Узнав обо всем, отец Франка осуждающе покачал головой, а мать так просто потеряла покой. Родители и просили, и угрожали, но любовь сына пересилила все.
По вечерам Гунда распускала узел, встряхивала головой, и ее волосы рассыпались золотистым облаком. На Франка находило какое-то необъяснимое опьянение, и он молил, чтобы это ощущение не покидало его никогда.
Через несколько месяцев Гунда забеременела. Мать Франка приставала к отцу до тех пор, пока он не отправился к Гунде.
Та встретила его откровенными издевками:
Какое вам дело? Франку уже девятнадцать. Ему скоро в армию, а вы лезете со своими предписаниями, кого и когда ему любить. На дворе-то не семнадцатый век!
Что же будет? Вы собираетесь пожениться?
Мы еще не решили. Но если надумаем, спрашивать вас не будем.
После рождения дочки Гунда просто расцвела, казалась еще красивее. Пришла пора идти Франку в армию, а она почему-то вдруг измениласьстала замкнутой, сдержанной, временами даже раздражительной.
Раньше они не говорили о будущем, но теперь Франк решился:
Нам надо пожениться. Меня призовут, а тебе будут выплачивать пособие. И Пии нужна настоящая фамилия.
Гунда возражала:
Не морочь себе голову ни из-за меня, ни из-за дочки. Отслужишь, а там посмотрим
Со временем друзья начали подшучивать:
Как поживает прекрасная лисичка? О чем думает ее медно-рыжая головка?
Наступил день, когда один из приятелей отвел его в сторону и напрямую спросил:
Ты что, ослеп? Или тебе самому нравится эта комедия?
Комедия? Франк рывком притянул его к себе:А ну, выкладывай!
Не горячись, парень. Каждый второй об этом знает, в том числе и твоя мать Гунда завела себе доктора. С машиной, домом и садом. Об этом болтают на каждом углу, а ты все еще не в курсе? Ну и комедия
Ошалев от обиды и ревности, Франк бросился к Гунде. Она ничего не оспаривала, ничего не отрицала. Более того, она даже не пыталась смягчить удар.
Да, это правда. Осенью мы поженимся. Не принимай это близко к сердцу. У нас с тобой все равно ничего бы не вышло.
А ребенок? Что будет с Пией?
Он удочерит ее. Все уже решено.
Но отеця! Это мой ребенок!
Да, ты отец Пии, но вырастить ребенкадело нешуточное
Я люблю тебя и Пию!
Одной любовью сыт не будешь. Я давно собиралась обо всем рассказать тебе, но боялась причинить боль Прости
Самообладание покинуло его окончательно.
Я тебе не прощу этого! Ты не смеешь так поступать со мной! Я перегрызу ему глотку!
Ах, оставь. Я сама так хочу. Сама, понимаешь? Она долго молчала, пока неожиданно не зазвонил звонок: первый разкоротко, второйпротяжно. Гунда побледнела:Это он. Я ведь не предполагала, что ты придешь Что же делать?
Что делать? переспросил Франк и потребовал:Скажи ему, пусть подождет, пока я не уйду. Не хочу его видеть.
Она облегченно вздохнула:
Спасибо тебе, Франк
Придя домой, он спросил мать:
Ты знала?
По его лицу мать догадалась, о чем он думает.
Теперь ты убедился, с кем спутался? Она пустышка, да еще этот ребенок Ты понимаешь, как далеко зашел?
Когда это случилось?
Когда девочка еще не родилась. Какой позор!
У Франка перекосилось лицо.
Это мой позор. Ты здесь ни при чем.
Хлопнув дверью, Франк ушел в свою комнату. Когда через несколько дней его вызвали на призывной пункт, членам комиссии не пришлось долго убеждать его остаться после действительной службы на сверхсрочную. Его определили в пограничные войска. Перед отъездом он видел Гунду еще раз вместе с доктором, человеком лет сорока, с сединой, стройным, в модном костюме. Рядом с ней он показался Франку почти стариком. Гунда держала его под руку, и они направлялись к машине. Доктор предупредительно открыл перед ней дверцу.
