Битая карта абвера - Критерий Николаевич Русинов 18 стр.


— Ви ест польковник Петроф? — с удивлением спросил немец.

Рязанов в свою очередь поинтересовался, зачем ему нужен полковник. Офицер, прежде чем ответить, прислушался к приближающему валу артиллерийского огня. Обвел вокруг взглядом и, убедившись, что кроме него и двух пленных солдат никого нет, сказал, что он подполковник Шмидт и что он сегодня намеревался перейти на сторону Красной Армии. Ему помешали доехать до того места, где он должен встретиться с полковником Петровым.

— Я пообещал офицеру, что немедленно доставлю его к полковнику, — широко улыбаясь, закончил Рязанов.

— Солдаты знают этого офицера? — поторопил его Кузьменко.

— Говорят, не видели его раньше. Думаю, они не врут.

— Спасибо, Иван Федорович, — Петров крепко пожал его руку. — Ну, а теперь отдыхать.

Николай Антонович взглядом проводил подчиненного. Но неожиданно резкая боль в правом виске заставила его поднести руку к голове, пальцами сжать сильно пульсирующую жилку. Заместитель не заметил этого движения, как и того, что лицо начальника побледнело. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание. Подобным образом он и раньше снимал боль.

— Ну что, начнем? — спросил Кузьменко.

— Пожалуй. Вызовите переводчика.

В кабинет ввели пленного. Голова его была забинтована. Близорукие глаза смотрели настороженно. Теплый комбинезон был застегнут до ворота. Выждав секунду-другую, он негромко, но четко доложил:

— Подполковник Шмидт, сотрудник оперативного отдела штаба первой танковой армии генерала фон Клейста.

Петров подумал: на что рассчитывает лже-Шмидт, продолжая играть провалившуюся роль? Ведь не такого же финала операции он ждал.

— Майор госбезопасности Петров, — представился Николай Антонович и жестом пригласил пленного сесть. — Вам не жарко? — спросил он, указывая на комбинезон. — Сняли бы.

Тяжелая челюсть пленного вздрогнула, отчего морщины, уходившие от тонкого носа, стали глубже.

— Меня немного знобит. Не могу согреться, — заколебался он.

Николай Антонович не стал настаивать, только спросил:

— Вы утверждаете, что вы подполковник Шмидт из оперативного отдела штаба армии Клейста?

— Утверждаю. Полагаю, что и обер-лейтенант Шумский подтвердит мою личность.

Так вот на кого он надеется! Полагает, если здесь верят Шумскому, поверят и ему. Тянет время, догадался Николай Антонович. А там, глядишь, вермахт перейдет в контрнаступление и, кто знает, быть может, и освободят свои. Да, самоуверенности ему не занимать.

А между тем пленный продолжал:

— Тем более, что я следовал рекомендации обер-лейтенанта, которую он изложил в письме.

Петрову вспомнилось, с какой неохотой Шумский согласился написать письмо «Шмидту». Но необходимо было, чтобы он сам написал текст, так как в абверштелле знали его почерк. Письмо опустила связная партизанского отряда в почтовый ящик на доме, в котором якобы проживал лже-Шмидт. Абвер в шифрованном задании Шумскому указал, что лицо, которое бросит письмо, задержано не будет, чтобы не сорвать операцию. Как стало известно Николаю Антоновичу, связная ушла из города в отряд.

— А где письмо?

— Письмо было в полевой сумке. Но при взрыве мины я ударился головой, потерял сознание и, видимо, выронил ее. Надо полагать, она находится в бронемашине.

— Наши войска уже заняли место, где подбит ваш транспортер. Если сумку вы оставили там, ее найдут и доставят сюда, — сказал Петров.

Пленный никак не отреагировал на сказанное, но поинтересовался:

— Скажите, почему вы сами не приехали на встречу со мной? Можно это расценивать, как недоверие ко мне или Шумскому?

— Полагаю, у нас еще будет время разрешить возникшие у вас вопросы, разговор продолжим через некоторое время. Отдохните.

— Но я готов...

— Настоятельно рекомендую отдохнуть. А сейчас меня интересует только одно: вы готовы подтвердить то, о чем нам рассказал Шумский?

— Что именно?

