Остальные снова попадали на кучу пальто и зонтиков, хихикая и взвизгивая. Именно эту минуту выбрал телефон на стене, чтобы проснуться.
– Кто ответит? – спросила Хэдли в дверях. – Я ухожу.
Девушки все еще смеялись, как пьяные, не в состоянии произнести связную фразу.
– Шик? – крикнула Пейдж в сторону. – Телефон!
После четвертого звонка (а Шик по-прежнему не было видно) Хэдли смирилась.
– Подожди здесь, милый, – сказала она Огдену и стянула перчатку, чтобы снять трубку.
– Я хотел бы поговорить с Фелисити, – сказал голос, который она уже слышала по этому телефону.
Тот же приятный мужской голос снова просил Шик.
– Одну секунду, пожалуйста. – Она прикрыла рукой микрофон. – Не шумите так, девочки. Я сейчас посмотрю, – сказала она собеседнику. – Боюсь, что Шик… Что она не…
Внезапно что-то похожее на ледяную мышь проползло от ее поясницы к затылку. Оцепенев, Хэдли ухватилась за стену.
– Не очень в форме сегодня утром, – закончила она слабым голосом.
– Ничего серьезного, надеюсь? Не беспокойте ее, я перезвоню.
– Нет, нет… Подождите.
Шик будет рвать и метать, если узнает, что свернули звонок, предназначавшийся ей.
– Кто… кто ее спрашивает?
Чья-то рука вырвала у нее трубку. Хэдли ухватилась за аппарат, чтобы удержать равновесие, и сглотнула. Боже мой, подумала она, окутанная красным туманом. Как будто… как будто я беременна, но это же совершенно невозможно.
Шик сделала ей знак отойти и лениво заняла ее место. Хэдли повиновалась, пятясь задом, держась за стену.
– Алло-о-о, – прошелестела Шик, приняв томную позу. – Ну же, говорите. Я не могу, у меня ночь еще не кончилась.
Она сделала знак хохочущим под пальто убавить громкость и коротко помахала Хэдли и Огдену в дверях.
– Это вы, Фелисити?
– Я не знаю, дайте удостовериться.
Шик рывком выпрямилась, едва успев поймать трубку, которая чуть не упала на пол. Краска бросилась ей в лицо.
– Уайти!
Она рассмеялась, не зная, что сказать, помолчала так же бессмысленно.
– Это вы, Фелисити? – повторил он.
– Она самая.
Господи, голос у нее дрожит. Но… но… Почему он звонит теперь, когда она потеряла всякую надежду?
Ценой колоссального усилия Шик собралась с мыслями. Или с тем немногим, что от них осталось.
Она переложила трубку к другому уху.
– Значит, вы ее помните? – слабым голосом осведомилась она.
– Даже очень хорошо. Фелисити, я хотел…
– Так опишите ее.
– Красивая. Очень. Любит танцевать. Есть огурцы в кисло-сладком соусе. Душиться шампанским за ушами. У нее тревожно-синие глаза.
– Тревожно? – переспросила она, встревожившись. – Мне очень жаль… это не та Фелисити, которую я знаю. Та – зануда, редко подходит к телефону, а когда отвечает, ломается.
На том конце провода, кажется, улыбнулись.
– Я вас не узнала, – призналась она. – Обычно звонит мой агент… Это его время. К тому же мы немного… отвыкли слышать вас здесь.
Стоп, стоп, мисс Всё-недостаточно-хорошо-для-меня! Эчика была права. Ты невыносима.
– Вы всё еще сердитесь на меня, – заметил он почти смиренно. – Зароем топор войны, ладно?
– Я и не думала сердиться, – тихо сказала она.
Это было не совсем так.
– Если вы хотите, чтобы я вас простила, – продолжала она вопреки всякой логике, – пригласите меня… потанцевать.
Шик услышала его тихий смешок. Почти безмолвный.
– Я как раз собирался вам это предложить, представьте себе. Она задумалась, не упрек ли это.
– Правда? Вы приглашаете меня потанцевать?
– Для начала поужинаем. Потом потанцуем, если вам хочется.
– Сегодня вечером? – спросила она с надеждой.
– Я работаю. Предлагаю на той неделе.
Все равно это было чудесно. Свидание назначили в баре, который он знал, в Нижнем Виллидже. Она повесила трубку много времени спустя после того, как отключился он. Сердце ее отчаянно колотилось. Колени подгибались. Ей понадобилось несколько минут, чтобы заметить, что истерички давно уже оставили пальто, да и холл.
