— Кхм… — смущаюсь, внутренне с ней соглашаясь.
Выгляжу полной скотиной, но она, вроде как, кровью не истекает и, судя по
всему, рассчитывает отправиться туда на своих двоих.
Сбрасывает мою олимпийку и начинает самостоятельно выкарабкиваться
из багажника.
Это «Ровер», а не «Жигули», так что быстро кладу ладонь на ее плечо и
останавливаю.
— Сейчас помогу, — оборачиваюсь. — Руслан, брось ключи.
— Документы в бардачке, — лезет в карман спортивок и запускает в меня
брелоком.
Ловлю его в воздухе, выбросив руку.
От Марго поступает еще один взгляд, который расшифровываю, как
«позвони мне».
Киваю.
Соболей я конечно не потяну, но вина марочного достать в состоянии, как и
обеспечить ей очень энергичный досуг без обязательств. «Энергии» во мне
лютый переизбыток, как выяснилось минуту назад.
Глянув на багажник, Марго иронично гнет брови.
Тоже смотрю на девчонку.
Повесив на плечо сумку, выжидает, глядя на меня снизу вверх.
У неё припухшие веки и покрасневший нос. Выглядит малость несчастной, но в целом психически стабильной, хотя я не стал бы ее винить, если бы
продолжила реветь.
По спине гуляет ветер. Перестаю чувствовать уши, поэтому тру их
ладонями и быстро надеваю олимпийку, спрашивая:
— Документы с собой?
— Да, — отвечает тихо.
— В каком районе живешь? — пытаюсь прикинуть, куда ее потом везти.
— Здесь… недалеко… — отвечает с заминкой.
— Тогда погнали, — подхватив под колени, беру ее на руки.
Вокруг шеи обматываются ее руки.
Обхожу машину. Тонкий слой снега хрустит под подошвами кроссовок.
Через две недели Новый год, и этот год для меня был… разным.
Голубые глаза прямо напротив моих, все остальное, включая нос, спрятано
под воротником куртки.
Спотыкаюсь об этот взгляд, подходя к пассажирской двери.
Тонкий цветочный запах посреди зимы ощущается странно, но это просто
фигня в сравнении с тем, что она делает дальше — немигая смотрит в мои
глаза, а потом опускает их на мои губы.
Брови ползут вверх.
Не понял.
Показалось?
Не уверен.
Думать о наших контактирующих губах — еще больший бред, чем ее наряд.
Таким, как она, полагается смотреть на губы пацанов-ровесников, а не на
губы два дня небрившегося мужика, поэтому стряхиваю ее на сиденье под
тихий возмущенный писк и захлопываю дверь.
Глава 3. Романов
— Вы всегда так водите?
Смотрю направо.
Повернув голову, косится на меня.
Рыжая коса лежит на груди, сиреневая шапка вместе с варежками сложена
на коленях. Как ни странно, все это, вместе с курткой, каким-то образом
сочетается. Видимо, выбор был осознанным, а не беспорядочным, как
могло на первый взгляд показаться любому нормальному человеку. И это
далеко не все сюрпризы, потому что коса берет свое начало с затылка, и
там у нее черный бант в белый горошек, а в ушах снежинки на цепочках.
При такой любви к деталям, боюсь представить, что там под курткой.
Это “вы” режет слух, но решаю оставить все, как есть.
— Как так? — уточняю.
— Как пенсионер, — смотрит в окно.
— То есть, соблюдая правила? — торможу перед пешеходным переходом.
Мой вопрос остается без ответа.
Если это была попытка завязать разговор, то неудачная.
К сожалению, помогать ей в этом вопросе я не буду. Даже если бы хотел, не
думаю что у нас найдется много общих тем для разговоров.
Сделав глубокий вдох, смотрю на дорогу.
На зебру высыпает орава матерей с санками и детьми.
В последнее время часто посещает мысль о том, что я бы не отказался от
своего собственного. Наверное, это результат приближающегося
тридцатилетия, или того, что жизнь плавно встала на проложенные рельсы, и придурку внутри меня слишком размеренно живется. Очевидно, ноги
моего дебильного брака растут оттуда же. Возможно, мне просто надоел
секс с женщинами, которых я не любил, или то, что ночка считается бурной, когда удалось уговорить друга выкинуть полсотни баксов на бутылку виски.
— Вы… эм-м-м… бегаете? — слышу я. — В смысле… специально?
Дергаю губы в улыбке.
— Да. Не сматываюсь от собаки, если ты об этом.
Тихий смешок, а за ним тишина.
