Иудеи – народ осторожный и отнюдь не простодушный: даже Господу-Богу они верят с оглядкой, а тут какие-то оборванцы! Выслушав послов, Йошуа стал советоваться с Бараком да с Барухом. Тогда и Рахав подала голос: “Когда кругом враги, союзник нужен позарез. А дружба за интерес крепче дружбы сердечной!” Слова супруги показались Йошуа разумными, но нельзя торопиться следовать им – слишком уж часто он склоняет слух к женским речам. Что люди скажут?
Выступил вперед Калев и спросил у ходоков: “Может быть, среди нас живете вы, как же заключим мы с вами союз?” А те обрадовались вопросу, видно, желали и ждали его. “Взгляни, как наша обувь обветшала, и одежда истрепалась от дальней дороги, – сказали пришельцы, – эти мехи перевязанные мы взяли полными вина, а они прохудились в пути, хлеб мы сложили теплым в корзины, а он зачерствел и заплесневел за время странствия, и ослы наши отощали, едва ноги волочат от усталости и бескормицы. Какие же еще доказательства надобны?”
Йошуа, Калев и иже с ними внимательно осмотрели предъявленные вещественные знаки чистосердечия и снова держали совет меж собой, а Бога не воспросили. И сделал Йошуа с пришельцами мир, и заключил с ними союз, и начальники общины поклялись им. А Рахав радовалась приобретению умных помощников, хорошо усвоивших ее урок, который преподнесла она царю Гивона через поверенного своего.
Минуло три дня, и стало известно израильтянам, что их обманули посланцы мнимо далекой страны. Разгневанный Йошуа отправил в соседственный город Гивон начальников общины, дабы те выразили тамошнему царю справедливое негодование. Кто считает себя умнее, того и одурачат, а прикинешься простофилей – и избежишь ловушки хитреца.
Монарх Гивона не юлил, но честно и без затей сказал эмиссарам Йошуа, что не желает он себе и царству своему судьбы Йерихо и Айя и прибавил, подмигнув гостям: “Кто смерти не боится, – невелика птица, а кто жизнь полюбил, тот страх победил!”
Начальники общины ответили царю, мол, иудеи не причинят Гивону вреда, ибо клялись Господом, Богом Изралия. Но жители города понесут наказание за обман и навсегда останутся дровосеками и водочерпальщиками. Йошуа одобрил эти слова, а царь Гивона дал ему зарок вечной верности и готовности служить за изъявленное милосердие и обещанную защиту.
3
Владыки других городов знали о непреклонном нраве вождя иудеев, о смертельно опасных намерениях его и о чудесной помощи, оказываемой ему Богом израильским. Как отвести неумолимую руку судьбы, спасти себя и царство? Сей вопрос каждый из монархов задавал богам своим языческим. И то ли божества, то ли внутренний голос здравого смысла шептали: “Оставьте междоусобие, объедините силы и одолеете напасть!” Вражда меж близкими особенно непримирима. Потому тяжело ворочались мысли в головах царей, но медленно и верно просветлялись умы, и уж почти готовы были государи к непривычному миру меж собой.
И тут, как обухом по темени, слишком худая новость свалилась и отравила надежду – царь Гивона, хитрый веролом, заключил военный союз с врагами. А ведь на него расчет делали, на войско его умелое и числом немалое! “Предательством уклонился от боя, вечным рабством заплатил за целость шкуры своей. Отщепенец, отступник, дезертир, водочерпальщик, дровосек!” – с ненавистью и презрением говорили о нем цари ханаанские.
И все же нельзя покоряться судьбе и складывать крылья, и состоялось объединение сил. Решили пять царей из пяти сторон, все заодно, что погибнет монарх Гивона. С уничтожения слабого звена в преступном союзе они начнут кампанию спасения земли Ханаанской.
Объединенная армия подошла к стенам Гивона, окружила город и приготовилась воевать. Темной ночью, когда враг спал, царь осажденной крепости отправил посла в Гильгаль. На сей раз тому не потребовались ветхие одежды и заплесневевшие корки хлеба. “Не отними руки твоей от рабов твоих, – взмолился перед Йошуа посланник Гивона, – выступи к нам скорее, и спаси нас, и помоги нам…”
Задумался Йошуа. Не угас еще гнев, ибо огонь его раздувался сразу от двух причин – коварство обмана и собственное недомыслие. “Да, заключен союз с Гивоном, – рассуждал Йошуа, – но ведь не израильский же это город – неужто иудеи должны головы свои класть за чужаков, да еще и мошенников? Пусть бы погибли от руки земляков своих, к чему нам такой союз, настанет трудный час, и снова обманут лжецы эти! Опять же, клятва обязывает…”
Рахав помогла мужу выбраться из болота сомнений. “Поднимайся на бой, Йошуа! Сейчас чужих отторгнешь, потом своих отвергнешь! Дал зарок верности – бойся ее нарушить!” Нельзя не признать жертвенность совета Рахав. Ведь прерывался любезный ей мир, столь желательный в положении ее, и удастся ли теперь залучить именитую повитуху?
