Одноклассники, или Поколение lostСергей Корнев
Одноклассники, или Поколение lost
Он тяжело вздохнул, потом всё же вполне искренне улыбнулся и достал из своей большой чёрной сумки увесистую голубую книгу формата А4 с улыбчиво-прыгающей надписью «Fotoalbum». На обложке застыли блаженные лица двух сисястых девиц – кучерявой блондинки и негритянки с призывно-чувственными губами. Их лица парили на голубом фоне ярко, соблазнительно, многообещающе, но холодно. Где-то позади них, утопая в голубизне, лыбился, фальшиво скривив рот, гламурный мужик с двухдневной щетиной и хищными похотливыми глазками.
Книга, звучно грохнувшись на стол, раскрылась, обнажив грязно-белые листы, набитые дешёвыми фотками под заляпанной отпечатками пальцев плёнкой.
– Я всегда его таскаю с собой, – он пролистал несколько страниц и остановился на большой, во весь лист, фотографии. – Вот она. Смотри, наш класс. То ли в десятом, то ли в одиннадцатом нас снимали. А выпускной нет у меня…
– Да, все дети ещё. У всех мордашки такие свежие, по-детски невинные и наивные…
– Ага. Невинные и наивные. По-детски. Вот, смотри, друг мой – Андрюха. В шестом подружились. Он мне губу разбил, а я ему фингал поставил – так и подружились. Потом везде друг за другом таскались. Я школу прогуливать – он школу прогуливать. Он гулять до трёх ночи, и я за ним туда же. Потом вместе от матерей огребаем. Он покуривать начал – я тут же тоже приучился. Я помню, как в первый раз к нему выпивши пришёл. Так его на следующий день домой пацаны притащили «в какашки». Только депрессовать не стал, как я в пятнадцать лет. Не мог просто тогда так, как я, хотя старался, сочувствующе относился. Правда, в голове – сердце-то отказывалось такую черноту в себя впускать. И духу ему не хватало. Или мозги всё-таки получше работали. Тут одно из двух. Я не знаю. Парень он умный был – это точно. Ум его и сгубил. Пацаны, большинство из них, на применимые к жизни профессии пошли, а его в педагогический угораздило. Он в школе ни дня не проработал. Работягой куда-то прилепился. Денежки-то нужны. А не может. Не того склада. Ему бы голову свою куда-нибудь приспособить. Хоть в школу ту же, раз отучился. А он, мол, жена, ребёнок, какая уж тут школа… Сидит с мужиками, выпивает: они – мать-перемать, а он им «а извините, пожалуйста», «а будьте добры» и прочее. Он же филолог – русский язык и литература. Он если и выругается, то только в контексте. Речь всегда такая правильная, чёткая, приятно послушать. Не то, что некоторые. Скажут – только вонь разведут. Думаешь, лучше бы молчал, человеком бы казался…
Да… Пропал человек, друг мой, Андрюха… Жена-то всё равно ушла. К интеллигенту, кстати. Эх, что ему было делать?.. В школу бы пошёл – деньги бы требовала. А деньги любить нельзя. Даже невозможно. Они должны иметь человеческое лицо, чтобы их можно было любить. Лицо противно, так тебе никакие деньги не нужны от этого человека. Женщины такие странные. То за злато-серебро готовы чудовищу отдаться, а то от обеспеченного даже мужа в объятья первому встречному чмошнику прыгают. Сказала, что разлюбила и ушла к очкарику. С того момента и полетел Андрей в преисподнюю… Сейчас сидит на самом дне, в какой-то тошниловке грузчиком с окладом в пять тыщ, «пьян во вся дни», всех забыл, никого знать не хочет. А когда вдруг трезвый – ходит, глазами вертит, как затравленный зверь, а глаза такие… наивные. И невинные по-детски. Вот… А ему, между прочим, на днях только двадцать девять исполнилось…
– Да, такое бывает, к сожалению…
– Бывает? Такое сплошь и рядом!.. Смотри, вот этот в синей рубашке… дрищ… Яковлев, кажется. Папа – директор чего-то, мама – главврач, а тоже туда же. Жирный такой стал. Каждый день сидит вот тут, в Собачьем парке, с пивом. Не работает нигде. Вроде всегда чистенький такой, одет во всё новое, мама заботится всё-таки, а бухает по-чёрному. Вот что такое стало с человеком? Чего этот-то вдруг алкаш? Чего у него такое в голове, что он на жизнь свою насрал? Я не знаю его, мы с ним плохо общались. Но люди себя просто так не бросают.