– Смотри-ка! Вы больше не больны? – воскликнула Истер Уитти, встретив ее на лестнице.
Шик улыбнулась и станцевала чарльстон на трех ступеньках, насвистывая «Has anybody seen me gaaal?..»
– Вы чертовски быстро выздоровели. Ваши подруги сделали вам операцию?
* * *
Хэдли сбежала с крыльца, таща за собой Огдена, и взяла курс на метро.
Она вынуждена была замедлить шаг, коря себя на чем свет стоит. Это не жизнь для бедного мальчика – так бегать утром и вечером на буксире у властной руки, не понимая смысла этой вечной гонки. К счастью, в конце пути его ждала няня, милая мадам Люси-Джейн, его светлый островок спокойствия.
Погода стояла чудесная, юные зеленые листочки были чисты и создавали легкую дымку.
Хэдли стало лучше. Что такое случилось с ней давеча у телефона? Она слишком устает, слишком много работает, мало спит, все время бежит куда-то. Теперь всё в порядке. Только чуть-чуть, о, совсем чуть-чуть побаливает с левой стороны.
Огден, державшийся за ее руку, остановился. Он высвободился, чтобы энергично приветствовать фигуру, большими шагами пересекавшую улицу им навстречу.
– Джей Джей? Что вы здесь делаете? – воскликнула Хэдли.
– Я ждал вас.
Хэдли поспешно вернула в свою ладонь шуструю ручонку Огдена и пошла дальше. Джей Джей подстроился под ее шаг, под мышкой у него был портфель из мягкой кожи, тяжелый на вид. Под кожей что-то бугрилось.
– Я веду моего… племянника к няне.
– Я знаю. Здравствуй, малыш.
Мальчик раскинул руки. Джей Джей остановился, присел на корточки и поцеловал его.
– У меня мало времени.
– Поговорим на ходу, – предложил он, вставая.
Он взял протянутую ручонку, и они пошли втроем шеренгой, Огден в середине. Сначала молча.
– Вас больше не видно в «Сторке», – сказала Хэдли, чтобы что-нибудь сказать.
Она чуть было не добавила: «Раньше вы бывали там каждый вечер», но Джей Джей мог принять это за упрек. У мужчины, обладающего состоянием, наверняка есть обязательства, непостижимые для нее дела.
– Кстати, о «Сторке», – сказал он, – вы помните тот вечер, когда там ужинал Фред Астер?
– Конечно.
Как она могла забыть? Вечер шимми! Вечер, когда она снова танцевала, в первый раз с 1946 года. Тот вечер, когда Джей Джей пришел с женщиной, красавицей Эллой… Как дальше?… Элла Тарлингтон. Шея и плечи принцессы.
– Вы не приходили с тех пор, – не удержалась она.
– Я был ужасно занят, Хэдли. После кончины дедули я впрягся в настоящую работу муравья. Почти детектива. Мы со старшей сестрой разобрали его архивы, освободили от мебели его квартиру здесь, в Нью-Йорке, которую вы знаете, и дом в Коннектикуте. У дедули было чертовски много хлама.
Зачем он это рассказывает? Извиняется, что захвачен новой любовью? Как будто и у Хэдли нет обязательств и непостижимых для него дел.
– Я вызову такси, – решил он, увидев, что она смотрит на часы. – Я без машины, у Пруэтта сегодня выходной. Да и все равно я предпочел прийти один.
– Я поеду на метро.
– На такси быстрее и спокойнее. Мне надо с вами поговорить.
Огден остановился, глядя то на него, то на нее, крепко сжимая их руки своими маленькими кулачками. Его глаза чего-то требовали.
– Он хочет поиграть в семимильные сапоги, – вздохнула Хэдли. – У нас нет времени, цыпленок.
– Конечно, есть! – запротестовал Джей Джей. – Что это за игра?
– Надо приподнять его, чтобы он прыгнул как можно дальше.
– Понятно. Я называл это самолетики. Готов, малыш?
Мальчик разбежался и – оп-ля! – приземлился, как на пружинках, четырьмя шагами дальше между взрослыми на ноги и громко рассмеялся. Они повторяли этот трюк раз двадцать, до угла улицы.
– Это была моя любимая игра с дедулей и бабушкой. Я держался за них, и – оп-ля! – промасленная бумага становилась горами, собачьи лужицы – озером Типсу, пар из решеток – гейзерами Йеллоустонского парка.
– Держу пари, на вас был синий костюмчик с матросским воротником.
– Белокурые кудри до плеч и большой бант на макушке, – улыбнулся Джей Джей. – Не то пасхальное яичко, не то пудель на выставке. Я покажу вам семейный альбом.
