— Что смешного? — спросил он.
— У тебя вид, как с похмелья.
— Я и чувствую себя как с похмелья.
— Прости, может, мне следовало дать тебе поспать, но я решила, что двадцати часов вполне достаточно.
— Неужели так долго?
— С часу вчерашнего дня до девяти сегодняшнего утра.
— Ты всегда была сильна в математике.
Она снова засмеялась и сказала:
— Хочешь апельсинового соку?
— Боже, нет. Кофе.
— Мы закажем тебе и то, и другое. — Она подозвала официанта, дала ему заказ на полный завтрак, а когда он ушел, сказала Грофилду:
— Ну, теперь нам надо придумать легенду поскладнее.
— Мы сроду не спали вместе, мы сроду не спали вместе.
— Я имею в виду не это, я имею в виду все остальное.
— Что все остальное?
Она наклонилась поближе, говоря:
— Боб Харрисон не знает, что все это устроил его отец.
— Почему нет?
— Потому что, — сказала она, — в мире и без того полно бед. Боб не знает, и я не хочу, чтобы он знал.
Официант принес Грофилду кофе. Когда они снова остались одни и Грофилд выпил полчашки, он сказал:
— Ну что ж, это был отец Харрисона. А как насчет твоего отца? Он участвовал в этом деле или не участвовал?
— Не участвовал. Так проще, и папа…
— Он исправился.
— Не смейся, пожалуйста, — сказала она. — Это правда. Когда он увидел настоящее кровопролитие…
— Черт возьми, — произнес Грофилд. — Я был там, я видел это, я этому верю. Во что я не верю, так это в то, что он согласился бы привести в исполнение замыслы Харрисона.
— О да, согласился бы. Я его знаю, он согласился бы. Не было бы никакой стрельбы, никакого явного насилия вообще. Это была бы просто тонкая работа медика. Папа исключил бы из нее человеческое начало. Правда, странно? Получается, что насилие не обесчеловечивает нас, а, наоборот, заставляет признать нашу человечность.
— Потрясающе, — сказал Грофилд.
— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что по утрам ты подонок подонком?
— По утрам? Кажется, нет. Мне говорили об этом днем, вечером, но утром — никогда, — Он допил кофе и добавил:
— Ладно, ты права, и я прошу прощения. Что за новая легенда?
— Что?!
— Новая история.
— О-о! Ну, были какие-то загадочные люди, которые замышляли убить генерала Позоса. Они прослышали о том, что папа собирается стать его личным врачом, поэтому решили, что, похитив меня, смогут вынудить отца помочь им прорваться мимо телохранителей генерала.
Грофилд сказал:
— Несколько слабовато в деталях, а впрочем, какого черта?
— Теперь слушай. Они похитили меня и держали в Мехико-Сити. Ты спас меня, потому что я исхитрилась выбросить записку из окна отеля, а ты ее нашел.
— А кто я?
— Погоди, до этого мы еще доберемся. Во всяком случае, ты спас меня в четверг вечером. Тогда я не знала, как связаться с папой, но знала, что в пятницу все будут здесь, в Акапулько, потому я попросила тебя помочь мне добраться сюда, и ты это сделал. Остальное — как было на самом деле, с той лишь разницей, что мы уехали из Мехико-Сити в четверг вечером и ни разу нигде не спали, ни вместе, ни по отдельности.
— Я не знаю, поверил бы в эту историю, будь я на месте Боба Харрисона, — сказал Грофилд. — С другой стороны, мне ведь и раньше приходилось слушать твои истории.
— Ну, Боб верит.
— Вот и хорошо. Если он из тех мужчин, которых ты можешь обмануть, я уверен, ты будешь очень с ним счастлива во все времена.
— И что же это, по-твоему, значит?
— Ничего, дорогая. Давай опять поговорим обо мне. Кто я?
— Точно не знаю. Ты тоже весьма загадочен. Мне известно, что недавно в тебя стреляли, а в Мексике ты без документов.
— Ты знаешь о моих денежных делах?
— О деньгах? Нет, разумеется, нет. Я подкинула Бобу идею, что ты — своего рода искатель приключений, но человек неплохой. Он хочет поговорить с тобой.
— Могу спорить, что гораздо больше, чем я хочу поговорить с ним.
— Он приготовит своего рода… Вот он идет.
— Что? — Грофилд поднял глаза и увидел, что официант несет на подносе его завтрак. С противоположной стороны зала приближался Боб Харрисон и добродушно улыбался. Подойдя, он сказал:
— Доброе утро. Если позволите, я выпью с вами чашечку кофе.