– Апатия к жизни, неуверенность в себе…
– Вот посмотри на эту неуверенность! Ирка Замотаева. Посмотри, посмотри внимательно на это лицо. Видишь там хоть какую-то неуверенность? Нет её, хоть обсмотрись. Одна сплошная уверенность. Староста наша. Ни одна движуха без неё не обходилась. А в жизни всё понадкусала и ничего не съела, кроме всякого говна. Институт не закончила. Работать пошла. Работы меняла чаще, чем шмотки. А парней и того чаще. Всё искала чего-то. И нашла. Мужик такой маленький, плешивенький, грязный весь, штаны вечно обоссанные, говорит – всё равно, что пукает: стеснительно, коротко, шёпотливо так и однообразно нехорошо. Но как выпьет – зверь. Года три Ирка с фингалами ходила. Вся осунулась, почернела. Мужику тридцать четыре, а ей все сорок с хреном дашь. Тот мужик потом выгнал её. Вот тебе и уверенность.
– А что с ней теперь, с этой девушкой?
– Ничего, нет её. Исчезла.
– Ну так, может быть, всё у неё наладилось? Изменилось к лучшему? Иногда человек способен рвануться из отчаянного положения так, что потом сам себе удивляется.
– Это в телевизоре, что ли, он так способен? Да там постоянно все вырываются «из грязи в князи». Нет, она по-настоящему исчезла… Навсегда. Вникуда. Если Ирка сама себе и удивляется, то только как она до такой жизни дошла. Удивляется и плачет.
– Тут заплачешь, конечно… Но не все же так. Эта вот красавица с каре… в брючном костюмчике… наверно, не растерялась, замуж за…
– До сих пор не вышла. У неё сто абортов и ни одного мужа, образно выражаясь. Это Катька Губкина. Блядь второсортная. Но, правда, работает в каком-то банке. Как вырядится – сама неприступность, никогда не подумаешь, кто такая…
– А что так вдруг?
– А вот что так? У неё до двадцати лет вообще никого не было. Она мальчиков боялась как огня. Видно, не зря. Чувствовала душа что-то и трепетала мужского пола. Первый у неё в институте был. Долго они встречались. А как работать пошла – всё! Будто бы плотину какую прорвало. Взбесилась девка. И теперь ещё больше бесится. Это конец. Она разбесится только тогда, когда у неё климакс начнётся, и то – бес её знает.
– Господи, даже мысли не возникло… Такое личико ангельское… Скорее на вот эту рыжую в коротенькой юбочке подумаешь.
– Гусева. Эта – ничего. Муж, двое детей. Машину, «Ладу-Приору», недавно взяли в кредит. С дачи картошку возят. Растолстела. Видишь, какая улыбочка у неё шаловливая? Во! Улыбаться разучилась. У неё рот уголками вниз загнулся и больше не разгинается. Глаза пустые-пустые. Разговоры только о том, чё бы ещё в кредит взять, о жратве да сплетни всякие. Души нет. В телевизор уставится – вот и вся её душа.
– Что-то прямо тоска какая-то…
– Почему тоска? Пушок, к примеру, – весёлый парень, он по-другому не умеет. Вон там, сверху, третий слева… с усиками… Он с одним своим приятелем-придурком первую «ходку» ещё лет десять назад сделал – магазин грабанули. Трёшник отсидел, по УДО вышел. Вышел, загулял. Через полгода убил мужика и на десятку влетел. Весело?
– Совсем невесело. Тоска – в смысле безрадостность. Неужели этот мальчик с усиками, теперь зэк-рецидивист, радость от своих «подвигов» получает?