Бывает так, что попадаешь в “зеленый” коридор из светофоров, но почему-то такая фигня никогда не случается, если это действительно нужно.
Встав в среднюю полосу, беспрепятственно двигаюсь по проспекту, собирая свои зеленые светофоры.
Снег заметает лобовое стекло, поэтому включаю дворники.
Навигатор велит свернуть налево. Игнорирую, потому что вспомнил другую
дорогу.
В салоне вдруг бахает Имперский марш.
Девчонка принимается суетливо копаться в сумке, бормоча:
— Блин…
Отключает звук и смотрит на экран, жуя губы.
Протянув руку, убираю звук на магнитоле, чтобы не мешал.
— Алло, — теребит пальцами косу.
— Второй раз звоню, — слышу приглушенную претензию какого-то мужика.
— Ты че родная, совсем оборзела?
Голос нифига не стариковский, но и на пубертат не тянет. Тянет на
тридцатку или около того.
Неожиданно.
— Я занята, — говорит быстро.
— Чем?
— Делами.
— Какими?
— Обыкновенными.
— Мимо еду, ты дома?
— Нет.
— А где? Давай заберу.
— Эм-м-м… — трет она лоб и ерзает по сиденью. — Эм-м-м…
Такой поворот событий был бы удобен нам обоим, но мое шестое чувство
подсказывает, что сейчас этот мужик будет послан в задницу.
— Я… еще домой не собираюсь.
Оригинально.
— М-м-м… — тянет мужик. — А что с голосом?
— Нормально с ним все. Пока.
— Не понял.
— Я занята. Сказала же.
— А-а-а, — задумчиво. — У меня тренировка завтра, так что в универ сама.
— Ладно.
— Ну, пока?
— Угу, — кладет трубку и прячет телефон в сумку.
Посмотрев исподлобья, ловит мой взгляд.
Да. Денек сегодня сюрпризами богат.
Глава 4. Романов
У шлагбаума крутятся две машины такси. Жду, пока разъедутся, и паркуюсь
у больничной ограды под фонарем.
В этом травмпункте я бывал частым гостем с шестнадцати до
восемнадцати лет. Как раз в бурный расцвет своей молодости, когда по
лицу и почкам можно было получить не прикладывая никаких особых
усилий. Потом была контрактная армия в химвойсках, а после нее
аспирантура. Короче говоря, мозги постепенно встали на место. Стало
ясно, чем мне суждено в жизни заниматься, правда времени на это ушло
прилично.
Моя подопечная возвращает на место шапку и варежки, посматривая в
окно и расправляя на коленях юбку.
От нее прям-таки несет правильность, как от ребенка, который уселся на
стул, чтобы сделать фотку для семейного альбома.
— Ладно, — выхожу из машины и натягиваю на голову капюшон
термобелья.
Под ногами скользко.
Открыв пассажирскую дверь, заглядываю внутрь и спрашиваю:
— Сама дойдешь?
Голубые глаза моргают, глядя мне в лицо. Спустившись вниз, смотрят на
мои ноги в термоштанах. Пухлый рот приоткрывается, и кончик розового
языка очерчивает контур.
Пф-ф-ф-ф…
— Нет, — выпячивает губы и пожимает плечом.
А, ясно.
Звучит, как полная брехня.
Протягиваю к даме руки и подхватываю подмышками, чтобы поставить на
землю.
Топчется на месте на своих обтянутых сапогами ногах. Внезапно посещает
вопрос, куда она в таком виде направлялась? Ну или откуда.
Придерживаю, осматриваясь.
Тут все капитально изменилось, да и снегопад стал метелью. Не видно
нихрена.
Посмотрев вниз, наблюдаю запрокинутое лицо, которое выглядит
мечтательным.
— Классно, да? — разводит в стороны руки, ловя варежками снег.
— Дед мороз не придет, — забираю у нее сумку и вешаю на свое плечо.
— Вообще-то, он существует, — сообщает миролюбиво. — Хотите, дам
телефончик?
— Я предпочитаю снегурочек, — смотрю на нее, опустив подбородок.
— Как… кхм… банально… — цокает языком.
— Зато честно, — усмехаюсь я.
Вдохнув, смотрю на заметенный тротуар, а потом опять на девчонку.
Улыбаясь, отводит глаза и стряхивает с куртки снег.
На раскрасневшемся лице ноль косметики. Ну или я ее не вижу.
Единственное, что бросается в глаза — неправдоподобно длинные
ресницы в уголках глаз. Настолько длинные, чтобы было ясно — они не
совсем настоящие и какие-то мультяшные. Выглядит… мило. И наивно.
