фатьмы и слегка поклонилась, как бы оказывая почтение, но в то же время напоминая, что кланяться ей должны они. Живот крутило, руки замёрзли – она сильно переживала.
– Проходи, Феодора, – тон голоса сестры султана давал понять, что разговаривает она с простой гяуркой, а не с принцессой.
Аспорча окинула её презрительным взглядом, а Нилюфер усмехнулась. Ещё бы – разве это соперница для неё? Раздавленная гаремом, жалкая, дрожащая, она не представляла опасности для Нилюфер. Родила порфирородного сына? Пускай! Она и дня не проживёт султаншей, слишком слаба.
Феодора села и сложила руки на коленях.
– Мне не нравится твоё имя, уж слишком оно… Не знаю, как и сказать…
Фатьма на секунду задумалась и, презрительно усмехнувшись, сказала:
– Ты теперь будешь Эфтандис.
– Я не сменю веры, – уверенно и твёрдо ответила Феодора. – Не сменю.
– Тебя никто и не заставляет. Думаешь, кому-то нравится ломать язык об твоё гяурское имя? Её назвали так красиво, а она хоть бы поблагодарила! – визгливым от возмущения голосом прикрикнула Аспорча.
Новоиспеченная Эфтандис набрала воздуха в лёгкие, чтобы что-то сказать, но тут же остановилась. Понимала, что ничем хорошим это не кончится.
Фатьма благосклонно улыбнулась.
– Надо радоваться, Эфтандис-хатун. Была у нас ваша тезка, Теодора, так сам Аллах теперь не ведает, что с ней да как. Султан Орхан с ней брак политический заключили, но с повелителем она не была, как только планы военные обрушились, он её выслал, – сказала Нилюфер.
«Какая счастливая!», – подумала принцесса.
– Могу ли я уйти? Хатиджа-хатун прописала мне больше отдыхать, – отчаянно выкручивалась Феодора, которой было совсем неуютно среди этих дам.
Должно быть, у Фатьмы был арсенал из тысячи улыбок, обозначавших недовольство, презрение, возмущение, удивление и изредка – радость. Сейчас она извлекла из своего запаса одну, выражавшую некую жалость с нотками ненависти.
– Что же, Эфтандис-хатун итак скоро покинет нас. Она отправляется с повелителем на её родину по случаю победы императора Иоанна, её отца, в Гражданской войне. Ступай, хатун. Хорошенько отдохни.
Глава 5.
На родину! Она не верила сама себе. Домой! Хоть на три дня, пускай, лишь бы оказаться дома!.. Она вновь увидит места, где выросла, где была счастлива, юна и довольна жизнью. Как же она была счастлива! Чадо в утробе, кажется, тоже было довольно и пиналось так, что Феодора еле сдерживалась, чтобы не вскрикнуть.
Она начинала любить своего ребёнка, любить нежно, но пока неуверенно, как бы опасаясь своих чувств. Радовалась его толчкам и шевелениям, гадала, чем он будет похож на неё.
Внезапно в голову пришла мысль, что она просто не сможет вернуться с родных земель в этот чужой, враждебный дворец, наполненный змеями, а не людьми. Не сможет, вот и все! Подумала о том, как будет плакать в ночь перед отъездом, и в носу защипало. Неужели отказаться, не ехать? Нет, нет, решительно нет, она отправится повидаться с семьей, нанесёт визит своей ушедшей юности.
Дорога была долгой. Сначала султанша тряслась в душной карете с решётками-кафесами на окнах, мечтая побывать на свежем воздухе, потом взошла на палубу корабля, но и тут ей не дали остаться, а приказали спуститься в каюту, подготовленную для неё. Орхан стоял на палубе и отдавал кому-то приказы. Что же, уж лучше сидеть в тёмной комнате, чем находиться рядом с ним.
Яшмак – поистине удивительная вещь. Ты можешь видеть всех, но никто не сможет разгадать твоих эмоций. Это то, что было нужно сейчас Феодоре, ведь переживания переполняли её. Радость смешалась с грустью, тревогой, страхом и раздражением. Как хорошо, что прозрачная ткань скрывала в своих складках её чувства!
И вот наконец-то прибыли! Она дома, дома! Кутаясь в ферасе, принцесса спустилась по трапу и оказалась на родной земле.
Остальная дорога была недолгой и перенеслась легко. Дворец встретил её привычным шумом и снованием слуг.
Их повели в тронный зал. Как хотелось сорвать яшмак при виде отца, закричать: «Я дома, папа! Вот она я!», броситься ему на шею, но Феодора почувствовала, что не может, что она уже другая.
