— Прими на обочину, — сказала Надежда. Артур свернул и освободил дорогу.
— Возьми лошадь под уздцы и веди ее. Останавливаться нам не следует, — решила Надежда.
Раммо проворно выполнил приказание. Надежда оглянулась на вторую подводу. Там в точности скопировали все их действия. Птахин уже шагал рядом с лошадью, а Журба что-то укладывал на повозке.
Впереди колонны ехали пять мотоциклистов с колясками и пулеметами и два гусеничных бронетранспортера. На мотоциклах сидели солдаты. В головном бронетранспортере — молоденький лейтенант. Ни солдаты, ни лейтенант даже не взглянули на подводы на обочине. Немцы были порядком припорошены пылью, усталые и злые. По всему, было видно — часть перебрасывалась от-куда-то издалека и совершала многокилометровый марш. За бронетранспортерами на двух легковых машинах «вандерере» и БМВ ехали старшие и младшие офицеры. Надежда разглядела среди них подполковника и на всякий случай козырнула ему. В машине даже не ответили, хотя Надежда и поймала на себе несколько липких взглядов господ офицеров. Потом снова на дороге зафыркали бронетранспортеры. Они везли солдат и шестиствольные минометы. Везли противотанковые орудия и снова минометы. Надежда не считала их. Она знала, что это точнее точного сделают ее разведчики. Сама же она пристально следила за эмблемами на бортах машин. Всех их украшали рогатые головы буйволов. Такой эмблемы на своем фронте разведчики еще не видели. Сомнений не оставалось: часть прибыла на фронт откуда-то из тыла, а не перебрасывалась с другого направления. Она, судя по внешнему виду, на фронте вообще еще не была. Машины и вся прочая техника были новенькими, необшарпанными, небитыми. Двигалась часть туда же, куда должна была прибыть и танковая дивизия, на участок против нашего правого фланга. Общий замысел врага вырисовывался все яснее. Надо было только узнать теперь, что это была за часть: ее номер, куда она входила организационно и прочее. Но как это можно было сделать? Надежда ломала голову. Остановить какую-либо машину нечего было и думать.
У развилки лесная дорога неожиданно сузилась. Деревья подступили к дороге вплотную. Разведчикам волей-неволей пришлось остановиться. А колонна все гудела, фыркала и гремела. И все двигалась, не сбавляя темпа. Но наконец показался и ее хвост. Проехали тылы, и дорога снова стала свободной. Разведчики могли продолжать путь. Им надо было на развилке брать правее. Но Надежда решила ехать по той дороге, по которой только что двигалась колонна. Она рассчитывала, что они встретят какую-нибудь отставшую машину. И разведчикам повезло. Почти сразу же за вторым поворотом на них чуть не налетел огромный «опель», груженный какими-то бочками. Водитель и сидевший рядом с ним фельдфебель очень спешили. Но им пришлось остановиться. Артур показал фельдфебелю удостоверение фельдполиций и коротко приказал:
— К обер-лейтенанту!
Фельдфебель подбежал к Надежде. Щелкнул каблуками кованых сапог и застыл с рукой у пилотки.
— Кто такой? — не слезая с повозки, потребовала доклада Надежда.
— Командир взвода снабжения хозяйственной роты четыреста одиннадцатого моторизованного полка фельдфебель Ганс Клюге, — отрапортовал немец.
— Куда едете?
— Догоняю колонну, господин обер-лейтенант.
— Почему отстали?
— Эта дубина водитель Глобке, господин обер-лейтенант, ухитрился сжечь все горючее. И пришлось заправляться на дороге.
— Документы!
— Пожалуйста, господин обер-лейтенант, — проворно предъявил удостоверение-фельдфебель.
— Что везете? — не торопясь просматривая записи, продолжала спрашивать Надежда.
— Солонину, господин обер-лейтенант.
— Откуда?
— С армейского склада в Позмоге, господин обер-лейтенант.
— Я спрашиваю, откуда переброшен полк? — невозмутимо уточнила Надежда.
— С зимних квартир из-под Кюстрина.
— Знаю. Бывала там, — кивнула Надежда и вернула документ хозяину. — И помните: если бы я только что не видела колонну вашего полка своими собственными глазами, я посчитала бы вас дезертиром. Почему я обязана верить россказням о вашем глупом водителе?