Лет десять назад я бы эту Любу сожрал вместе с этими сапогами.
Наверное, даже пяти минут не думал бы, ну а сейчас все в жизни
подчиняется логике. Даже женитьба на Яне, несмотря на всю свою тупость, имела очень прочные основания — связи. Единственное, что я недооценил
— полнейший разброд и профанацию в голове своей бывшей жены.
На моем лице снова задерживается затаенный взгляд, но очень быстро
убегает, когда перехватываю его своим. Это бегство в очередной раз
напоминает о том, с кем имею дело.
Тряхнув головой, киваю себе за спину:
— Такие дела, Люба, дорога скользкая, так что, извини.
— Ааа? — делает губы маленькой буквой “О”.
Захлопнув дверь, приседаю и забрасываю ее себе на плечо.
— Ай! — с писком вытягивает ноги вдоль моего корпуса.
Ладонями удерживаю под коленями. Ее сумка скатывается на локоть.
Девчонка копошится, устраиваясь удобнее и что-то бормоча за моей
спиной.
Чтобы не свалиться, смотрю под ноги.
Проходящий мимо мужик спрашивает, где хирургический корпус? Отвечаю, что не имею понятия. У травматологии наряженная гирляндами елка.
Войдя внутрь, оглядываюсь и опускаю свою ношу на подоконник. Окно
украшено бумажными оленями, прямо как в старые добрые времена.
— Молодые люди, — слышу тут же. — Вы не у себя дома!
Обернувшись, вижу женщину в халате.
— Я постою, — скатывается Люба с подоконника.
— Места для посетителей где у вас? — возвращаю ее на место. — Вы
травматология или что?
— А это не ко мне вопрос, молодой человек, — лает она. — Дома на окнах
сидеть будете.
— Я постою…
— Сиди, — заталкиваю Любу поглубже и кладу на колени сумку. — Я щас
вернусь.
— Она меня сожрет, — понижает голос, выглядывая из-за моего плеча.
Подняв на меня глаза, добавляет. — С потрохами.
Секунду торможу, рассматривая веснушки на бледном маленьком носу. От
притока крови губы у нее раскраснелись.
Втягиваю носом воздух.
Если бы можно было попользоваться ее ртом без каких-либо последствий, я бы так и сделал. Ситуация усугубляется тем, что сама она смотрит на
мой.
Проведя по лицу рукой, смотрю на коридор и предлагаю:
— Скажи, что у тебя нога сломана.
— Ну да… — бормочет, отвернувшись. — В трех местах…
— Как вариант, — бормочу, отталкиваясь от окна.
Стянув с головы капюшон, сворачиваю в коридор.
Глава 5. Романов
Стоя на стремянке, мужик в рабочем комбинезоне вкручивает новую
энергосберегающую лампочку в патрон. Старая лампочка перегорела, видимо, офигев от того, что кофейный автомат все же выдал мне сдачу, ну
или от того, что у кого-то нашлись в кармане живые деньги для покупки
этого говна.
Сделав глоток из картонного стакана, морщусь и смотрю на приоткрытую
дверь с табличкой “Смотровая 1”. Табличка обмотана мишурой, на дверь
канцелярской кнопкой ввинчен елочный венок.
— ФИО? — приглушенный голос парня-терапевта.
— Стрельцова Любовь Константиновна.
Стрельцова значит.
Развернувшись, шаркаю по полу кроссами, отпихивая носком чью-то
использованную бахилу.
— Полных лет?
Остановившись, смотрю на дверь.
— Девятнадцать…
Запрокинув голову, тихо смеюсь в потолок и давлю пальцами на веки.
Мрак.
Качая головой, вытряхиваю оттуда все дерьмо, которое крутилось в ней
последние пятнадцать минут. О том, что я отбитый на всю голову, но раз уж
у меня судьба такая, почему бы нам с маленькой Любой не поесть
мороженого?
Думаю, на пару часов нас бы с ней обоих хватило. У меня интереса, у нее
воображения и энтузиазма.
Просто, чтобы закрыть этот гештальт. Поцеловать ее распрекрасный
пухлый рот, раз она сама этого хочет, и распрощаться без слез и
сантиментов, а потом набрать Марго и заняться уже взрослыми делами.
Для девчонки — приятный опыт, о котором можно рассказать подругам, для
меня — ненавязчивая прогулка по розовым единорогам.
— Давайте посмотрим, что у нас тут…
За дверью возня.
— Какие ощущения?
— Больно…
— А так?