Франк зашел в первую попавшуюся пивную. Домой он вернулся поздно, покачиваясь, но с твердым решениемникогда более не думать о Гунде и дочери
17
Кто посмеет утверждать, будто он знает, что такое любовь, если она приходит к нему впервые? Одним она представляется огромной морской волной, которая подхватывает и несет неизвестно куда, другие сравнивают ее с молнией, которая поражает внезапно, а иные утверждают, что она вызревает в нас исподволь, так же незаметно, как рождается и взрослеет все живущее на земле
К Ингрид любовь приходит через ревность. В тот вечер, на который была намечена репетиция, Юрген задним числом поздравляет ее с Днем учителя и дарит книгу о музыке. Никакой другой подарок не имел бы такого скрытого смысла, как эта книга. Ингрид наблюдает за Юргеном, излагающим перед певческой группой свои взгляды на хоровое пение
Когда Ингрид заходит в зал ресторанчика «У липы», хозяйка с любопытством спрашивает:
Как дела? С вашим хором уже все в порядке? Уверена, лейтенант сумеет наладить дело Кстати, вы видели его жену? Ах, какая красотка! Как говорится, все на месте
Ингрид старается скрыть охвативший ее страх. Нет, она никого не видела, ей ничего не известно. Однако какое дело до всего этого хозяйке ресторанчика «У липы»? Это касается только ее, Ингрид.
Да, она ничего не знала. И разве вправе она упрекать Юргена? Конечно нет. Он вовсе не обязан посвящать ее в свою личную жизнь. Кого же еще упрекать? Никто не знает о ее чувствах и не должен знать. Ингрид возвращается в комнату, где продолжается репетиция, незаметно кладет в сумку подаренную книгу, лепечет какие-то извинения и прощается. Она идет к реке
Накануне она мечтала пригласить Юргена к себе. А что получилось? Почему он ничего ей не сказал? Неужели она настолько безразлична ему? Неужели он не догадывается о ее чувствах?
С сумерками приходит внутреннее успокоение. «Я ему чужая, думает Ингрид. И почему он должен поверять мне свои тайны? Что ты только о себе воображаешь, Ингрид Фрайкамп?..»
В эту ночь сон долго не приходит к ней.
Утром она поднимается рано, заросшей тропой идет к школе. Великолепные краски лета ее не трогают. Во время своего «окна» она решается поговорить с директором Шперлингом, но останавливается у дверей кабинета и подсаживается к Лило. Ингрид сама не знает, что ею руководит. Может, стремление к взаимопониманию, которое обычно так необходимо женщинам, а может, просто желание не оставаться одной. Покусывая кончик карандаша, Ингрид как бы между прочим спрашивает:
Как прошел доклад лейтенанта?
Прекрасно! Да ты ведь знаешь.
Ах да Говорят, приезжала его жена.
Какая там жена! смеется Лило. Знакомая, может, невеста, но только не жена.
Глаза Ингрид округляются. Не отдавая себе отчета, она спрашивает:
Что ты говоришь? Ты это точно знаешь?
Конечно. А что, с ним что-нибудь случилось?
Ингрид краснеет до корней волос. Ей хочется броситься Лило на шею. А та, помолчав, говорит:
Знаешь, милая, скоро и твой час пробьет
Ах, спасибо тебе, спасибо
«Скоро и твой час пробьет»повторяет мысленно Ингрид. Урок она проводит на подъеме, и ее настроение невольно передается ученикам. Окрыленная, она звонит Юргену и, набравшись мужества, приглашает его на вечер к себев знак благодарности за книгу, за цветы. Лило присутствует при этом телефонном разговоре, но хранит молчание.
Вы точно придете?
Конечно, если ничто не помешает.
Ингрид счастлива, счастлива как ребенок. Шагая по знакомой тропе от школы к дому, она все время напевает и скачет на одной ноге. Дома она сразу принимается наводить порядокзастилает стол свежей скатертью, стирает пыль с мебели. Потом отправляется в Бланкенау, заходит в парикмахерскую, делает покупки
Юрген предстает перед ней совершенно неожиданнымна нем сандалии, светлые брюки и пуловер, в руках огромный букет полевых цветов.
О! Вы сегодня в гражданском?
Не нравится? Может, мне вернуться и надеть форму? отшучивается он.
Ингрид смеется, берет цветы, выкладывает перед ним книги по искусству и просит несколько минут побыть в одиночестве, пока она закончит дела на кухне.
Потом они ужинают, пьют вино. Юрген хвалит угощение. Но вечер проходит не так, как она себе представляла. Лейтенант рассеян, на ее вопросы отвечает невпопад.
У вас неприятности? спрашивает Ингрид.
В ответ он невесело улыбается и в свою очередь задает вопрос, который звучит очень искренне:
Вы поехали бы на край света с любимым человеком?
Поехала бы, при условии, если бы он любил меня
А если бы должен был поехать он и не смог, потому что его удерживает долг?
Тогда это ненастоящая любовь
Разве любовь можно измерить? Но какой мерой?
Конечно же не мерой длины. Брови Ингрид ползут вверх, как это бывает, когда она удивлена или взволнована. Да и зачем ее измерять, если ты готов отдать любимому человеку все?
