Не сегодня.
Золотистые кроны тополей в свете вечернего светила, рой мошек на фоне бездонного неба, по которому плыли облака, напоминающих кудрявых барашков, пестрая зелень под ногами, клумбы с цветами, шумные шмели внутри ало-сиреневых фиалок, кусты барбариса во дворах. И конечно услада для всех мужских глаз – красивые, летние, словно солнцем озаренные, сияющие девушки в платьях самых разных оттенков, в шортиках, обнажающих стройные загорелые ножки, в маячках, открывающих пикантных треугольник на груди, в причудливых и сносных шапочках. А их смех – звонкий, невинный, озорной – был подобно чуду.
И почему он не надел чистую белую майку и цветастые шорты, как все уверенные, не обделенные свободой парни. Черные штаны, серая футболка и поношенные кроссовки – однозначно не подходили для этого летнего наполненного буйством красок вечера.
Антон не унывал. Зашел в продуктовый магазин. Сам себе удивился, что не купил пива, а взял мороженное. Вафельный рожок с шоколадным вкусом.
Что может быть лучше?
Перед кинотеатром тусовались молодые люди из другой прослойки, не дворовые, с определенными планами на будущее, они знали, чего стоят. А если не знали, то родители среднего класса, напоминали, а кому-то и вдалбливали. Раньше Антон был таким же, но сейчас… Ни тот, ни другой. Потерянный. Странник, который уставился на две дорожки и не может решить по какой двигаться дальше. Выбор простой, но важный.
В полупустом зале было душно. Шумно. Молодежь не умела говорить шепотом. Много влюбленных парочек. Одна большая компания, человек десять, не меньше. Не одной одинокой девушки. А на что он рассчитывал? Какая девушка пойдет одна на вечерний сеанс в не самый благополучный район города?
Фильм оказался очередной голливудской поделкой (обещали главное кино события лета). Никакого драматизма, никакого сопереживания за героев. Красивая, но безжизненная картинка с целым набором дорогих спецэффектов, пытающихся скрыть сырой и бездарный сценарий.
Антон вышел за десять минут до начало титров. Обычно он досматривал до конца самые низкопробные фильмы, а тут его словно кто-то подгонял, выталкивал из зала.
И не зря.
На оставшиеся деньги он купил в кинобаре шоколадный батончик. Расплатился. И тогда услышал громкие женские голоса, медленно перетекающие в крики. Истерика. На оранжевом диванчике сидела та самая девушка, специалист по кадрам, и хваталась за сердце. На искаженном от боли лице – маска страха. Ее подруга, не понимающая, что происходит, бесполезно сотрясала руками воздух и что-то несвязанное ворковала.
Первым к девушкам на помощь подбежал сотрудник кинотеатра, молодой человек восемнадцати лет, Эльдар. Виктор подошел секундой позже.
– Вам помочь?
– Да, пожалуйста, мужчины, помогите. Моей подруги плохо.
– Где больно? – спросил Виктор.
– Сердце. Больно.
– У нее инфаркт? – предположил Эльдар, у которого тряслись руки.
– Можно? – Екатерина разрешила, и Антон положил руки на ее грудь. Сердце билось так быстро, словно хотело вырваться наружу. – Звони в скорую.
– Ага. – Эльдар достал служебный телефон. Набирал. Сбрасывал. – Сейчас вспомню. Черт! Да, 902, точно!
– 903!! Не паникуй, парень. Скажи только адрес верный. – Антон теперь смотрел в ее глаза и почти шептал, чтобы не напугать. – Не бойтесь. Все будет хорошо.
– Вы доктор?
– Нет.
– Но я знаю, что делаю. Вы должны мне довериться. Хорошо? – Она кивнула. – Ложитесь на диван. Откройте все окна настежь, – обратился он к её подруге.
– Больно.
– Знаю. Сейчас я подушечками больших пальцев надавлю на ваши глазные яблоки.
– Я…
– Тише. Не буду сильно давить. Скажите, если будет больно. – Антон проделывал данную операцию чаще, чем хотелось бы. У сокамерника Димки, по клички «мутный», была тахикардия. – Ну как? Лучше?
– Да.
– Считаю десять секунд. Отпускаю. Жду три секунду. И так по кругу, до приезда скорой помощи. Хорошо?
– Да.
– Вызвал скорую? – спросил Антон у Эльдара.
– Да.
– Молодец. А теперь принеси мне холодной воды. Да поживей.
– Понял.
– Что со мной? – спросила Катя.