— Ай…
— Уколов боитесь?
— Фу… — слышу смешок.
— Шучу.
Бросив стаканчик в мусорное ведро, стягиваю с волос на макушке резинку.
Ерошу их пальцами и зачесываю назад.
Спустя десять минут дверь открывается.
В свете новой информации вижу то, чего не заметил раньше — она еще
даже не округлилась где надо. Серый короткий свитер открывает тонкую
шею и худое плечо с выпирающей ключицей, под свитером грудь такого
размера, который, кажется, уходит в минус, ноги в серых ботфортах хоть и
стройные, но такие же худые, как и все остальное. И бедра под детской
юбкой, думаю, тоже не несут сюрпризов.
Прогулка отменяется.
Какие, млин, пару часов? Окстись, Романов.
Даже не смотря на цвет волос, она тот случай, на который я бы не обратил
внимания, даже если бы нос к носу застрял в лифте. Просто вообще не моя
песня. Моя бывшая жена, как ни крути, лет с семнадцати впахивает в
спортзале, и на ее теле повсюду есть за что подержаться. Молоденькие
наивные студентки вообще не моя песня, даже для легкомысленных, мать
их, поцелуев.
Язык у нее подвешен, это бесспорно, тем не менее, нам пора сворачивать
знакомство и разбегаться по домам.
— П-ф-ф-ф… — выдыхаю, положа на пояс руки.
Под моим взглядом лицо-сердечко становится подозрительным. Намек на
улыбку испаряется.
Спрашиваю, глядя на нее нейтрально:
— Как дела?
Поджав губы, она на четвертой скорости мечется глазами по моему лицу.
Между светло-рыжих бровей прорезается складка. Крылья маленького носа
вздрагивают.
Судя по всему, мое прозрение слишком очевидно.
Опустив лицо, роняет на пол сумку и достает из рукава куртки шапку, говоря:
— Жить буду.
— Серьезные повреждения есть?
Повернувшись ко мне боком, суетливо натягивает на плечи куртку.
— Нет, — поднимает с пола сумку. — В рубашке родилась.
Это точно.
Тонкие каблуки ее сапог стучат по кафельному полу, когда идет по
коридору, не оглядываясь.
Левая нога у нее еле заметно прихрамывает.
Почесав бровь, медленно пускаюсь следом.
Подойдя к окну, сваливает на него свои вещи и объявляет, стоя ко мне
спиной:
— Я дальше сама. Спасибо. За все.
— Не за что, — засунув руки в карманы беговых шорт, останавливаюсь
позади.
Думаю, все правовые вопросы касательно собачника возьмет на себя
Чернышов, и если будет нужно, с ней свяжутся.
— Я могу отвезти тебя домой, без проблем, — откашливаюсь.
— Эм… спасибо, не нужно.
— Уверена? — спрашиваю, испытывая дискомфорт от того, что оставлю ее
здесь одну.
Ну или от того, что мы вряд ли увидимся снова.
— Да.
Осмотрев коридор, все же решаю уточнить:
— Кто тебя заберет? Родители?
Подняв руку, она чертит пальцем на стекле кружок, тихо говоря:
— Угу.
Звучит неправдоподобно.
Черт.
Это не мое дело. Ее кто-то заберет, не сомневаюсь.
Топай отсюда, Романов.
— Тогда счастливо.
— И вам.
Сдав назад, выхожу из травмпункта не оглядываясь.
Снег завалил крыльцо и дорожки. Постояв минуту, сбегаю по ступенькам и
направляюсь к машине по старой аллее, а когда оборачиваюсь, в окне уже
никого нет.
Глава 6. Люба
— Ты капец наказана. Капец тебе. Шапку сними, а то я вижу, ты меня
хреново слышишь!
— Нормально… — прислонившись лбом к стеклу, шепчу я.
— Нормально, твою мать?! Одиннадцать ночи, я тебя забираю из
травматологичек. Какого фига ты вообще в этом парке одна шарахалась?!
Блин… — недобро смеется мой старший брат. — Из дома не выйдешь.
После, твою мать, десяти! Теперь никогда. Усекла?!
Молчу, поджимая губу.
— Усекла, спрашиваю?!
— Да… — всхлипываю, обнимая себя руками.
Когда он орет, лучше не спорить. С ним вообще спорить бесполезно. Это
профессиональное. Он оперуполномоченный, и полномочий у него выше
крыши.
Я знаю, что накосячила.
По щеке стекает слеза.
— Нет, нифига ты не усекла, — опять психует Глеб, зажимая пищалку на