— Разумеется. Я и сам не откажусь от второй, — произнес Грофилд.
Харрисон сел и проговорил:
— Генерал мирно спит. — Он протянул руку, накрыл ею руку Элли и сказал:
— Твой отец просто чудо, Эллен, он на удивление искусен.
— Он лучший среди лучших.
— Он прилег отдохнуть, возможно, скоро присоединится к нам.
— Он здесь? — спросил Грофилд. — На судне? — Ему ответила Элли:
— Мы все здесь. Тут оборудован самый настоящий лазарет. Он оказался ближе других больниц, поэтому генерала вчера сразу же принесли сюда.
Харрисон сказал:
— К тому же это было гораздо удобнее. Как только отец Эллен скажет, что опасность миновала, мы вернемся в Герреро, и генерал может поправляться у себя на родине.
— Тогда уж он точно поправится, — заметил Грофилд.
— Да. — Любезная и безликая улыбка Харрисона вдруг померкла, и он, казалось, обратился мысленным взором в день вчерашний. — Боже, это было жутко, — сказал он. — Когда генерал упал, я подумал, они… я подумал, он мертв. — Он поднес руку к лицу, она дрожала. — Я думал, они убили его.
Элли с озабоченным видом коснулась его руки и сказала:
— Боб! В чем дело? Я никогда не видела тебя таким. — Харрисон прикрыл лицо ладонью, а голос его, когда он заговорил, звучал глухо.
— Боже, я люблю этого человека, — сказал он. — Вы и представить себе не можете, что было со мной, когда я подумал, что он мертв. — Голос его задрожал от прилива чувств, в нем сквозила неуверенность. Он опустил руку и повернулся к Грофилду. Лицо его зарделось, мышцы напряглись от переполнявших его чувств. — И вот теперь этот человек, такой сильный, такой несгибаемый, так любящий жизнь, лежит будто бревно.
Грофилд не смог удержаться и сказал:
— Как я слышал, есть люди, которые хотели бы видеть, как генерал Позос лежит будто бревно и больше не встает.
— Крестьяне! Никчемные людишки, мелкий сброд, трусы, вся эта чернь, которая не знает, что такое жизнь. Они говорят, он диктатор, тиран, при желании вы сможете услышать рассказы о зверствах, ну и что с того? Некоторые люди просто превосходят других, вот и все. Они обладают большей жизненной силой, они гораздо значимее. Они неудержимы, их нельзя остановить, их нельзя сковать рамками каких-то правил! Эллен это понимает; правда же, дорогая, ты рисковала, чтобы спасти его, ты чувствовала энергию этого человека, его мощь и силу?
Элли была до того ошарашена, что не смогла ответить сразу.
— Ну, — сказала она, — Ну, я просто сделала. Я всего лишь сделала…
— Вы знаете, что я думаю? — Харрисон повернулся и уставился на Грофилда, вцепившись в край стола. — Я считаю, что если сто человек сгинут в темнице ради того только, чтобы сделать одну сигару, которую генерал Позос с удовольствием выкурит как-нибудь после обеда, эти сто человек исполнят свое предназначение! А что еще им делать со своими жизнями, что имеет больший смысл, чем удовольствие человека, одного из тех немногих, что живут полнокровной жизнью? Народ Герреро должен гордиться таким вождем, как генерал Позос!
Грофилд сказал:
— Насколько я понимаю, ваш отец — вождь совсем другого толка и, кажется, совсем иначе относится к народу.
— Ах, это. Я рос со всем этим, я все это знаю. Полагаю, он заслуживает всяческих похвал, наверное, народ Пенсильвании гордился моим отцом, и я не считаю зазорным поприще чиновника. Но генерал Позос… Он настолько выше всякого крючкотворства, он настолько… Он лев в джунглях, населенных кроликами.
Элли предприняла последнюю попытку сменить тему разговора.
— Твой отец улетел обратно на север, так ведь? — спросила она.
— О да. У него там были назначены встречи, он пробыл ровно столько, сколько нужно, чтобы убедиться, что жизнь генерала вне опасности, и улетел домой. Вместе с Хуаном. — Повернувшись к Грофилду, он объяснил:
— Это сын генерала.
— А-а.
— Странное дело, — сказал Харрисон. — Кто-то пытался убить и Хуана. Какой-то чокнутый, наверное. Набросился на него в отеле и хотел зарезать.
