В конце концов однажды ближе к вечеру, когда, казалось, ей удалось-таки загрузить всех работой и каждый был поглощен своим делом, Эмма отложила в сторону свои садовые перчатки и отправилась на небольшую прогулку – она решила разыскать владельца фермы, располагавшейся по соседству с Хайбери Хаус. Дорога, что спускалась с холма от поместья к этому фермерскому дому, утопала в такой грязи, что при каждом шаге даже прочные сапоги просто-напросто засасывало, а в глубоких колеях, накатанных тракторами, чуть ли не доверху стояла вода. Промозглый туман проникал через ворот вощеного жакета, сквозь кремового цвета рыбацкий свитер, даже в такой добротной одежде пробирало до костей.
Сидни говорила, что Генри Джонс происходил из старого фермерского рода, несколько поколений его предков работали на Ферме Хайьери Хаус. Когда-то давно она принадлежала первоначальным хозяевам, Мелькортам, а те в конце 1920-х годов продали эту часть своих владений Джонсам. Ферма пережила Вторую мировую войну, индустриализацию сельского хозяйства, прочие многочисленные изменения, но уцелела и осталась в семье вплоть до сегодняшних дней.
Эмма
Показался фермерский дом. Эмма пригладила каштановые волосы, проверяя, не выбились ли ненароком из гладкой прически непослушные пушистые пряди, затянула потуже ленту, собиравшую волосы в конский хвост. Она заметила, что под ногти забилась грязь, несмотря на то, что во время садовых работ она постоянно надевала перчатки. Что ж, Генри Джонсу придется лицом к лицу столкнуться с жестокой реальностью, когда работающая женщина, причем работающая целый день в грязи, работающая с землей, вполне может и запачкаться.
Небо уже началось наливаться чернильно-синей хмурью, поэтому ничего удивительно не было в том, что сельхозтехнику спрятали от непогоды, чтобы она не стояла без дела во дворе в сотне ярдов от дома. Никого там не увидев, Эмма направилась прямиком к зданию из красного кирпича – там, на окнах первого этажа, горели светильники.
На пути к дому, она услышала звуки музыки: хороший такой бит, а на заднем плане духовые инструменты. По мере того, как она подходила ближе, музыка все звучала все громче, поэтому, когда на ее стук в бледно-зеленую дверь, никто не отреагировал, Эмма ничуть не удивилась.
Но когда туман сгустился еще сильнее и зарядил дождь, она принялась колотить в двери кулаком. Музыка в момент сделалась тише. Эмма отступила на шаг. Дверь распахнулась и на крыльцо практически вывалился мужчина в спортивной футболке с мультяшными персонажами из «Драматик» Джеймса Брауна и в белых утепленных подштанниках из комплекта термобелья.
На голове у него был кавардак, темные волосы дыбом стояли в одну сторону, как если бы он целый день спал, не сняв шапку.
– Привет? – немного удивленно сказал мужчина.
– Здравствуйте, я ищу Генри Джонса, – ответила Эмма.
– Что ж, вы его нашли.
– Я Эмма Лоуэлл. Возможно, вам про меня говорили…
Мужчина просиял:
– Садовница! Да, мне про вас говорили. Ну, что вы хотели поглядеть те старые рисунки моей бабули.
– Верно.
– Блин, вы же тут торчите под этим чертовым дождем, а я даже не предложил вам войти… Проходите, – засуетился Генри, пропуская ее внутрь.
– Спасибо. – Заметив, что он в одних носках, она спросила: – Мне снять сапоги?
Он попытался пятерней пригладить свой вздыбленный веер волос, но стало только хуже.
– А вы не против? Вообще, мне-то без разницы, но вот Сью… она только-только начистила тут все, в офисе. Она меня прибьет, если я натаскаю грязи ч, ведь еще суток не прошло, как она убиралась.
– Сью? – спросила Эмма, стаскивая сапоги.
– Она счетовод на моей ферме. Порой беспорядок, который я устраиваю тут, ее достает окончательно и она устраивает генеральную уборку. Проходите.
Эмма проследовала следом за ним через короткий коридорчик и очутилась в офисе, где умещалось два письменных стола. Один стол был в таком идеальном порядке, словно костюм c иголочки, на другом же столе порядка не было и в помине.
