Битая карта абвера - Критерий Николаевич Русинов 16 стр.


Николай Антонович внимательно осмотрел буханку хлеба, сало. Разглядел скорлупу яиц, даже на свет их посмотрел. Ничего подозрительного не обнаружил.

И тут вспомнилось дело немецкого шпиона Краузе, который в двадцатых годах работал по контракту в американском обществе по оказанию помощи голодающим Советской России. Используя свое положение, он подкупал некоторых советских граждан, выведывал у них нужные ему сведения. Потом его разоблачили.

Им занимался товарищ, который и сейчас работает в наркомате. А не посоветоваться ли с ним?

Тишину нарушило легкое посапывание. Николай Антонович повернулся к разведчику, которого сморила усталость и тепло.

Василий улыбнулся во сне. Что ему снилось? Варя?

Николай Антонович подумал — вот она молодость, и ему стало грустно при мысли, что может ведь статься так, что эти двое любящих никогда больше не встретятся.

Вспомнилось давнее. Побывал ведь и он в самом логове врага, и все же вернулся к своей Вере.

Ему — молодому чекисту доверили тогда руководители губернской ЧК сложное и опасное задание. Утром, перед уходом на задание, Вера спросила, чему он улыбался во сне. Николай с нежностью подумал о жене, которая, переживая за него, ночью не спала. Уж такова жизнь у жен чекистов: ждать мужей и надеяться. Они знали, что в тылу не меньше погибало чекистов, чем на фронте. И Николай попытался успокоить Веру, сказав, что получил рядовую командировку в один из уездных отделов и скоро вернется.

А было это весной 1919 года. Пятая армия Тухачевского заняла Богуруслан, Бугульму, Белебей, чем дала возможность всему Восточному фронту начать активное наступление на армию Колчака.

В одном из уездов орудовала крупная банда, главарем которой был контрразведчик подполковник Бахарев. Перешедший на сторону большевиков штабс-капитан Елизаветинский, потерявший веру в идеи белого движения, рассказал, что он и Бахарев оставлены здесь, чтобы поднять в губернии мятеж в случае наступления Колчака. Сам штабс-капитан возглавлял в городе «штаб» восстания.

Вскоре обстановка на фронте осложнилась. Наступление Красной Армии приостановилось и предпринятым контрударом белым удалось кое-где прорвать фронт. Это могло заставить активизировать заговорщиков и поднять мятеж в губернии.

Один из руководителей губчека Пошкас сказал Петрову:

— Ты недавно у нас. Большинство сотрудников губчека известны заговорщикам. Поэтому принято решение направить тебя к Бахареву и склонить его к встрече с Елизаветинским.

Пошкас свернул из газеты «козью ножку», насыпал в нее из кисета махорку. Закурил. Несколько раз так глубоко затянулся, что махорка в самокрутке затрещала.

— Хочу, чтобы ты понял, почему мы идем на рискованную операцию. Посмотри, вот основная база банды, — и он ткнул пальцем в едва заметную точку на карте. — Большими силами туда незаметно не подобраться. Бахарева поддерживают кулаки и подкулачники. Они предупредят его. Малыми силами с ним не справиться. Выход один: вывести Бахарева и его ближайших помощников на встречу с нами, обезглавить банду, а потом ликвидировать ее.

От попавшего в глаза дыма навернулись слезы, рукой он смахнул их и продолжал:

— Елизаветинский имеет пароль для связи с Бахаревым. С этим паролем пойдешь к нему. Постарайся убедить его, что наступил момент, когда нужно поднять восстание. И он, как старший по званию, должен возглавить мятеж, объединить свою банду с группой Елизаветинского, с которым должен встретиться и обсудить план действий. Задачу понял? На подготовку тебе даю два дня.

Когда Петров отправился в путь, солнце уже вышло из-за горизонта. Снег искрился под ногами. Ранний мороз, ранний снег. Ему вспомнилось: кто-то сказал, что видел на Аринин день улетающих журавлей. Значит, к Покрову нужно ждать первых морозов. Он шел неторопливо, засунув руки в карманы поношенного овчинного полушубка, и в хутор, где жил связной Бахарева, прибыл, когда на землю уже опустились сумерки. На стук дверь открыл кряжистый дед. Услыхав пароль, впустил в дом гостя.

Вскоре за Петровым приехали два брата-близнеца. На санях повезли на базу. Когда подъезжали, завязали ему глаза. Сани остановились, и повязку сняли. Яркие лучи солнца ослепили его, и он зажмурился. А когда открыл глаза, увидел плотного мужчину средних лет в бекеше, отороченной смушком. Мохнатые брови сдвинуты, а смотрит настороженно.