На проспекте он подозвал такси.
– Хэдли, – продолжал он, дав шоферу адрес няни. – В тот памятный вечер, когда вы поразили нас с Эллой вашим невероятным номером с Фредом Астером, я задал вам вопрос, вы помните?
– Не помню.
– Я хотел знать, откуда вы взяли брошку- птичку, которая была тогда приколота к вашему плечу.
Теперь она вспомнила. Она, кстати, отметила, что Элла Тарлингтон не носила никаких украшений, кроме обручального кольца. Неуместное замечание, даже в мыслях. Хэдли закусила губу, почувствовав, что краснеет. Она попыталась притянуть Огдена к себе. Он уперся, ему хотелось сидеть на руках у Джей Джея, как в их прошлую поездку в машине.
– Оставьте, он не тяжелый. Вы тогда ответили, что одолжили ее у подруги.
Лицо у него было напряженное, голос встревоженный и усталый.
– Я помню. Я ее носила, потому что в «Сторке» патрон любит оригинальность. Но какой у вас серьезный вид, Джей Джей.
– Будет нескромно спросить у вас имя этой подруги?
– Нет, конечно. Вообще-то птичек две, по одной на каждое плечо. Это осколки былых времен, понимаете? Реликвии старой дамы.
– Старой да…
Он поперхнулся.
– Настоящий феномен, – сказала она. – У нее была бурная молодость флэппера.
– Она рассказала вам, как… это украшение попало к ней?
– Нет, ничего не сказала. От пылкого поклонника, я думаю. У нее была толпа воздыхателей на Бродвее в «ревущие двадцатые». Она знала всех. Бутлегеры, спикизи, вечеринки в «Ритце», премьера «Шоу Бот»…
– Где я могу ее увидеть? Мне нужно ее имя. Непременно нужно.
Его голос стал нетерпеливым, звучал отрывисто.
– Ее зовут Артемисия.
– Митци! – выдохнул он.
Хэдли посмотрела на него с любопытством.
– Миссис Мерл… ее сестра так ее зовет. Это хозяйки нашего пансиона «Джибуле». Мы там были десять минут назад.
Он откинулся на сиденье, прикрыв глаза рукой, со вздохом, показавшимся бесконечным. Другая рука рассеянно гладила голову мальчика, прижавшегося к его рубашке.
4. Open the door, Richard!
Девушка открыла дверь молодому человеку.
Эчика Джонс тут же порадовалась, и еще как, что засиделась за последней чашкой кофе. Остальные девушки, поспешившие наверх, не имели счастья слышать звонок… и, стало быть, открыть.
Он походил на рекламу булавок для галстука, нарисованную Лейендекером, в витрине «Сакса». Портфель же его был – вне всякого сомнения – из секции «Роскошная кожа на заказ» того же «Сакса».
Он же думал совсем о другом. Джей Джей готов был сучить ногами, но, поскольку он был очень хорошо воспитан, делал это про себя. Он поздоровался с девушкой и назвал себя – все по правилам этикета. Имя Эчика не запомнила, слишком занятая восторгами от его повадки, прически, зубов, галстука, ботинок и т. д.
Он просил о встрече с мадам Артемисией.
– Мадам! – хихикнула Эчика. – Не говорите этого слова при ней. Безбрачие – ее «Пурпурное сердце». Скромного «мисс» будет достаточно.
Проверив тылы, она добавила вполголоса:
– Ее еще зовут Дракон. Или Капитан Блай, тиран в треуголке, мучивший экипаж «Баунти».
Если он и был ошарашен, хорошие манеры все же сохранил.
– Вы думаете, что мисс Артемисия будет пытать меня колесованием?
– Нет, если я ей скажу, что вы молодой, белокурый и просто очаровашка.
– Ради бога, не надо, а то она подумает, что я в слюнявчике и с соской во рту. Могу я попросить вас доложить обо мне, пожалуйста? – добавил он серьезнее.
Она наморщила нос – воплощение шаловливой осмотрительности.
– Только эпидемия тифа или возвращение Руди Валле могут когда-нибудь заставить ее высунуть нос наружу. А пока вам придется карабкаться на вершину. Напомните мне ваше имя?
– Джей Джеймсон Тайлер Тейлор. Джей Джей.
Она посторонилась. Он вошел.
– Ее сестры, миссис Мерл, нет дома. Она ушла на рассвете смешивать с грязью «Электроникс», магазин телевизоров на Лексингтон-авеню. Они обещали доставку, а ее все нет. Перегорели лампочки и трубки на заводе. Повалили валом покупатели. У вас есть телевизор?
