Власть и страсть - Омар Суфи 2 стр.


Хольштейн, Фридрих фон – глава политического департамента в министерстве иностранных дел Германии, который противостоит группировки Эйленбург-Мольтке.

Чампан, Анна – подруга Джона Берримора, личного секретаря Артура Барроуза.

Черчилль, Уинстон – заместителем министра по делам колоний.

Шилле, Эгон – молодой австрийский художник, которому покровительствует Густав Климт.

Шмидт, Гертруда – студентка Сорбонны и сотрудник лаборатории Марии Кюри, возлюбленная Роджера Кларка.

Шульц, Герхард – председатель кружка «Защитников Африки».

Эдуард VII – король Британии.

Эйленбург, Филипп – немецкий политик и дипломат, близкий друг кайзера Вильгельма II, глава «Либенбергского кружка», который собирался в поместье князя Эйленбурга в Либенберге.

Лондон, 1907

Столичный детектив Эдмунд Свансон из отделения уголовного писал рапорт начальству о, казалось бы, обычном убийстве – или, как говорят, «бытовухе», как вдруг острая мысль пронзила его голову. Дело шло о насильственной смерти инженера из России Максима Королева, сорока пяти лет, уже год проживающего в Лондоне. Несмотря на хорошее образование и работу на заводе Крупса в России, Максим Королев приехал в Англию в довольно трудном финансовом положении в силу того, что пять лет назад примкнул к революционерам. В 1905 году он был арестован и провел год в тюрьме, отделавшись легким испугом, – многих его единомышленников-революционеров отправили в Сибирь. Жил он в Лондоне в одном из бедных районов Ист-Энда, и было не совсем понятно, чем занимался. Соседи говорили, что он был очень нервный последние месяцы, но что касается убийства, здесь вроде все было просто. Один из соседей, тоже русский, напившись, ворвался к инженеру за деньгами и зарезал его в ходе ссоры и драки. Полиция его поймала, и он признался, что это он убил Королева, хотя пытался доказать, что он оборонялся – и это инженер хотел у него отнять деньги. В это было трудно поверить – убийца жил еще беднее, чем инженер, и мыл посуду в питейном заведении напротив здания, где они проживали.

Но что же было не так? В комнате у Королева были книжные полки – они были пусты. А судя по пыли на полках – характерные линии между книгами – там они когда-то стояли! А потом исчезли… Трудно поверить, что убийца позарился на книги. Их, конечно, можно было продать, и лишний пенс не помешал бы пьянице купить немного алкоголя. А может сам Королев кому-то отдал их незадолго до смерти? Но в деятельности инспектора интуиция всегда играет большую роль, и Эдмунд Свансон всегда полагался на шестое чувство. Пустые полки у него стояли перед глазами.

После того, как он представил рапорт начальству, он заглянул к главному инспектору Дональду Райду, но получил следующий ответ:

– Увлекаетесь, дорогой друг, «Шерлок Холмсом»! Пьяная драка в Ист-Энде, да еще между русскими!

– Насчет «Шерлок Холмса»… Так его автор нам в прошлом помогал расследованию…

Дональд Райд пожал плечами:

– Было такое… Я не думаю, что это из тех случаев…

Эдмунд Свансон ссылался на автора «Шерлока Холмса» Артура Конан Дойла, который действительно пару раз помог Скотланд-Ярду в криминальных расследованиях. Так, писатель указывал, что известный и не пойманный Джек Потрошитель, скорее всего, был образованный человек и путешествовал по Америке. Более результативным было участие Конан Дойла в оправдании некоего Джорджа Эдалжи, который был обвинен в нападении и порче домашнего скота.

Эдмунд, припомнив эти и другие случая, решил встретиться с Артуром Конан Дойлом, с которым был в достаточно приятельских отношениях. Ему, в отличие от персонажа книг о Шерлок Холмсе инспектора Лейстера из Скотланд-Ярда, было всегда интересно послушать мнение автора детективных романов.

Мастер детективов и инспектор посещали известный в Лондоне клуб «Афиниум», который был основан еще в 1824 году секретарем Адмиралтейства сэром Джоном Крокером для интеллектуалов и служителей искусства. Эдмунд Свансон попал туда по протекции Конан Дойла и имел возможность встретить многих ученых и писателей, таких, как Редьярд Киплинг.