Настороженный вопрос свидетельствовал о том, что на последних допросах Шумский давал правдивые показания: замысел со «Шмидтом» с ним в абвере не обсуждался, поэтому в комбинации должны быть уязвимые места. Петров понял, лже-Шмидт не знал, что о нем мог рассказать Шумский, и опасался необдуманным ответом вызвать подозрение у чекистов и разоблачить себя. Он не был готов к допросу в советской контрразведке.

Николай Антонович предполагал, что Шумский в присутствии лже-Шмидта поведет себя не так, как вел на допросах. Поэтому принял решение закончить беседу простым вопросом, который позволил бы пленному успокоиться.

— Мы полагаем, что у вас сохранились с Шумским добрые отношения?

— Да, да, — охотно подтвердил офицер, — в моем искреннем расположении к нему можете не сомневаться.

— Вот и хорошо, — в тон ему сказал Петров. — А сейчас немного отдохните.

Ему показалось, что лже-Шмидт вздохнул с облегчением. Когда за ним закрылась дверь, Кузьменко резко поднялся.

— Николай Антонович, а ведь он не готов к допросу. Объясните, почему вы отправили его? Я почти уверен, нажми на него и он начал бы давать показания.

— Потому что — почти, — мягко ответил Петров. — С Шумским предварительно надо поговорить. Я в нем не уверен, — он усмехнулся. — Он человек настроения, к тому же склада авантюристского. От него всего можно ожидать. Сейчас же он в состоянии отчаяния.

— После допросов Шумский изменился, — заметил Кузьменко.

— Согласен. Но одно дело, когда он дает показания только нам, другое — очная ставка с лже-Шмидтом.

— Будем надеяться на его благоразумие. По-моему, он кое-что начал уже понимать.

— Вам довелось хорошо поработать с ним, прежде чем он стал серьезно задумываться над своим будущим. — От похвалы начальника на щеках Кузьменко появился румянец. — И все же до очной ставки со «Шмидтом» следует с ним еще раз побеседовать.

Шумский старался внешне не выдавать своего состояния. Но дни, проведенные под стражей, оставили свой след: явно обозначились морщинки у глаз, резче выделялись скулы на похудевшем лице. Он тяжело опустился на стул и молча, выжидательно посмотрел на Петрова, готовый отвечать на все их вопросы. Однако сообщение контрразведчиков, что лже-Шмидт в особом отделе, ошеломило его. Он панически боялся СД, гестапо с их методами устрашения. Погрузившись в свои невеселые мысли, невидящим взглядом уставился в окно. Из оцепенения его вывел вопрос Николая Антоновича:

— Кто, по вашему мнению, скрывается под личиной «Шмидта»?

— Не могу знать. — Но увидев в глазах Кузьменко сомнение, театрально прижал руку к груди и произнес: — Не знаю. Возможно, Фурман.

— Сейчас его приведут. Вы должны опознать его, — сказал Петров. Но уловив во взгляде арестованного смятение, твердо предупредил: — Вы его знаете. Он заявил, что вы его друг.

Поставленный в условия давать лишь однозначный ответ, Шумский стал заверять, что он ничего не намерен скрывать.

Петров попросил Кузьменко привести лже-Шмидта.

— Вот вы и встретились, — громко сказал Кузьменко, войдя в кабинет со «Шмидтом».

Переводчик перевел.

Шмидт прищурил близорукие глаза, всматриваясь в Шумского. На его лице появилась улыбка, и он воскликнул:

— О, обер-лейтенант, вот мы и встретились!

Без привычного пенсне Ноймарк, а это был он, показался Шумскому беспомощным и даже каким-то беззащитным.

— Штандартенфюрер... — вырвалось у Шумского, но он тут же испугался собственного признания и отвернулся от гестаповца.

Ноймарк часто заморгал. Хотел что-то сказать, но его опередил Петров:

— Шумский, вы сказали — штандартенфюрер?

— Так точно... — глухо подтвердил обер-лейтенант.

Ноймарк протестующе замахал руками.

— Обер-лейтенант, вы путаете меня с кем-то, — он еще надеялся, что Шумский назвал его настоящее звание по оплошности. — На каком основании вы берете под сомнение мои слова? — обратился он к Петрову. — В конце концов, это оскорбляет меня!