Генри уселся за грязный письменный стол, отодвинул прочь стопку каталогов семян, потом вообще убрал их на стоявший рядом стул, отставил в сторону несколько немытых чашек с засохшей заваркой. На столе лежал лэптоп, наполовину погребенный под ворохом бумаг, среди них угадывалось нечто, похожее на отчеты по химанализу, какой-то старый, еще субботний выпуск «The Telegraph» и книжка в мягкой обложке, лежавшая корешком вверх.
– Подозреваю, вы легко догадаетесь, которую половину занимает Сью, – сказал он, перекрикивая радио, из которого орала какая-то классическая песня в стиле соул.
– Думаю, уже догадалась. Чарли руководит моей командой дизайнеров-садовников, он поладил бы со Сью.
– Хм, неужто такой же чистоплотный? – спросил Генри.
– Что-то типа того, хотя в моем случае все не настолько жестоко, как тут у вас.
Генри расмеялся.
– Меня никому не перещеголять – у меня тут всем бардакам бардак! А теперь расскажите-ка мне поподробнее о том, что именно вы надеетесь обнаружить среди рисунков моей нянюшки?
Она рассказала немного про свой проект реновации сада и о том, что именно рассчитывала отыскать в альбомах для зарисовок его бабки. – Порой рисунки могут заполнить пробелы между намерениями и реальностью.
– Но разве от фотографий не больше толку? – спросил он.
– Да, в идеале. Но речь-то про 1907 год! Тогда все еще большой редкостью было документировать разбивку сада досконально, только если это полагали действительно важным. А Винсента Смит стала знаменитой лишь годы спустя.
– Она писала книги, не так ли? – спросил он.
– Прошу прощения, – переспросила она, нагнувшись к собеседнику, чтобы лучше расслышать его вопрос, заглушенный внезапно раздавшейся из динамика чередой звуков рога.
Фермер схватил свой мобильник, лежавший на книжной полке, и убавил громкость звонка.
– Извините.
– Что за мелодия у вас на рингтоне? – поинтересовалась она.
– Джеки Уилсон, песня «The Who Who Song». До того, как принять во владение ферму от дедушки, отец ездил на своей машине в Сток-он-Трент танцевать на Northern soul в клуб Голден Торч. Соул, Motown, Stax. Он слушал это все, когда разбирал счета. А когда он умер, я, ну… типа продолжаю делать так же, типа в память о нем.
Теперь понятно, откуда у Генри эта футболка с Джеймсом Брауном.
Эмма
– Хочу спросить: а есть книги, написанные Винсентой Смит? Это имя звучит знакомо, – поинтересовался Генри.
– Верно. Она уехала в Штаты, вышла там замуж и жила там до самой смерти. Хайбери Хаус был ее последним садом в Англии.
– Мда, это было на несколько десятилетий позже: моя бабуля жила на ферме Темпл Флосс во время войны, тогда она доставляла провизию в господский дом. Свое увлечение живописью она тогда не принимала всерьез, и так было до 50-х годов, когда у нее родилась моя мама.
– Сидни сказала, что ваша бабушка была уважаемым художником, – сказала Эмма.
Он ухмыльнулся:
– Она была не настолько известным художником, чтобы я завязал с фермерством и стал бы кататься как сыр в масле, но она действительно некоторое недолгое время она продавала свои работы нескольким лондонским галереям. В начале девяностых она несколько раз брала меня с собой в гости к своим старым приятельницам. Одна из ее подруг все время была в разъездах, потому мы останавливались у нее на квартире в Мейда-Вейл.
– Я очень надеюсь, что некоторые ее зарисовки могли бы дать мне подсказки, – сказала она.
Он откинулся на спинку своего стула:
– Я с Тифф, моей сестрой, после бабулиной смерти прибирались в ее доме. Тифф себе на память взяла оттуда немногое – она живет в Лондоне, так что свободного места у нее кот наплакал. Короче, большинство вещей бабули достались мне. Уверен, у меня тут как минимум есть пара ее альбомов для зарисовок.
Эмма аж привстала со своего стула:
– Не могли бы вы, пожалуйста, достать альбомы? Мне очень неловко тратить ваше время, когда вы, кажется, так заняты, но…
Он расхохотался:
– Но именно это вы, кажется, как раз намереваетесь сделать. Не берите в голову. Я всегда рад помочь Сидни с Эндрю.
