И тут меня – сама не знаю, откуда – вдруг осенило.
Когда балерина в очередной раз «споткнулась» и вновь послышался тот странный щелчок, я изо всех сил нажала на стенку шкатулки.
Нашему с сестрой изумлению не было предела, когда из дна шкатулки выдвинулся потайной ящичек.
– Ничего себе! – воскликнула Айви и пошатнулась от неожиданности, едва не завалившись на пол.
Мы с ней заглянули в тайник и увидели в нём тоненькую пачечку сложенных и слегка пожелтевших от времени бумажных листов.
– Пожалуйста, пусть это только будут не странички из дневника, – простонала Айви. – Не хочу снова искать его по кусочкам.
Я возмущённо посмотрела на неё. Когда-то именно странички дневника, которые я оставляла в разных местах для Айви, помогли мне вырваться из сумасшедшего дома, куда меня запихнула наша бывшая директриса. Так что я, в отличие от сестры, к страничкам из дневника относилась с большим уважением.
Я вытащила бумажные листы и разложила их на полу. Их было несколько, этих листов, и все они были исписаны, но только не буквами, а цифрами.
– Ой, – сказала Айви, глядя на них. – Да это же…
– Код Шепчущих! – перебила я её.
Вообще, это долгая история, но в прошлом году мы обнаружили, что наша мама в своё время училась, как и мы, в Руквудской школе и была членом тайного общества, которое называлось «Шепчущие в стенах». Это общество пыталось бороться против тогдашнего директора школы, страшного и жестокого мистера Бартоломью. Мы нашли блокнот с шифрованными записями, в которых Шепчущие перечисляли свои обвинения в адрес директора, а наша лучшая подруга Ариадна помогла нам этот код расшифровать.
– Мы должны показать это Ариадне, – сказала Айви.
Я кивнула. Если это тот же самый код, Ариадна сможет прочитать, что здесь написано.
Но это было ещё не всё. Перебирая страницы, я увидела на самой последней из них строчки, написанные обычными буквами и словами, а не цифрами. Самая верхняя строчка гласила:
Моему мужу.
Мы с Айви потрясённо переглянулись. Значит, это письмо от нашей мамы? Её последняя тайна?
И мы стали читать дальше.
Надеюсь, я сейчас с тобой, целая и невредимая, и смогу рассказать тебе всё это сама, вслух. Если же нет, то молюсь, чтобы это не было потому, что ОН нашёл меня. Я не должна была вновь оказаться вовлечённой в эту давнюю историю, сейчас я это очень хорошо понимаю. Если ты сможешь понять тайны, которые я зашифровала на этих страницах, то, возможно, сможешь сделать то, что не смогла я сама. Но умоляю тебя, будь предельно осторожен, потому что ступаешь на опасный путь.
Я хотела рассказать тебе правду, но так и не решилась, поэтому просто знай: мне стыдно за всё, что я столько времени скрывала. Но, поверь, я делала это из самых лучших побуждений. Я хотела разоблачить ЕГО, открыть всё, что ОН сделал, чтобы покончить с прошлым и изменить будущее в лучшую сторону. Возможно, теперь для этого уже слишком поздно.
Моё настоящее имя Айда Джейн Грей, и я люблю тебя.
У меня так сильно дрожали руки, что я едва не выронила бумажный листок. Наша мама, словно призрак, разговаривала с нами из прошлого.
– «Молюсь, чтобы это не было потому, что ОН нашёл меня», – шёпотом повторила Айви. – Кто это ОН? Мистер Бартоломью?
– Да, наверное, – ответила я, хотя и не очень уверенно.
По мне, трудно было вообще о чём-то говорить до тех пор, пока мы не прочитаем зашифрованный текст. Впрочем, насколько нам было известно, наша мама всю жизнь скрывалась от мистера Бартоломью.
– Но как ты думаешь, неужели… – ахнула Айви, прикрывая ладошкой рот. – Неужели ОН что-то сделал с нашей мамой?
Я немного подумала и ответила, решительно покачав головой:
– Нет. Наша мама умерла, когда рожала нас, верно? Какое в таком случае отношение к её смерти мог иметь директор школы? И что бы здесь ни было написано… – я повертела в руках зашифрованные записи, – этого никто не прочитал. Бумаги так и пролежали всё это время в шкатулке, и их никто не видел. Я уверена, что наш отец понятия не имеет, что они здесь хранились.
– Да, мы первые, кто увидел эти бумаги после того, как их сюда спрятала мама, – сказала Айви, с трепетом глядя на пожелтевшие листы.