— Так кто же перед нами: подполковник или штандартенфюрер? — строго спросил Шумского Николай Антонович.

— Штандартенфюрер СС Ноймарк, шеф управления СД, — еле слышно сказал обер-лейтенант.

— Обер-лейтенант, что за чушь вы несете! — воскликнул Ноймарк, все еще не теряя надежды, что игра не окончена.

— Шумский-Скорпион, — умышленно так начал Петров, — вы утверждаете, что перед вами штандартенфюрер СС Ноймарк?

— Да, утверждаю, — ответил тот.

Услыхав кличку бывшего абверовца, Ноймарк уже не мог усомниться, что игра проиграна. Он не захотел обернуться и взглянуть в глаза Шумского, чтобы скрыть бледность, разлившуюся по его лицу. Скользнувшая было ироническая улыбка выглядела фальшиво. Он демонстративно развалился на стуле.

— Встать! — приказал Кузьменко.

Штандартенфюрер с вызовом посмотрел на контрразведчика и нехотя поднялся. Его руки безвольно стали опускаться. Однако он тут же овладел собой и небрежно расстегнул верхнюю пуговицу комбинезона. Из-под расстегнутого воротника комбинезона была видна черная форма СС.

Какая самоуверенность! — мелькнуло у Петрова. Даже форму не сменил. А рисуется не столько перед нами, сколько перед Шумским.

Обращаясь к Шумскому, Николай Антонович спросил:

— Чем вы можете подтвердить, что этот человек является штандартенфюрером СС Ноймарком?

— С ним неоднократно встречался по службе. Он принимал участие в моей подготовке.

Ноймарк с ненавистью посмотрел на Шумского. Но лишь на мгновение. Ему было ясно — игра проиграна.

Когда за обер-лейтенантом закрылась дверь, Ноймарк сказал:

— Я полагаю, что вы будете обращаться со мной, как с военнопленным. Гаагская конвенция...

— Мы знаем и выполняем все принципы Гаагской конвенции, — перебил его Петров. — В ней, напомню, сказано, что все генералы и офицеры в пределах предоставленной им власти обязаны принимать необходимые меры для предотвращения любых преступных действий против местного населения, военнопленных. Невыполнение этих обязательств — тяжкое преступление, А вы, Ноймарк, к нашим военнопленным, местным жителям относились в соответствии с Гаагской конвенцией?

— Я выполнял приказ... — невнятно произнес арестованный.

Николай Антонович выжидательно посмотрел на него.

— Вы, штандартенфюрер Ноймарк, — военный преступник и будете нести ответственность по закону военного времени.

19

Еще не улеглись в отделе разговоры о разоблачении Шумского и о захвате Ноймарка, а внимание Николая Антоновича уже было переключено на новую, более сложную работу.

Рязанову удалось разыскать «Венеру». Она была заброшена абвером в Красный Лиман и жила там как беженка. Никаких попыток к сбору разведывательных сведений она не делала и вообще ничем не отличалась от эвакуированных женщин, оставшихся в городе. Но охотно шла на знакомства с командирами, если те проявляли к ней интерес. Однако встречи были кратковременными, да и знакомства в основном из службы тыла.

У Николая Антоновича возник вопрос — зачем она здесь? Очевидно, мимолетность встреч с командирами связана с тем, что «Венеру» не устраивало их служебное положение.

Подумал: а не познакомить ли с ней капитана Хохлова, чтобы с ее помощью вывести его на немецкую разведку?

Капитан был направлен для «стажировки» в штаб одной из дивизий армии. По поручению Центра Николай Антонович лично занимался подготовкой Хохлова к переброске за линию фронта. Легенда его вывода еще не была окончательно отработана, поэтому, получив согласие Центра, Петров приступил к осуществлению оперативного замысла.

А к этому времени Ноймарк начал давать показания. Он рассказал, что при обсуждении операции «Черная стрела» Рокито высказал идею параллельно провести операцию «Вальпургиева ночь». Смысл ее сводился к тому, чтобы с помощью агента «Ориона» вывести к немцам штабного командира. Но Ноймарк полагает, что Рокито после провала «Черной стрелы» вряд ли рискнет осуществить свое намерение.