Приём был холодным и официальным. Никто не улыбался. Неужели это она привезла из ненавистной Бурсы грусть и скорбь?
Служанки проводили её в комнату. Не в ту, где она жила когда-то, а в чужие гостевые покои, холодные и пустые. Оставшись наедине с собой, она предалась мыслям. Кто она – Феодора или Эфтандис? Какой дворец – её настоящий дом? В Бурсе или в Константинополе? Как бы ни ненавидела она султана и все, что с ним связано, она никак не могла не понять, что здесь она уже чужая, и сама стала другой, и от этого было невыносимо горько. Где та смеющаяся, нежная девочка, радующаяся каждой мелочи? Куда делась улыбка с её лица, куда пропали романтические мечтания?
И словно не было больше мыслей. Отныне это не ее дом. Прошлое уходило, как утекает вода сквозь пальцы того, кто набрал ее в руки. Она больше не Феодора. Никто и никогда не сможет лишить её воспоминаний, но… она уже совсем другая, иная. Эфтандис представлялась ей сильной, смелой и жёсткой, была образом её мечтаний о другой себе, щитом от жестокого мира. Но невозможно было стереть мечтательной и нежной Феодоры, и новая она была слиянием своего прошлого и настоящего.
Эфтандис встала с постели, борясь с собой. Надо действовать. Она чувствовала, что не может здесь оставаться, что боль и горечь одиночества, желания вернуться в прошлое сводят её с ума. Подозвав к себе Эмине, она попросила слабым голосом:
– Эмине, с нами приехал тот евнух, что отводил меня к султану?
– Да, госпожа.
– Пойди и приведи его.
Прошли минуты, показавшиеся часом. Наконец евнух вошёл к ней в покои.
– Султанша.
Она сцепила пальцы в замок и спросила:
– Как зовут тебя? Ты ведь представлял мне султана на свадьбе и после отводил к нему.
– Али-ага, госпожа.
Эфтандис сняла с пальца массивный перстень с изумрудом и протянула его Али.
– Возьми это. Просто возьми, хорошо?
Евнух остолбенел. Чтобы госпожа, султанша разговаривала с ним в подобном дружеском тоне, обращалась к нему как к человеку? Невозможно.
– Я… я просто хочу, чтобы хоть кто-то здесь был мне другом. Пожалуйста! – сказала она надрывающимся голосом.
– Госпожа, мой долг служить вам…
– Не надо служить. Будь рядом. Ты – единственный, кто в этом дворце не смотрит на меня с ненавистью.
Оторопевший Али-ага, не найдя, что ответить, кивнул, поклонился и, получив разрешение, вышел из покоев.
Через три дня Эфтандис встречала рассвет в своих покоях в Бурсе. Теперь он не казался ей менее прекрасным, чем рассвет над Босфором.
Глава 6
В каморке было темно. Ага сидел, массируя виски.
Али. Когда он получил это имя? Когда прошёл через боль, лезвие ножа и огненный песок, в который закапывали их, проданных в рабство мальчиков-мавров, пока они умирали? Или когда его купили как вещь на невольничьем рынке, когда отправили в султанский гарем быть бесполым существом и влачить своё жалкое существование? Он уже не помнил. Он забыл свой дом, руки матери и смех братьев. Да и что мог помнить несчастный евнух, которого увезли из дома в три года?
Али никого и никогда не любил. Он – вещь, предмет, раб, а у рабов чувств не бывает. Так всегда говорил ему главный евнух, жестокий до крайности, отправлявший мальчишку за малейшие проступки на фалаку.
Ни мужчина, ни женщина, никто. И тут… прикосновение тёплых рук Эфтандис, отдававшей ему перстень, тёплые слова, просьба – впервые за всю его жизнь во дворце – просьба, а не приказ…
Как ему было стыдно за свои чувства! Как хотелось вырвать проклятое сердце из груди, уничтожить свою душу!
Он не мог сидеть на месте, так хотелось увидеть госпожу вновь, сказать ей что-то и слушать её голос. В голове промелькнула мечта об их поцелуе, объятиях. За что ему это? За что эта влюблённость? Он ведь с самого начала относился к ней как к госпоже, не смел роптать на свою судьбу. Но стрелы любви поражают даже рабов. Евнух уронил голову на руки и зарыдал, должно быть, впервые в своей жизни проявив чувства.
Эфтандис вышивала, когда внезапно почувствовала, что отошли воды. В панике она побежала к акушерке, не понимая, что происходит. Вдруг он, её ребёнок, умирает прямо сейчас, и уже ничем нельзя помочь? Хатиджа успокоила её.
Вскоре начались схватки. Боль наполняла её тело, заставляла корчиться и кричать, молиться и плакать.