Когда они встретились в клубе, Конан Дойл первым обратился к нему с просьбой:

– Ты знаешь, я сейчас вплотную занимаюсь положением дел в Конго… Там происходят ужасающие вещи… Ты мне говорил, что у тебя хороший приятель в Министерстве по делам колоний. Я хочу добыть кое-какую информацию…

– У тебя хорошая репутация в Министерстве по делам колоний. Ты же защищал наше дело в англо-бурской войне.

– Информация мне нужна не только по Конго, поэтому я хочу сделать это неофициально.

– Окей, могу предложить помощь. У меня работает там приятель. Его зовут Реймонд Барроуз. Извини, я не очень сведущ в делах международной политики, а что происходит в Конго?

– Там происходят… преступления! Только в большом масштабе, и совершает их королевская особа – король Бельгии Леопольд Второй… Мелкие правонарушения называются уголовными преступлениями. А вот когда их совершают много, и, в особенности государство или монарх, – то это политика.

– К твоим мудрым словам мне нечего добавить.

– Мне нужна будет помощь по этому вопросу, но мне кажется, у тебя тоже ко мне дело… Давай, что там у тебя?

– Мне попался интересный случай… Вернее, на взгляд, он вполне банальный. Пьяная драка между двумя русскими иммигрантами в Ист-Энде. Один – инженер, другой – работник паба… Так вот, работник паба убивает инженера и забирает деньги… Все чисто. Таких случаев в нашем Лондоне, к сожалению, происходит сотнями, в особенности в бедных кварталах. А мне не дает покоя маленькая деталь! У инженера исчезли книги! Убийца их не забирал… А то, что книги были на полках, я понял, увидев характерную пыль. Знаешь, когда книги не трогаешь определенное время, между ними накапливается пыль. Очевидно, что пару книг инженер долго не трогал, и между ними была небольшая брешь, где и осталась пыль.

– Замечательно! Я имею в виду ты хорошо это подметил… Только вот… – Конан Дойл остановился на секунду и потом сказал. – Я хотел было сказать, что эта твоя «маленькая деталь» может и ничего не значить. Однако поспешу себя опровергнуть – мой Шерлок Холмс всегда цеплялся именно за эти маленькие детали… Есть какие-то бумаги, переписка?

– В том и дело, что ничего нет!

– А чем занимался инженер? Где-то работал?

– Ничего не знаем! Никаких следов его деятельности.

– Так на что он жил? Надо выяснить, куда он ходил и, вообще, чем занимался. Даже в бедном районе надо что-то кушать и платить за аренду.

– Вот-вот! Мой шеф хочет закрыть это дело…

– Вряд ли моя протекция в данном случае поможет, так как в Скотланд-Ярде не всегда приветствуют мое вмешательство. Но я напишу господину Райду…

Конан Дойл улыбнулся и добавил:

– Скажу, что это дело меня заинтересовало… И услышал его не от тебя, а, к примеру, из газет.

– Да, были небольшие заметки в криминальных хрониках.

– Вот и прекрасно!

Париж

В красивом престижном ресторане «Фойот» недалеко от Люксембургского сада сидели трое английских джентльменов. Самым старшим в компании был Артур Барроуз, член британского парламента от Консервативной партии и бывший военный министр. Рядом сидели его сын Реймонд и племянник Роджер Кларк. Последний вырос в доме у Артура – с двенадцати лет он находился на попечении Барроуза-старшего после того, как скончался отец, а потом и его мать – сестра Артура. Так что сэр Артур Барроуз всегда обращался к ним «мои мальчики». Роджер Кларк работал дипломатом в Британском посольстве в Париже, а Реймонд был в командировке, представляя Министерство по делам колоний на переговорах с французскими коллегами.

Роджер и Реймонд были вовлечены в переговоры по расширению англо-французского союза с целью включения России в альянс, который стал известным как Антанта. Этим переговорам предшествовали франко-английские, завершившиеся так называемым «Сердечным соглашением» – Entente cordiale, и вопрос колоний обеих империй был ключевым в них. Лондон и Париж разделили сферы влияния в Африке. Укрепление союза между Британией и Францией проходило на фоне формирования Тройственного союза между Германией, Австро-Венгрией и Италией. Привлечение в Антанту России помогло бы сбалансировать силы против растущей угрозы со стороны Тройственного союза, в особенности Германии. Последняя когда-то имела вполне дружественные связи с Россией, но интересы Санкт-Петербурга столкнулись с интересами Вены на Балканах. Так как Германия поддерживала Австро-Венгрию, русский император все больше благоволил к союзу с Британией, в особенности после того, как с Францией уже был заключен союзнический договор. А это, в свою очередь, подстегнуло подозрения германского кайзера Вильгельма Второго о заговоре против Берлина со стороны трех империй – Британии, Франции и России. В этой атмосфере недоверия и растущей напряженности развернулась война между Россией и Японией, и азиатская страна одержала верх, что еще больше побудило Санкт-Петербург искать поддержки на Западе.

