Это было его обычное предупреждение, и она улыбнулась, выключая свет.
А в Лос-Анджелесе Питеру Галламу было не до улыбок: у Салли Блок началось обширное отторжение донорского сердца, и через час она впала в глубокую кому. Он почти не отходил от нее до полуночи, лишь на несколько минут покидая палату, чтобы поговорить с ее матерью, и в конце концов разрешил убитой горем женщине посидеть у постели Салли. Отказывать ей в этом уже не было оснований. Опасение занести инфекцию больше не имело смысла, и в час ночи Салли Блок скончалась, не приходя в сознание и не увидев в последний раз свою мать и врача, которому так доверяла. Питер Галлам подписал свидетельство о смерти и, убитый горем, поехал домой. Там, в своем кабинете, он долго сидел в полной темноте, думая о Салли, об Анне и о других, подобных им. От бессилия руки его сжимались в кулаки, по лицу ходили желваки. Многие часы спустя, ощущая смертельную усталость, он медленно поднялся в свою спальню, закрыл дверь и молча, опустившись на кровать, прошептал:
– Простите меня… – И тогда пришли слезы. Он не знал, у кого просил прощения: просто лежал в темноте и страдал от того, что ничего не смог сделать и в этот раз… И тогда вдруг вспомнил о Патти Лу. Вот он, повод, попытаться еще раз. И в глубине души опять шевельнулась надежда.
Глава 4
Патти Лу со всеми сопровождающими удобно устроились в отдельном салоне первого класса на борту самолета, вылетевшего из аэропорта Кеннеди, и Мел молила Бога, чтобы она благополучно перенесла перелет, потому что в Лос-Анджелесе девочка уже окажется в опытных руках доктора Питера Галлама.
Волновалась она напрасно. Полет прошел в штатном режиме, без осложнений, а в Лос-Анджелесе их уже ждали медики и машина «Скорой помощи». Патти Лу с матерью сразу же отвезли в Центральную городскую больницу. По предварительной договоренности Мелани не должна сопровождать их. Доктор Галлам хотел, чтобы девочка привыкла к новой обстановке, а с Мел согласился встретиться в кафетерии следующим утром, чтобы посвятить в результаты осмотра и кратко рассказать о методах лечения. Мел он разрешил захватить блокнот и магнитофон, но телевизионщикам присутствовать при встрече запретил. Официальное интервью будет позже. Мелани с радостью поехала в гостиницу, позвонила домой сообщить, что долетела хорошо, приняла душ и отправилась прогуляться. Погода стояла чудесная, в воздухе пахло весной, но мысли то и дело возвращались к Питеру Галламу. Ей не терпелось встретиться с ним.
Следующим утром она чуть свет вскочила с постели и помчалась во взятой напрокат машине на встречу с доктором.
Миновав бесконечный коридор, она остановилась перед двойными дверями и распахнула их. В ноздри ударил густой аромат свежесваренного кофе. Оглядев ярко освещенный зал больничного кафетерия, она удивилась, что в столь ранний час здесь так много народу. За столиками пили кофе или завтракали после смены сестры, стажеры, врачи. Были здесь и родственники пациентов, заглянувшие подкрепиться после бессонной ночи. Лица их были печальны. Одна женщина тихонько плакала, утирая глаза платком, а другая, помоложе, пыталась ее успокоить, хоть и сама едва сдерживала слезы. Мелани было странно видеть, как соседствует радость и веселая болтовня медсестер с печалью и горем.
Осмотревшись, она пыталась угадать, кто же из мужчин в белых халатах Питер Галлам. Они с серьезным видом обсуждали что-то за кофе, все среднего возраста, но почему-то ни один из них не показался ей похожим на того, каким она его себе представляла. Кроме того, никто из них не поднялся ей навстречу, хотя Питер бы ее узнал.
– Мисс Адамс?
Мелани вздрогнула от звука голоса, раздавшегося прямо за ее спиной, и резко развернулась на каблуках.
– Да?
Мужчина протянул сильную прохладную руку:
– Я Питер Галлам.
Отвечая на пожатие, она смотрела на этого седовласого мужчину с добрыми голубыми глазами и грустной улыбкой и удивлялась, насколько он оказался не похож на того, каким она его представляла. Высокого роста, подтянутый, широкоплечий, он буквально излучал силу и уверенность.
– Давно ждете?
