Дарья МакароваИзображая невинность
Пухлые пачки долларов и евро падали прямиком на мою макушку. Словно золотой дождь с небес на землю, они сыпались с потолка под ноги, разлетаясь по полу.
Когда же деньгопад закончился, я еще некоторое время стояла не шевелясь, испуганно хлопала глазами и забывала дышать от неожиданности.
Однако чувство реальности вернулось ко мне довольно быстро. Вместе с ним и волнение вперемешку со страхом. Рассудив, что упасть в обморок еще успею, я ринулась прочь.
Объяснить свои дальнейшие действия я не берусь. Но в тот момент они казались мне единственно верными. На космической скорости я пробежалась по квартире, наглухо зашторила все окна и проверила замки на входной двери. Для верности даже на цепочку ее закрыла (можно подумать, она могла помочь).
Стало чуточку легче. Я вновь помчалась в гардеробную. Испуганно заглянула.
Все осталось без изменений. Вопреки опасениям деньги никуда не исчезли – они по-прежнему лежали на полу кучкой.
Признаться, видеть столько наличности разом мне еще не доводилось. Оттого и определить размер состояния, свалившегося в прямом смысле прямиком на голову, было проблематично.
Торопливо и неуклюже собрав всю наличность, в несколько заходов перенесла ее на кухонный стол. Сложив деньги ровными столбиками, я в полном обалдении откинулась на спинку стула и подвела итог: тридцать две пухлые пачки долларов, сорок восемь евро и четыре фунтов стерлингов. Мамая моя, это ж сколько в рублях, да по нынешнему курсу?!
Схватив мобильный, я со второй попытки набрала нужный номер:
– Приезжай. Срочно!
А всего две недели назад жизнь моя больше походила на выжженные лавой Помпеи. Практически все, что было мне дорого рухнуло в один миг. Многолетний роман с любимым мужчиной разбился вдребезги о скалы повседневности. Событие сие скверно само по себе. Но и последствия били все рекорды по паршивости: друзья попрятались по норам, а карьера превратилась в прах. Я осталась тет-а-тет со своими бедами, и женская интуиция подсказывала, что это только начало.
Имя моему Везувию было Стас. И тот, кто говорит, что опасаться нужно обиженных женщин, понятия не имеет на что способны брошенные мужчины.
Я теперь знала. И чашу эту горькую пила до дна.
Когда-то Стас был едва ли не самым близким мне человеком. Не считая родителей и сестры, конечно.
Он знал все до единой мои мечты и привычки. Каждую ночь я засыпала на его плече и каждое утро варила для него крепкий кофе с двумя ложками сахара.
Мы строили планы на будущее и, взявшись за руки, шли к нему. Мы обустраивали наш дом и придумывали имена будущим детям. Мы мечтали…
Впрочем, все это уже неважно. У Вселенной оказались иные планы на наш счет.
И никто из нас не нашел в себе ни сил, ни желания бороться с ее волей. Но отпустить прошлое – значило расписаться в собственной слабости, признать поражение.
На упрямстве все и держалось. Стас продолжал делать вид, что у нас все как прежде. Я охотно подыгрывала. Присущая большинству женщин глупость и слабость не давали признать очевидное, смириться и начать жизнь с чистого листа.
А потом… Все изменилось. Привычный мир дал трещину. Но я больше не пыталась склеить его словно любимую фарфоровую вазу. Впервые за долгое время я не стала притворяться, убеждать себя в чем-либо и придумывать «разумные», «рациональные», «правильные» аргументы. Я сделала то, что должна была сделать давно.
Нашла в себе силы и поставила точку в затянувшемся фарсе совместной жизни со Стасом.
Однако все оказалось не так, как я рассчитывала. И мне довелось узнать некогда любимого мужчину с худшей стороны. А удивляться, как и ужасаться, было чему.
Все кончилось, а, может, началось, остывшим ужином, изрядно приправленным его бесконечными упреками. Мы приехали домой вместе. Я, как и он, целый день была занята до предела на работе и устала ничуть не меньше. Но пока он отдыхал за просмотром спортивных новостей, успела приготовить ужин и накрыть на стол.
Когда же все было готово, Стас решил позвонить другу, обсудить результаты какой-то там игры. Обсуждение затягивалось, ужин стыл -обычное дело.
