Как только амбуланс увез Йошуа, немедленно Яков уселся за руль и помчался в Авив к сестре сообщить о происшествии. Уже через три часа Сара стояла у постели жениха, гладила его по здоровой руке, соленые капли падали из глаз ее на свежую повязку, и Бог знает, какие мысли рождались в голове влюбленной заокеанской девы, не вполне убежденной в нужности пути, по которому шагал ее нареченный. Хава умиленно глядела на избранницу сына и с опаской думала, мол, лишь бы не сорвалось!
4
Вслед за Цви на трибуну поднялась молодая женщина Элираз Драйст. Она сообщила о себе, что родители ее проживали в поселении неподалеку. Когда Элираз была еще ребенком, семью выселили, а дом разрушили на том надуманном основании, что сооружен он, якобы, вопреки закону на земле, принадлежащей аборигенам. Драйсты с трудом собрали меньшую часть средств, потребных на возведение нового жилья, на сей раз в Бейт Шеме. Тут выступавшая уронила словцо в пользу властей – те хоть и бесчинствуют, но снабдили ее родителей, как, впрочем, и других поселенцев, щедрой финансовой помощью.
“И вот – снова удар! – воскликнула Драйст, – опять мы окажемся на улице!” Поднялся ропот, раздались возгласы гнева, и только горячие заверения в сочувствии облагородили тяжелый дух озлобления.
“Я спрашиваю, – с душевным надрывом вскричала Драйст, – почему бойцы армии обороны Ханаана защищают не наши, а вражеские интересы? Офицеры-нечестивцы отдают богопротивные команды, а солдаты-марионетки, прячась за приказом, бездумно помогают полиции изгонять свой народ с завещанной Господом земли! Я утверждаю, что долг честных поселенцев встречать таких горе-воинов градом камней! Вы возразите, дескать, этак человека и убить можно? А я отвечу, что смерть есть справедливая кара безбожному иудею, мешающему своему соплеменнику служить Всевышнему!”
“О, не слишком ли? Элираз, одумайся! Драйст, ты подстрекаешь к убийству! Язык доведет девчонку до тюрьмы!” Эти и другие неодобрительные возгласы раздались в возбужденной аудитории. Драйст оглядела горящим взором слушателей, она словно ждала бури.
“Кого вы пугаете лишением свободы? – рассмеялась Драйст, – о, я ничуть не боюсь! Меня уж судили, и наказали, и тем горжусь! Интернет – вот верный мой товарищ. Думаете, я призывала забрасывать камнями негодных солдат, и это всё? О, нет! Я окрыляла наших парней – убивайте аборигенов, поджигайте их дома и поля. Полгода тюрьмы были мне наградой. Поверьте, меня не просто остановить!”
Кажется, молодой задор смельчака в юбке заразил людей. Искренний порыв не оставляет равнодушных. Поощрительные хлопки, однако, были редки и робки. Во всякой душе страху принадлежит место не менее прочное, чем восхищению храбростью. Опасавшиеся аплодировать, все же отдали свои сердца дерзкой девчонке. Даже те, кто минуту назад остерегал ее, теперь одобрительно улыбались.
5
После смелой девушки речь держал молодой мужчина, обремененный семьей. Бремя полным составом поднялось на сцену, дабы внести эмоциональную доказательность в выступление кормильца и поильца. Успешный адвокат Нэцах Фляйш взошел на трибуну. Тут же на стулья уселись его супруга Малка и две дочки раннего школьного возраста. Малка держала на руках малютку предположительно мужского пола.
“Соседи! Земляки! – воскликнул Фляйш и странным этим обращением насторожил публику, – возможно, вы редко видите меня, ибо ранним утром с первыми птичьими голосами я уезжаю в Авив и возвращаюсь в Бейт Шем, когда дневное светило уже закатилось за горизонт, и угасли последние лучи его. Во имя процветания семейства я тружусь от зари до зари, возделывая щедрую ниву судебного защитника сирых и обиженных. Прошу простить мне невольные пассажи красноречия, проистекающие из привязчивой служебной привычки…”
“Мы не видим тебя в синагоге, Нэцах! Подумаешь, невидаль – добывать хлеб насущный! Почему ты не вступил в отряд обороны поселения?” Подобные недовольные возгласы прервали адвоката. Нимало не смутившись, оратор продолжал речь.