Артур Барроуз принимал активное участие в политических обсуждениях по укреплению безопасности Британской империи, пока у власти находилось Консервативное правительство. Теперь же, когда Британией руководило правительство, возглавляемое Либеральной партией, он наблюдал за всем происходящим с позиции оппозиционера, но, тем не менее, пользовался авторитетом по международным вопросам в парламенте.

– Мои мальчики, – говорил Артур Барроуз, – дела у нас у всех впереди грандиозные и, вместе с тем, сложные. Я не знаю, что думает на сегодняшний день Либеральное правительство. Надеюсь, что все эти разговоры о «народном бюджете», пенсиях и прочее не сломают нашу экономику. Это как раз в тот момент, когда нам в спину дышит Германия.

Артур Барроуз был горд как своим участием во внешнеполитических переговорах, так и вкладом своих отпрысков – Реймонда, как представителя ключевого министерства колоний, и Роджера, как дипломата. Последний в своих политических взглядах все больше предпочитал либерализм, но дяде он особенно это не выражал. По крайней мере, делал это робко.

– Вы говорите о Германии. А там давно введена всеобщая пенсия…

Артур не обратил внимания на эту реплику и продолжал:

– Задумайтесь только, какие у нас задачи! Мы должны стоять на страже нашей великой империи. Наступает интересная эпоха – все эти изобретения… весь этот прогресс бросают вызовы нашему сознанию. Человечество развивается, и Британская империя – является двигателем этого прогресса. Сейчас нам принесут еду – в этом ресторане подают мясо из Австралии, кофе – из Бразилии, а чай из Индии.

– Дорогой дядя, но именно Консервативное правительство противилось свободной торговле – и, как результат, проиграло выборы в прошлом году. Можно ли говорить о свободном передвижении товаров, но только в рамках одной империи? Чем больше товаров, тем дешевле цена – таков закон экономики. От этого только будет лучше бедным, а значит, и недовольных будет меньше.

– Дорогой мой, я хорошо знаю платформу либералов. И как понимать, когда либералы ратуют за свободную торговлю, но против свободного передвижения людей? Я имею в виду всю эту истерию насчет «желтой угрозы» перед выборами. Антимигрантские настроения раздувал, заметьте, либеральный «Гардиан». И вообще, хочу отметить, что либеральная или, точнее сказать, так называемая либеральная пресса может быть даже более нетерпимой и «нелиберальной», чем консервативная, и распространять «фейковые» новости.

Артур Барроуз ссылался на проблему китайских рабочих, которых Британия, после победы на бурами-голландцами в Южной Африке, привезла для работы на золотых приисках и для добычи углях. Либералы окрестили эту практику современной работорговлей и, более того, стали пугать британских избирателей угрозой наплыва дешевой рабочей силы из Китая. Часть прессы писала о кандалах и избиении плетьми китайцев, что оказалось преувеличением, хотя условия жизни у них были плачевные.

– Это не Ллойд-Джордж глагольствовал о тысячах китайцев на холмах Уэльса?! А сейчас у него отбило память, и он говорит, что такого не говорил! Наглый лжец! Глядишь, скоро станет премьер-министром. Лжецам в политике, да и по жизни легко…

Несколько успокоившись, он продолжил:

– Вот Индия меня всегда беспокоит. Ее мы должны беречь. Глобализация… наша империя способствовала передвижению людей… и идей. А вот с этим не всегда все ладно. С тем, что расстояния стали доступны, есть и проблемы.

Подошедший официант поднес аперитив. Ему было приказано нести еду только после того, когда к ним присоединится еще один гость.

Артур Барроуз неожиданно сменил тему:

– Роджер, ты не хочешь перестать быть холостяком? Мы в твоем возрасте уже все обзавелись семьей и детьми.

– Теперь в Париже он не скоро об этом будет думать, – усмехнулся Реймонд.