Он посмотрел на Элли, но она покачала головой, как бы говоря, что для нее это новость, никак не связанная со всем остальным.
— Как вы думаете, — спросил Грофилд Харрисона, — это была одна шайка? Пытались убить отца и сына в один и тот же день.
— Сейчас этим занимается мексиканская полиция, — ответил Харрисон. — Но вряд ли шайка та же. Весьма вероятно, какой-нибудь наркоман или нечто в этом роде. Банда умышляла на генерала. Я не хочу ничего сказать против Хуана, я уверен, он приятный парень, но в нем совершенно нет отцовской силы, энергии. Нет, им нужен был генерал.
— Да уж наверное, — еле слышно сказала Элли.
— Любой может почувствовать силу генерала, его ауру, и мой отец тоже чувствует. Он пропустил свой самолет и остался здесь, лишь бы убедиться, что жизнь генерала вне опасности.
— Какой молодец, — сказал Грофилд, бросив насмешливый взгляд на Элли.
И тут Харрисон откинулся на спинку стула, одарил их жалобной улыбкой и сказал:
— Вы уж меня простите, со мной такого обычно не бывает. Но это был такой удар для меня, что, наверное, я до сих пор не оправился.
— Ты собирался позаботиться о документах для мистера Грофилда.
— Ах да. — Харрисон с заметным усилием попытался овладеть собой. Стараясь улыбаться своей обычной дружелюбной улыбкой, он сказал Грофилду:
— Эллен сообщила мне, что вы весьма загадочная личность, путешествуете с дырками в теле вместо бумаг. Ну, мы можем все устроить. Через час я подготовлю ваши документы, достаточно надежные, чтобы вы могли беспрепятственно вернуться в Штаты. А если желаете, можете путешествовать с нами, погостить у генерала в Герреро, я уверен, он будет рад поблагодарить вас лично за то, что вы помогли раскрыть заговор против него.
— Полагаю, — сказал Грофилд, — полагаю, я предпочел бы уехать сегодня. Мне надо кое с кем встретиться в Штатах.
— Ради Бога. Никаких сложностей.
— Мистер Грофилд, — сказала вдруг Элли, — вы не против, если я полечу с вами? Мне надо немедленно вернуться на север.
Харрисон сказал:
— Я думал, ты поплывешь с нами.
— Нет, у меня накопилась куча всяких дел в Филадельфии. О том, что я попаду сюда, мне стало известно только после того, как меня похитили.
— Какая жалость, — сказал Харрисон. Он ослепительно улыбнулся им обойм и сказал:
— Ну, по крайней мере, по дороге домой у тебя будет гораздо более приятный попутчик.
Элли улыбнулась Грофилду.
— Какая я везучая, правда? — сказала она.
Харрисон встал и проговорил:
— Ну, позвольте мне заняться подготовкой бумаг для вас. Я скоро вернусь.
Грофилд ответил улыбкой на его улыбку.
— Прекрасно, — сказал он.
Грофилд продолжал улыбаться, пока Харрисон не ушел, потом посмотрел на Элли.
— Что случилось?
— Мыльный пузырь. Все эти годы Боб был сильным, молчаливым человеком, что больше всего меня в нем и привлекало. Слава Богу, он наконец открыл рот. Хорошо, что до нашей свадьбы.
— Раз уж мы заговорили о браке, — напомнил ей Грофилд, — я ведь по-прежнему женат. Она покачала головой и сказала:
— Твой брак действителен только по ту сторону границы.
Жертвенный лицедей
Donald Westlake: “The Dame”, 1969
Перевод: В. Б. Постников, А. С. Шаров
Глава 1
Не зная еще, что к чему, Грофилд спустился с борта самолета на солнцепек и зашагал в здание аэровокзала. Это был международный аэропорт «Исла Верда» в столице Пуэрто-Рико, Сан-Хуане, городе, где солнечные лучи и морской ветерок врывались в здания, почти не имевшие капитальных стен.
Он взял свой чемодан и спустился по лестнице к бюро проката автомобилей.
— Для меня заказана машина, — заявил он клерку с задиристо торчащими усами. — Моя фамилия Уилкокс. — Назваться этим именем ему велели в письме. Клерк торжествующе наставил на Грофилда указательный палец.
— Да, сэр! Мы вас ждали. — Он был вне себя от радости. Суетливо отступив на шаг, он взял ключи и положил их на стойку. — Все уже улажено, сэр. Документы вы найдете в «бардачке».
— Благодарю вас.
— И мне велено передать вам вот это.