Устав сидеть в надеждах и ожиданиях, Али подошёл к калфе.
– Зейнеп-калфа, где госпожа, Эфтандис-хатун?
– В своих покоях. Но… она рожает. Я к ней иду, помощь требуется. Она очень плоха.
Горячая волна паники пробежала по телу. Нет, нет, нет, она не может умереть! Еле найдя силы, он сказал:
– Я буду молиться за неё.
Роды были тяжелыми. Эфтандис несколько раз теряла сознание. Боль разрывала на части, хотелось умереть, лишь бы все поскорее закончилось. Внезапно раздался крик – не её, а её ребёнка. О чудо!
– Кто?.. – еле слышно проговорила она.
– Поздравляю, госпожа, у вас родился шехзаде!
Сын. Да, у неё сын. Свершилось! Но её ребёнка унесли, оставив Эфтандис на попечение акушеркам, и она то ли от радости, то ли от обиды на порядки и традиции заплакала, а затем уснула.
Проснулась от того, что услышала голос, который звучал в её кошмарах. Все мышцы тела напряглись, она, как загнанный в засаду дикий зверёк, подняла глаза. Орхан стоял над ней и держал на руках её ребёнка. Ей непривычно было видеть этого человека улыбающимся.
– Нет… нет… нет, пожалуйста, не трогайте моего ребёнка! Не убивайте его! – шёпотом молила она.
– Ты что, хатун? Ума лишилась? Ты защищаешь от меня моего собственного сына? – Орхан громко расхохотался.
К ней мигом подбежала Хатиджа и принялась объяснять:
– Наш господин пришёл на церемонию наречения шехзаде, надо проявить почтение!
Затем принялась оправдываться перед султаном:
– Повелитель, она не в себе после родов. С женщинами такое иногда случается, сами понимаете…
Орхан отмахнулся. В покои вошла Фатьма-хатун, следом – Нилюфер и Аспорча. Они были в платках и закрытых строгих платьях, из-под которых не виднелись шальвары. Эфтандис тоже протянули платок. Она присела на ложе.
Читали молитвы. Затем Орхан наклонился к уху младенца и прошептал.
– Тебя зовут Халиль. Тебя зовут Халиль. Тебя зовут Халиль.
Все закрыли лица руками, кроме Эфтандис. Сидела не двигаясь, всем своим видом показывая, что здесь, на этой церемонии, она лишняя.
Орхан, презрительно глядя на неё, поинтересовался:
– Ты так и не сменила веру?
От ужаса, что этот человек на неё смотрит и что-то говорит ей, да ещё и недовольно, Эфтандис сжалась в комок. Но твёрдость, уверенность, заложенная ей родителями, позволила отрицательно покачать головой. Султан презрительно отвернулся. Хотел забрать у жены-гяурки сына, забрать навсегда, чтобы воспитывать в традициях его предков, но передумал. Эта маленькая, сжавшаяся девчушка не вызвала у него никаких чувств, кроме жалости и отвращения. Он развернулся и вышел. Фатьма, Нилюфер и Аспорча – за ним, успев ещё раз поздравить роженицу. Наконец-то Эфтандис смогла выдохнуть. Ей отдали сына.
Маленький вздернутый носик, прямо как у неё. Румянец на щечках, большие глаза, темные волосики. Халиль глядел на окружающий мир как учёный, серьезно и строго. Султанша рассмеялась. Да, её сын очень похож на неё!
Пришло горькое осознание. Его назвали, не спросив ее разрешения, назвали чужестранным именем. Да и не могла она глядя на сына не вспоминать хальвета и своего мучителя. Он был похож на отца, ужасно, отвратительно похож!.. Её начало трясти. Воспоминания мучали, а накопившиеся эмоции больше не могли оставаться внутри.
Узнав о рождении мальчика, Али-ага постучал в дверь. Так хотелось поздравить свою госпожу, хоть на душе было горько от того, что ребёнок его возлюбленной от другого мужчины, да и вообще принадлежит она другому…
Эфтандис отвернулась, глядя в стену. Только не сейчас!.. Никто не должен был видеть её такой.
– Госпожа, поздравляю с рождением сына!
Она лишь сжалась и, не сдержавшись, тихо всхлипнула.
– Госпожа?
Слёзы покатились по щекам, она начала всхлипывать, пытаясь сдерживаться, но больше не могла. Стенания становились все громче и громче.
Евнух подбежал к постели и встал на колени возле роженицы.
– Эфтандис-хатун, молю вас, успокойтесь! Я расстроил вас? Я готов умереть ради вас! – осекся он, сам изумившись своему дерзкому признанию.