Слыша его веселый голос из соседней комнаты, я положила в миску еду для собаки и позвала ее:
– Горилочка, солнышко, съешь хоть что-нибудь…
Но умная собака лишь подняла на меня печальные глаза и тяжело вздохнула. Предательский комок подкатил к горлу. Я подошла к ней и, легко подняв с подстилки, прижала к груди. Она уткнулась теплым носом в мою шею и замерла.
Горилка жила с нами около месяца и за это время стала почти невесомой. Бело-рыжая дворняжка, чья бабка, возможно, согрешила с Джек-рассел-терьером, всегда была чрезвычайна подвижна и переполнена оптимизмом. Также как и ее хозяйка – моя сестра.
Но Маринка погибла. Собаку я забрала себе. Только вот, как и от людской хандры, в собачьей аптеке лекарств не продавалось. Верная Горилка изо дня в день ждала возвращения сестры и безмерно тосковала, я же не знала, чем помочь страдающему животному.
Стас плюхнулся на свой любимый стул и пододвинул тарелку. Не спуская собаку с рук, я послушно села рядом. Он с недовольством посматривал в нашу сторону и брезгливо ковырялся в тарелке.
За последнее время я изучила все виды его плохого настроения. Чем грозит мне сегодняшний вечер, я уже догадалась. Но все же надеялась, что пронесет. Ведь со своим другом он был весел и приветлив.
Не случилось.
– Что все такое холодное, а?
– Остыло пока ты разговаривал, – флегматично пожала я плечами. – Давай я подогрею.
– Без тебя справлюсь, – буркнул он и поставил тарелку в микроволновку.
Пока ужин подогревался, он, прислонившись к холодильнику, сверлил меня недовольным взглядом. Я, опустив глаза, гладила Горилку.
Микроволновка приветливо запищала. Но теперь ему не нравился вкус блюда:
– Мясо-то какое соленое! Тоже потому что я по телефону говорил?
– Извини, – промямлила я. Он фыркнул в ответ.
– Небось себе не положила, потому что знаешь, что есть невозможно.
– Просто не хочется, – пожала я плечами. – В холодильнике пельмени есть. Сварить?
– Они через полвека готовы будут, – злился он. – Салат так и вовсе посолить забыла!
С салатом и мясом был полный порядок – я пробовала прежде чем подать на стол. Но спорить не хотелось – надежда, что буря пройдет стороной все еще не покидала.
Мне же, как и Горилке, кусок в горло последнее время не лез, и бороться с этим было бесполезно. К сожалению, это становилось заметно.
Проблема лишнего веса никогда не была мне знакома, также как и попытки его набрать. Природа была щедра ко всем женщинам в моей семье, и никому из нас на внешность жаловаться не приходилось.
Но за последние дни я потеряла несколько килограммов, и это стало бросаться в глаза. Одежда висела на мне, словно на вешалке, джинсы приходилось носить на ремне, в котором я проколола несколько новых дырок.
– Знаешь, – вдруг сказал Стас. – Если ты хочешь, чтобы все вокруг тебя жалели, вовсе не обязательно греметь костями на всю округу. Положи себе это чертово мясо и съешь!
Я закусила до боли губу и отвернулась. Жалость – последнее, что мне было нужно сейчас. Как и спор с ним.
Он говорил что-то еще, постепенно входя в раж и злясь все больше от моего молчания. Я не прислушивалась к его словам. Машинально гладила испуганную Горилку и ждала, когда все это закончится. Собака дрожала мелкой дрожью, но не пыталась вырваться из рук. Горячее исхудалое тельце прижималось ко мне все сильнее, ища защиты.
– Ты хоть слышишь меня? – взревел Стас, а я эхом отозвалась.
– Слышу.
– Это что, какая-то новая игра? – побелев от ярости, спросил он.
Я посмотрела ему в глаза, не прячась и не таясь. Когда-то он был моим миром. А теперь?
Я неспешно поставила Горилку на пол и поднялась. Взяла его тарелку и аккуратно вытряхнула содержимое в мусорное ведро. Положила в посудомойку и тихо сказала:
– Больше никаких игр, Стас.
Он вдруг испугался. Я увидела это по его глазам. Но пути назад больше не было – свое мы уже отыграли.
– Все было не так уж и скверно, – пошел на попятный он. – Зря ты так… День был тяжелый и…
– Ты можешь заказать себе пиццу, привезут через полчаса, – из прихожей сказала я. – Телефон ресторана на холодильнике.
– Куда ты? – тревожно спросил он, смотря как я застегиваю замок на босоножках.
