– Прекрасное, Мел, как, впрочем, и всегда! – Режиссер по обыкновению остался доволен.
– Спасибо.
Она всегда держалась немного отчужденно, не забывая о субординации. Но если раньше этим она прикрывала свою застенчивость, то теперь это вошло в привычку. Вокруг нее крутилось слишком много любопытных, мечтавших что-нибудь подсмотреть, узнать, подслушать, чтобы потом похвастаться.
Сейчас, когда ей оборачивались вслед в магазине, на прогулке, Мелани Адамс внешне хоть и выглядела всегда сдержанной, но в душе по-прежнему испытывала неловкость.
После эфира Мел направилась в свой кабинет, чтобы снять лишний грим и забрать перед уходом сумочку, но редактор резко взмахнул рукой и крикнул:
– Можешь задержаться на секунду, Мел?
Как обычно, выглядел он взбудораженным, и Мелани тяжело вздохнула, потому что «задержаться на секунду» могло означать все что угодно, в том числе и вероятность проторчать весь вечер в студии. Кроме обычных выпусков новостей она вела и экстренные, так что одному богу известно, что они припасли для нее на сей раз. Она стала настоящим профессионалом, и по внешнему виду редко можно было определить ее настроение, но репортаж о детях – жертвах насилия вывел ее из строя, хотя благодаря умелому макияжу она выглядела бодрой и полной сил.
– Что-то случилось?
– Мне бы хотелось тебе кое-что показать. – Редактор вытащил кассету и вставил в видеомагнитофон. – Мы дали анонс в час дня, но я решил, что для вечерних «Новостей» материала недостаточно. Вот хочу поручить раскрутить эту тему тебе.
Мел сосредоточила внимание на экране. Шло интервью с девятилетней чернокожей девочкой, которой была крайне необходима пересадка сердца, но до сих пор родителям не удалось найти для дочери донора. Сочувствующие люди создали даже специальный фонд для этой милой девчушки, вид которой с первого взгляда трогал душу. Мел почти сожалела, что увидела этот сюжет. Очередная бедняжка, которой нужна помощь, но никто не в силах ей ее оказать. Она испытывала те же чувства, пока работала над репортажем о детях, ставших жертвами насилия. Неужели ей не могут подбросить для разнообразия какой-нибудь громкий политический скандал? Зачем еще одна сердечная боль?
– Ну и чего ты от меня хочешь?
– Думаю, зрителям будет интересно наблюдать за судьбой этой девочки. Ты могла бы сделать серию репортажей, помочь в сборе средств, поискать докторов, готовых взяться за операцию.
– О, ради бога, Джек… Почему все это сваливается на меня? Неужели я теперь стала представительницей какого-то общества по защите детей?
У Мелани был очень длинный день: из дому она ушла в шесть утра, – поэтому раздражение скрыть не удалось.
– Послушай, – устало вздохнул редактор, – никто лучше тебя не сделает это. Мало того, что мы поможем родителям Патти Лу найти кардиохирурга, но и показать в прямом эфире, как ей сделают пересадку. Мел, это же будет сенсация!
Она медленно кивнула: из этого действительно может получиться хороший материал, но чего это будет стоить!
– Ты уже говорил об этом с ее семьей?
– Нет, но я уверен, что они будут рады.
– Как знать? Не все готовы выносить свои проблемы на всеобщее обозрение.
– А почему бы и нет? Они же не отказались разговаривать с нами.
Мел задумчиво кивнула, а Джек продолжил:
– Прямо завтра можно связаться с кем-нибудь – а лучше с несколькими из кардиохирургов и выяснить, что думают они? Многие с радостью расскажут о своих достижениях широкой публике.
– Я подумаю, но сначала мне нужно смонтировать материал о детях – жертвах насилия.
– А разве ты не закончила его, – нахмурился Джек.
– Все сделано, но мне хочется просмотреть материал в готовом виде – возможно, что-то поправить.
– Черт побери, но это не твоя забота. Ты должна только готовить материал. Сюжет о Патти похлеще будет!
Похлеще? Да как он может? Неужели для него главное – сенсация, а не судьба несчастных детей? Да она чуть с ума не сошла при виде ожогов от сигарет на тельце двухлетнего ребенка и четырехлетнего малыша с отрезанным ухом.
– Просто подумай, Мел.
– О’кей, Джек. Договорились.