Еще один конверт. Грофилд взял его, снова поблагодарил клерка и вышел на стоянку, чтобы найти машину с номером, обозначенным на ключах.
Это оказался голубой «форд» с двухдверным кузовом. Счетчик показывал три тысячи двести миль с небольшим хвостиком, а на бамперах уже появилась ржавчина. Наверняка из-за морского воздуха.
Грофилд бросил только что полученный конверт на пассажирское сиденье и первым делом проверил «бардачок», но нашел там лишь карту острова, изданную фирмой «Тексако», и квитанцию, подтверждающую, что он управляет этой машиной на законном основании.
Он вскрыл конверт и обнаружил внутри лишь сложенный вдвое листок бумаги, на котором были отпечатаны указания: «26,3 до Лойзы, 185 за Тома-де-Агва, первый поворот за столбом 954, через 0,4 мили — направо».
Что ж, весьма кратко. Грофилд развернул карту и увидел, что Лойза находится в восемнадцати километрах к западу от его нынешнего местонахождения. Пораскинув мозгами, он перевел километры в мили и получил одиннадцать с гаком. Тома-де-Агва находилась в трех километрах к югу от Лойзы, это чуть меньше трех миль, но что значит «за»? И сколько до того первого поворота налево после столбика 964, который и сам находился за Тома-де-Агва?
Наверное, никак не больше мили. Значит, всего миль четырнадцать максимум. Но до чего? До места или до следующей записки?
Узнать это можно было только одним способом. Грофилд завел мотор, выехал задним ходом со стоянки и покатил вверх по пандусу.
Дороги к аэропорту были ровными и широкими, вдоль них тянулись зеленые лужайки. Движение было весьма оживленное. Главным образом — старые дребезжащие легковушки; изредка попадались ветхие грузовики. Грофилд рассчитывал оставить их позади, свернув налево с главной дороги на Сан-Хуан, но многие машины тоже сворачивали в ту сторону, а когда четырехрядное шоссе сузилось вдвое, Грофилд словно попал в бесконечную едва ползущую автоколонну. Дорога изобиловала поворотами как будто ее прокладывая любитель водных лыж, и когда впереди открывался мало-мальски прямой участок, и какой-нибудь «мерседес» успевал обогнать идущую впереди машину, Грофилду и его «форду» оставалось лишь молча горевать по этому поводу.
Через милю-другую экзотическая зелень подступавших к дороге джунглей приелась и потускнела, а редкие хижины бедняков, мимо которых он проезжал, выглядели точно так же, как любые бедняцкие лачуги в тропиках. «Форд» не был оснащен радиоприемником, и Грофилду оставалось только убеждать себя, что все происходящее — не розыгрыш. Кто же хохмы ради станет оплачивать авиабилет от Браунсвилла, штат Техас, до техасского же Хьюстона, а оттуда — до Сан-Хуана, столицы Пуэрто-Рико? Нет, определенно за всем этим что-то кроется, кто-то где-то чего-то от него хочет, и этот кто-то наверняка настроен очень серьезно.
Два дня назад Грофилд еще был в Матаморосе, Мексика, напротив Браунсвилла, на противоположном берегу Рио-Гранде. Он сидел в зеленом полумраке гостиничного номера, многословно прощаясь со славной молодой дамочкой по имени Элли, когда вдруг в дверь постучали, и появился смуглый нервный человечек, напрочь лишенный подбородка. Он держал в руке конверт с посланием от генерала Позоса, диктатора одной банановой республики. Но так уж вышло, что незадолго до того Грофилд совершенно случайно спас ему жизнь, и теперь генерал просил об одолжении. Короткая записка была нацарапана чернилами:
«Возможно, Вы сумеете помочь одному моему знакомому. Дело прибыльное».
Вместе с запиской в конверте лежали авиабилеты и инструкция: явиться в бюро проката машин в Сан-Хуане и назваться Уилкоксом.
Он не сразу принял это предложение. Во-первых, он ехал домой, к жене, долготерпеливой девушке, которую не видел уже очень долго. Во-вторых, ему надо было таскать за собой целый чемодан денег — плоды предыдущей весьма удачной экспедиции. В-третьих, у него уже было две профессии, лицедей и вор, ни одна из которых вроде бы не востребовалась в этой записке, а по совместительству ему работать не очень-то и хотелось.
Но что же им нужно? Кто этот «знакомый» генерала Позоса? Откуда тут взяться прибыли? И чего от него ждут? Рассыльный без подбородка ничего этого не знал. Так он Грофилду и сказал.