– Вы их давно знаете? – спросила Эмма.
– Где-то около года. На ярмарке я пару раз пересекался с дедом Сидни – неразговорчивый он был старик, но со мной здоровался.
Эмма нахмурилась:
– Мне казалось, вы знакомы дольше. Ведь Сидни упоминала викторину, которую устраивает в пабе.
– Вас уже успели завербовать зануды-трезвяки?
– Простите?
– О, это название нашей команды. Я участвую в викторинах почти каждую неделю, хотя, понятное дело, в вопросах, которые не затрагивают фермерское дело, классическую соул-музыку или военную историю Британии, пользы от меня почти ноль, – улыбнулся Генри.
– Тогда моими вопросами были бы садоводство, писатели, пишущие о садах и исторические сады, поэтому ваши знания разнообразнее моих, – она улыбнулась в ответ.
– чтобы начать работу над этим садом нам придется подкупить ведущего викторины. Даже если ответить на какие-то из вопросов вообще без шансов, можно смириться с этим, а потом взять да и выбить очко.
– О, на викторину я не ходок, – быстро проговорила она.
– Почему?
– Не мое это все.
Он склонил голову на бок, выдав свою заинтересованность:
– Вы не обязаны там напиваться, если это именно то, что вас напрягает. И вам не надо помогать разгадывать вопросы, на самом. Мы вам не оставим ни единого шансика сделать это, даже если захотите.
– По вечерам я обычно без сил, – ее оправдание прозвучало неубедительно, это было ни разу не убедительное оправдание.
– Я вас понимаю. Фермеру ведь тоже приходится вставать ни свет ни заря. Однако если вы передумаете, то вы знаете, где нас найти – сказал фермер.
Вообще-то она не знала, но так как до сих пор она видела лишь один паб на весь Хайбьери – паб назывался «Белый лев» – она могла сделать вполне обоснованное предположение. Но это предположение было не тем, которое она собиралась сделать изначально.
Тут зачирикал ее мобильник. Она глянула на заветившийся экранчик – всплыло текстовое сообщение от Чарли:
Роузвуд не верно укомплектовал наш заказ. Все придется отослать назад.
Она тихо содрогнулась. Еще хоть одна подобная задержка грозит выбить ее из графика так сильно, что зарежет весь льготный период, заложенный в контракте!
– Проблемы на работе? – спросил Генри.
Эмма засунула сотовый в задний карман:
– Ничего такого, что я не смогла бы разрулить.
– Этот бизнес принадлежит вам одной? – задал вопрос он.
– Ага, я открыла свое это дело, когда устала «работать на дядю», как говорится.
Он присвистнул:
– Вам удалось это провернуть в одиночку. Впечатляет.
– Спасибо, да, думаю, так и есть, – ответила она.
Он расцвел в улыбке:
– Это комплимент. Дадите мне свой номер? На выходных я поищу те альбомы с набросками, а когда разыщу их, отзвонюсь вам.
Он взял свой сотовый со столешницы и протянул ей. Эмма колебалась.
Она уже тысячу лет не давала свой номер телефона мужчинам, но они ведь не в баре сейчас сидели, ведь не чатились в приложении для знакомств – это касалось работы!
Она набрала свой номер в его телефон, и когда он забрал его, то сразу послал ей сообщение:
– Теперь вы всегда можете писать мне, если вам что-то понадобится, – сказал Генри.
– С фермы? – спросила она, и на ее обычно привычно сжатых губах появилась слабая улыбка.
– Тут не угадаешь, может, как-нибудь утром вы проснетесь и подумаете: о, как бы мне сгодился пресс-подборщик сена с фермы Генри.
– Буду иметь это в виду. Спасибо, – сказала она, дойдя уже до двери его офиса.
– Может, я как-нибудь случайно увижу вас в «Белом Льве». Новым соседям там принято подносить дармовой стаканчик.
– Вот как?
– Естественно.
Неожиданно она обнаружила, что раздумывает над его приглашением. Просто пропустить по стаканчику с приятным мужчиной, простым в общении – непривычная и привлекательная идея, которую она почти сразу же отогнала. Если завязать отношения с кем бы то ни было в Хайбери, то, когда ей неминуемо придется уезжать, будет только тяжелее.