– Н-нет.
– Что случилось?
Она зарыдала ещё громче и, не имея больше сил держать это в себе, приподнялась на подушках и поведала ему обо всем: о ненавистном для неё браке, свадьбе, об ужасе нежеланной ночи и последующей беременности. Слёзы градом падали на шёлковый хилат, а голос слабел. Евнух слушал, поражаясь тому, что смогла перенести эта хрупкая девушка, и мысленно сравнивая её историю со своей. Наконец, она закончила, уронив голову на постель.
– Али-ага, прошу тебя… Возьми меня за руку и не отпускай, – прошептала Эфтандис, ужасаясь, как смогла открыться чуть знакомому человеку. Должно быть, она сходит с ума.
Он сжал ее руку и просидел рядом час, а может, и больше; наконец, султанша уснула, ребёнок спал рядом с ней. Али встал, поцеловал край простыни, не имея сил сдержать свои чувства. В первый и последний раз за грядущие десять лет он позволил себе проявить их столь бурно, как казалось это ему.
Глава 7.
Тянулись месяцы бессонных ночей, складывались в годы. Халиль рос не по дням, а по часам, превращался в симпатичного упитанного малыша. Шехзаде минуло пять лет. Он был нежным мальчиком, любящим материнскую ласку, однако часто просил внимания отца. Из-за этого для бедной Эфтандис встречи с Орханом стали обыденностью.
В один из таких визитов случилось ужасное.
– Папа, папа, какой чудесное кольцо! Маме точно понравится! Можно я его возьму?
– Нет, сынок, – Орхан поднял малыша на руки и рассмеялся, а затем строго произнёс: «Этот перстень я заказал для матери твоего старшего брата, Нилюфер-хатун. Она будет очень рада».
– Но мама тоже была бы рада!
Султан раздраженно посмотрел на сына, затем покачал головой:
– Он принадлежит мне, а значит, мне решать, кому его дарить. Не вздумай возражать.
Мальчик обиженно опустил глаза.
Вошла Эфтандис.
– Повелитель, я пришла забрать шехзаде. Ему пора спать, – ее глаза метнулись от сына к кольцу, лежащему на столе султана.
– Какая красота!
Султан почувствовал, что скоро взорвется.
– Уходи, Эфтандис, уходи и забирай сына, а не то я…!
Ей не нужно было ещё одного предупреждения. Откланявшись, она мигом вышла из покоев со слезами на глазах.
– Мама, что случилось? Папа тебя обидел?
– Нет, сынок. Все хорошо.
И в тот момент в голове у маленького Халиля родился чудовищный план, чуть было не погубивший его. Обычная детская шалость, но что значит проступок для ребёнка султана!..
Прокрасться к отцу в кабинет. Украсть кольцо, подарить его матери. Для детского разума все казалось проще простого. На следующий день план был воплощён в жизнь.
Хватился Орхан перстня, когда к нему явилась Нилюфер. Он пришёл в такую ярость, что трудно было описать, приказал искать виновника по всему дворцу. А Эфтандис, получившая в подарок украденное сокровище, была в ужасе. Что же делать? Подкинуть украшение обратно? Но как? Заметят! А ведь если её сына обвинят, то непременно накажут!.. Материнское сердце сжималось от боли за ребёнка.
Один. Снова один в тесной каморке. Он не выдержит унижения маленького шехзаде, а что уж говорить о страданиях возлюбленной… За пять лет жизни сына Эфтандис он чувствовал, будто бы это его ребёнок, был с ним всегда рядом, видел первые шаги, слышал первые слова. А что теперь? В голове был один единственный вариант – взять на себя вину воришки. Конечно, если бы шехзаде сослали или просто напросто высекли, то простого евнуха бы казнили. Он никогда не боялся смерти, чуть было не пережив ее однажды. Но боги, как же страшно умирать, когда любишь!..
Он решил. Решил твёрдо и бесповоротно, даже зная о собственной участи.
Не предупредил никого, чтобы не пытались отговаривать; взял перстень и отправился на смертельную аудиенцию. Поклонившись, встал на колени.
– Повелитель, я пришёл сознаться в содеянном. Я взял перстень и хотел подарить одной калфе, но понял, что ей будет опасно принять этот подарок.
Орхана было трудно вывести из себя, пока он был молод. Он был спокоен, немногословен, как и полагалось правителю, но с годами становился всё более вспыльчивым, жестоким и непримиримым.
– Ты хоть знаешь, что тебя за это ждёт, выродок?! Да ты понимаешь, что ты сотворил?.. Стража, бросьте его в темницу, а на следующий день отрубите голову – пускай помучается ожиданием смерти!