– Париж… – задумался Барроуз-старший. – Почему нет? Именно здесь, в Париже. С Францией – мы друзья. Хотя, мой мальчик, я надеюсь, что твоей спутницей будет какая-нибудь утонченная английская леди. И, кстати, мой хороший приятель лорд Луис МакКенна прибывает со своей семьей погостить в городе света (последнее выражение он произнес на французском – la ville lumiere). У него прекрасная дочь.

Реймонд бросил короткий взгляд на отца, а потом поглядел внимательно на кузена.

– Я думаю, отец…

– Мы все женились по рекомендации наших старших, – продолжал Артур Барроуз. – «Рекомендации» – я подчеркиваю, а не приказов. Я знаю, что современная молодежь мыслит по-другому и хочет абсолютной свободы во всем. Так вот, рекомендация – это вполне демократичная форма… как это сказать… содействия… Роджер, тебе уже тридцать. В этом возрасте все мы уже обзавелись семьями. У тебя прекрасная работа и, надеюсь, что ждет блестящая карьера. Ты – сын моей сестры, и мне твоя судьба не безразлична.

– Я всегда ценю ваши рекомендации, – сказал Роджер.

Барроуз-старший одобрительно кивнул головой.

– Надо полагать, в парламенте будут скоро слушания по поводу военно-морского флота Германии? – спросил Роджер, желая сменить тему.

Лицо Артура омрачилось:

– Этот Кайзер Вильгельм… родственник наш так называемый… И его ужасный генерал Альфред фон Тирпитц. Это вот еще одна серьезная головная боль для Британии. Всем нам надо серьезно подумать над тем, как не допустить появления в лице Германии угрозы нашему доминированию в море. Да и у французского премьера Жоржа Клемансо будет болеть голова от вопроса о флоте…

После паузы Артур спросил:

– Ваш друг… этот француз, который должен к нам присоединиться…

– Андре Дешамп, – ответил Роджер.

– Я надеюсь, он понимает всю тяжесть проблемы флота…

– Я не скажу, что он большой специалист в военных вопросах, но он горячий сторонник нашего альянса…

– И нам придется говорить на французском? – недовольно спросил Артур Барроуз.

– C’est la vie…

– Ничего… когда-нибудь английский будет главенствующим языком… Так вот, нам надо мобилизовать побольше сторонников наращивания нашего военного потенциала, нашего альянса. Помяните мое слово – страна, которая начинает бряцать оружием – она это просто так не делает. Германия! А при Бисмарке все было хорошо, хотя может все и началось с его объединения. Наверно, мы проморгали это в самом начале. – И Артур опять вернулся к внутриполитическим вопросам:

– Кто-то может подумать, что я – консерватор, просто так критикую либералов… только ради оппозиции. Поверьте мне, мои мальчики, и особенно ты, Роджер, мой дорогой мечтатель-либерал. Думаешь, я не чувствую тебя… Так вот, социальная программа или какие-то другие вопросы, пускай острые и злободневные – все второстепенно перед лицом внешней угрозы.

– Однако у нас внутри немало тех, кто ратует за иную внешнюю политику. Дело тут не только в либералах. На днях много шуму наделал Найджелл Фарадж со своей речью о блестящей изоляции. Я так понимаю, среди ваших коллег в Консервативной партии, есть немало сторонников этой политики.

Лицо Артура Барроуза опять сделалось недовольным.

– К сожалению, такие есть… Скорее, это по инерции. Видишь ли, мой мальчик, у нас все было хорошо с нашей изоляцией, а потом и с Бисмарком, пока этот взбалмошный кайзер не вступил на трон и не начал эту ужасную гонку вооружений. Что мне вам об этом говорить, когда вы сами все прекрасно знаете. А Фарадж… Да, он из наших, из консерваторов… Патриот, но… но… Судьба Британии не в национализме, а в величии, в ее просторах, в ее способности привлечь на свою сторону миллионы людей. Наша модель управления – самая эффективная… Да-да. Я не слепой патриот… история сама рассудит. Посудите сами – мы в двадцатом веке… Не может один человек управлять всей страной в наш технологический век. Наши парламентские традиции, я думаю, и стоят за нашим успехом. В Германии, к примеру, нет противовеса взбалмошным желаниям кайзера. Отсюда и проблемы.

В это время подошел четвертый гость – Андре Дешамп, представитель партии во французском парламенте «Республиканская Федерация». Он был великолепно одет, пострижен, с элегантными длинными усами и несколько подчеркнуто медленными манерами. Тройка англичан перешла на французский. После формальных приветствий Роджер представил более подробно француза своему дяде:

Назад Дальше