– Нет, только что пришла.
Мелани пошла вслед за ним к столику, слегка раздосадованная из-за того, что немного растерялась. Она привыкла всегда быть в центре внимания, а сейчас чувствовала себя собачкой на поводке. Он буквально подавлял ее.
– Кофе?
– Да, с удовольствием.
Их взгляды встретились, и каждый задал себе вопрос, кем станет для него другой: другом или врагом, сторонником или противником, – но в данный момент их объединяла Патти Лу, и Мел не терпелось расспросить о ней.
– Молоко, сливки, сахар?
– Нет-нет, черный.
Она попыталась было присоединиться к нему, но он жестом остановил ее.
– Не беспокойтесь. Займите лучше столик.
Он улыбнулся, и она почему-то испытала странные ощущения, похожие на нежность. Через минуту он вернулся с подносом, на котором стояли две чашки кофе, апельсиновый сок и тарелка с тостами.
– Уверен, что вы еще не завтракали.
Какой он славный и заботливый!
– Да, спасибо. – Мел улыбнулась и тут же спросила: – Как там наша девчушка?
– Все хорошо. Очень смелая девочка. Ей даже не понадобилось присутствие матери: сама быстро освоилась.
Но Мел подозревала, что это благодаря радушному приему, который был оказан юной пациентке персоналом больницы. Питер несколько раз заходил к Патти Лу, стараясь получше ее узнать до того, как приступить к обследованию. После смерти Салли у него не было тяжело больных, поэтому все свое время он мог посвятить девочке.
– Каковы ее шансы, доктор? – Мел не терпелось услышать его вердикт, и она от души надеялась, что он будет утешительным.
– Пока трудно сказать, но, полагаю, наиболее точным определением будет «неплохие».
Мел хмуро кивнула и отпила глоток кофе.
– Вы будете делать ей пересадку сердца?
– Если у нас появится донор, что маловероятно: такое случается крайне редко, мисс Адамс. Полагаю, моя первая мысль была правильной: надо попытаться восстановить ее собственное сердце, заменить поврежденный клапан.
– А как такое возможно? – слегка встревожилась Мел.
– Пересадить клапан животного: свиньи или овцы. Это уже давно вошло в практику.
– Когда вы намерены оперировать?
Доктор вздохнул и прищурился, задумавшись.
– Возможно, завтра. Надо еще провести ряд исследований.
– А она перенесет операцию?
– Надеюсь, что да.
Они серьезно посмотрели друг на друга. В этом деле никто не мог дать никаких гарантий: прогнозировать можно только поражение, чего не скажешь о победе. С этим трудно мириться день за днем, и ее восхищало то, что он делал. Мелани так и подмывало сказать ему об этом, но ей показалось, что подобные признания сейчас не ко времени, поэтому она вернулась к Патти Лу и своем репортаже. Спустя некоторое время Питер удивленно спросил:
– Скажите, мисс Адамс, почему вас так заинтересовал этот случай? Дело в репортаже или это нечто большее?
– Патти Лу особенная девочка, и я, конечно же, волнуюсь.
– Вы так заботитесь обо всех, кто попадает в ваше поле зрения? Это, должно быть, непросто?
– А у вас разве не так? Вы ведь тоже переживаете за всех своих пациентов, доктор?
– Да… почти.
«Почти»? Почему «почти»? Словно почувствовав ее замешательство, Питер с улыбкой пояснил:
– Речь о тех пациентах, состояние которых не вызывает опасений. Но вернемся к нашим делам. Вы не захватили блокнота. Значит ли это, что наша беседа будет записываться на диктофон?
– Нет-нет, – покачала головой Мелани и улыбнулась. – Мне хотелось просто побеседовать, чтобы получше узнать друг друга.
Ее слова заинтриговали его, и он не смог удержаться, чтобы не спросить:
– Зачем?
– Для того чтобы репортаж не был надуманным, мне нужно сложить свое впечатление о собеседнике.
Она мастер своего дела, настоящий профессионал, и он это сразу почувствовал. В лице Мелани Адамс Питер увидел достойного оппонента, и это так взбодрило, что он предложил ей то, о чем даже не задумывался:
– Хотите, отправимся вместе на обход?
У Мел засверкали глаза. Неожиданное приглашение польстило и вселило надежду, что, возможно, она понравилась ему и даже заслужила доверие. Это имело огромное значение для дальнейшей работы.