— Господин обер-лейтенант, клянусь богом, мы спешим изо всех сил! Я честный солдат фюрера… — поклялся фельдфебель. — У меня все документы в полном порядке. Все накладные…
— Можете следовать дальше, — не дала ему договорить Надежда. — И больше чтобы я вас не видела болтающимся по дорогам.
Фельдфебель, так и не отнимавший на протяжении всего их разговора руку от пилотки, лихо повернулся, словно на шарнирах, и бегом бросился к машине. Дверца кабины захлопнулась за ним с глухим металлическим лязгом. «Опель> рванулся и скоро пропал за поворотом.
— Запомните, Артур, это был отдельный четыреста одиннадцатый моторизованный полк резерва главного командования сухопутных войск. Они тащат на фронт резервы уже из-под самого Берлина. Поворачивайте назад и вы. Нам тут больше нечего делать.
Подводы развернулись и скоро опять оказались у развилки. Впереди что-то снова гудело. Но дорога была еще свободной. Надежда воспользовалась этим, приказала остановиться, подозвала к себе Журбу и Птахина. Она развернула на коленях карту и сказала:
— Вы должны точно знать наш маршрут. Вот развилка. Тут мы стоим. Дальше поедем по правой дороге на Гривны. Едем к оберст-лейтенанту Рихерту. Но сами понимаете, что это только на тот случай, если кто-нибудь вздумает нас проверять. На самом же деле ни Гривны, ни тем более Рихерт нам совершенно не нужны. Мы свернем, не доезжая Гривен, снова направо и поедем по дороге, на которой два дня назад наши разведчики захватили почтальона-танкиста. Таким образом, мы выедем в район вот этого небольшого озерка. Есть сведения, что этот участок свободен для передвижения армейских частей. Мы этим воспользуемся. И уж там, на месте, сориентируемся и решим по обстановке, как действовать дальше. Вопросы есть?
— Сколько же это будет километров? — спросил Птахин.
— Я прикидывала, с объездами, с переездами километров тридцать.
— Должны дотемна успеть, — решил Птахин.
— Ничего другого нам просто не остается.
— А я вот думаю, — сказал Журба. целый полк, такую махину, и они днем перебрасывают. Словно и нет никакой нашей авиации…
— Спешат, очевидно. Боятся проворонить начало нашего наступления. Только этим можно объяснить, — ответила Надежда. — Не будем терять времени, товарищи. Вперед.
Разведчики тронулись дальше. Ехали рысью. Лошади без особого труда тащили легкие повозки, и там, где дорога шла под горку, их то и дело приходилось придерживать. Подъехали к очередному перекрестку и вдруг обнаружили, что на нем стоит пост: регулировщик, трое солдат охраны, тяжелый бронеавтомобиль с короткоствольной пушкой и пулеметом. Регулировщик что-то сказал тем троим, они тотчас же вскочили, выбежали на дорогу навстречу подводам, замахали руками, закричали:
— Стой! Стой!
Все трое действовали очень проворно. Но от взгляда Надежды не ускользнуло, что один из них на какой-то момент вроде бы замешкался и, прежде чем выскочить на дорогу, что-то сунул под ящик.
— Подъезжай вплотную и позови ко мне старшего, — вполголоса приказала Надежда Артуру.
Раммо так и сделал. Грубо крикнув солдатам, чтобы они не орали, осадил коня, чуть не наехав на них. Спрыгнул с повозки, сунул под нос унтер-офицеру свое удостоверение и решительным жестом указал ему на Надежду:
— К обер-лейтенанту!
Но унтер-офицер и сам уже разглядел, кто сидит на подводе, и проворно подошел к начальству. Он не был перепуган, как фельдфебель отставшей машины. И если бы увидел сейчас перед собой обычного армейского офицера, то, выполняя свои обязанности, очевидно, безо всяких церемоний попросил бы его предъявить документы. Но на подводе восседал чин фельдполиции, и не мужчина, а женщина с пронизывающим и холодным, как у змеи, взглядом, и унтер, неплохо зная повадки подобных мегер, посчитал разумным первым делом представиться:
— Старший поста унтер-офицер Цербель.
— Вижу, что старший, — спокойно ответила Надежда. — Но зачем же надо было орать на весь лес?
— Мы выполняли приказ. Нам приказано всех останавливать и проверять документы, господин обер-лейтенант, — доложил унтер. — Мы считали…
— Вы считали, что фельдполиция уже оглохла и ослепла! — оборвала его Надежда.
— Мы хотели как можно лучше выполнить приказ, — оправдывался унтер,
— Вы очень старались, — усмехнулась Надежда.