– К маме, – ответила я и пристегнула Горилку к поводку. – Вещи заберу завтра. После работы.
– Ты что, уходишь? От меня? – опешил он, провожая меня взглядом и не веря собственным глазам.
– Я уже ушла, Стас.
Он не сделал ни единой попытки удержать меня. Может, не верил, что все происходит в действительности, или мужская гордость проснулась раньше, чем пришло осознание произошедшего. Причина не так уж и важна. Я лишь радовалась, что удалось избежать ненужных сцен и запоздалых, ничего не стоящих слов.
Я усадила Горилку на переднее сиденье машины и, потрепав по голове, сказала:
– Все. Начинаем новую жизнь. Ты со мной?
Умная собака поднялась на лапках и лизнула меня в щеку. Я засмеялась.
– Вот и славно!
Мама моему появлению не удивилась. За последний год я четырежды съезжала от Стаса. Она тревожилась за меня, но виду старалась не подавать:
–Опять с одним чемоданом? – натянуто улыбнулась она.
–В этот раз даже без него, – поцеловав ее в макушку (мама была ниже меня на голову), развела руками я. – Только я и Горилка.
–Так даже лучше, – отмахнулась мама. – Похоже дождь сейчас начнется – не самое лучшее время таскать вещи. Лучше чай пойдем пить. Я как раз сегодня свежей мяты купила.
И мы пили чай и болтали о всякой ерунде. Мне было тепло и уютно дома. Так, как бывает только в детстве. Впервые за долгое время я ни о чем не жалела, не сомневалась в себе.
Однако уже следующим утром стало понятно, что прощать мне мое решение Стас не намерен. И, к сожалению, у него, вернее его семьи, были все возможности, чтобы наказать меня за своенравность.
Мы встречались с ним шесть лет, знали друг друга и того больше – почти восемь. Работать вместе – была его идея. Мне же, в свое время, просто не хватило ума противостоять его уговорам.
Агаповым принадлежало одно из ведущих рекламных агентств в городе – «Смарт». Последние пять лет я примерно трудилась в его рядах и приносила солидную прибыль, что подтверждали цифры (они, как известно, не врут). А до этого, еще со студенческой скамьи, я работала у основных конкурентов агентства, что категорически не нравилось Стасу. Убеждать в ту пору он умел – теперь настало время платить за собственную глупость.
С его родителями я ладила всегда и относилась к ним как к родным. К нашим ссорам они относились серьезно, но старались не вмешиваться. До сего дня.
Будто ничего не случилось, Стас вошел в мой кабинет. Улыбнулся лучшей из своих улыбок и пожелал доброго утра. Усевшись на стол, пропел:
– Шикарно выглядишь.
Поскольку из всей моей одежды у мамы хранились только пара джинсов и футболок и ничего подходящего для офиса, я пришла в том же, что и вчера. Так что, заявление Стаса иначе как лестью не назовешь. Дежурно улыбнувшись, я сказала:
– Спасибо. Ты что-то хотел?
Он склонился к моему лицу и нежно поправил прядь волос.
– Я тут подумал, не съездить ли нам в отпуск? На Бали или Майорку? Лето в этом году ни к черту, а там…
– Стас, – перебила на полуслове. – Я не шутила вчера. Каждый из нас теперь самостоятельная единица.
– Решила отправиться в вольное плаванье? Думаешь, на чужих берегах тебе лучше будет? – хмыкнул он, и вся его нежность растаяла как мираж. – Не слишком ли себя переоцениваешь?
– Жизнь покажет.
Стас задорно засмеялся. Однако мне весело не было. Легкого расставания не случится, и теперь это стало абсолютно ясно.
– У нас сегодня какое число? – с умным видом он поизучал календарь на стене и, ткнув в него пальцем, сказал. – Спорим, к тридцатому обратно прибежишь?
Щедрый Агапов дал мне целых две с половиной недели на то, чтобы одуматься. Вот уж спасибо, от барского стола перепало щедрот.
Удивительная самонадеянность!
– Стас, – как могла мягко начала я. – Мы не чужие друг другу люди. Пожалуйста, давай разойдемся достойно. Каждый из нас заслуживает счастья. Пусть и не друг с другом.
Он насмешливо улыбнулся и взял меня за подбородок:
– Детка, все будет так, как я тебе скажу. И не иначе. Уяснила?