– Тише. Старайтесь дышать ровно, спокойно. Разговор сейчас некстати.
– Вы доктор? – спросила уже подруга.
– Не мешайте мне, я сбиваюсь в счете.
Прибежал взволнованный со всклокоченными волосами Эльдар с бутылкой воды.
– Мои руки заняты. Поэтому умой её. И воду не жалей.
– Я не умру?
– Не сегодня. – Антон улыбнулся прелестной девушки. Улыбнулся и потому, что был искренне рад помочь незнакомке. Сделать что-то важное, настоящее. Доброе.
Через некоторое время приехала скорая помощь. Два фельдшера инъекционным способом ввели спасительную порцию Анаприлина и увезли Екатерину с подругой в приемный покой.
– Фу, – выдохнул Антон, стягивая пропитавшуюся потом футболку. Выпил воды, которую принес . Толпа зевак разошлась, шоу закончилось.
– С ней все будет нормально? – спросил Эльдар все такой же беспокойный и нервный. – У меня у самого чуть сердце не выпрыгнуло!
– Я заметил. Успокойся уже. Ты – герой. Спас девушку.
– Кто герой, так это ты.
– Я сделал то, что умел. И только.
– Так обычно и говорят. С ней все будет в порядке? – повторил вопрос Эльдар.
– Да. Врачи найдут причину сильного сердцебиения. Назначат лечение. И все будет тип-топ.
– Теперь она должна на тебе жениться, – сказал Эльдар.
– Классный ты парень, Эльдар! Как можно дольше не выпускай из рук наивного мальчишку, что сидит в тебе. Покедова!
– Как тебя зовут?
– Разве это важно?
– Я хочу о тебе написать в твиттере.
– Хочешь мне прославить в инете?
– Ага.
– Не надо. Один раз я уже прославился. Хватит.
И он ушел, скрывшись за ночным покровом теплой летней ночи.
***
Лиза, свернувшись калачиком, уснула прямо в кресле. Виктор укрыл ее пледом.
Не знал, что делать.
Не каждый день брошенные матерями девочки спали на его любимом кресле.
Привел чужого ребенка в дом, увел с «места преступления» и не позвонил «02». Провал по всем статьям. Что может подумать правоохранительные органы? Девочка, одинокий мужчина без семьи, ночь. Зачем он привел невинную Лизу в свой дом? Почему сразу не сообщил? И что он делал с ней до трех часов ночи?
Сама мысль была отвратительна.
Надо позвонить сестре, подумал Виктор и посмотрел на настенные часы. Без пяти минут три ночи.
– Черт!
Набрал номер. Три гудка. И сонный и встревоженный голос сестры. Без ноток раздраженности и злости она спросила, нужна ли помощь ему.
– Да, сестра. Нужна.
– Хорошо. Ты дома? Я уже еду.
– Постой, постой. Я жив. Здоров. Не переживай. И ехать никуда не надо. Ночь на дворе.
– Ты правда в порядке?
– Конечно.
– Столько времени не звонил, я столько всякого… Ужас!
– Прости.
– С днем рождения. Видел сообщение?
– Да. Спасибо.
– Что у тебя стряслось?
– Я встретил девочку.
– Девочку?
– Ее бросила мать возле пруда.
– Оо…
– Мы сначала ждали. Болтали. Потом я уговорил Лизу. Ее зовут Лиза. Короче, она у меня дома. Спит. Вот.
– Звонил в полицию?
– Нет. Позвонил сначала тебе. Растерялся. Думал, что сделал все правильно.
– Ты сделал все правильно. Ничего страшного не произошло. Сейчас звони в «02». Остальное сделают – они.
– Я обещал Лизе, что отведу ее снова к пруду. К маме. А завтра позвать всех и отпраздновать свое день рождение.
– Виктор, не будь маленьким. Звони. Если душа не спокойна, езжай с девочкой в участок. Давай приеду?
– Не надо. Я справлюсь.
– Точно? Точно не наделаешь глупостей?
– Моя жизнь состоит сплошь из глупостей. Ты знаешь.
– Виктор… тебе легче?
– Да. – Молчание. – Врать я не умею. Но сегодня мне заметно лучше.
– Из-за девочки?
– Да.
– …
– Я тебя люблю, – искренне признался Виктор.
– Я… – ее голос дрогнул, расчувствовалась, – тоже тебя люблю, братик.
– Позвоню тебе. Завтра. Обо всем расскажу.
– Если не позвонишь, я тебя найду. Ты знаешь. Из-под земли достану.
– Знаю.
– Витя, не забывай про меня. Не делай мне больно.