— Так точно, господин обер-лейтенант,:— подтвердил унтер.
— Фельдфебель Кляморт, — позвала Надежда Артура, — посмотрите, что прятали под ящик эти бравые вояки. Возможно, мы узнаем, чем вызвано такое рвение к службе.
Раммо направился к ящикам, на которых только что сидели солдаты. И, чем ближе он подходил к ним, тем больше вытягивалось и без того длинное и худое лицо унтера. Раммо заглянул под один ящик, под другой, вытащил оттуда бутылку, понюхал горлышко и доложил:
— Шнапс, господин обер-лейтенант.
— Вот, значит, чем вы тут занимаетесь, канальи! — зло сощурила глаза Надежда и легко спрыгнула с повозки на землю.
Унтер, не ожидая ничего хорошего, как, впрочем, он и предполагал, инстинктивно попятился.
— Кто дежурит в этой машине? — указала Надежда на бронеавтомобиль.
Унтер мельком взглянул на своих подчиненных и мрачно ответил:
— Никто, господин обер-лейтенант.
— Совсем хорошо. Партизаны перестреляют, как мух, вас самих и еще заберут боевую технику. Так? — прошипела с негодованием Надежда.
— Один из нас все время сидел за пулеметом, господин обер-лейтенант, — поклялся унтер. — Отлучился только на минуту.
— Ничего. Теперь он посидит подольше. И ты тоже. И все вы, — окинув солдат испепеляющим взглядом, пообещала Надежда. — Кляморт, посмотрите их солдатские книжки и перепишите фамилии и имена.
Она сделала паузу, чтобы дать немного отдышаться унтеру и его солдатам, и уже более спокойно перешла к делу:
— Когда вас сюда поставили? — спросила она.
— Вчера вечером, господин обер-лейтенант, — обрадовался, что его уже не ругают, унтер.
— Кого вы сменили?
— Никого. Этот пост выставили только вчера.
— Зачем?
— Весь этот участок включен в особую зону. Всякое передвижение в ней без специальных пропусков строго запрещено, — молотил как из пулемета унтер. — Обо всех задержанных я немедленно обязан докладывать в комендатуру.
— В какую? — стараясь выдержать независимый и спокойный тон, продолжала расспрашивать Надежда. Хотя в душе у нее при этих словах унтера все содрогнулось: мало того, что они все четверо, ни о чем, не ведая, сами шли в лапы немцам. Им, не зная о существующем порядке, никогда бы не выполнить приказа командования. — Где ваша комендатура?
— В Гривнах, господин обер-лейтенант, — доложил унтер.
«Еще не легче», — молнией мелькнуло в сознании у Надежды. Проклятый унтер словно нарочно загонял ее в тупик. Ведь в Гривнах размещалась армейская группа ГФП оберст-лейтенанта Рихерта. Этот унтер доложит о них в свою комендатуру. Те, естественно, немедленно начнут наводить справки в ГФП. До выяснения наверняка прикажут задержать. Или, в лучшем случае, пришлют кого-нибудь разбираться сюда. А это или полный провал вообще, или уж точно провал во времени.
— В Гривнах, это хорошо, — неожиданно мягко сказала Надежда. И чтобы выиграть еще хоть две минуты на обдумывание ситуации, закурила и предложила закурить унтеру. Тот осклабился во весь рот и взял сигарету. Решать надо было немедленно. Проще всего было уничтожить всю охрану. Но, во-первых, это все равно ничего бы не дало, потому что их наверняка бы скоро хватились, начались бы поиски и т. д. Во-вторых, даже если охранников и перебить, продолжать путь на лошадях далеко не удастся. Непременно где-нибудь группу остановит второй пост. А уж повезет ли им избавиться и от него — еще неизвестно. Бросить же лошадей в лесу и пробираться в особую зону напрямик через чащу и болота пешком — наверняка потерять как минимум двое, а то и трое суток. Столько времени в распоряжении разведчиков не было. Значит, трогать охрану нельзя. Но и допустить, чтобы унтер доложил о группе своему начальству— тоже было крайне нежелательно… И вдруг Надежду осенило. Она поглубже, исключительно для успокоения, затянулась и покосилась на телефон:
— Связь исправна?
— Так точно, господин обер-лейтенант, — доложил унтер.
— Соедините меня с оберст-лейтенантом Рихергом, — приказала она.
Унтер беспомощно заморгал.
— Я не знаю такого, господин обер-лейтенант, — признался он.