Я отшатнулась. А он, насвистывая, покинул кабинет. Следующие полчаса прошли в попытках успокоиться. Едва мне это удалось, как неспешной походкой успешного человека в кабинет вошел Агапов-старший, отец Стаса.
Широко улыбнувшись (всех клиентов он встречал подобной улыбкой, она ничего не стоила, но дорого ценилась), уселся в кресло напротив.
– Я говорил со Стасом, – сразу к делу перешел он. – Знаю о твоем решении.
Зная о том, что родители всегда желают своим детям лучшего, я приготовилась услышать примирительную речь. Но жестоко ошиблась.
Все так же улыбаясь, Вячеслав Аркадьевич заявил:
– Ты умная девочка, Софья, и должна понимать, что теперь и о нашем сотрудничестве речи идти не может.
– Простите? – растерялась я.
– Ну, что же тут непонятного? – усмехнулся он. – Ты решила оставить семью. Не смеем препятствовать. Но и в компании более не задерживаем. Завтра можешь не выходить. Расчет получишь на карту.
– Вячеслав Аркадьевич, – силясь прийти в себя, пролепетала я. – Вы это серьезно? Ведь столько лет…
– Софья, ты взрослая девочка и должна понимать, что каждое решение несет за собой определенные последствия. Если же ты одумаешься, и вы со Стасом…
– Не одумаюсь, – отрезала умная взрослая девочка и закусила упрямо губу.
– Что ж, – развел он руками. – Тогда ничем не могу помочь.
Я согласно кивнула и отвернулась. Руки предательски задрожали. От его глаз это не укрылось. То ли по привычке, то ли войдя в роль Агапов-старший протянул мне платок и ласково сказал:
– Не нужно слез, Софьюшка. Терпеть их не могу.
Я посмотрела на платок в тонкую клетку в его большой ладони. Не сдержав презрительной усмешки, бросила:
– Приберегите его для своего сына, Вячеслав Аркадьевич. Ему нужнее будет.
Он убрал платок на положенное место и поднялся. Не удостоив даже взглядом, бросил:
– У тебя тридцать минут, чтобы покинуть офис. Задержишься хотя бы на минуту – выбросит охрана.
Щеки вспыхнули мгновенно. Пальцы по-прежнему дрожали, но теперь уже от гнева. Плохо соображая, я швырнула несколько вещей в сумку и, забыв накинуть плащ, покинула кабинет.
На встречу мне бросилась Алина, наш дизайнер. Приветливая и несомненно талантливая девушка. Радостно улыбнувшись, она затараторила:
– Соня, я макет для сети стоматологии доделала. Новые услуги для детей. С динозавриком, помнишь? Нужно, чтобы ты утвердила.
– С этим не ко мне, – заходя в кабину лифта, отрезала я. Алина растерялась.
– К кому же?
– Понятия не имею. А я здесь больше не работаю.
Сердце стучало как бешенное. Щеки горели так сильно, что, казалось, ожог на нежной коже появится неминуемо. От ярости и возмущения перед глазами запрыгали черные точки. Дабы не натворить еще больших бед, я была вынуждена припарковаться на ближайшей улице.
Прикрыв веки, я заставила себя глубоко дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Через некоторое время меня отпустило. Я заметно успокоилась и начала рассуждать здраво.
Теперь происходящее не казалось мне катастрофой, скорее удачным стечением обстоятельств. Мне не придется ничего объяснять родителем Стаса. Не придется гадать на тему: уходить или остаться в компании. Все решилось без моего участия. Болезненно, зато быстро.
Рассуждая подобным образом, я поздравила себя с тем, что у меня почти целиком свободный день. А это значит, я могу собрать свои вещи и перевести их к маме, не пересекаясь со Стасом и не растягивая сие сомнительное удовольствие.
Однако увольнение оказалось всего лишь началом предстоящей череды мерзких и мелочных пакостей Агапова.
Припарковав свой позитивно-апельсиновый «Мини Купер» у подъезда теперь уже не нашего со Стасом дома, я поднялась на четвертый этаж. Тут-то меня и ждал очередной сюрприз от мужчины, которого я имела горе разлюбить.
Стас времени зря не терял и поменял замки. Мои ключи можно было смело выбросить в мусорный ящик. Щеки мои вновь запылали, я достала мобильный с намерением позвонить и высказать все, что думаю о нем и его поступках. Но вовремя остановилась. Зачем доставлять нелюбимому удовольствие? Ведь вполне очевидно, что это ни к чему не приведет.