– Рад был услышать.
– Звони.
– Пока.
– Пока.
Справился. Поговорил с сестрой, которой не звонил полгода, и которой не отвечал столько же.
Виктор был неисправимым эгоистом по жизни. Вселенная – один он. И пускай мир крутиться вокруг него. Пускай все друзья и родные крутятся вокруг него. Зачем звонить и спрашивать о здоровье, о самочувствии? Зачем поздравлять с важными событиями и победами? Зачем наведываться с подарками в гости к дорогим и близким? Зачем? Они сами должны проявлять внимание и заботу. Должны – и точка. А если не хотят – пускай катятся куда подальше. Значит плохие друзья. Значит родные – чужие.
А что в итоге? Что в сухом остатке после прожитых тридцати лет?
Семью разрушил, потерял связь со школьными друзьями, с боевыми товарищами, поссорился с родными в пух и прах, не звонил и не отвечал на звонки, мотивируя дикой занятостью на работе, которую ненавидел и презирал. Но работал, потому что платили. Платили ровно столько, сколько, по его мнению, надо было одинокому волку, как он.
И все бы ничего, если бы не одиночество, лишающее нормального сна и обнажающее его неполноценность.
Звони уже в «02». Не тяни.
Виктор представился, сказал адрес и рассказал о случившемся.
Пассивные и сонные полицейские – даже не удосужились представиться – особо и не расспрашивали: пару вопросов, где и когда обнаружили, и сколько прошло времени. Потом попросили паспорт. Сверились, что ребенок не его. Всякое бывает, намекнули. Убедившись, что он не врал и вполне вменяемый, перевели внимание на ребенка. Лиза мгновенно замкнулась, надув обиженные щечки. Сказала, как зовут ее и маму. Рассказала, где и когда мама оставила её. Подтвердила его историю.
– Все ясно. Спасибо, Лиза.
Он подошел к Виктору и тихим голосом сообщил:
– Бумагу подпишите. Так, формальность. – Подписано. – Девочка сбежала из детского дома. Имя. Фамилия. Приметы. Все совпадает. О пропажи было заявлено сегодня в 13:30. В общем, мы забираем её. Из участка вызовем заявителя.
– Странно. Я поверил, что она ждет маму.
– Ничего странного. Дети много чего придумывают.
– Можно мне с вами в участок?
– Нет никакой необходимости. Мы справимся.
– Пожалуйста, – попросил Виктор.
– Ладно. Как хотите. Только давайте побыстрее. Дела ждут.
Загрузившись в «Хантер», они стали плестись по городу, освещая фарами погруженные в дымку от тумана улицы. Было зябко. Меньше пятнадцати градусов. Лиза молчала, отвернулась от Виктора и смотрела в окно, скрестив руки на груди.
– Обиделась?
Молчание.
– Я обманул тебя.
– Ты такой же, как все! Врун и обманщик! – выпалила она и заплакала.
– Я просто хочу тебе помочь. По-дружески. Мы же друзья?
– Нет! Друзья не врут друг другу!
– Ты тоже была не честна со мной.
– Ненавижу тебя!
На этой ноте разговор был окончен. Лиза сжалась, скрывшись за невидимый панцирь, и тихо плакала, часто всхлипывая. Как нож по сердцу ее плач. Но Виктору ничего не осталось, как ехать и думать, почему это произошло с ним? И почему он так сильно переживает за чужого ребенка?
В пустом полицейском участке полным ходом проводился ремонт, пахло свежевыкрашенной краской и пылью. На полу – новенькая светло-бежевая плитка, закрытая вдоль стен листами газет, чтобы краской не испачкать. Стены наполовину были покрашены в серый цвет, наполовину – побелены.
Намного лучше, чем раньше.
Два года назад Виктор чуть не убил одного похотливого юмориста, некого дальнего родственника из ближнего зарубежья, который обидел Евгению до слез. Виктор не был пьяным, но под градусом. Этого хватило, чтобы сжать кулаки и нанести всего пару ударов, которые обеспечили полный нокаут сопернику. Что там началось! Крики, вопли, угрозы, ругательства. И вызов в полицию. Юморист лишился несколько передних зубов и заработал пару синяков на теле. Ничего серьезного. Поэтому дело быстро разрешили, прямо в участке. Правда, было одно маленькое «но», жена обиделась на Виктора. Он не понимал почему. В очередной раз. А он в очередной раз не захотел разрешить то, что было на поверхности. Махнул рукой. Ничего, забудется. Не забылось, а в один прекрасный момент взорвалось, волной обрушив в щепки их семейный союз.