— Я Бахарев.

После обмена паролями главарь поинтересовался здоровьем Елизаветинского и сказал:

— О деле поговорим позже. Сейчас отдыхайте.

Он кивнул близнецам. Один из них проводил Петрова в примыкавшую к горнице каморку. Окошко выходило во двор к стене сарая. В случае опасности из этой ловушки не уйти, подумал он. Начало темнеть, когда к нему пришел один из братьев и пригласил ужинать. За столом сидел Бахарев, мрачно поглядывая на присутствующих. Он представил сидевшего рядом рослого с побитой оспой лицом здоровяка, лоб которого пересекал рубец — след старой раны.

— Начальник штаба капитан Силин Михаил Борисович, — затем глазами указал на невзрачного мужчину неопределенного возраста: — Улитин Мефодий Прокофьевич, — и с усмешкой добавил: — Наш идейный руководитель, эсер.

И тут Николаю Антоновичу припомнилось предупреждение Пошкаса, что Бахарев — монархист. С эсерами, кадетами и анархистами он лишь временно пошел на вынужденный союз.

Остальных главарь представлять не стал. Ограничился репликой, что это его боевые соратники.

Во время ужина Петров имел возможность наблюдать за сидевшими за столом. Особенно заинтересовал его Улитин. Говорил он быстро, немного гнусавя. Верхняя губа его была узкая, а нижняя отвисшая, отчего выражение лица казалось пренебрежительным.

После ужина Бахарев предложил гостю изложить цель своего прибытия. Петров, ссылаясь на штабс-капитана и его «штаб», обосновал своевременность начала мятежа в губернии, необходимость объединить силы заговорщиков, а план действий обсудить при личной встрече с Елизаветинским.

Наступило молчание, которое прервал главарь:

— Прошу, господа, высказываться.

Тишину буквально взорвало. Улитин заговорил быстро, пытаясь доказать, что успехи Колчака еще не являются убедительным поводом для начала восстания. Начальник штаба возражал ему. Эсер, брызгая слюной, набросился на Силина, обвиняя его в узости мышления и недальновидности.

— Господа, — вмешался в их спор Петров. — Начинать задуманное с сомнений и нерешительности — значит заранее погубить дело.

— Объединяться рано! Н-да, рано! Нужно еще выждать. Начав восстание объединенными силами в тылу красных... э-э... привлечем к себе этим крупные силы. И что тогда? — эсер с вызовом обвел взглядом присутствующих.

— А ты шибко не пугай! — глухо буркнул средних лет мужчина, на груди которого лопатой лежала тщательно расчесанная рыжая борода. Он часто облизывал губы, словно его мучила жажда.

— Я...э-э... милостивый государь, не пугаю. Особенно тебя, Алымов. — И обратился к остальным руководителям банды: — Э-э... господа, нас поддерживают крестьяне. Они недовольны продразверсткой. Н-да, они недовольны большевиками. А это, господа, много значит! Мы держава мужицкая. Да, да, мужицкая! Большевики долго на пролетариях не продержатся.

— Ты опять за свое! — нахмурив брови, бросил Силин.

— Да, Михаил Борисович, за свое. Э-э... нужно выждать время. Восстание еще не назрело, а значит — нет смысла объединяться. Н-да, не время еще.

В это время в горницу вошел долговязый мужчина с изможденным лицом и словно приклеенной бородкой клинышком. Вокруг шеи — поношенный шарф. Он кивнул головой и сел верхом на стул.

— Козел, — нагнувшись к Петрову, тихо произнес начальник штаба. — Анархист.

При появлении анархиста Бахарев еще больше нахмурился и впился взглядом в его лицо.

— Встать! — властно бросил он. — От своей вольницы не можешь отойти? Почему опоздал?

Козел нехотя поднялся, засунув руки в карманы брюк.

— А что, я не свободный гражданин свободной России? — с вызовом огрызнулся он густым басом.

Он и впрямь напоминал бодливого козла: во время ответа дергал головой, выставив вперед бородку-клинышек. Сдерживая улыбку, Петров подумал, что если фамилия анархиста Козел, а не кличка, то она полностью соответствует его характеру и внешнему виду.