– С удовольствием, доктор.
– Если вы не против, зовите меня по имени.
– В таком случае я Мел.
Они обменялись улыбками.
– Договорились.
Она поднялась вслед за ним, радуясь представившейся возможности сопровождать его во время обхода. Она и мечтать об этом не могла, поэтому была очень ему признательна. Когда они выходили из кафетерия, он с улыбкой обернулся к ней:
– На моих пациентов ваше появление здесь произведет впечатление, Мел. Я уверен, что они видели вас по телевизору.
Мел привыкла, что ее узнают на улице, но никогда не кичилась этим и уж тем более не использовала в своих интересах.
Заметив ее неуверенность, Питер засмеялся:
– Вряд ли кто-то вас не знает. Пациенты с сердечными заболеваниями тоже смотрят «Новости».
– Я просто думаю, что меня невозможно узнать без макияжа в обыденной обстановке.
– Уверяю вас, это не так, – заверил ее Питер.
Ему показалось странным, что за годы работы на телевидении она так и не осознала свою популярность, но и неожиданно порадовало.
– В любом случае, доктор Галлам, звезда здесь вы.
– Питер. Зовите меня так, Мел. А что касается звезды… Просто я работаю в прекрасном коллективе. Так что мои пациенты придут в восторг, увидев вас, а не меня.
Он вызвал лифт, они поднялись на шестой этаж и оказались среди врачей и медсестер, только что пришедших на смену, оттого немного возбужденных.
Питер проводил гостью в бокс-кабинет и в оставшееся до обхода время решил откровенно рассказать о степени риска и опасности, связанных с пересадкой сердца, а еще предупредить, что в случае негативных впечатлений она вправе отказаться от интервью, тем более, что результат никоим образом не зависит от прессы, а без рекламы он обойдется.
Мел поразило названное им количество летальных исходов.
– Вы опасаетесь, что у меня может сложиться впечатление, будто пересадка сердца вообще не нужна? Вы это хотите сказать, Питер?
– Да, потому что подобное многим приходит в голову. Действительно, многие пациенты умирают вскоре после операции, но это все же шанс, пусть и не слишком обнадеживающий. И потом, пациент решает сам. Если кто-то не желает испытывать судьбу, я не настаиваю и с уважением отношусь к такому решению, но если мне все же предоставляют возможность помочь, то стараюсь сделать все, что в моих силах. Я не ратую за трансплантацию всем без разбору: это было бы безумием, – но для некоторых это единственный выход. В настоящее время мы ищем новые подходы к решению проблемы. Донорских органов недостаточно, поэтому мы ищем другие пути, а общественность противится этому процессу. Наши оппоненты думают, что мы пытаемся взять на себя роль Бога, а это не так. Мы стараемся спасать людям жизнь и делаем для этого все возможное, только и всего.
Питер встал и, предложив Мел руку, сказал:
– Буду рад услышать ваше мнение сегодня в конце дня, только совершенно объективное. Если с чем-то не согласны, не скрывайте.
Он пропустил ее вперед, а когда они выходили из бокса, спросил:
– Признайтесь, Мел, не сложилось ли у вас уже предвзятое мнение об этом?
– Честно говоря, пока не знаю, но уверена: все, что вы делаете, имеет смысл. Правда, должна признаться, меня пугают отрицательные результаты, о которых вы говорили. Оказывается, жизнь так коротка.
Он пристально посмотрел на нее.
– «Коротка» весьма относительное понятие. То, что для кого-то кажется слишком маленьким сроком, для другого – подарок судьбы: неделя, день, даже час… Поверьте: летальные исходы ужасают и меня. Но разве у нас есть выбор? В данный момент на большее мы не способны.
Мел кивнула и пошла следом за ним в холл, не переставая думать о Патти Лу. Питер читал истории болезни пациентов: лицо сосредоточенно, брови насуплены, а она наблюдала за ним. Потом он обсуждал с врачами, какие препараты следует назначать пациентам после пересадки, чтобы предотвратить отторжение донорского сердца. Чтобы ничего не упустить, Мел кое-что записала и составила список вопросов, которые хотела задать ему, когда освободится.