Я передала их сестре, и она принялась с нежностью водить пальцем по строчкам, написанным маминой рукой.
– Нам необходимо расшифровать записи! – решительно заявила я, вскакивая на ноги.
Поскорее бы увидеть Ариадну! Но ведь нам ещё целую неделю придётся торчать здесь. Мы пока не можем вернуться в школу. Да как же пережить-то её, эту неделю? Теперь она мне вечностью покажется!
– Наверное, здесь ещё больше сведений о Шепчущих и новые обвинения в адрес директора!
– Ну… – задумчиво протянула Айви. – Если так, то все эти записи не имеют теперь никакого значения. Мистера Бартоломью нам уже удалось упрятать в тюрьму. То, что из-за него с маминой подругой случилась беда, мы тоже успели выяснить. Ну что там ещё может быть такого в этих бумагах?
Я, обмякнув, опустилась на кровать. Надежда, что вскоре нам удастся узнать какую-то новую страшную тайну, угасала прямо у меня на глазах.
– М-да. Наверное, ты права, – уныло согласилась я.
Согласилась, но тем не менее страницы, которые я держала в руках, обжигали пальцы. Есть в них что-то важное или нет – это не главное. Главное, что эти строки написаны маминой рукой. Мы с сестрой никогда не знали её, но теперь нам досталось то, что она оставила после себя, то, что принадлежит теперь только мне и Айви. То, чего уже никогда и никому у нас не отобрать.
Глава третьяАйви
Весёлыми эти каникулы я бы не назвала, но уже одно то, что они прошли без конфликтов, можно было считать рождественским чудом. Наша мачеха постоянно хмурилась при виде меня и Скарлет, свирепо косилась на нас, но молчала и в основном держалась на расстоянии.
Отец, в свою очередь, с каждым днём становился всё более странным. Бо́льшую часть времени он проводил в своём кабинете, но иногда покидал его, и тогда бесцельно слонялся по всему дому. Он ещё больше побледнел и почти ничего не ел. Впрочем, несмотря на всё это, отец, пожалуй, выглядел даже в какой-то степени счастливым – на свой, разумеется, манер. Мне казалось, что он всё ещё продолжает думать о маме.
Найденные в шкатулке бумаги мы с сестрой отцу не показали, Скарлет не была уверена, что ему можно доверить эту тайну. Кроме того, нам обеим одинаково не хотелось, чтобы эти бумаги попались на глаза Эдит. Во всяком случае, сначала мы хотели узнать сами, что написано на этих листах.
Наступил Новый год, и пришло, наконец, время возвращаться в Руквудскую школу. В этот день мы с сестрой с самого раннего утра сидели как на иголках. Странно, конечно, но нам действительно не терпелось вернуться в школу, с которой у нас было связано столько тяжёлых и страшных воспоминаний. Впрочем, все страхи остались в прошлом – во всяком случае, именно так нам хотелось думать, – а в школе нас ждали подруги, шум голосов, мелькание рук и ног. Одним словом, там нас ждала жизнь, в отличие от родного дома, ставшего холодным и мёртвым.
Утром в день отъезда на пороге нашей комнаты появилась мачеха, встала, сложив руки на груди, понаблюдала за тем, как мы со Скарлет укладываем свои вещи, и вскоре ушла, презрительно бросив на прощание:
– Больше сюда не возвращайтесь!
Скарлет показала ей в спину неприличный жест.
Пока отец вёз нас в школу, я смотрела в окно на петляющую перед носом машины дорогу и думала о спрятанной в моей сумке музыкальной шкатулке. Найденные бумаги мы вместе с фотографиями снова спрятали в ней. Когда мы собирались сделать это, я вдруг испугалась, что в механизме что-то сломается и ящик навсегда останется запертым внутри шкатулки, поэтому для подстраховки мы несколько раз открывали и закрывали пустой ящик, чтобы проверить. Механизм работал безотказно.
В какой-то момент отец вдруг начал кашлять, да так сильно, так неудержимо, что ему даже пришлось на время остановить машину.
– Ты как? – спросила я его.
Он ещё несколько минут кашлял, сипел – лицо у него при этом сделалось не просто бледным, но зеленоватым каким-то – прежде чем смог прохрипеть в ответ:
– Нормально. Просто нездоровится слегка. Это от погоды, – и он легонько похлопал себя по щекам, словно возвращая их на место. – Ладно, нужно ехать дальше. У меня ещё много работы сегодня.