Не пришлось долго ждать воспитателя из детского дома, она пришла ровно через пятнадцать минут после звонка.
Выглядела она на удивление бодро и энергично для глубокой ночи, словно и не спала вовсе. Невысокая и стройная. Немного за тридцать. Бледное лицо без единой веснушки и морщинки, красивый миниатюрный нос, правильная линия губ и большие зеленые глаза, подведенные черным карандашом – мгновенно притягивали, как и распущенные светлые волосы, ниспадающие на спину и плечи, словно излучающие солнечные лучи, согревающие и указывающие спасительный свет в кромешной тьме.
Она быстро разобралась с бумажной волокитой, успокоила Лизу (и никаких упреков и криков), подошла к Виктору, протянула руку для рукопожатия, представилась (Анна Владимировна), поблагодарила его за благородный поступок и попросила никому не афишировать о случившемся, чтобы не было лишних проблем у детского дома.
– Анна Владимировна.
– Да, да, я слушаю.
– Я хочу поговорить с вами.
– На свидание зовете? – Она хихикнула. – Простите. Не умею шутить. Запишите номер. – Виктор записал. – Звоните. Договоримся о времени. И поговорим в кабинете. Один на один.
– Спасибо.
– Вам спасибо. – Анна Владимировна задумалась и предложила. – Давайте я вас подвезу? Я на служебном транспорте.
– Нет, не надо. Хочу прогуляться.
– Не лучшее время для прогулок.
– Не волнуйтесь. У вас и без меня много дел.
Виктор на прощание помахал рукой Лизе. Та не ответила. Ее глазки снова сияли и готовы были расплакаться.
Боже, это точно происходит со мной, подумал Виктор и пошел в сторону дома, твердо зная, что будет делать дальше.
Никаких сомнений.
***
Настя накормила детей сытным завтраком – омлет с кукурузными оладьями, – проводила в школу и когда вернулась домой, принялась за творческую миссию. И только витиеватые и ускользающие мысли стали складываться в предложения, как зазвонил домашний телефон. Звонила Ангелина Вячеславовна, театральный руководитель из местного Дворца Культуры, и попросила прийти для репетиции заключительной сцены. Настя не могла отказать Ангелине.
С Ангелиной Вячеславовной они поставили не одну пьесу. Пускай не очень популярные, зато душевные пьесы, после которых хотелось жить и верить в то, что добро и любовь витает повсюду, главное протянуть руки и пустить их в сердца.
– В какое время, Лина?
– В 13:00. Можешь позже. Молодые люди нынче не пунктуальны.
– Можешь поставить чайник в 12:45.
Ангелина Вячеславовна прыснула со смеха. Человек – праздник. Открытая, веселая, искренняя. Очень справедливая и честная, что для многих считалось плохим тоном, даже дерзостью. Если ей не нравилась пьеса, или платье, или костюм, Ангелина Вячеславовна не умасливала ложью правду, говорила прямо, в глаза собеседника. Коллеги обижались, руководство делали замечания, юные актеры и вовсе уходили со сцены со слезами на глазах. А она не понимала почему? Почему люди так реагируют на правду?
– Я чайник, милая, поставлю. Не переживай. Но во время нашего чаепития ты поведаешь мне о твоей маленькой тайне, о которой ты почему-то умолчала.
– О какой?
– Ты забыла, с кем разговариваешь? – Хохоток. – Я обо всем знаю. Обо всем, подчеркиваю. Не пытайся мне врать.
– Но откуда?
– Как откуда? Птичка одна напела. Ладно, не тревожься. Жду.
– Буду в 12:30.
И снова она засмеялась и сказала на прощанье:
– И почему ты такая милая? Пока, детка.
– До встречи.
Анастасия была благодарна Ангелине за поддержку, когда эта поддержка была ей необходима. Как воздух, чтобы дышать. Чтобы пережить ужас, обрушившийся на нее глухой стеной, когда автобус с театральной труппой – семнадцать девушек и юношей, два руководителя – замотало из стороны в сторону по заснеженной дороге, и выплюнуло на встречную полосу, по которой двигался фургон. Мгновение – и перевернутый автобус оказывается в кювете.
И всё как в тумане. Кто садился на холодную землю и загибался от боли, от многочисленных ушибов и переломов. Кто плакал, стирая с одежду свою и чужую кровь. Кто суетился, помогая выбраться другим. А кто лежал, спал мертвецким сном. И этот нечеловеческий вой, зажатой в железе девочки.