Молодой человек внимательно рассматривал прихожую, как будто искал потерянную вещь. Он вздрогнул, когда она повторила вопрос.
– Да, да, конечно, – пробормотал он машинально.
Конечно! Ах, эта беззаботность баловня судьбы, который может позволить себе телевизор так же легко, как банку роль-мопса!
Она оставила его ждать и упорхнула. Удостоверившись, что находится вне поля его зрения, предприняла не очень пристойный спринтерский забег до третьего этажа. Поднималась она туда нечасто. Даже никогда. Эчика постучалась к Артемисии, и… ее охватил мандраж.
Никакого ответа. Из дальней комнаты показалась Истер Уитти с метелкой из перьев в руке.
– Что вам от нее надо?
– Ее спрашивает джентльмен.
– Джентльмен? Какого рода?
– Парк-авеню. Золотые запонки. Английские мокасины.
– Он сказал, как его зовут?
– Джей Джеймсон Тайлер Тейлор.
– Не знаю такого.
– Я тоже. Но он спрашивает не нас.
Истер Уитти бесцеремонно постучала в дверь. Створка приоткрылась, донеслась воркотня и негромкая брань. Когда ее ввели в курс дела, Дракон изрыгнул пламя:
– Никогда не слышала. Он красив?
– Красивее некуда! – пылко заверила Эчика.
– Скажите ему, что мне уже не по возрасту.
И она захлопнула дверь перед их носом.
Эчика сбежала по лестнице, притормозив ланьим прыжком на подходе к холлу. Джей Джеймсон Тайлер Тейлор (он, кажется, сказал Джей Джей?) был по-прежнему там.
– Мисс Артемисия не хо… не может вас принять.
Губы его перекосила гримаса отчаяния, казалось, он весь сейчас растечется лужицей.
– Я могу вернуться и умолять ее, – прошептала взволнованная Эчика. – Но мне понадобятся боеприпасы.
– Бое… боеприпасы? – выговорил он.
– Аргументы. Убедительные.
– О, я понял. Скажите ей…
Лицо его просияло, он изящно щелкнул пальцами.
– Произнесите это имя: Нельсон Джулиус Маколей.
– Нельсон Джулиус Маколей. – Гримаска сомнения. – Думаете, этого будет достаточно?
– Если я ошибаюсь, это имя действительно будет ей неизвестно. Но если это она, вправду она!.. О боже мой, если это она…
Опустив голову, он что-то забормотал в кулак. Эчика озадаченно развернулась.
– Нельсон Джулиус Маколей, – повторяла она вслух, поднимаясь по лестнице. – Нельсон Джулиус Маколей…
Ее остановили на полпути.
– Какое имя? Эчика, опять вы! Какое имя вы назвали? Повторите, безмозглое создание…
Лицо Артемисии наверху, над перилами, казалось яблоком в конце туннеля. Слух у старухи был отменный.
– Нельсон Джулиус Маколей! – проревел голос Истер Уитти где-то в дальнем коридоре.
Молчание.
– Какое… имя? – выдохнул Дракон.
– Нельсон Джулиус Маколей! – прокричала Эчика во все горло. – Я вам что, громкоговоритель бродячего цирка?
– Боже милостивый… Вы держите этого бедного гостя узником в холле, Эчика? Если это для того, чтобы выйти за него замуж, я вам подскажу более действенные методы. Кончайте ловить мух и пригласите его подняться!
Рука Эчики указала дорогу бедному узнику.
Который поспешно повиновался.
5. Beg your pardon
– Эта балаболка права. Действительно, красивее некуда, – объявила старая дама со своего наблюдательного пункта под абажуром от Тиффани.
Джей Джей не рискнул осведомиться, к кому относится эта оценка и не иронизирует ли она. Он боялся ответа – если ответ был. Во всяком случае, у него было ощущение, что его просвечивают рентгеном.
Другой бы почувствовал себя неуютно в этом нагромождении безделушек, финтифлюшек, бумаг, мебели, всего. Он, однако, нет. И быстро понял почему.
Это место, где он никогда не бывал, было ему уже близко знакомо. И эту женщину, которую он видел впервые в жизни, он как будто хорошо знал. Пусть даже целая жизнь отделяла Артемисию, которую он себе представлял, от несговорчивого старого дракона, стоявшего посередине комнаты.
– Я заметила вас на улице сегодня утром. Вы ждали меня?
Она расставила ему ловушку. Надо сказать, не очень коварную. Он не попался в нее, потому что ответил правду: