Хасан из последних сил забрался на дерево с широкими ветвями и затаился там. Прошло несколько минут, и трое солдат с ружьями в руках уже стояли прямо под ним, озираясь во все стороны. Они были готовы поразить любую цель, которая по глупости попала бы им на глаза. Хасан лежал на не очень толстой, но крепкой, ветви и молился, чтобы никто из солдат не посмотрел наверх, иначе беды было бы не миновать. Конечно, он мог спрыгнуть и попытаться расправиться с ними, даже будучи выбитым из сил, и, возможно, у него бы это получилось, однако кто-то из той троицы точно успел бы выстрелить, и тогда примчались бы уже десять, а то и двадцать имперских головорезов. Да и убей Хасан хоть всех троих без единого выстрела, их вскоре начнут искать, а выехать из Пашинки его семье придется лишь после захода солнца, не раньше. Рисковать было нельзя.
Дождавшись, когда солдаты пойдут вперед, Хасан с большой осторожностью спустился из своего укрытия, оставив овечью шкуру на дереве, чтобы она не мешала, и помчался обратно туда, где спрятал дочь. Сердце его бешено колотилось, разум рисовал страшные картины, но он их отгонял, стараясь думать о хорошем.
Наконец, достигнув спасительного дуба, Хасан раздвинул корни и обнаружил лежащую дочь, спрятавшую лицо в землю.
– Мерем, это папа, вставай, – прошептал он.
Девочка, уловив родной голос, резво выбралась из корней дерева и кинулась отцу на шею, позабыв о боли в ноге. Оба, отец и дочь, были измазаны грязью, потные и ловили воздух ртом, будто им не хватало кислорода. Расцеловав Мерем, Хасан схватил ее на руки и побежал со всех ног в сторону Пашинки. Ему надо было во что бы то ни стало добраться до кунака прежде, чем утренний свет дошел бы до станицы. Хасан бежал наперегонки с солнцем.
Зара и Салим
– Мама, подожди тут, я сбегаю вперед посмотреть, что там.
– Будь осторожней, Салим, возвращайся скорее, за нами могут гнаться.
Не успела Зара договорить последние слова, как мальчик уже пропал среди деревьев. Он побежал вперед, узнать далеко ли до станицы. Если верить словам Хасана, они уже должны были добраться до Пашинки, но этого не случилось.
Внезапно Зара ухватилась одной рукой за живот, а второй облокотилась о стоявший рядом молодой дуб. Ребенок решил, что ему самое время появиться на свет. Всю дорогу женщина молилась, чтобы этого не случилось в дороге, но судьба распорядилась иначе. Бедная Зара держалась, как могла, чтобы не издать ни единого звука. Каждый толчок малыша откликался в ней оглушительной болью.
– Мама, мы немного ушли в сторону, – раздался голос вернувшегося Салима, – надо пойти вон туда, еще десять минут и мы на месте.
Мальчик наконец взглянул на мать, и на лице его появилась беспокойство.
– Мам, что случилось? Тебе больно?
– Нет, дорогой, просто голова закружилась. Давай спешить, веди нас.
Салим повернулся и пошел туда, где по его словам находилось селение. Зара медленно последовала за ним, стараясь не отставать. Пару раз они натыкались на овраги, которые приходилось обходить, из-за чего десять минут растянулись на двадцать. В одном из них Салим оставил сумку со шкурой, которая только мешала идти. Беременная Зара уже была на грани, а солнечный свет вот-вот должен был прогнать ночную тьму. В воздухе уже некоторое время висел земляной запах, а небо грохотало, предупреждая о надвигающимся ливне.
Женщина то и дело оглядывалась, боясь что за ними мог кто-то идти, но погони не было. Когда они с сыном, наконец, добрались до стены, ее сердце успокоилось. Зара про себя воздала благодарность Богу и тут же почувствовала боль: ребенок рвался наружу.
Так называемая стена оказалась высоким и длинным забором из каменного основания и деревянных толстых досок. Это массивное заграждение окружало всю станицу. Салим, помня слова отца о проходе, искал его, проводя руками по всем доскам перед собой, Зара принялась ощупывать забор как и сын. Они двигались на восток вдоль «стены», но никаких тайных проходов не было. А ночная тьма уже почти рассеялась, в станице начались слышаться редкие голоса и движение. Зару охватили отчаяние и паника, от чего она на минуту позабыла о боли.
– Мама, сюда! – к ней подбежал Салим и, схватив за руку, потянул за собой.
Спустя минуту, мальчик остановился, схватился за большую доску и начал ее тянуть. Зара, видя, что сыну не хватает сил, взялась за край доски и принялась тоже тащить. Доска поддалась и рухнула, оставив вместо себя зияющую дыру, за которой виднелся узкий проход между двух крестьянских домов.
– Это тот самый проход? – озадаченно спросила Зара скорее себя, чем Салима.
– Другого у нас нет, – раздался голос мальчика.
– Хасан сказал пересечь четыре улицы и постучаться в шестой дом по правую сторону.
– Давай я побегу и приведу папиного друга?
– Нет, сынок, ты должен быть со мной, я не могу тебя потерять. Пойдем вместе.
Зара тихо заплакала, думая то о муже с дочерью, то о невыносимой боли.
Пересекая одну улицу за другой, мать с сыном замечали, что размеры домов увеличиваются и сами жилища становятся все красивее. Одно из двухэтажных строений на четвертой улице в темноте напомнило Заре об их очаге в Кубатее, хотя их дом и не был настолько большим. Тоска вновь наполнила ее сердце.
Наконец, они достигли пятой улицы, и повернули направо. Зара уже еле передвигала ноги. По ее щекам катились слезы, но уже от невыносимой боли, но застывшему в горле крику она не давала воли, боясь за сына.
– Беги, постучи, – еле выдавила она, и Салим тут же бросился со всех ног к шестому дому.
Двухэтажный, но небольшой, он казался игрушечным, Салим даже подумал, что вряд ли кто-то жил бы в таком месте. Подбежав к двери, он забарабанил в нее.
Вдалеке уже виднелся еле различимый рассвет, который через несколько минут должен был достичь Пашинки. Зару снова захлестнула тревога за мужа и дочь. Держа одной рукой живот с еще нерожденным ребенком, а другой прислонившись к невысокому забору чьего-то жилища, она через боль передвигала ногами в направлении шестого дома.
Спустя минуту дверь открылась, и перед Салимом предстал высокий мужчина с небольшим животом и короткой бородой, совсем как у отца.
– Ты кто? – обратился он к раннему гостю сонным и рассерженным тоном.
Судя по рубахе, неопрятно заправленной в шальвары, мальчик понял, что разбудил всех.
– Там мама, – он указал рукой, – ей плохо.
Мужчина посмотрел в ту сторону, куда указал мальчик.
– Господи! Анна, иди сюда! – мужчина поспешил Заре навстречу, и на полпути, не останавливаясь, повернул голову к дому, теперь точно зная, чей сын стоит перед его дверями. – Салим, зайди внутрь!
Резко по грунту и крышам домов забарабанил дождь. Салим, стоя под навесом, не отрываясь смотрел, как только что выбежавший мужчина схватил его мать под руку и осторожно вел к дому, не обращая внимания на ливень. Мальчик снова повернул голову к дому и перед ним возникла худая женщина приятной наружности с черными как смоль волосами. Это была Анна Даниелян, жена Минаса Тарасова, с которой он познакомился еще юношей будучи в гостях у своего дяди в Нахичевани-на-Дону. Анна давно была знакома с Хасаном, так как тот присутствовал на их с Минасом свадьбе, а вот его жену никогда не видела, но со слов мужа, изредка навещавшего давнего друга, знала, какая добротная девушка.
– Заходи, быстро, – произнесла она и по-матерински потянула Салима в дом.
К двери уже приближался Минас, придерживающий еле стоящую Зару. Оба они промокли до нитки. Ее лицо искривлялось от боли, но она так и не издала ни единого звука.
– Анна, она рожает, открой двери спальни.
Женщина поспешила выполнить распоряжение мужа. Несмотря на ситуацию, она оставалась спокойна, чтобы не нагнетать обстановку. Открыв настежь двери, Анна подхватила Зару за вторую руку и помогла уложить ее в кровать.
– Мне нужен таз с водой и несколько полотенец, – сказала она, посмотрев на мужа. – И накорми мальчика, пожалуйста, он, наверное, голодный.
Минас поспешил за водой. У двери он увидел жмущегося к стене Салима.
– Эй, дружок, не переживай, с мамой все будет хорошо! – заверил он его. – Сядь вон туда, я сейчас вернусь.
Салим медленно поплелся в указанное мужчиной место. Сев на мягкое кресло, мальчик сразу почувствовал усталость, измождение и голод. Последний раз он ел лишь небольшой кусок хлеба с сыром четыре или пять часов назад, так что живот у него урчал не на шутку.
В это время Минас уже успел отнести таз с водой и полотенца, привезенные его двоюродным братом как подарок из Бурсы, и теперь вернулся в комнату к Салиму. Мужчина велел ему сесть за стол, а сам спустился в погреб и принес оттуда копченую баранину, сыр и банку абрикосового сока, сваренного Анной на зиму. В спешке он достал из шкафа тарелку и положил перед голодным мальчиком. Салим принялся есть.
– Не спеши, дружок, а то подавишься.
Минас сидел напротив и размышлял. Он гадал, что же случилось с Хасаном и маленькой Мерем, что только Зара и Салим смогли добраться до Пашинки.
Из спальни слышались сдавленные крики роженицы. Зара пыталась не шуметь, чтобы соседи Тарасовых ничего не заподозрили, но боль была сильнее, хотя сквозь барабанящий дождь вряд ли кто-то мог что-либо услышать. Салим оглянулся было в сторону материнского голоса, но Минас перехватил его взгляд и сказал не волноваться.
– Ба́, вов гганче́? – раздался озадаченный и сонный голос с лестницы, которая вела на второй этаж.
– А, Ваграм, иди сюда, сынок. – подозвал мальчика Минас. – Познакомься, это Салим, сын Хасана. Вы почти одного возраста.
– ФIэхъус, сэ си цIэр Ваграм, – протянул руку маленький армянин, на что его отец широко улыбнулся.
– Упсэу, сэ Салим, – ответил маленький черкес на приветствие, положив кусок хлеба в тарелку, и совсем по-взрослому пожал протянутую руку.
– Хуабжьу си гуапэщ.
– Сэри.
Внезапно громко забарабанили в дверь.
Исход
– Ваграм, уведи Салима наверх!
Дождавшись, пока мальчики уйдут, Минас подошел к двери и отворил ее. К его удивлению перед ним стоял Хасан с дочкой на руках. Лицо его было все красное, и влага струилась по ней. Явно уставший, мужчина еле стоял на ногах, а девочка, казалось, спит, но на самом деле, выбитая из сил, была не в состоянии пошевелиться.
Уже совсем рассвело, но, благо, ливень не давал никому выйти из дому. Минас отошел в сторону, чтобы пропустить друга с ребенком на руках, и как только те оказались внутри, крепко закрыл дверь.
– Положи девочку в кресло, сейчас принесу полотенца.
Хасан без слов сделал это, и внезапно раздался громкий стон из дальней двери. Мужчина, узнав голос, ринулся было туда, но Минас его остановил.
– С ней Анна, скоро родится ребенок.
– А Салим?
– Наверху с Ваграмом, – произнес Минас и, приобняв друга, помог ему сесть, – Салим спустись.
Спустя пару секунд мальчики стояли на нижних ступенях лестницы. При виде отца он заплакал и кинулся к нему. Хасан, не говоря ни слова, прижал сына к себе.
Тем временем Минас уже принес полотенца и протянул другу. Мужчина взял их, отпустив сына, и принялся утирать Мерем, снимая с нее мокрое платьице.
– Ты в порядке? – спросил Хасан сына, закончив сушить дочь и обернув ее в серое мягкое одеяло из волчьей шкуры, которое подал Минас.
– Да, папа.
Салим хотел было обнять сестру, но отец его одернул.
– Дай ей поспать, сын, пойдите с Ваграмом наверх. – произнес он.
Он принялся утирать свою голову. Хасан чувствовал, как тепло дома разносится по телу. Он быстро переоделся в сухие шальвары и рубашку, которые подала Анна, когда Минас постучал в дверь спальни.
– Минас, я видел с десяток солдат несколькими улицами ниже. Они, видимо, обходят дома.
– Да, в последнее время такие проверки проходят несколько раз в неделю.
– Друг мой, нам больше не куда было податься, все черкесские аулы захвачены, неизвестно, остались ли наши родные в живых. Нам необходимо попасть в Ингушетию, к Сэтэнай, ты же помнишь ее?
– Как забыть твою бойкую сестру? – произнес с улыбкой Минас. – Она меня от волка спасла в ваших лесах.
– И правда, – грустно улыбнулся Хасан, почесав короткую бороду, – как я мог забыть об этом?!
Хасан то и дело оглядывался в сторону спальни, откуда раздавались приглушенные стоны Зары. Все его нутро желало увидеть ее, но он понимал, что его присутствие помешает.
На секунду из-за двери появилась Анна, и Хасан моментально встал, несмотря на усталость. Девушка, поздоровавшись, попросила мужа принести еще воды и тут же скрылась в спальне.
– Хасан, ты давай ешь, а я пока воду отнесу. Вернусь и будем думать, как вас доставить к твоей сестре.
Минас вышел на улицу и вернулся с полным тазом воды. Аккуратно поставив его у спальни, он осторожно постучал и ушел обратно к Хасану. Дверь открылась и Анна забрала, что просила, а стон Зары наполнил каждую клетку тела ее мужа.
– Днем выехать не получится, – начал Минас, сев напротив своего кунака. – Это надо сделать после захода солнца, не раньше. Конечно, если к этому времени ребенок уже родится.
– Если не родится, тогда отправим детей, а мы с Зарой и младенцем поедем следующей ночью. Это можно устроить?
– Думаю, да. Есть у меня один доверенный человек…
Минаса прервал стук в дверь, раскатившийся по всему дому.
– Бери Мерем и тихо поднимайся наверх.
Хасан поспешил к уже сидевшей в кресле дочке. Он схватил ее и метнулся к лестнице, под его сильными ногами заскрипели половицы. Как только первый этаж остался пуст, Минас, не представляя. что говорить, подошел к двери и открыл ее. Дождь уже прекратил лить, но тучи все еще не уходили, готовясь снова разразиться тысячами литров воды. На улице стояло двое солдат с винтовками наперевес.
– А, Михаил, – он узнал одного из них, высокого светлого парня с зелеными глазами, он был на несколько лет младше Минаса. – Что привело к моему дому двоих солдат ранним утром?
– Да вот отряд приехал из южных аулов, господин Тарасов, – Михаил сделал кивок в сторону своего товарища, – говорят беглецы могли спрятаться в нашей станице.
– И чего эти черкесы вечно бегут, правда? – ехидно улыбнулся Минас.
– Ваше степенство, мы можем осмотреть дом? – спросил незнакомый хозяину солдат.
– А у меня есть выбор?
Тот лишь пожал плечами, что означало отсутствие оного. Солдаты попытались было зайти, однако Минас загородил путь.
– Только один.
Нежданные гости переглянулись, и незнакомец молча кивнул, дав понять, что не против остаться на улице. Михаил, миновав освободившего путь Минаса, вошел в дом, а хозяин, последовав за ним, закрыл дверь.
– Кто это вопит?
– Соседская женщина рожает, – соврал купец, – не обращайте внимания.
Михаил, засомневавшись, все же решил, что не стоит беспокоить роженицу, и направился к двери, ведущей в подвал. Он уже хорошо знал дом Минаса, так как хозяин только его пускал на осмотры жилища.
С появления полтора года назад в станице ефрейтора Михаила Головина ни один военный, кроме него, не дозволялся обыскивать дом. Минас быстро нашел общий язык как с самим ефрейтором, так и с местным поручиком Антипиным, с которым завел традицию устраивать каждый месяц дружеский вечер с выпивкой и яствами. Поручик был человек чванливый, грубый, но справедливый и человечный, если дело не касалось приказа сверху. Не один раз после нескольких часов застолья разговор переходил в полупьяную исповедь поручика о его сожалениях, что приходится разрушать семьи невинных людей и отнимать их жизни, когда этого требует приказ. Минас, будучи человеком чести, никогда ни при ком не упоминал этих разговоров, чем и заслужил уважение и доверие военного. Все просьбы Минаса тот выполнял в обязательном порядке, считая купца своим другом. Собственно, кроме него, почти никто из жителей и не общался близко с поручиком, считая его палачом и истязателем за высылку черкесов из их аулов и страшные пытки пойманных беглецов, бездоказательно обвиняемых в шпионаже на турок.
Михаил поднялся из подвала удовлетворенный, так как не обнаружил никого. Из спальни снова раздался стон Зары.
– Я все-таки осмотрю спальню, ваше степенство, – сказал он и направился к двери на другом конце коридора.
Опустив ручку, Михаил осторожно потянул дверь, держа винтовку на изготовке, стон Зары вырвался из небольшой комнаты. Сердце Минаса в тот момент заколотилось с бешеной скоростью, так как его обман вот-вот мог раскрыться.
Ефрейтор осторожно вошел, ступая осторожно, но половицы под тяжестью мужчины начали громко трещать. На звук обернулась Анна, сидящая у ног бедной Зары. Она резко встала, узнав Михаила и смекнув, почему он пришел, и подошла к нему и мужу.