Радуясь, что кончились ненавистные сердцу колебания, Йошуа немедля собрал войско, озадачил Барака и Баруха и вечером следующего дня двинулся на Гивон. К рассвету неслышно подошел к цели, внезапно напал на армию пяти царей, привел в смятение полки и командиров их и “нанес им великое поражение в Гивоне”, как впоследствии написал он в своем пророчестве.
4
Что падает – нужно еще толкнуть. Разбить в бою армию врага считалось в древности половиной половины дела. Исключительно важно было упорно преследовать бегущих, обязательно настичь их, умертвить сопротивляющихся, сдавшихся в плен обратить в рабство и, разумеется, разжиться военной добычей.
Победители гнались за удирающим врагом, а Бог помогал своему народу. Бросал Он с неба камни, и после горячки боя Йошуа свидетельствовал для современников и потомков, что больше врагов умертвил каменный град небесный, чем град стрел иудейского войска, а острия летящих сверху обломков смертоноснее были, нежели острия мечей сынов Израиля.
Избиение уносящего ноги противника – дело небыстрое: догнать надо пешего или конного, жизни лишить, увериться, что не дышит, Господа восславить и самому возрадоваться, трофеи взять – да мало ли чего! А день подвигался к закату. Стемнеет – и скроется неприятель в щелях да берлогах, уцелеет, и, кто знает, перестрадает боль поражения и станет мстить в открытую и исподтишка. Путь войны должно пройти до конца, но уж ночь была на носу, и времени не оставалось!
И тогда воскликнул Йошуа пред очами Израиля: “Солнце, у Гивона стой!” И остановилось дневное светило среди неба и не спешило к заходу, покуда истребляли иудеи врагов своих. И не случалось такого чуда ни прежде, ни после, чтобы Господь действовал по указу человека, ибо это Он остановил солнце, воюя на стороне народа-избранника.
Возрадовалось, возликовало сердце Йошуа! И Бог поступил по слову его, и небо осветило путь к полной победе! Надо успевать, нельзя упускать великий час. “Мгновенье, о как чудесно ты, повремени!” – самозабвенно вскричал Йошуа и бросился в атаку.
Для полноты картины следует указать на важное уточнение, внесенное некоторыми мудрецами, утверждавшими, что между Йошуа и солнцем возник спор. Якобы, в ответ на требование остановиться, солнце возразило полководцу, что оно старше его, ведь светила небесные были созданы на четвертый день творения, а человек – лишь на шестой, и не гоже молодому командовать ветераном. Йошуа же возразил, мол, и юный хозяин приказывает старому рабу, и справедливость сего положения несомненна. А, как известно, небо и все воинство его отданы во владение человеку, стало быть, не спорить, а выполнять надо! Солнце признало резонность довода и остановилось.
5
Чудесное продление светового дня позволило Йошуа почти полностью уничтожить объединенную армию пяти царей. Лишь очень немногим удалось избежать смерти – они скрылись за стенами укрепленных городов, однако, Йошуа был уверен, что настанет и их час.
Доблестное воинство иудейское вернулось в свой лагерь в Гильгале и расположилось на отдых. Тут явился вестник, и сообщил Йошуа, что пяти царям посчастливилось спастись, и они укрылись в такой-то пещере и дожидаются окончания бури страстей.
Йошуа прервал передышку и с отрядом верных бойцов и командиров направил стопы свои к пещере. Он велел отвалить камни, которыми беглецы загородили вход, войти вовнутрь и вывести всех пятерых наружу. Когда дрожавших от страха монархов подвели к полководцу, он велел своим военачальникам швырнуть тех наземь и поставить ноги свои на шеи их – знак, предвещающий поверженным худое.
По приказу Йошуа повесили царей на пяти деревьях, и болтались тела в воздухе, и народ глядел на них. К заходу солнца мертвых перенесли в пещеру, где те надеялись спасти свои жизни, и вход наглухо завалили землей.