“Позвольте объяснить вам, друзья, мои обстоятельства, – воскликнул Фляйш, – я живу в Бейт Шеме уже восемь лет, здесь родились мои детки, чтоб были здоровы, – при этом Нэцах сделал жест рукой в сторону семейства, – не таясь, открою, что вовсе не высокие идеи, но корыстная тяга к казенному вспоможению и любовь к природе руководили мною, когда решился я устроить тут кров свой. Ах, какой воздух, какое небо, какие горы вокруг! Впрочем, я отвлекся. Власть, что прежде столь щедро помогла мне, теперь намерена разорить мое гнездо и выкинуть из него нежных птенчиков! Тяжелый сей удар перевернул мою душу, и вот, я взываю к вам, соплеменники и единоверцы, кооптируйте меня в лоно вашего братства!”
Последние слова понравились аудитории. Добрые, незлопамятные люди всегда готовы простить заблудшего и принять его в свое землячество. Тем временем дочки Фляйша сидели лицом друг к другу, выставив вперед ладошки с растопыренными пальцами, и забавлялись, играя в злободневную игру “дом и ворота”. Младенец на материнских коленях жадно чмокал соской и проявлял характерные признаки беспокойства. Малка кивнула мужу, мол, пора закругляться – дитя проголодалось, надо дать ему грудь.
6
Семейство Фляйш удалилось, и на возвышение взошли два государственных министра, депутаты-избранники всего ханаанского поселенчества. Ах, какой шум поднялся! Крики праведного гнева и справедливого негодования разорвали умиротворенную тишину, наступившую после знаменательного заявления Фляйша. О, как неуютно чувствовали себя полпреды власти, желавшие ободрить свой электорат и вместе с тем заручиться его дальнейшей поддержкой!
“Для чего мы выбирали вас? Так-то вы защищаете интересы наши? Вцепились в кормило постов ради? Подползли к котлу поближе? Честолюбцы беспринципные!” – так встретили жители Бейт Шема своих незадачливых избранников. Нашлись горячие головы среди молодежи. Парни самозабвенно свистели, засунув в рот кто два, а кто и четыре пальца. Ничего не оставалось делать министрам, как только кланяться и повторять раз за разом мантру: “Мы любим вас, мы любим вас!”
Появление на трибуне высокочтимого всеми патриарха, престарелого Аврама-Ицхака, заставило публику благоговейно умолкнуть. Старец уже получил оптимистические донесения из больницы от Рейзы-Ривки и прибывших туда по ее зову Цви и Хавы, перекинулся несколькими словами с внуком и успокоился: раны, за правое дело полученные, не болят. Теперь он произнесет завершающее слово.
“Иудеи! – просто и без затей начал Аврам-Ицхак, – нам всем предстоит пережить тяжелое время, а, точнее, кару Всевышнего за прегрешения наши, и неминуемо наказание, и справедливо оно, и давайте очистимся! Господь вернет нас на путь побед!”
“Меня покорила непримиримость Элираз Драйст. Побольше бы нам таких смельчаков! Но великий изъян я нашел в словах бедовой девицы. Недопустимо унижать солдат, бросать в них камни. Тяжкий грех и непростительная глупость! Разве не воинство стоит у нас за спиной, разве не армия есть гарант иудеев на земле Ханаанской, что ненавистью аборигенов дышит на нас? Лишь превосходство силы приведет нас к цели. Все больше парней наших, единодумцев древнего Йошуа, пришивают офицерские погоны. Терпение, и мы станем свидетелями славных перемен!”
“Мы не имеем права пренебрегать безыдейными субъектами вроде Нэсаха Фляйша. Пусть хрупко его покаяние, и, конечно, не умилят нас ни плоские добродетели примерного семьянина, ни красноречие этого раба слов. Но нам нужны такие люди как полезные единицы, ибо голоса их увеличивают наш электорат”.
“Псевдоминистры – огромное прегрешение наше перед Господом и самими собой. Такие посланцы нам не нужны. Без толку тыкать в глаза министрам их никчемностью – все равно не исправятся. Идейных и некорыстных, а не тщеславных и алчных надобно нам делегировать в вертеп бездуховной власти. Мы же выдвинули соглашателей, а не борцов!”
“Во что бы то ни стало мы должны возглавить ведомство воспитания молодежи. Заветы Всевышнего народу Израиля почти забыты в безбожных массах. Наш посланец будет призван лишить меднолобую демократию ее слащавого ореола, и он повернет к истинным ценностям юные умы всей страны!”