– Может быть, когда-нибудль.
Выйдя на двор фермы под проливной дождь, Эмма подняла ворот, пытаясь поплотнее укутать шею. Но даже грязь, казалось, налипала ей на ботинки и шагать было труднее, чем когда-либо, ее не покидало странное ощущение, что на душе стало светлее.
Бэт
19 марта 1944 года
Моя дорогая Бэт,
когда я читаю твои письма, мне так хочется оказаться опять дома, на ферме. Рад, что тебе нравится твоя работа. Я ведь фермер до мозга костей, поэтому на сердце у меня становится теплее от мысли, что очень скоро ты совсем освоишься и будешь чувствовать себя в полях так же уверенно, как и остальные.
А мне вот-вот должны дать увольнительную на 48 часов, проведу ее я в компании Клифтона, Макинтайра и Бэйтса. Пока не знаю, когда мне дадут увольнительную достаточно длинную для того, чтобы успеть совершить путешествие обратно в Англию. Однако когда увольнительную мне все-таки дадут, мы с тобой сходим, куда только захочешь: чаепитие, ужин, танцы – все, что пожелаешь. Странно думать, что это будет наше первое свидание.
Со всей моей любовью,
Колин
– Теперича-то ты хоть уверена, что знаешь, куда ехать? – спросил Мистер Пенворти пока Бэт перепроверяла поводья и удилá лошади.
– Вниз по Фосс-Уэй, потом повернуть налево и по мосту через речку, потом две мили ехать на юг до Хайбери Роуд. Еще полмили проехать по этой дороге и по левую руку будет большой дом, – сказала Бэт.
– Не забудь, что парадные ворота сняли…
– …и сдали на переплавку, – Бэт с улыбкой предложение закончила.
Мистер Пенворти вóлоком подтащил к телеге второй деревянный ящик, который следовало доставить в Хайбери Хаус.
– Ты оставишь ее в покое уже когда-нибудь? Девочка не дура, – Миссис Пенворти еще чуток поворчала.
Бэт залезла на облучок, щелкнула поводьями, помахала рукой на прощанье.
Выехав на проселочную дорогу, она не смогла удержаться и начала улыбаться; холодный ветер трепал ее волосы. В свободное время она обычно ходила в кино с Рут и двумя другими девушками, которые работали на молочной ферме в Комбруке, поэтому редко оставалась в одиночестве. Но когда она проводила свои выходные так, как сейчас, то всегда чувствовала себя виноватой, если не поспевала вовремя отвечать на бесконечный поток писем от Колина – письма от него приходили регулярно каждые два-три дня. Но сейчас, правя поводьями, она отбросила все сомнения и просто безмятежно наслаждалась возможностью побыть в одиночестве.
Всю дорогу до Хайбери Хаус Бэт пребывала в хорошем настроении. Она проехала пролом в стене, где раньше были железные парадные ворота, и свернула к въезду для хозяйственных нужд – исполнила все в точности так, как ей советовал сделать Мистер Пенворти. Она спрыгнула с телеги, привязала лошадь и только потом открыла ворота двора, а затем стащила оба ящика на землю, поставив один на другой.
Она осторожно обогнула телегу и пошла к двери, ведущей в кухню. Было слышно, как там гремят сковородками и льется вода. чтобы постучаться в двери, ей надо было освободить руку, для чего пришлось прижать коробки животом к двери.
Почти в тот же миг дверь распахнулась – вышла женщина в переднике, ее каштановые волосы были высоко уложены и забраны в сетку. Она подозрительно взглянула на Бэт, с прищуром, затем перевела взгляд ниже, на коробки:
Примечания
1
Каркас узлового сада – это геометрический узор из низкого стриженного кустарника. Композиция могла иметь очертания квадрата, таких секций могло быть несколько (здесь и далее примечания переводчика).
2
Французские двери— это двери, как правило, с двумя створками, без импоста, остекление занимает не менее 80 % площади портала.
3
Эдвардианская эпоха – это период правления в Британии короля Эдуарда VII, то есть с 1901 по 1910 год, в который также иногда включают и несколько лет после его смерти, предшествовавшие началу Первой мировой войны.
4
Теневой бордюр – узкие длинные полосы маленьких декоративных теневыносливых растений, которыми обрамляют дорожки и лужайки.