Йошуа созвал войско и сообщил, что предстоит бойцам разгромить города, мертвые цари которых замурованы в пещере. Армия противника побита, жители за стенами беззащитны, и потому подумал Йошуа, а не закралась ли ненароком жалость в души бойцов, и не размягчились ли сердца солдатские? И тогда сказал он воинам своим слова, которые прежде приходилось слышать ему от Бога и от Моше: “Не бойтесь и не трепещите, будьте тверды и мужественны, ибо так поступит Господь со всеми врагами нашими, с которыми вы воюете!”
Судьба пяти городов оказалась такой же, как и участь Йерихо и Айя. Сыны Израиля поразили жителей острием меча, стены и постройки разрушили до основания, а землю присоединили к начинавшемуся новому царству в Ханаане.
Глава 18 Такие чудеса, что дыбом волоса
1
Люди называют чудесами события и вещи, происходящие вопреки законам природы. Но не только. Если нечто выходит за границы наших представлений об обыденном, то мы непременно посчитаем чудом и это нечто, хотя, по существу, оно таковым не является, а всего лишь не соответствует привычным понятиям, впитанным сызмальства. Сила первых привычек велика, деспотична даже. Иными словами, в роли чудес выступают для человека как явления от него независящие, так и неизвестные ему.
Для примера взглянем на битву в Гивоне с точки зрения возможного чуда. Как известно, по слову Йошуа остановилось солнце. Сей факт противоречит обыкновениям природы, и по этой причине вполне может считаться чудесным. Однако нельзя забывать, что хотя приказ дневному светилу прозвучал из уст человека, который, как известно, не может управлять его движением по небосводу, тем не менее, Бог привел приказ в исполнение. А именно Он повелевает законами мироздания! Стало быть, произошедшее нельзя считать событием сверхъестественным, и поэтому чудо не случилось. Если следовать научной строгости, то надо отдать предпочтение последнему утверждению. Но при этом мы обедним эмоциональную сторону дела. Не лучше ли признать трактовку события в Гивоне неразрешимой дилеммой, дабы сохранить очарование неопределенности?
Взглянем на проблему шире. Понятие чуда не отличается строгостью, и в повседневной жизни оно вовсе не обязательно ассоциируется с исключительными явлениями вне или внутри человеческой души. Порой даже события заурядные, встречающиеся часто и случающиеся со многими, мы заслуженно называем чудесными, чудными, чудотворными. Корни слов указывают на корни вещей. Разве любовь, поселившаяся в сердце юной девы, не есть чудо? Обремененная годами и заботами матрона подтвердит – да, когда-то в молодые годы и со мною случилось диво дивное! Мимоходом заметим, что не наперекор природе возникает в сердце очарованной девицы мечта выйти замуж за возлюбленного, но иногда осуществление такой мечты представляется нам чудом.
Мы видим, что чудеса – вовсе не прерогатива древности. Сара обожает Йошуа, и чудо любви переполняет ее девичье сердце, и она мечтает соединить свою судьбу с судьбой возлюбленного. Тетушка, у которой поселилась Сара, не устает твердить племяннице, мол, как прекрасны, как чудны переживаемые ею дни – они запомнятся навсегда, и аромат их до глубокой старости будет полнить воздух в храме женской души.
2
Лиат, старшая сестра Идо, отца Сары и Якова, жила одиноко в Авиве и не знала в своей жизни мужа. Но, должно быть, в молодости пронесся в ее сердце ураган любви, иначе, откуда бы взялись глубокие сентенции, которыми она потчевала племянницу?
Лиат гордилась успехами брата и чуть не каждый год летала за океан навещать его и племянников. Их она любила как родных детей. К Пегги, жене Идо, относилась прохладно по причине неизвестной, но известно, что чувства не нуждаются в причинах. С тех пор, как Пегги и Идо расстались, Лиат не бывала в гостях у родни. Зато Яков и Сара порадовали тетушку, приехав на Святую Землю.
Намерение племянников погрузиться в архаику веры не радовало Лиат, убежденную безбожницу государства Авив. Она, однако, усматривала важное различие в мотивах Якова и Сары. Первый, по ее пониманию, совершенно поддался соблазну экзальтированного поклонения древнему, но живучему фетишу, и все больше отдалялся от семьи. Вторая же, хоть и готовила себя, как казалось тетушке, к духовному рабству, но высокое побуждение извиняло юницу. “Душа Сары расцвела любовью, – думала Лиат, – пусть предмет обожания не слишком хорош – потомственный узколобый фанат – но не объект любви, а факт ее самоценен. Алмаз и в невзрачной оправе – лучший самоцвет!”