“Слишком робко мы требуем правового решения дела о принадлежности просторов Ханаана. Это наша Святая Земля, и нет на ней места чужакам – точка! Деньгами расплатиться с ними за права на нее. Ясно, обругают закон наш за морем да за океаном. Не беда. Тысячелетний страх иудейский в сердцах – “а что нам будет?” – от маловерия он. Гнать его! Ожесточим сердца и пойдем по кромке. Некто изрек, мол, пусть другие осуждают, главное – мы свое делаем. И спасибо ему за красные слова!”
Глава 15 Очищение и победа
1
Читателю сообщено уже пренеприятное известие: Йошуа потерпел поражение при попытке захватить город Ай. Фиаско совершенно нежданное и чрезвычайно болезненное для него самого и для всего народа Израиля.
Благонамеренная Рахав пролила бальзам на рану, подав мудрые советы с искренним намерением ободрить и наставить супруга. Желая подчеркнуть чрезвычайную значительность полководца в глазах Господа, добрый друг Калев польстил соратнику, напомнив, что тот удостаивается чести говорить напрямую со Всевышним.
Бог запретил иудеям присваивать себе добычу в Йерихо, ибо объявил богатство города заклятым и предназначил для сокровищницы Господней. Добросовестно передал Йошуа волю Всевышнего своим воинам. Бойцы непрекословно исполнили указ, и, поскольку полководец заслужил авторитет непреложный, не посмели задать ему вопрос, что напрашивался сам собой – почему им, жизнью рискующим, не положена в награду доля добычи?
Ничто не укроется от всевидящего ока небес. То, чего не знал Йошуа, ведал Господь. Нашелся некто иномыслящий, который, как выражаются в Ханаане, взял закон в свои руки, а иными словами, украл из заклятого. За свершенный грех Всевышний воздал народу военным поражением. Известно, однако, Бог любит того, кого наказует. Поэтому Он наставил Йошуа, как найти и покарать виновника, а по исполнении сего Он обещал вернуть иудеям свое покровительство.
Говорят, одна овечка опаршивеет, и целое стадо оплешивеет. Так уж установлено свыше: в среде Израиля, если кто согрешит – племя поголовно в беде. Один замарается – всем отмываться. В глазах Господа избранник Его, то бишь народ иудейский, есть драгоценный алмаз. Но и из лучшего минерала нет-нет да и выглянут то пятнышко, то трещинка. Недопустим, однако, изъян в столь дивном и редком камне. Выводя из алмаза порок, мастер шлифует заново все без исключения грани, дабы сохранить гармонию соразмерности. По мнению мудрецов, закон “все за одного в ответе” уберег малочисленное племя от растворения.
2
“Заклятое среди тебя, Израиль; не сможешь ты устоять перед врагами твоими, пока не устранишь от себя заклятого, – так Господь велел Йошуа передать народу, – и будет уличенный в похищении запретного сожжен огнем – он и всё, что у него, – за то, что преступил он завет Господень и за то, что сделал мерзость в Израиле” – добавил Бог.
Ранним утром Йошуа собрал народ и в слух его повторил слова Всевышнего. Далее ему предстояло найти одного единственного преступника среди тысяч и тысяч невиновных. В изложении хода сего криминального расследования, которого метод необычайно эффективен, а абсолютно верный результат достигается быстрейшим путем, будем полагаться на труды упомянутого прежде иудея-вероотступника Иосифа Флавия.
Йошуа метнул жребий, и тот указал на одно из колен Израиля, к которому принадлежал виновник. Далее процедура была повторена, и стало известно искомое семейство, и его Йошуа разделил по домам и тем же способом продолжил сужать круг подозреваемых. Все мужчины разоблаченного дома выстроились в ряд, и жребий смотрел на Ахана.
Дивное впечатление от успешного дознания отчасти затеняется неуверенностью: а не вмешалась ли воля небес в поведение жребия? Ведь ежели так оно, то метод Йошуа навряд ли может быть широко применен в современной следственной практике, не претендующей на помощь высших сфер.
3
Ахан стаял перед Йошуа, низко понурив голову. Глаза изобличенного глядели в землю, орошали ее предсмертными слезами, а сердце его гулко стучало. Ахан был достаточно сметлив, чтобы понять неизбежность самой суровой кары. “Не стыдно подчиняться обстоятельствам, – пытался утешиться он, – да ведь рано или поздно все мы в одну гавань прибудем…” Жизнь окончена, и последним утешением ему стала суетная мысль, мол, совершив богопротивное, он тем самым вписал свое имя в историю народа. Нечестивое деяние, если достаточно велико оно и сотворено при обстоятельствах благоприятствующих, увековечит своего тщеславного героя.