«…Здравствуйте, доктор. Я ведущая «Новостей». У меня к вам предложение. Вы не могли бы сделать пересадку сердца девятилетней девочке (если можно, бесплатно), а мы в качестве рекламы покажем операцию в прямом эфире…»
Возмущению Мелани не было предела, когда торопливо шла к своему кабинету, поэтому чуть не столкнулась с высоким темноволосым мужчиной.
– Что-то ты сегодня мрачная, – раздался глубокий, хорошо поставленный голос.
– Привет, Грант! Каким ветром тебя занесло сюда в такое время?
Давний друг Мелани, диктор Грант Бакли вел политические дискуссии, выходившие в эфир после ночного выпуска новостей, и снискал себе славу одного из самых ярких полемистов.
– Да вот пришел пораньше покопаться в архиве, поискать кое-какие пленки для своей программы. А у тебя что? Ты, напротив, припозднилась.
Обычно к этому времени она уже уходила, но из-за истории с Патти Лу Джонс подзадержалась.
– Сегодня мне припасли еще одно испытание: репортаж о пересадке сердца ребенку. Обычная работа, ничего особенного.
Все мрачные мысли рассеивались, когда она смотрела на него. Этот мужчина был не только привлекателен внешне, но и невероятно умен и предан. Вся женская часть студии завидовала ей и не могла понять, почему их отношения до сих пор дружеские.
– Ну и как репортаж – удался?
Она серьезно посмотрела на него.
– Было невероятно тяжело, но все получилось.
– Да, умеешь ты выбирать себе работенку, дружочек.
– Скорее она меня выбирает. Вот теперь мне надо организовать прямой эфир с пересадкой сердца.
– Ты серьезно? – Брови Гранта взлетели.
– Серьезнее некуда. Может, ты что-нибудь посоветуешь?
Он на мгновение нахмурился, размышляя.
– В прошлом году я проводил дискуссии на эту тему, и там присутствовали несколько известных кардиохирургов. Я просмотрю свои записи и сообщу тебе их имена. Когда нужно?
– Вчера, – улыбнулась она невесело.
Он взъерошил ей волосы – все равно сегодня уже не выходить в эфир – и предложил:
– Может, съедим в кафе по гамбургеру?
– Да нет, не стоит: я спешу.
– К своим близняшкам? – закатил глаза Грант. Он прекрасно знал девчушек Мелани. У него тоже имелось три дочери от трех разных жен, но они не были такими искательницами приключений. – Чем они сейчас занимаются?
– Как обычно. Вал то и дело влюбляется, а Джесс вся в уроках. Их совместные усилия сводят на нет все мои попытки сохранить цвет волос и не поседеть раньше времени.
Мелани в свои тридцать пять выглядела на десять лет моложе: на ней никак не отразилась ответственность за самую тяжелую работу, которую на нее порой взваливали, потому что она ее любила. Грант прекрасно знал ее жизнь: она не раз плакалась ему в жилетку из-за каких-нибудь неприятностей или неудач, в том числе и в отношениях с мужчинами, которых было не так уж много. Мелани проявляла осторожность в выборе знакомых и старалась не выставлять на всеобщее обозрение свою личную жизнь, но еще больше боялась влюбиться, после того как отец близняшек бросил ее еще до их рождения. Они поженились сразу после школы, поступили в колледж и уехали учиться в Колумбию, но когда она поняла, что беременна, он не пожелал даже слушать об этом. С каменным лицом он потребовал избавиться от ребенка. Мел до сих пор помнила тон, которым он произнес эти слова: в нем не было ни любви, ни сожаления. Она отказалась, и он ее бросил: уехал на каникулы в Мексику с другой девушкой, а вернувшись, объявил, что они разведены. Он сам подал заявление, подделав ее подпись на бланках. Мелани была настолько поражена, что потеряла дар речи. Ее родители убеждали, что надо обратиться в суд, но она решила, что бороться за эти отношения не имеет смысла. Своим поступком он оскорбил и унизил ее, и даже перспектива остаться одной с ребенком на руках – которых потом оказалось двое – не заставила изменить это решение. Некоторое время родители помогали ей, а затем она стала самостоятельно пробивать себе дорогу в жизнь. Чтобы найти приличную работу, она бралась за все, на что была способна: работала секретарем, продавала витамины, причем разносила их по домам, и в конце концов устроилась в отдел информационных программ на телевидение, где занималась перепечаткой новостей.