А тот, широко расставив ноги и наклонив голову, пристально смотрел на главаря. Вдруг он выдернул руку из кармана брюк. Один из близнецов подался вперед, выхватив из кобуры револьвер. Видимо, он знал несдержанный характер Козла. Но увидев, что в руках анархиста ничего не было, опустил оружие. Беспокойство телохранителя вызвало у Козла кривую ухмылку. Он поправил сбившийся в сторону шарф и процедил:

— Занят был. Кончал допрос.

Не ожидая разрешения, снова оседлал стул, продолжая с независимым видом слушать эсера, который доказывал, что не время объединяться и что наиболее эффективная форма борьбы с большевиками на данном этапе та, которую избрала банда. Петров понимал, что настойчивость Улитина может поколебать Бахарева и тогда операция будет сорвана, но неожиданно ему на помощь пришел Силин. Он тихо, но так, чтобы слышали все, сказал:

— Нас, в основном, поддерживает только зажиточное крестьянство, бедняки за большевиков, а только на зажиточных полагаться не следует.

— Так он хлопочет только о себе! — Козел исподлобья посмотрел на Улитина. — Нужно объединяться. Время поспело.

Эсер взглянул на главаря, надеясь по его реакции узнать, к какой чаше весов тот склоняется. Но лицо Бахарева было непроницаемо. И Улитин в запальчивости бросил:

— Козел, э-э-э, никогда рассудительностью не отличался. Что можно ожидать от таких политиков, как ты?

— Отдышись! — пренебрежительно начал анархист. — Брось дурочку валять! Дело говорят — пора! Иначе краснопузые выпустят нам кишки. А тебя, Улитин, прикончат первого! Да и я могу пришлепнуть!

Эсер бросился к Козлу, который резко встал и опрокинул стул.

— Кого? Меня? Старого боевика, которого ценил сам Борис Викторович Савинков?

— Замолчи, не то духа лишу! — гремел анархист.

— Окстись, паря! — Алымов схватил эсера за руку.

Улитин с надеждой оглянулся на Бахарева, но тот продолжал спокойно сидеть за столом, устремив взгляд на скатерть.

Э, господин подполковник, усмехнулся про себя Петров, да ты, никак, привык к стычкам помощников! Прав был Пошкас, нужно использовать эти распри в наших интересах.

Бахарев спокойно отнесся к их перепалке, потому что их мнение для него ничего не значило. Что ж, продолжал рассуждать Петров, будем воздействовать на него лично. И обратился с вопросом к Улитину:

— Что противоречит в предложении штаба восстания позиции ЦК эсеров?

Тот хмыкнул, но ничего не сказал. Легкий шумок пробежал среди собравшихся.

Глядя в упор на эсера, Петров продолжил:

— По-вашему, выходит, что для свержения большевиков и активной помощи адмиралу Колчаку достаточно местного террора такой боевой и организованной силы, как ваш отряд? — и укоризненно покачал головой. — Предположим, вы уничтожите еще десяток-другой комбедовцев, несколько продотрядов, порубите чоновцев. А дальше что?

— Чернь нужно держать не только в повиновении, но и в страхе! — взвизгнул Улитин.

— Во баит! — одобрительно поддержал его Алымов.

— А чего вы добились местными операциями? Свергли советскую власть в уезде? — Петров вопросительно посмотрел на сидевших. — Господа, мы только упускаем время. И чем больше будем его упускать, тем меньше остается у нас шансов на успех.

Алымов наклонился к главарю и что-то сказал. Тот ничего не ответил, только еще ниже наклонил голову. Пальцы его рук нервно комкали скатерть.

— Адмирал Колчак прорвал фронт, — говорил Петров. — Поэтому нам нужно объединиться и общими силами под командованием господина подполковника, — он умышленно сделал акцент на звании главаря, что вызвало гул одобрения, — нанести ощутимые удары по тылам красных. Нашу задачу облегчит то, что большевики вынуждены сейчас бросить большинство воинских частей на фронт. В городах остались ослабленные, плохо вооруженные гарнизоны. А у нас там много сочувствующих. Они ждут нас.

По реакции присутствовавших можно было понять, что перелом наступил, хотя Бахарев по-прежнему молчал.

Осторожный, подлец, подумал о нем Петров. Увидев горящие глаза Алымова и других участников сборища, пришел к мысли подогреть их бандитские настроения.

— От верных людей штабу известно, что на железнодорожной станции стоят эшелоны с зерном, мануфактурой. Повстанцы смогут вознаградить себя за мужество.

Вскочил Козел и стал убеждать всех рассуждениями о жестокости бытия и очищении кровью, оправдывая этим предстоящие действия бандитов в тылу Красной Армии.