Как понятно из сказанного, Сара делилась с тетушкой сердечными своими делами, но до сих пор не представила ей своего Йошуа. Кавалер провожал барышню до дому, последнее время даже целовал на прощание, но ни разу не был приглашен. Сара, зная скептическое отношение родственницы к одержимым верой людям, не торопила события. Но вот, она стала его невестой, и дальше откладывать встречу было бы неучтивым.
3
– Знакомьтесь, тетя, это – Йошуа, – сказала Сара.
– Йошуа. Очень приятно, – проговорил Йошуа.
– Моя тетя Лиат, – продолжила процедуру Сара, указывая кивком головы на тетушку.
– Лиат. Рада знакомству, – сказала Лиат и протянула для приветствия руку, которую Йошуа осторожно пожал, сделав при этом легкий поклон.
– Не пройти ли нам в гостиную? – церемонно спросила Сара.
– Разумеется, – в тон ответила Лиат и, как хозяйка, показала дорогу.
– Прошу садиться, молодежь, – указала Лиат на кресла, и сама подала пример, усевшись на диван.
– Благодарю, как здесь удобно! – вставил слово Йошуа.
– Не правда ли, Йошуа, сегодня прекрасная погода? – находчиво заметила Лиат.
– Совершенно верно, – не замедлил с ответом гость, – немного жарко на улице, и кондиционер в гостиной очень кстати.
– Спасибо, Йошуа. Ты уже читал последнюю речь нашего первого министра? – ни с того ни с сего изрекла Лиат.
– Тетя, – вмешалась Сара, – мы с Йошуа привыкли в это время садиться за стол в ресторанчике возле ульпаны… Не речами же ты собираешься кормить нас!
– Ой, Сара, я заболталась. Прости меня, Йошуа, – вскочила со своего места Лиат, – сейчас накрою на стол, голодными не останетесь! Сара, дай гостю газету, и помоги мне на кухне.
– Уже иду, тетя!
– Какой красивый молодой человек! – громким шепотом воскликнула Лиат, так чтобы Иошуа в гостиной слышал.
– Я была уверена, тетя, что Йошуа тебе понравится!
– В добрый путь, голубушка!
4
Лиат ничуть не удивилась повышенному интересу гостя к надписям на консервных банках, а также на упаковке хлеба и на бутылке вина. Йошуа положил себе в тарелку несколько сардинок, добавил столовую ложку маслин и ломтик хлебца. С искренней печалью в лице он отказался от мясного блюда, высказав уверенность в его кулинарных достоинствах. Сара, зная отменный аппетит жениха, забеспокоилась, здоров ли. Лиат не выражала признаков тревоги. Без надежды на успех она заверила Йошуа, что кухня у нее вполне кошерная, и с пониманием приняла его объяснение, мол, полтора часа назад ему волей-неволей пришлось основательно поесть на некой церемонии в ешиве, и вот, он абсолютно не голоден.
После ужина Лиат отправилась на кухню и принялась мыть посуду, предоставив молодых людей самим себе. Сара предложила Йошуа поговорить с ее матерью. Она включила компьютер в своей комнате, и интернет быстро связал ее с Пегги. В гостях за океаном Йошуа мельком виделся с нею, сейчас ему предстояло основательнее узнать будущую тещу. Очень печально, что она христианка, но ведь не на ней же он собрался жениться! Впрочем, беседа втроем удовлетворила всех участников.
Йошуа обратил внимание на некоторую напряженность в разговоре между дочерью и матерью. “Меня это не должно тревожить, – мысленно сказал он себе, – к тому же я слыхал, будто все женщины со временем делаются похожими на своих матерей. Пока же я рад тому, что эта приятная особа живет далеко от нас!” – подумал про себя Йошуа, но мы не знаем, что подумала Пегги.
Сара и Йошуа вернулись в гостиную, и к ним присоединилась Лиат. Чувствуя мужской долг развлечь дам, Йошуа начал разговор о чудесах. Он не стал касаться таковых в речи первого министра, опасаясь вступить на скользкую тропу политических разногласий с хозяйкой дома. Поэтому он отодвинул газету и заговорил о вещах более надежных.