– Не знаю, Пушок, может, и получает… А без подвигов человеку жить нельзя. Что, лучше ходить и правильным человеком себя воображать? Вот эта по центру, рядом с Андрюхой, Ежова, как начнёт рассказывать, всех осудит. Этот в тюрьме, этот спился, эта мужиков собирает. А сама-то кто? Что же она про себя-то не расскажет? Что я, мол, никчемнейшая, ничтожнейшая и вечно всем недовольная личность. Что, мол, уже всех затрахала вокруг себя. А что? Муж с ней не живёт уже. К матери сбежал. Сожрала она его – ты такой, ты сякой, у тебя то не это, а это не то. Ребёнок вечно заплаканный ходит. Подруг всех распугала недовольствами, раздражениями да прочим. Все плохие. Одна она хорошая. Нет, я, конечно, понимаю, что другой жизни ей хотелось. Но и на себя не мешало бы посмотреть, насколько ты соответствуешь этой «другой» жизни. Она кто по образованию? Бухгалтер. А 1С, к примеру, не знает. В конторке какой-то завшивленной работала, где всё по старинке, грубо говоря, на счётах. Не научили в своё время. А теперь учиться и не хочет. Ну ты сядь, разберись, дама не глупая ведь. Что же теперь удивляться, что тебя на работу приличную не берут? В иных сферах ты не умеешь – талантов никаких нету. Кто же тебе виноват-то? Муж не тот опять же. Но ведь и ты не подарок. Не красавица, отнюдь. Характер не ласковый. Уж смирись, осчастливь хоть того, кого Бог дал. Не хочет такого, на других, как бы хороших, мужиков смотрит и злится. Ребёнку тоже достаётся. Бестолковый. Ну как же он такой получился при толковых-то родителях? Плоть и кровь. Он родился, а не отпочковался… Я Ежову не осуждаю. Мы все такие, к сожалению. Думаем о себе больше, чем мы есть, жизни себе какой-то невероятной мечтаем. И пухнем от злости, потому что этому «большому и значимому», что в нас засело, не можем никак угодить. А нечего ему угождать. Каждому свой шесток надо знать, а не на чужой глазеть. Ну вот, к примеру, почему породистых животных с беспородными не случают? Да потому что породу боятся испортить. А человеческая порода отчего же не ценна? Понятно, никому не хочется в своей беспородности пребывать. Хочется приобщиться к породе. Но породистых-то, как водится, немного, на всех беспородных никогда не хватит. Ну, да, обидно быть беспородным. Гордость задевается. Но и беспородность уважаема бывает. У меня пёс был. Обыкновенная дворняжка. Но как же я его любил! Достоинство в нём присутствовало некое. Не шваль. И я его беспородность за породу принимал. А мы шваль. Лезем куда не следует, своими низостью и недостоинством портим человеческую породу, когда её хранить следует. Человека мы не любим. Любили б – поостереглись бы портить. Сказали бы: «Нет, этот или эта не для меня. Пусть достанется лучшему». А ещё хуже – когда сама порода себя в грязь втаптывает, королевскую кожу в тряпьё холопское облачает. Понимаешь, о чём я говорю, да?
– Не особенно…
– Ну вот тебе пример. Видишь девочку рядом с классухой, слева? В кофточке розовенькой и джинсиках голубеньких? Это Людочка. Она такой женщиной стала! Супер!.. Красивая – это слабое и тусклое слово относительно неё. Есть красивые, о которых говорят «глаз не оторвать». А есть красивые, на которых смотреть боишься, такая невозможная красота. Прямо содрогаешься от благоговения перед этой красотой, как грязный раб в царских чертогах. Только свинья может покуситься её испортить. Царице к лицу только царь подойдёт. Ты скажешь, что и рабыни бывают невероятно красивы. Здесь я тоже могу поспорить. Красота освобождает даже рабов.
Но тут не только красота. У Людочки совершенно чистый, ясный, чуткий ум. Прибавь сюда ещё такую удивительную женскую нежность, от тепла которой слёзы наворачиваются на глаза. Прибавь кротость до того мягкую, что даже самые каменные сердца превращаются в струящийся золотом податливый песок.