Наконец подошло время обхода. Питер указал на стопку белых халатов на каталке из нержавеющей стали. Мелани взяла верхний и уже на ходу натянула. Питер энергично шагал по коридору с пачкой историй в руках. Два стажера и медсестра почтительно следовали за ним. Рабочий день начался. Он толкнул дверь и вошел в первую палату. Там лежал пожилой мужчина. Питер пояснил, что две недели назад ему сделали шунтирование, и спросил, как больной себя чувствует. Тот хоть и заявил, что будто помолодел, но на юношу не очень-то походил. Выглядел он усталым, бледным. Питер, правда, заверил ее, когда они вышли из палаты, что процесс идет нормально и больной скоро поправится. В следующей палате у Мел защемило сердце при виде десятилетнего мальчика, который выглядел лет на пять-шести, потому что страдал врожденным пороком сердца и болезнью легких. Ужасные хрипы вырывались из его тщедушного тельца. Трасплантацию в данном случае проводить было слишком рискованно и преждевременно, и поэтому пока принимались временные меры для поддержания его жизни. Питер сел на стул возле кровати и начал подробно расспрашивать мальчика, а Мелани отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Уже в коридоре Питер слегка коснулся ее плеча, словно хотел утешить и поддержать.
Пациент следующей палаты находился на грани жизни и смерти из-за послеоперационной инфекции. Тяжелобольных людей опасность подстерегала повсюду. Она таилась в их ослабленных телах и даже в воздухе. Потом они посетили пациента в коматозном состоянии, но Питер, быстро переговорив с медсестрой, не стал задерживаться в этой палате и отправился в соседнюю, где лежали двое мужчин с лунообразными лицами. Мелани уже знала, что это побочный эффект стероидов, которые принимают больные, но с этим можно все-таки мириться.
Обход палат длился почти до полудня и по возвращении в бокс Питер ответил на ее вопросы.
– Почему так высок процент смертности после трансплантации? – мрачно спросила Мел.
– В основном из-за отторжения в любой форме, но еще одна проблема – инфекции, которым наши пациенты особенно подвержены.
– И ничего нельзя сделать?
– Мы же не боги. Возможно, положение дел изменится, после того, как пройдут испытания новые препараты. В последнее время появилось много нового в транспланталогии, так что есть надежда, что больные будут жить. Самое ужасное, что многие не хотят…
– Что вы имеете в виду?
– Для того чтобы бороться, нужны силы, воля и желание, а еще огромная выдержка.
Теперь она поняла еще кое-что.
Он помолчал, потом вдруг тихо добавил, не глядя на нее:
– Моя жена не захотела бороться за жизнь.
Мел будто пригвоздили к стулу. Что он сказал? Его жена?
– У нее была первичная легочная гипертензия, ей требовалась пересадка сердца и легких, но к тому времени во всем мире было проведено всего две подобных операции. Конечно, я не стал бы оперировать сам: была возможность отвезти ее к самому лучшему специалисту, – но она сказала «нет». Она не захотела подвергать себя тем мучениям, через которые проходят, как она знала, все мои пациенты, лишь только для того, чтобы прожить еще полгода, год или два, и спокойно встретила смерть. Это произошло полтора года назад. Ей было всего сорок два.
Он замолчал, потом, справившись с волнением, продолжил, но уже как врач, профессионал:
– В прошлом году я сделал две подобные операции и у меня нет оснований сомневаться в их успехе. За транспланталогией будущее, и я никогда не откажусь от борьбы, как бы ни были мизерны шансы на успех.
– У вас есть дети? – осторожно спросила Мелани, когда она поднял на нее взгляд.
– Трое. Марку семнадцать, Пам скоро четырнадцать, а Мэтью шесть. – Питер наконец улыбнулся. – Они замечательные ребята, только с ними чертовски трудно. Каждый день стараюсь вернуться домой пораньше, но всегда возникает какая-нибудь непредвиденная ситуация и они предоставлены сами себе.
– Мне это знакомо.
Но он, похоже, ее не слышал:
– Она не захотела даже попытаться дать нам шанс.
– Понимаю, – мягко заметила Мел. – С этим, должно быть, очень трудно смириться.
Он медленно кивнул, а затем, спохватившись, что слишком разоткровенничался, поспешно взял истории болезни, как будто хотел с их помощью восстановить между ними границу.
– Извините. Не знаю, зачем рассказал вам все это.
Мел же нисколько не удивилась: ей многие раскрывали душу, просто на сей раз это произошло чуть быстрее, – и попыталась сгладить неловкость: