Утром сумки в витрине не оказалось.
«Купили», равнодушно глядя на мою расстроенную физиономию, процедила продавщица. Едва не плача, я поплелась на работу.
Вот, смотри, сунула мне руку вчерашняя клиентка, увидев, что я приросла к полу на пороге при виде ее персоны. Сделай, что-нибудь, дорогая, зашлась в рыданьях коварная сластолюбица, плачу любые деньги. Все ногти об этого гада обломала, наизнанку вывернулась, а оооон, ооон
Представив, как и чем выворачивалась наизнанку клиентка, изменяя мужу, я хрюкнула от восторга и боком двинула к своему рабочему месту.
Что он?
Подарок мне приволок, вновь зашлась изменщица, заламывая руки с обломанными ногтями.
Ну хорошо же. Подарок не триппер же, удивилась я, судорожно вспоминая, когда муж мне дарил что-либо.
Дааа, хорошо, жалобно заныла красотка. Другие золото дарят, машины, а этот сумку приволок. Ты представляешь? И ладно бы Луи Вуиттон или еще фирму какую. А то сумка с нарисованным кобелем. И наглости хватило уродцу сказать, что я на эту тварь глупую похожа.
Там вроде сука нарисована была, подобралась я, сразу поняв, кому досталась моя мечта.
Ну, сука, так сука, легко согласилась дама, но утверждать, что она на меня похожаверх наглости.
Такая же милая, как и ты, басом, передразнила она своего любовника. Вот, сука.
Я посмотрела на клиентку и схватилась за пилу. Утверждая, что она похожа на милую собаку, незнакомый мне мужик, конечно, погорячился.
Короче, сейчас с тобой закончим, и я выкину гадскую торбу в первую попавшуюся помойку.
Хочешь, я выкину, пискнула я, крепко держа капризницу за руку.
Не хочу тебя утруждать, пригвоздила клиентка, разглядывая отреставрированные ручки, похожие на куриные лапки.
Помойка за углом, трепеща, шепнула я в надежде.
Закончив маникюр и получив гонорар, я мелкой перебежкой припустила за клиенткой, как заправский шпион. Мне повезло. Мадам остановилась возле мусорных баков, находящихся в шаговой доступности от салона.
Сморщив нос, она достала вожделенную сумку, со всей дури закинула ее вглубь мусорного бака и, сев в машину, рванула с места, скрипя дорогими шинами.
«Главное, что б бомжи не побили, у них же все точки поделены», думала я, с остервенением роясь в отбросах.
Ну, все. Дожили, голос мужа, глядящего на меня через приоткрытое стекло автомобиля, дрожал от сдерживаемого смеха. Никуда тебя одну отпускать нельзя, даже на работу. Что на этот раз? Снова кольцо выкинула обручальное или колымишь таким образом?
Ага, поддакнул Димка, сидящий рядом с отцом и увлеченно снимающий на телефонную камеру минуту моего позора. Таське покажу, вот смеху-то будет. Порвем ютуб, отвечаю.
Езжайте, куда ехал, окрысилась я на шутников, некогда мне с вами лясы точить.
Прогнав зубоскалов, которые с веселым ржанием, достойным коня д'Артаньяна, все же поехали в сторону дома, я достала вожделенную сумку, стряхнула с нее банановую кожуру и, прижав к груди трофей, радостно затанцевала в сторону салона красоты, в котором работаю.
Домой пойду. Как думаешь, мои забыли уже о том, что я в помойке рылась? взглядом полным надежды уставилась я на подругу, работающую вместе со мной.
Вряд ли, такое даже спьяну не забудешь. Эх, жаль я не видела, с сожалением хмыкнула Надя. Иди уже, горе, только окурок из волос достань.
Эх, Ника, только ты меня понимаешь, плакалась я вечером, глядя на Падлу, весело резвящуюся в кухне с толстожопой мышью, которая оказалась совсем не страшной, а очень даже милой. Растрогавшись, я даже угостила норушку печеньем.
Конечно, понимает, вы же с ней обе любите рыться в помойке, просочился на кухню муж в смешных семейных трусах, украшенных принтами медвежат. Ты почему не сказала, что хочешь ту сумку?
Потому что она очень дорогая, вздохнула я горько, гладя рукой лежащую на диване рядом со мной торбу с нарисованной собакой.
Знаешь, за двадцать лет проведенных вместе ты до сих пор не перестала меня удивлять. Но копающейся в мусорном баке, я видел тебя впервые. И мне стало стыдно.