Но вот, увы, и сюда забрела поганая свинья. Зашла и распахала своим паскудным рылом эту девственную красоту. Что свинье чертоги царские, устланные персидскими коврами, украшенные сказочными мозаиками, сверкающие лучшими жемчужинами? Какое дело свинье до всей этой блистательной красоты? У неё инстинкты. Свинье нужно пожрать, поспать и пое**ться. А ещё некоторые люди – вроде озлобленной Ежовой – ходят за мудаков-коммунистов голосовать. Слово «коммунизм» где-где, а в нашей стране нужно запретить раз и навсегда. И чураться, словно чумы. Ведь именно от этих красножопых свиней всё и пошло, всё это пи**анутое равенство! Теперь любая свинья, синежопая, черножопая, хитрожопая, считает себя вправе рыло своё в чертоги царские засунуть. Вот так Людочка в грязь себя и втоптала, и кожу царскую на тряпьё холопское променяла. Теперь смотрит на рыло самодовольное каждую ночь, когда та свинья её трахает. Думаешь, хорошо она жизнь свою устроила?
– Да что же, её арканом, что ли, тащили?
– А Андрюху, друга моего, арканом тащили, чтоб ему алкашом стать? А Ирку Замотаеву? А Яковлева? Или Катька Губкина блядищей стать мечтала?
– Ну а кто тогда виноват, что так получается?
– Ты ещё спроси: что делать и кому на Руси жить хорошо? Такие вопросы тоже определённого рода свинство.
– Почему?
– Потому что язык – великая вещь. У человека, я имею в виду. Свинья-то языком комбикорм ловчее загребает. Любой вопрос подразумевает ответ. Если ответ не соответствует вопросу, зачем нужен был этот вопрос? У свиньи на любой вопрос будет один ответ: «хрю». Знаешь, что сказал Пилат, когда Христос упомянул об истине? Он спросил с равнодушием: «Что есть истина?». А знаешь почему? Потому что задолго до него всякие умники по-свински опаскудили само понятие истины, любили задавать великие вопросы и не находить на них ответы. Вопрос далеко не всегда должен иметь словесную форму. Мысль – это не слово. Мысль совершенна как она есть. Даже самое правильное и точное слово ущемляет её, лишает простора. А неправильное и неточное насилует и портит. Есть вопросы, которые как рождаются мысленно, так и разрешаться должны мысленно.
– Зачем же тогда существуют слова?
– Чтобы снимать боль.
– Как это?
– Многие мысли, не находя выхода, начинают болеть. Слова – это выход. Но некоторые начинают болеть, когда их втискивают в слова. Всё-таки человеческие слова довольно узки.
– Человеческие?
– Да. Потому что есть ещё и нечеловеческие.
– Божественные, что ли?
– Есть божественные. Однако есть не божественные, но и не человеческие.
– И всё-таки… Людочке-то что теперь делать?
– Или не задавать себе никаких неразрешимых вопросов, жить со свиньёй смиренно и кротко, как она умеет и живёт до сих пор, или задать один единственный главный вопрос своей жизни и смело ответить на него, пока не поздно.
– А что, пока не поздно?
– Свинья детей не хочет. Обязательств никаких не хочет. Свинья всего лишь соизволила жить в гражданском браке. Но дело в другом. Человеческое свинство – это тяжёлая и заразная болезнь. Где гарантия, что сама Людочка не заразилась? Совершенно точно одно – после свиньи она уже не достойна царя. Чтобы сохранить царское достоинство, ей необходимо быть одной всю оставшуюся жизнь.
– Жестоко. Никому не хочется быть одиноким.
– Да, никому из людей. Цари всегда одиноки. В этом их крест, и в этом их величие.
– Бедная Людочка… И что же, никто на Руси хорошо не живёт?
– Почему? Живут. Ещё как живут. Вот, видишь курчавенького юношу вверху, скромно выглядывающего из-за этого длинного в клетчатой рубашке? Мишенька. Ныне Михаил Маркович Биберман.
– Еврей, что ли?
– Гхусский. Родители – чистейшие, самые настоящие советские люди в полном смысле этого слова. А Мишенька поехал в Москву, закончил неплохой вуз, пять лет проработал экономистом, а теперь помощник депутата Мосгордумы по каким-то там вопросам. Сколько помню, он всегда так скромно выглядывал из-за «длинных». Длинный, кстати, умер в прошлом году. Разбился на машине. Несчастный человек… Он думал, жизнь – сплошная веселуха: «бабки», «тачки», девочки… Впрочем, и Биберман – несчастный человек…
– Почему?