На территорию школы мы въехали через старинные ворота, с колонн которых на нас величаво и надменно смотрели каменные грачи, хозяева здешнего парка. Стояло январское утро, и всё вокруг было покрыто инеем, сверкавшим в ярких лучах солнца. Мы катили по подъездной дорожке, и стоявшие вдоль неё голые деревья тянули к нам свои чёрные холодные ветки.
У школьного подъезда нас встретила обычная для первого дня нового семестра толчея – машины, автобусы, вылезающие из них школьницы всех возрастов и их родители. Я глубоко вдохнула. Приехали. С возвращением!
Когда мы пробились, наконец, к главному входу, отец остановил машину и помог нам вытащить свои сумки. Чувствовалось, что он здесь не в своей тарелке.
– Ну вот, девочки, – проговорил отец. – Надеюсь, этот семестр будет для вас удачным.
– Спасибо, – ответила я и замолчала, не зная, что ещё добавить.
– Э… я тоже надеюсь, – сказала Скарлет.
Она, как и я, совершенно не привыкла разговаривать с отцом.
Войдя через двери главного входа в фойе, мы первым делом увидели нашу новую директрису, миссис Найт. Она с улыбкой встречала всех своих учениц и без конца повторяла:
– Девочки, ступайте сразу по своим комнатам, и не задерживайтесь, пожалуйста! Через час общее собрание!
Мы со своими сумками потащились в густой толпе вверх по лестнице, и хоть не очень быстро, но всё же добрались до своей, ставшей для нас почти родной, комнаты номер тринадцать.
– Давай по-быстрому бросим вещи и пойдём Ариадну искать, – предложила Скарлет.
– Хорошая мысль, – согласилась я.
Свою сумку я поставила в шкаф, а Скарлет свою бросила на кровать. Разумеется, была одна очень важная вещь, которую мне нужно было сделать в самую первую очередь. Я осторожно вытащила из своей сумки музыкальную шкатулку и аккуратно поставила на стол. Где-то в глубине, за деревянными стенками тихо зазвенели потревоженные колокольчики. Мне хотелось надеяться, что внешне наша музыкальная шкатулка ничем не отличается от других и особого интереса ни у кого не вызовет. Ну шкатулка и шкатулка, что в ней такого?
– Интересно, кого на этот семестр к Ариадне подселят? – спросила Скарлет, пытаясь развесить в шкафу свои немногочисленные наряды.
Её платье никак не хотело слушаться и соскользнуло-таки с плечиков, но моя сестра не обратила на это внимания.
– Кого? – переспросила я, морща нос. – Понятия не имею.
В прошлом семестре в одной спальне с нашей лучшей подругой жила девочка по имени Мюриэл Уизерспун, но её выгнали из школы за целый ряд ужасных поступков. И сейчас Ариадна вновь осталась без соседки по комнате.
С каждой минутой мне всё больше не терпелось поскорее увидеть Ариадну, за две недели каникул я очень успела по ней соскучиться. Ариадна всегда умела подбодрить, развеселить, была для нас со Скарлет лучиком света среди постоянно висевших над Руквудом свинцовых мрачных туч.
Мы пошли к комнате Ариадны и с радостью заметили, что она уже открыта, а внутри увидели и саму нашу лучшую подругу, стоявшую возле кровати в окружении целого строя чемоданов.
– Ариадна! – окликнула её Скарлет и побежала обниматься.
Я рванула тоже и присоединилась к ним.
– Приветики, приветики! – весело прощебетала Ариадна, когда закончились обнимашки. – Ну как, хорошо Рождество провели?
Мы со Скарлет переглянулись, и я ответила за нас обеих.
– Э… Да, хорошо провели. Отлично просто.
Мои мысли немедленно вернулись к музыкальной шкатулке, и я уже хотела заговорить о ней, но меня опередил раздавшийся от двери голос с певучим шотландским акцентом:
– Доброе утро.
Ох, как хорошо я помнила и этот голос, и этот акцент! Если Ариадна была лучиком света, то в этом голосе слышался шум ночного дождя и свист ветра над торфяными болотами.
– Ой, – пискнула Ариадна.
Мы с сестрой обернулись. В дверях стояла новая девочка, Эбони Макклауд. Она поступила в нашу школу только в прошлом семестре и сразу оказалась замешанной в тёмных делах, которые творила здесь Мюриэл. А если точнее, то Эбони выдавала себя за ведьму и успела напугать здесь всех до полусмерти. Правда, потом Эбони раскаялась и извинилась перед нами, поэтому я рассчитывала, что теперь она постарается загладить свою вину.