Почему за двадцать?
Потому что у нас годовщина, я деньги на подарок тебе приготовил и все думал, что купить. Ты же ругаешься все время на подарки, которые я сам покупаю, и в этом году решил подарить тебе деньги.
Да, подарки покупать ты не умеешь, мне вспомнилась вереница зубных щеток, массажеров и прочей лабуды, купленной мне мужем в пароксизме безумного шопинга, и я вздрогнула.
Я тебя очень люблю, шепнул благоверный и сунул мне в руки сто пятьдесят евро.
А годовщина у нас тринадцатого?
Нет, хитро улыбнулся он.
Пятнадцатого?
Опять не угадала.
Неужели семнадцатого? продолжила тупить я.
Шестнадцатого, жена, сколько можно? взревел муж притворно и запечатал мне губы поцелуем.
P.S. Утром я пошла в магазин и купила мужу подарок за бешеные сто пятьдесят евро.
Часть 4. Что такое любовь
Аааааааа, дурак, отпусти, донесся из-за входной двери голос дочери, когда я подняла руку к дверному звонку. Волосы не трогай.
А то чего? Жиром своим меня задавишь или прыщами запугаешь? весело заржал басом старший сынуля, постоянно дразнящий свою сестру несуществующей полнотойдевочка весит сорок пять кило в мокрых штанахи юношеским акне, которое, справедливости ради стоит отметить, часто поселяется на ее миленьком личике.
«Бежать, не оглядываясь», мелькнула мысль, но желудок отозвался голодным урчанием, и я малодушно нажала на пимпочку звонка. В квартире стало тихо, но открывать мне не спешили. Я еще раз позвонила, потом постучала, а потом заколотилась в дверь всем телом, испугавшись, что дети все-таки поубивали друг дружку.
И чего ты ломишься? Слышали мы еще первый звонок, недовольно пробасил сын, наконец, открывший мне дверь.
А почему не открывали? без удивления спросила я, мечтая только об одномсбросить с плеч рюкзак, набитый продуктами.
Прибирались, нехотя признался ребенок. Ты ж орешь, если бардак дома. Прям клыки, как у дракона, у тебя пробиваются, когда бесишься.
Ага, и глаза из орбит лезут, поддержала его дочь, словно они и не ссорились пять минут назад.
Я прошла в кухню и, не раздеваясь, схватила со стола початую баночку йогурта, и в мгновение ока заглотила полную ложку лакомства, не обращая внимания на притихших за моей спиной детей, даже не заметила, как к ним присоединился мой младший сынулька Жорик, взирающий на меня полными ужаса глазенками.
Вы что ей не сказали? спросил он, глядя, как я вылизываю банку.
Что не сказали? напряглась спиной я.
Мам, там такая ситуация, замела хвостом Таська, моя дочь.
Ну? насупилась я, буравя взглядом пожухших детишек.
Короче, Димка в йогурт плюнул, ну из вредности, чтобы мне не досталось. Мы, собственно, поэтому и рубились с ним. Не поделили последний йогурт просто, прошептала дщерь, расширившимися глазами глядя на мою разъяренную, свекольного цвета физиономию.
Куда? взревела я, своим рыком предотвратив попытку старшенького смыться.
О, опять у нас веселуха, услышала я из прихожей голос вернувшегося с работы мужа. Что опять произошло?
Мать моих слюней наелась, заржал в голос Димка, и Таська захихикала, как гиена, почувствовав поддержку отца. Знают, подлецы, что он встанет на их защиту.
Ой, ну подумаешь. В первый раз, что ли? Ты, Нюська, везде найдешь куда вляпаться, загоготал Гошка, мой благоверный.
Ну все!!! Вы меня достали, вызверилась я. Я ухожу.
Хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка, а у соседки от ужаса упал в обморок волнистый попугайчик, я выскочила из дома и в запале, как заправский спринтер, бегом преодолела расстояние в три километра до дома моей любимой подружки Катюшки.
Они меня не любят, рыдала я, сидя на стерильно-чистой уютной кухоньке тихой квартиры Катерины, запивая обиду домашним вином. Только издевательства от них переживаю, да насмешки.
Знаешь, а я ведь завидую тебе, задумчиво сказала подруга. Как бы мне хотелось, чтобы Сенька плевал мне в йогурт, а Леха смеялся вместе с ним и называл меня бедою. А у меня в квартире тишина, как в гробу, и идти домой после работы не хочется. Сенькиного звонка как манны небесной жду.