– Потому что хорошо жить на Руси – это не значит быть счастливым. Те же «бабки», те же «тачки», те же девочки. Только онанированные. Зажался где-нибудь в углу, подрочил – «бабки», подрочил в сортире – «тачки», порнушку позырил в кабинетике, подрочил исступлённо – девочки. Когда-нибудь «дрочилка» потеряет силу. И как тогда умирать, оставлять здесь другим, молодым «счастливым» онанистам, всё это рукоблудное «счастье»?
– Что же такое счастье?
– Когда человек всем доволен и ему ничего не нужно сверх того, что он имеет, даже если у него вообще ничего нет.
– Когда он гармоничен сам в себе?
– Нет, гармония сама по себе – это не счастье.
– Не понятно…
– Мы привыкли думать, что гармония – понятие положительное. Но есть и отрицательная гармония. Ведь в чём достигается гармония? В согласии трёх энергий человека – разума, воли и сердца. Если что-то одно выпадает, человек негармоничен и страдает. А разве они – разум, воля и сердце – всегда устремлены на доброе. Далеко нет. Бывает гармония, когда им одинаково работается злу. И человек, увы, всё равно гармоничен. Но счастье – это не гармония. Разум, воля и сердце – как бы они ни были гармоничны между собой – это компетенция души, а счастье – компетенция духа. Это то, что Бог вдунул в Адама, и то, что Адам потом потерял. Это рай. Поэтому Христос сказал: «Царство Небесное внутри вас». Счастье не может быть со злым или даже просто с бесстрастно-равнодушным лицом. Счастье – это тепло. Это любовь.
– Тогда получается, любви нет в нашей жизни?
– К счастью, любовь была, есть и будет всегда. Гляди, эта девочка в красном с брезгливо-плаксивым личиком, Олька Пчёлкина, два года встречалась со своим первым мальчиком. Он её любил безумно. И она его очень любила. А потом разум сказал: «Будь с ним, Олька, он молодец, ты не пропадёшь рядом с ним». Воля настояла: «Заставь себя быть с ним. Больше никого нет. Он – единственный». А сердце вдруг промолчало и отправило глаза заглядываться на других мальчиков. Со вторым мальчиком она встречалась аж четыре года. Он любил её безумно. И она отдавалась ему целиком. Она налила его до краёв во всю себя и плескала, помахивая бёдрами. Сердце говорило: «Да, он – то, что нужно. Ты всю жизнь будешь течь этим сладостным мёдом». Воля подтвердила: «Заставь себя быть с ним. Больше никого нет. Он – единственный». А разум вдруг заартачился: «Не будь с ним, Олька, он – ненадёжный, ты пропадёшь рядом с ним». И Олька, глотая горькие слёзы, ушла. Говорила всякие глупости типа «прости, я люблю тебя, но не могу с тобой быть», «я стала другая», «мне лучше быть одной». Одной она долго не была, встретила третьего мальчика. Прожила с ним года полтора. Он любил её безумно, а Олька обманывала сердце, в постели представляя своего второго мальчика, обманывала разум, вспоминая первого. Но воля отказывалась обманываться, она все полтора года мучила: «Не заставляй себя, Олька. Смотри, вокруг полно других мальчиков. Он – не единственный для тебя. Что тебе теперь терять?». С тех пор Олька возненавидела мужеский пол. Три раза была искренне любима, ходила по краю, трогала женское счастье руками, лила любовное вино в рот, по щекам текло и всё мимо стекло. В итоге Олька упала в пропасть ненависти. Какой же ей надо было любви, чтобы достичь этой своей ненасытной, недостижимой гармонии? Мне кажется, одновременной любви всех троих. Тогда бы её жажда гармонии, наконец, успокоилась. Вот она отрицательная гармония в чистом виде. Эта беда многих современных женщин. Мужик, по правде говоря, конечно, ослабел. А женщина на волне феминистических завоеваний обрела нешуточную силу. Ей стало мало одного мужчины. Втайне она тяготеет к матриархату а-ля «муравьиная королева». И даже оправдания вроде «я ищу настоящего мужика» созвучны этому. Но, увы, нет в природе для большой муравьиной самки настоящего муравьиного самца.