Сопоставив сведения Сороки и показания Ноймарка, Петров пришел к убеждению, что Рокито не отказался от своего замысла. Теперь Николай Антонович понял, почему Венера уклонялась от продолжения встреч со строевыми командирами и высказала расположение к Хохлову.

Судя по тому, как спокойно и уверенно она вела себя дома и в городе, Хохлов не вызывал у нее подозрений.

Николай Антонович тщательно отрабатывал с капитаном легенду вывода, особо обращая внимание на уязвимые места. Когда проигрывали отдельные ее элементы, Хохлов искусно перевоплощался, стараясь найти логические мотивы, которые могли бы оправдать в глазах фашистов те или иные его действия.

При встрече Петров крепко пожал руку разведчика, посмотрел на него снизу вверх — он был на голову ниже капитана.

— Есть новости, Леонид Сергеевич?

— Диана сказала, что послезавтра нужно уходить.

От Петрова не ускользнуло: когда он произносил эту фразу, каждый мускул на его лице был напряжен.

— Значит, пора. — И сочувственно спросил: — Противно играть роль предателя?

— Противно? — скупо усмехнулся Хохлов. — Хуже... Но ведь надо для дела.

— Хочу дать последний совет, — сказал Николай Антонович. — В абвере и службе безопасности работают люди опытные, профессионально подготовленные. Однако простым, но жизненным ходом их можно сбить с толку. Ваш козырь при общении с Венерой, а значит и с теми, по чьему заданию она здесь, — сомнение. Сомнение в нашей победе. Сомнение, что вы останетесь в живых к концу войны. — Николай Антонович привычным движением поправил очки. — Давайте рассуждать. Вы сообщаете противнику подготовленную нами информацию. Там вам, естественно, сразу не поверят. Начнут проверять, но в ваших сведениях найдут лишь подтверждение. А наступление будет продолжаться, и ваши данные быстро начнут терять для них ценность. Но они убедятся в вашей «искренности». А это главное. В этой связи они должны реально видеть целесообразность использования вас.

Петров сам выехал на передовую, чтобы организовать и проконтролировать переход Хохловым линии фронта.

Глубокая ночь спустилась на землю. На небе ни луны, ни звезд. Только безмолвная пустота вокруг, исковерканная бомбами и снарядами нейтральная полоса и резкий, пронизывающий ветер.

В свете ракет, изредка бросаемых противником, Николай Антонович видел, как медленно ползли все дальше и дальше от наших позиций капитан и Венера. Неожиданно с вражеской стороны раздалась короткая пулеметная очередь. Петров прислушался. Напрягая зрение, всматривался в ночь и с нетерпением ждал новой ракеты. Наконец она взвилась в небо, и он увидел неподвижное тело Венеры и прыгающего в окоп Хохлова.

Примечания

1

В середине июля 1941 года органы военной контрразведки Наркомата обороны СССР были преобразованы в особые отделы НКВД и воинские звания были изменены на специальные. Майор госбезопасности соответствовал общевойсковому званию полковника.

2

Шпионско-диверсионный орган немецкой военной разведки, созданный по плану «Барбаросса».

3

Майснер — руководитель ГФП-721 (секретной полевой полиции), которая была подчинена абверу, занималась борьбой с подпольем и партизанами в зоне действия Южного фронта Красной Армии.

4

Мата Хари (настоящая фамилия Маргарита Гертруда Зелле), по национальности голландка — агент германской разведки. В 1917 году была разоблачена французской контрразведкой и в октябре того же года по приговору суда расстреляна.

5

Т.е. «выше облаков», «до небес» (укр.).Прим. Tiger'a.

6

Гаразд (укр.) — ладно, хорошо. — Прим. Tiger'a.

7

4 управление — гестапо.

8

5 управление — уголовная полиция.

9

6 управление — иностранная осведомительная служба.

10

Капитан 2-го ранга Рихард Протце был начальником отдела саботажа и диверсий абвера.

11

Пригород Берлина.

12

Прост (прозит) — традиционный европейский краткий тост, позаимствованный из латыни, который можно перевести как «Ваше здоровье!». Это слово в большинстве европейских языков употребляется в качестве приглашения выпить. — Прим. Tiger'a.

Назад