Прозрачная слеза скатилась по щеке Кати, и мне стало так стыдно, что я забиваю голову подруги своими надуманными проблемами. Леха, муж Катюшки, умер два года назад. Сильный, здоровый мужик сгорел от рака за полгода. Она нянчилась с ним, как с ребенком, совсем забросив единственного сына, который обиделся на ее равнодушие и так и не смог ее простить. Лешка уходил страшно, теряя каждый день что-то, что делало его Катиным любимым. Он умер у нее на руках. Как моя подруга пережила смерть Лехиотдельная история. Она не проронила слезинки, похоронив часть своей души вместе с любимым мужем. А вторую часть забрал Сенька, который окончил школу и уехал учиться за границу, да там и остался. Катюшка ездила к нему в гости раз в год, возвращалась воодушевленная, показывала мне фотографии внуков и дома, в котором живет ее сын, но глаза ее выдавали глубокую тоску, поселившуюся в сердце. Внуки не говорили по-русски, и общение с ними сводилось почти к нулю, сноха, иностранка, раздражала своей криворукостью, а сын стал чужим еще тогда, когда она занималась Алексеем и совсем упустила мальчишку.
«Найди себе мужика», советовали ей доброхоты. А она до сих пор любит своего Алексея.
«Не предам», тихо, но уверенно, говорит она и не обращает внимания на людей, крутящих пальцем у виска, и не обижается.
«Они не поймут», увещевает себя Катя.
А я ведь тоже убегала от своих мальчишек, грустно улыбается Катя, к маме. Эх, как бы знать, что так случится, ни минуты бы не упустила. Ни секунды.
В комнате звонит телефон, а мы сидим, пьем вино и плачем, не обращая никакого внимания на разрывающийся аппарат.
Кать, спасибо тебе, говорю я утром, обняв свою подругу. Она варит кофе и загадочно улыбается, а потом протягивает мне листок бумаги, на котором рукой моего Жорика нарисована наша семья: сильный папа, вцепившиеся друг другу в волосы старший сын и дочка и он, держащий за руку растрепанное красномордое чудовище, под которым кривыми буквами выведено слово «мама».
Иди, дверь открывай, они там уже полчаса стоят, ждут. Боятся, что не простишь их, потому не заходят. Запретили будить тебя. Гошка всю ночь по городу колесил, тебя искал, а мы трубку не брали, две клуши. Любят они тебя. Очень любят. Просто не всегда умеют показать эту свою любовь.
Ну наконец-то, мать, бубнит сын, когда я распахиваю входную дверь. Спишь, как лошадь. Мы замерзли, между прочим.
Заткнись, Димка, она и так из-за тебя ушла, сквозь зубы цедит дочь, примеряясь, как бы половчее вцепиться в непослушную шевелюру брата.
Вот, это тебе, неловко сует мне в руки муж букет моих нелюбимых вонючих лилий и отводит взгляд. Поехали домой, а?
Мамочка, тебе понравился рисунок? смотрит на меня Жорик чистыми глазенками.
Я люблю их. Умираю от любви. Готова простить все, лишь бы мое сумасшедшее, ненормальное, вечно голодное и недовольное семейство было рядом. И они меня любят, я знаю. Это видно по тому, как муж заботливо укрывает меня, уснувшую на диване в кухне, одеялом. Как старший сын трогательно носит мне чай, когда я болею. Как дочка моет посуду и тихонько напевает, когда я возвращаюсь с работы уставшая и разбитая. Как маленький сын ластится, словно котенок.
Ты самая лучшая мама, говорит он, и сердце мое пускается в пляс. Именно из этих моментов и состоит она, владычица наших сердец любовь.
Часть 5. Начало
Лето. Оно упало на город, принеся с собой арбузный аромат моря и созревшей клубники.
Заскакало солнечными белками в ветвях деревьев и окутало все вокруг влажной духотой. Наше лето не приходит постепенно, не заглядывает робко в окна домов. Оно приходит внезапно и без объявления, опаляя нас горячими солнечными лучами, словно приглашая: ну же, давайте, море ждет.
И душа рвется и парит. Но пляжи, заполненные веселыми и беззаботными отдыхающими, я вижу лишь из окон автобуса, везущего меня в своем огненном чреве на работу. Сезон. У нас таклето год кормит. Вот и сидим мы в жарком салоне, подставляя разгоряченные от трудов праведных лица желанной прохладе кондиционированного воздуха.