Дочурки тем временем росли. Хоть восхождение Мел не было ни быстрым, ни легким, но, день за днем перепечатывая тексты, она поняла, чего хочет. Больше всего ее интересовали политические темы, и она утвердилась в мысли, что ее призвание – тележурналистика. Она не раз пыталась участвовать в конкурсах, чтобы получить эту работу, но в конце концов поняла, что в Нью-Йорке ничего не получится. Сначала она отправилась в Буффало, затем в Чикаго, но потом все же вернулась в Нью-Йорк, все-таки получив, наконец, желанную работу.
Ее репортаж об одной из крупных забастовок обратил на себя внимание руководства, и ей было предложено место ведущей. Мелани страшно испугалась, но у нее не оставалось выбора: надо было кормить детей, отец которых не вложил в их воспитание ни цента. Мел справлялась, на жизнь им хватало, о славе она не мечтала, и не стремилась сама рассказывать, что писала, и вдруг оказалась на экране телевизоров. Как ни странно, ей это понравилось: заставляло держать себя в тонусе и внушало надежду.
Ее направили на стажировку в Филадельфию, затем – ненадолго – в Чикаго, а потом в Вашингтон, и, наконец, она вернулась домой. По оценке руководства, ее прилично поднатаскали, и теперь на экране она смотрелась великолепно: умная, спокойная, рассудительная, с хорошей дикцией. Красивая. В двадцать восемь лет она приблизилась к вершине, прочно обосновавшись в вечерних «Новостях», а в тридцать разорвала контракт и перешла в другую программу, но тоже на должность комментатора. Ее рейтинг, и так немалый, стремительно вырос и с тех пор неуклонно повышался.
Мелани выкладывалась на работе полностью, так что свою репутацию ведущего тележурналиста вполне заслужила. Давно минули дни лишений и борьбы, и родители гордились дочерью, но, время от времени Мелани задавалась вопросом, что думает, глядя на экран телевизора, отец двойняшек, жалеет ли, что бросил их, если, конечно, вообще помнит ее. Мелани ничего о нем не слышала, но он оставил свой след в ее жизни, который с годами хоть и сгладился, но так и не исчез. Она стала очень осторожна, боялась сблизиться с кем-либо, поверить до конца, и это привело ее к нескольким неудачным любовным связям. Мужчин привлекала в ней красота и популярность, но своей отчужденностью она отпугивала поклонников. Замуж она больше не собиралась, а все, о чем мечтала: успех, любимая работа, стабильное финансовое положение, дом, который она любила, родители, близняшки, – у нее было.
– Зачем мне замуж? – заявила она как-то Гранту, который поддерживал ее скептическую точку зрения, но тот заметил:
– Возможно, замуж и правда ни к чему, но по крайней мере найди себе неженатого мужчину.
– Да какая разница?
– Разница, дружочек, в том, что в противном случае тебе придется проводить все праздники и выходные в одиночестве, потому что он будет всегда с женой и детьми.
– Возможно, ты и прав, но для него я буду деликатесом – икрой, а не блинами.
– Ты заблуждаешься, Мел: будешь страдать.
И он оказался прав: именно это причиняло невыносимую боль. Разрыв был мучительным. Мелани несколько недель ходила горем убитая, потом поклялась себе никогда не связываться с женатыми.
Они с Грантом были знакомы почти десять лет, поэтому он знал, с каким тщанием она возводила вокруг себя стены. Они встретились, когда она еще только карабкалась наверх, но уже тогда он понял, что видит рождение новой яркой звезды на теленебосклоне, и заботился о ней и как о коллеге и как о друге. Он вел себя максимально корректно, чтобы ненароком не испортить сложившиеся между ними отношения. Грант был трижды женат, имел множество подружек, с которыми проводил ночи, но Мел значила для него гораздо больше. Они по-настоящему подружились, и он боялся потерять ее доверие. На ее долю уже выпало немало бед, и Гранту совсем не хотелось причинить ей боль.
– По правде говоря, детка, большинство мужчин – порядочные скоты, – признался он ей как-то поздно вечером, после того как Мелани приняла участие в его программе, а потом они отправились отметить успех и засиделись у Элейн до трех часов ночи.
– И это мне говоришь ты, мужчина? – удивилась Мел.
Несмотря на свой печальный опыт, она не разделяла его мнение.