Йошуа должен видеть картину злодеяния в подробностях, и весь народ обязан узреть ее, дабы предстоящая коллективная расправа получила законное основание в умах людей и одновременно явилась бы полезным уроком. Для публичного допроса преступника Йошуа призвал к себе в помощь Рахав и Калева.
– Сын мой, – мягко начал Йошуа, – воздай честь Господу, Богу Израиля, и сделай перед Ним признание, и сообщи мне, что ты совершил, не скрывай от меня!
– Истинно согрешил я перед Господом, Богом Израиля, – глухим голосом промолвил Ахан, – заметив в добыче один прекрасный плащ шинарский, и двести шекелей серебра, и один слиток золота весом в пятьдесят шекелей, я страстно возжелал их и взял их…
– Где сейчас находится добро, место коему в казне Господней? – строго спросила Рахав.
– Спрятано в шатре моем, – ответствовал Ахан, – на земле лежит плащ, а под ним металл драгоценный…
– Калев! Отправляйся в шатер Ахана, и если правдив он, принесешь сюда украденное, – велел Йошуа.
– Вот имущество Божье, всё тут, ничего не утаил Ахан! – воскликнул Калев, вернувшись и положив похищенные вещи к ногам Йошуа и перед лицом всего Израиля.
– Все видели? – вскричал Йошуа, обращаясь к народу, – а теперь пусть четверо сильных воинов доставят сюда сыновей Ахана, дочерей его, быка его, осла его, овец его, шатер его и все, что у него!
– О, смилуйтесь хоть над семьею моею! – взмолился Ахан, – всякое существо хочет, чтоб пощадили и пожалели его! За что страдают дети мои?
– Где есть страдание, туда и наказание придет – так мир ведется! – бросила Рахав.
– С горбатым станем говорить по-горбатому! – бескомпромиссно добавил Калев.
– Зачем навел ты на нас беду? Наведет на тебя беду Господь в день этот, – прозвучал неумолимый голос Йошуа, – ты сказал свое слово, теперь умри. Неминуемое прими достойно. На что надеялся, ты, Ахан, – ведь каждый брошенный камень упадет! А кто в тебя швырнет булыгу – не промахнется!
Последние слова стали сигналом народу. Люди в гневе стали бросать камни в Ахана, и делали так, покуда не упал он на землю бездыханный. “Личиной Бога прикрываетесь вы пред самими собой…” – теряя сознание, выкрикнул несчастный.
Как и велел Господь, тело убиенного преступника и все имущество его сожгли огнем. А сыновей и дочерей его Йошуа оставил в живых. Права оказалась Рахав, прибавивши наказание к страданию: на всю жизнь наказаны были дети Ахана страданием зрить мученическую смерть родного отца.
Останки преступника захоронили в земле. На месте этом возвели большую груду валунов, существующую до сего дня, как напоминание и урок потомкам. И утихла ярость гнева Господня.
Взволнованные, Йошуа и Рахав вернулись в шатер свой после созерцания жестокой казни. Он велел ей наполнить крепким вином две большие кружки. Оба испили хмельного напитка и сидели молча за столом, размышляя.
– Не возьму в толк, зачем Ахан польстился на добро Господне, ведь и без того он был богат? Почему не убоялся остережения твоего не брать из заклятого? Или не хотел признавать, будто победа без награды возможна? – первой нарушила молчание Рахав.
– Так отвечу тебе, – сказал Йошуа, – не понимал Ахан, что есть в Ханаане места особой святости, как Йерихо, скажем, где всё принадлежит одному только Господу. Наверное, полагал он всю землю равно святой…
– Страшна казнь, даже когда справедлива, – посетовала Рахав.
– Убивая злоумышленника, оставляем в живых зло, – заметил Йошуа.
4
“Не бойся и не ужасайся, Йошуа, – сказал Господь, – возьми весь народ боеспособный и встань, поднимись на Ай; смотри, предаю Я в руки твои царя Айя и народ его, и город его, и землю его. И сделай с Айем и царем его то же, что сделал ты с Йерихо и царем его, только добычу и скот захватите себе…”
Йошуа призвал лучших своих командиров – Барака и Баруха. Втроем стали обдумывать тактику предстоящего боя. Недостаточно наголову разбить врага. И стереть город с лица земли – это тоже еще не всё. Музыка победы должна греметь так неистово, чтоб заглушить сомнения в сердцах и вернуть народу веру в собственные силы и во Всевышнего опеку. Каждый, кто останется в живых после сражения, должен испытать взлет духа, наслаждаясь полновесной местью и щедрыми дарами войны.