Именно в один из таких деньков ко мне на работу ворвался веселый взбудораженный Гошка, что в принципе удивительно. Мы стараемся появляться на работе друг у друга только в самых крайних случаях, поэтому сердце мое сначала замерло, а потом пустилось в ураганную ламбаду, по крайней мере, именно так мне показалось.
Что-то случилось? проблеяла я, крепко держась за ногу клиентки, впавшей в послеобеденную нирвану, чтобы не свалиться с табуретки.
Да, жена, случилось. Вот, вот, замахал руками любящий супруг, тыча мне в нос свернутыми в трубку бумажками формата «А4».
Блин, по-человечески ты можешь объяснить? Чуть до родимчика не довел, вызверилась я и принялась с остервенением пилить пятку несчастной женщины.
Вот, вот, сделал новую попытку ткнуть мне в нос бумагой супруг.
Он у тебя другие слова знает? поинтересовалась клиентка, вынырнув из нирваны.
Я лишь пожала плечом. Гошка махнул рукой и выскочил из салона с криком: дома поговорим. Остаток дня я сидела как на иголках. Таинственные бумажки в руках мужа будоражили воображение, рисуя в мозгу апокалипсические картинки нашего финансового краха. Воображение рисовало, как мы с протянутыми заскорузлыми руками клянчим милостыню в приморском парке, плача и стеная. Другого объяснения ненормальному состоянию супруга, я не нашла. На ватных ногах я добрела до дома, с опаской толкнула входную дверь и едва не упала, споткнувшись об писающую от радости собаку, сующую мне в руки измусоленный мяч.
Мы едем в Москву, собирай манатки, появился в прихожей радостный муж и сунул мне в руку смятые бумажки. Это билеты, мне на работе выдали на двоих.
С какой это радости, интересно? резонно спросила я, ожидая подвоха.
Потому что твой мужлучший работник месяца, на минуточку. Сначала в Москву, потом к твоим заедем, фонтанировал планами муж. За неделю управимся, думаю. Короче, завтра вечером самолет. Йесс! взревел Гошка и полез доставать в кладовку давно забытый нами огромный чемодан.
Ты чего? А работа? У меня записей на два месяца вперед, внимая к голосу разума, воздела я руки к давно не видевшему краски потолку. Если честно, душа моя пела. С нашими финансами мечтать о поездке в Москву не представлялось возможным. Да что там, даже о путешествии в какой-нибудь богом забытый «Подзалупинск» мы могли только хорошенько приняв на грудь.
Ты женщина умная, придумаешь, как выйти из положения, глухо сказал Гошка, дернул чемодан, лежащий на верхней полке стеллажа, и, с грохотом рухнув на пол, кубарем выкатился из кладовки. Там что, кирпичи? спросил он, потирая рукой «монструозную» шишку на лбу, растущую на глазах.
Нет, зимняя обувь. Я ж не знала, что он нам понадобится. Каждый год в чемодан складываюудобно же, пискнула я, глядя, как наливаются кровью глаза любимого. Забыла предупредить.
Женщины, что с вас взять, пробормотал супруг и высыпал подпорки прямо на пол.
А дети, вдруг вспомнила я о затаившихся в недрах квартиры.
Ничего с ними за неделю не произойдет, сказал, как припечатал, Гошка и поволок чемодан в кухню собираться. Оставались же они одниживы здоровы. И вообще, не морочь мне голову, я занят.
Ну, слава богу, хоть отдохнем, услышала я голос Таськи, несущийся из-за закрытой двери.
Ага, мечтательно пробасил Димка, вечеринку закатим. Нужно только будет мебель из зала перетащить, а то не поместимся. И легковоспламеняющееся убрать все, а то в прошлый раз диван чуть успели потушить. Хорошо хоть мать убираться не любит, а то давно бы уж увидела, что задняя стенка у него в подпалинах.
Ох, сплюнь, а то кто ее знает, что ей в голову придет, зашептала любящая доченька. От нашей мамульки всего ожидать можно.
А я тоже на вечеринку попаду? наглым голосом поинтересовался Жорик.
Мелкий ты еще, взвилась Таська.
Ну, тогда пойду я мамочке расскажу, чего вы задумали и про диван тоже. Вот она обрадуется-то. А я конфетку получу вкуснючую за то, что армагеддон предотвратил, ехидно хихикнул младшенький, и я едва не захохотала в голос, согнувшись к замочной скважине и тут же забыв про диван, который мне, кстати, никогда не нравился, представляя вытянувшиеся лица старших детей.