— А надо знать! — нажимая на слово «надо», снова строго проговорила Надежда. — Надо знать начальника группы полевой полиции. Живо!
Унтер бросился к телефону. Он не знал Рихерта. Но в комендатуре его знали прекрасно. И уже через две минуты Надежду соединили с ГФП. Оберст-лейтенанта на месте не оказалось. Трубку взял его заместитель майор Бамлер. И довольно сердито ответил, что он не знает никакой Штюбе, тем более обер-лейтенанта.
— Я из группы, дислоцирующейся в Марино, — объяснила Надежда.
— Что? — так и взорвался голос на том конце провода. — Из группы в Марино? Куда вы запропастились? Мы сбились с ног — ищем вас. И где этот ваш Герхольц? Он что, не знает, что штандартенфюрер не любит шуток?
— Какие шутки, майор? Гауптман Герхольц убит, — обиженным тоном объяснила Надежда.
— Что? — снова прохрипело в трубке, но уже значительно тише.
— Гауптман Пауль Герхольц погиб в перестрелке с бандитами, — подтвердила Надежда. И чтобы окончательно убедить собеседника, добавила: — Погиб он, унтер-фельдфебель Кюхлер и еще двое солдат комендатуры со станции Панки.
— Черт побери, — уже совсем тихо прозвучало в трубке. — Извините, фрау Штюбе. Я теперь все припоминаю. Вы назначены переводчицей в группу Герхольца. Да-да. Где же все это произошло?
Надежда поняла: Бамлер, конечно, уже знал от Краузе о таинственном исчезновении группы и получил документы, найденные полицаями на подводе, и теперь он, естественно, хочет все проверить.
— Они напали на нас примерно в трех километрах не доезжая Марино, — ответила Надежда.
— Как же вам удалось спастись?
— Мы отступили в болото. И отсиделись там, господин майор.
— Кто же остался с вами?
— Фельдфебель Вилли Кляморт, унтер-офицер Ганс Герке и обер-ефрейтор Курт Кинцель, господин майор.
— Ну что ж, поздравляю вас, обер-лейтенант Штюбе. И раз уж вы не добрались до Марино, немедленно приезжайте сюда.
— Но нас не пропускают, господин майор. У нас нет пропусков, — доложила Надежда.
— Конечно, конечно, — согласился майор. — Я сейчас распоряжусь. Передайте трубку старшему поста.
Надежда молча передала трубку унтеру. Она же не сомневалась в том, что их пропустят, и даже успела порадоваться тому, что они не поспешили и не убрали охрану.
—…Вас понял!.. Все будет сделано!.. Так точно! — четко отвечал унтер майору. Потом он положил трубку на аппарат и сказал, обращаясь к Надежде:
— Господин майор приказал пропустить вас и выделить вам сопровождающего. С вами поедет шютце Краппе, господин обер-лейтенант. И извините, мне надо его проинструктировать.
Глава 7
Разведчики прошли примерно полчаса, и Спирин остановился. Оперся спиной о березу. Коржиков подбежал к нему.
— Не могу больше, братцы, — тихо произнес Спирин. — Не ходок я.
— Это ничего. Понесем. Народу эвон сколько, — Коржиков обернулся к Бритикову. — Мы сейчас носилки сделаем.
Разведчики быстро и ловко соорудили носилки, не очень удобные, но прочные. На них положили Спирина. Можно было трогаться дальше. Коржиков подошел к полицаю:
— Нам сейчас не до того, чтобы с тобой, гадом, нянчиться. Хочешь живым остаться — помогай нам. Вздумаешь артачиться — тут же приколю. «Язык» ты все одно никудышный.
Глаза у полицая были полны животного страха. Смерть отца и старшего брата подействовала на него ошеломляюще. Он утвердительно закивал головой.
— Так-то оно лучше, — одобрительно проговорил Коржиков.
Бритиков привязал полицая за руку к себе веревкой, носилки подняли и двинулись по направлению к фронту. Впереди шагов на двести шел дозорный. Замыкал группу Коржиков.
В лесу было тихо. Грохот стрельбы с фронта досюда не долетал. От дорог они отклонились в чащу. Шум время от времени доносился только сверху, с неба, когда над лесом небольшими группами пролетали самолеты. Спирин был почти все время в забытьи. Но неожиданно пришел в себя и подозвал Коржикова.
— Сколько уже вы идете, Павел Ерофеич? — спросил он.
Коржиков взглянул на часы.