– Мы все хотим, чтобы женщины любили нас всем сердцем, были при этом преданы нам, но сами не желаем тратить свои душевные силы. Тебе нужен человек, который любил бы тебя чуть-чуть больше, чем ты его.
– Ты считаешь, что я еще способна любить?
Мелани постаралась внести в свой вопрос нотку иронии, но Грант не поддался на это. Старая боль так и не оставила ее, и он сомневался, пройдет ли она вообще.
– Я слишком хорошо знаю тебя, Мел: возможно, даже лучше, чем ты сама.
– По-твоему, все мои мысли только о любви?
На сей раз она рассмеялась, и он тоже не сдержал улыбки:
– Нет, по-моему, ты этого до смерти боишься.
– Сдаюсь.
– Неужели не хочется найти счастье?
– Зачем искать? Я и так счастлива.
– Глупости! Одиночество не приносит счастья.
– У меня есть дети.
– Это не одно и то же.
Она пожала плечами:
– Но ты же счастлив?
Мел попыталась заглянуть другу в глаза в надежде обнаружить подтверждение своих слов, и была несказанно удивлена, наткнувшись на тоску. Похоже, даже блистательному Гранту, ничто человеческое не было чуждо.
– Если бы одиночество приносило радость, я бы не женился три раза.
Они вместе посмеялись, а потом он отвез ее домой, по-отечески поцеловав на прощание в щеку. Мелани неожиданно подумала, что они могли бы стать прекрасными любовниками, но тогда придет конец их дружбе, чего обоим не хотелось: они очень дорожили этими отношениями.
Все это вспомнилось Мелани, пока они стояли возле ее кабинета, и она, уставшая, но обрадованная встречей в конце этого долгого дня, слушала Гранта, который давал ей то, чего не мог дать никто другой.
– Может, съедим по гамбургеру завтра?
– Исключено, к сожалению: у меня встреча с парочкой идиотов.
Мелани взглянула на часы.
– Мне пора, а то Ракель закроет дверь на засов – настоящий деспот, все у нее по расписанию.
Помощница, которая жила в их доме уже семь лет, стала для Мелани не просто находкой, а почти членом семьи: держала девчонок в строгости, следила за порядком и ведала всеми делами по дому.
– Передай ей пламенный привет. Список кардиохирургов завтра принесу.
– Спасибо, очень выручишь.
Мелани послала ему воздушный поцелуй, и он отправился к себе, а она заскочила за сумкой в кабинет и поспешила вниз, поймала такси и через пятнадцать минут была уже на Семьдесят девятой улице.
– Я пришла! – провозгласила Мел, входя в прихожую своего изысканно отделанного и обставленного дома.
Белоснежный мраморный пол, бело-розовые обои с цветочным орнаментом, светлая мебель и обивка пастельных тонов не оставляли сомнений, что это женское царство и мужчинам здесь места нет.
В гостиной стояли уютные глубокие диваны, обтянутые шелком; муаровые занавеси, ниспадавшие мягкими складками, были на французский манер подвязаны; стены нежного персикового оттенка украшала лепнина и изящная живопись. Дом буквально излучал тепло, и по нему хотелось побродить. Элегантность обстановки вовсе не смущала, а, напротив, вызывала ощущение уюта и покоя.
Дом был небольшой, но Мелани с первого взгляда влюбилась в него и не захотела даже смотреть другие варианты.
Она быстро поднялась наверх, не обращая внимания на легкую боль в спине: день оказался очень длинным, – и, не задерживаясь возле своей комнаты, поскольку прекрасно знала, что ее там ждет груда корреспонденции (в основном счета), сразу направилась к девочкам.
Обе двери оказались закрыты, но музыка так грохотала, что закладывало уши.
– О боже, Джесс! – воскликнула Мел, пытаясь перекричать рев магнитофона. – Убавь громкость!
– Что? – обернулась к двери высокая худенькая рыжеволосая девочка.
Усевшись на кровати, она прижимала к уху телефонную трубку. Повсюду валялись учебники.
– У тебя что, нет экзаменов? Заканчивай разговор.
Девушка кивнула и, что-то буркнув, положила трубку.
– И выключи магнитофон.
Джессика спустила с кровати длинные, как у жеребенка, ноги и, раздраженно тряхнув длинными, с медным отливом волосами, направилась к магнитоле.
– Я просто сделала перерыв.
– Надолго?
– О, ради бога! Мне что, завести секундомер?
– Это несерьезно! Прекрасно знаешь, что твои оценки…