– Не волнуйтесь, – сказала Эбони, затаскивая в комнату свой чёрный чемодан. Втащила, а затем плюхнулась на свободную кровать и сказала, прочитав, наверное, написанное на наших лицах выражение: – Не стану я превращать вас в лягушек, пока вы спите.
– Э… я, кажется, совсем забыла о правилах вежливости, – прокашлялась Ариадна. – Доброе утро, Эбони. Очень рада вновь тебя видеть.
И подтолкнула локтём нас с сестрой.
– Доброе утро, – с притворной бодростью поздоровалась я.
– Привет, – буркнула Скарлет.
– Миссис Найт сильно рассердилась, когда обнаружила, что я обманула всех, притворившись, что у меня есть соседка по комнате, а сама жила в ней одна, – слегка приподняла в улыбке уголки губ Эбони. – Сказала, что все мы должны жить парами, а я, значит, пошатнула устои, на которых держится наша школа, – она вздохнула и добавила: – Ну, а поскольку своей напарницы ты, Ариадна, лишилась, то к тебе меня и направили.
– Ух ты. Здо́рово, – безо всякого энтузиазма откликнулась Ариадна.
– Да всё в порядке, честно, всё в порядке, – успокоила её Эбони. – Я не буду больше выкидывать номера, как в прошлом семестре. Никаких фокусов, обещаю. Теперь я просто Эбони, и больше никто. С магией покончено. Я даже кота с собой в этот раз не привезла.
Услышав это, мы все невольно улыбнулись, сразу вспомнив чёрного кота по кличке Мрак, которого считали фамильяром, то есть злым духом, который прислуживает Эбони. Что ж, возможно, она на самом деле навсегда оставила свои ведьмовские замашки. Очень хотелось на это надеяться.
Закончив распаковывать вещи, мы отправились на школьное собрание и спустились по лестнице в актовый зал, уже забитый почти до отказа и гудевший на разные голоса от разговоров.
– Внимание, девочки, внимание! Все сядьте и успокойтесь! – начала наводить порядок поднявшаяся на сцену миссис Найт.
Разговоры сделались тише, а вскоре и смолкли окончательно.
– Добро пожаловать! Поздравляю всех с началом нового, весеннего семестра, – директриса прокашлялась, а затем продолжила: – Все мы знаем о некоторых… скажем так, затруднениях, которые были у нас с вами в прошлом, но я уверена в том, что мы приложим все усилия, чтобы сделать Руквудскую школу самой лучшей!
– Разве не то же самое она говорила в начале прошлого семестра? Слово в слово, – шепнула мне Скарлет, но я шикнула на неё.
– Если мы дружно возьмёмся за дело, – продолжала миссис Найт, – то сможем…
Привычный поток её слов прервал звук открывшейся в конце зала двери.
Мы все обернулись. В зал вошёл мужчина. Он был очень молод, лет двадцати с чем-нибудь, наверное, хотя точный его возраст я определить не взялась бы. Волосы у него были тёмные, коротко подстриженные с боков и гладко зачёсанные назад на макушке. И глаза тёмные, и коротко подстриженная бородка тоже. Одет мужчина был в хорошо сшитый и, чувствовалось, дорогой костюм. Он встал сзади, прислонившись спиной к стене, и принялся с интересом рассматривать зал.
– Мы сможем… – ещё раз попыталась взять разбег миссис Найт, но не смогла продолжить речь, мешал ей этот незнакомец. – Прошу прощения, сэр, – обратилась она к нему. – У нас здесь собрание. Не могли бы вы подождать за дверью?
Молодой человек повертел головой, словно проверяя, действительно ли к нему обращается наша директриса.
– О, ничего страшного, не обращайте на меня внимания, мадам, – сказал он. – Вы продолжайте, продолжайте, я просто наблюдаю, знаете ли.
В зале стало тихо-тихо, и в этой тишине мы все уставились на него. Нужно заметить, что мужчины вообще были редкими гостями в стенах нашей школы, а уж такие молодые и холёные и подавно. Впрочем, не только поэтому так привлекал моё внимание этот джентльмен. Было в нём что-то неуловимо знакомое, странное… и неприятное.
– Я… – растерянно сглотнула миссис Найт. – Послушайте, я на самом деле настоятельно прошу вас…
Мужчина вздохнул, отлепился от стены и зашагал вперёд, провожаемый удивлёнными взглядами сотен глаз.
– Ну если уж вы настоятельно просите, – неожиданно уверенным тоном сказал он, а затем легко, одним прыжком взлетел на сцену и повернулся, глядя на нас. – Меня зовут Генри Бартоломью, я сын Эдгара Бартоломью и новый владелец вашей школы.