— Правильно! — поддержал его Силин. — Нужно объединяться. Рисковать, так рисковать. Пусть враг захлебнется в собственной крови!

Бахарев мельком взглянул на посланца Елизаветинского и вновь потупился. Видимо, что-то безотчетное тревожило его. Оторвав взгляд от стола, сказал:

— Благодарю всех за советы. Я подумаю. На сегодня все свободны.

Прошло несколько дней, в том числе и день, назначенный «штабом» для встречи с Елизаветинским, а Бахарев молчал. Не доверяет, думал Петров. Но есть еще запасная дата, стал успокаивать себя. Время, проведенное в банде, позволило ему нащупать уязвимые места во взаимоотношениях главарей.

Забылся Петров перед рассветом. Проснулся с головной болью. Вышел в горницу и увидел стоявшую у окна любовницу Бахарева Марию. Ее руки нервно подрагивали. Петров тоже посмотрел во двор. Близнецы вели к сараю женщину. Ее русая коса билась о спину в такт шагов. Она упиралась, но силы были неравными.

Не разжимая губ, Мария процедила:

— Видел? — ее брови с вызовом взметнулись, на лице проступили красные пятна. — Это жена пойманного чекиста.

Петров внутренне содрогнулся. А Мария, громко стукнув дверью, вышла из горницы.

Он продолжал смотреть в окно, В сарай заходили и выходили бандиты. Через некоторое время близнецы выволокли женщину из сарая. Без посторонней помощи она не могла идти. Разорванный подол платья оголял ноги. Братья посадили ее у стены. Она подняла голову, но тут же бессильно опустила на грудь. Один из них отошел на несколько шагов, вытащил револьвер и выстрелил. Женщина несколько раз конвульсивно дернулась и затихла.

В горницу вошел Силин. На его щербатом лице блуждала улыбка.

— Что сидите затворником? — простуженным голосом спросил он. — Пошли во двор, подполковник приглашает.

Их ждали Бахарев и Алымов. Все вместе пошли по лагерю. Встретили двух бандитов, которые несли сбитые накрест грубо отесанные доски. Петров вопросительно посмотрел вначале на главаря, затем на Алымова.

— Дык, чеку кончать будем, — обронил тот, как о чем-то привычном.

Бахарев взял Петрова за локоть, и они подошли к месту казни, где собралась вся банда. Из пристройки близнецы вывели молодого мужчину. Темная косоворотка была разорвана. На лице кровоподтеки. Босыми ногами он неуверенно ступал по снегу. Бросилось в глаза молодое лицо чекиста, а рот старческий, губы провалились. Он заметил у сарая убитую жену, замотал головой, издав нечленораздельные звуки. Братья крепко схватили его за руки, вывернули за спину.

— Не играйте в обходительность! — зло бросил близнецам Козел, появившийся на крыльце пристройки. С кривой ухмылкой, выставив вперед бородку, объяснил: — Язык и зубы вырвали, потому что молчал.

Близнецы положили чекиста на крестовину лицом вниз, веревками привязали руки и ноги.

Алымов взял у одного из близнецов топор, попробовал пальцем лезвие и подошел к жертве. Резкий взмах руки, громкий с присвистом выдох, и топор опустился на правую руку жертвы. Боясь запачкаться кровью, палач отступил на несколько шагов.

Страх расползся по всему телу Петрова, захотелось закрыть глаза и думать, что это только кошмарный сон. А что мне они уготовили бы? — сцепил он зубы.

Бахарев стоял в напряжении, лицо его побледнело. Алымов из-под насупленных бровей посмотрел на него. Главарь сделал рукой жест, и палач отрубил чекисту голову, оборвав его стоны.

Наступила зловещая тишина. Бахарев подтолкнул Петрова плечом, и они пошли к дому.

— Когда гремит оружие, законы молчат, — глухим голосом сказал Бахарев, глядя себе под ноги. После паузы продолжил: — Так нужно. Этих, — он кивнул головой в сторону стоявших бандитов, — нужно держать в повиновении и страхе.

В каморке Петров, не снимая полушубка, лег на кровать. Перед глазами стояла казнь чекиста. Много смертей он видел на войне, но бесчеловечная расправа над товарищем и его женой потрясла. Когда же всё кончится? — подумал он с горечью. Завтра наступит срок запасной даты, а Бахарев молчит. Впервые за эти дни он остро ощутил тоску по Вере. Как она там? Обещал вернуться через несколько дней, а прошло уже более двух недель.

Назад Дальше