Юрген опускает голову:
В моем случае это означает: или я прошу о переводе, или она должна расстаться со своей профессией
Я говорила лишь о принципе, уточняет Ингрид. Абсолютно одинаковых ситуаций в жизни не бывает
Ее ответ злит Юргена.
Что стоят все премудрости, если они не подходят к данному случаю! А мне нужно принять решение. Правильное, разумное
Вы что, упрекаете меня? не сдержавшись, спрашивает Ингрид. Упрекаете в том, что я не могу предложить вам патентованное средство для решения ваших проблем?
Конечно нет. Но что же мне делать?
Ингрид встает из-за стола, подходит к окну. За окном еще светло, и все вокруг кажется удивительно легким, прозрачным, но от ближайшего луга к реке уже ползут полосы тумана.
Я не в курсе ваших проблем, говорит после долгого молчания Ингрид. Может, вам трудно найти выход потому, что вы ищете его в конфронтации. А в подобных случаях, как мне кажется, нужно обязательно решать вдвоем, не в ущерб кому-либо.
Наверное, вы правы, хотя мне это вряд ли поможет Я пойду, пожалуй. Видимо, я порядком успел вам надоесть своей болтовней.
Ингрид не знает, как поступить. Предложить ему остаться? Перевести разговор на другую тему?
Почему же надоели? возражает она. Мне хочется, чтобы вы нашли такой выход, который устроил бы вас обоих. Я провожу вас.
Вернувшись в комнату, она чувствует, что не может оставаться в одиночестве. Ей кажется, что даже стены давят. Она набрасывает куртку и бежит к реке своей любимой тропинкой, протоптанной рыбаками. «Куда же мне деться с моей любовью? Что предпринять? Что со мной будет?»как удары крови, стучат в висках неутешные мысли. Но мелькают и другие: они не любят друг друга по-настоящему, если она не желает переезжать сюда, а он не хочет просить о переводе. И если даже им кажется, что любят, то они ошибаются
Ингрид приходит в себя лишь на окраине Вирдорфа. Отсюда до дома час ходьбы. Ингрид идет к автобусной остановкенеказистому замшелому навесу для ожидания, где над входом тускло мерцает лампочка. Она присаживается на скамью. С безлюдной улицы, из темноты на нее опять наваливается одиночество.
18
На следующее утро Юрген идет к капитану Ригеру:
Разрешите обратиться по личному вопросу?
Пожалуйста, садитесь. Сигарету?
Нет, спасибо.
Капитан пока не догадывается, что привело к нему лейтенанта. Он закуривает и кивком указывает на окно:
Прямо-таки несчастье, что в такую чудесную погоду приходится сидеть в казарме Итак, слушаю вас.
Юрген упорно разглядывает крышку стола. Начинает он тихо, но твердо:
Я хотел бы поговорить с вами, товарищ капитан, о переводе.
Для капитана это настолько неожиданно, что некоторое время он молчит, а затем произносит:
Не хотелось бы решать такой вопрос в одиночку
Лейтенант просит о переводе, говорит он, когда они вдвоем входят в кабинет замполита Мюльхайма. Думаю, нам следует послушать его доводы.
Юрген остается стоять у двери. Взгляд его встречается с взглядом внимательных глаз Мюльхайма. Ему предлагают сесть, а он кратко, без лишних подробностей излагает суть дела, стараясь быть предельно искренним.
Ригер время от времени кивает. Что же касается Мюльхайма, то он сидит на стуле неестественно прямо и всем своим видом подчеркивает, что происходящее его не волнует, словно он выслушивает рассказ совершенно постороннего человека.
У меня нет другого выхода, заключает Юрген. Мне кажется, нашим общественным нормам противоречит такое положение, когда брак не может состояться только потому, что этому мешают обстоятельства, связанные со служением обществу.
В комнате надолго устанавливается тишина. Ее нарушает Мюльхайм:
Это выше моего понимания. Вы что же, до такой степени под башмаком у этой особы, что позволяете командовать собой?
Юрген вскакивает:
Поймите же, товарищ капитан, я люблю ее и мы не видим другой возможности быть вместе. Наверное, это простое, но, на мой взгляд, достаточно убедительное основание.
В день вашего приезда я показал вам строительную площадку, замечает Ригер, и пообещал, что вы получите квартиру, если к сдаче дома женитесь.
Товарищ капитан, речь идет не о том. Вы меня не совсем поняли, возражает Юрген.
Нет, товарищ Михель, я все понял. Просто это от меня не зависит. Согласитесь, что найти подчиненным мне офицерам настоящих жен, а тем более обеспечить их здесь, в деревне, работой не в моих силах. Не так ли? Ригер говорит с легкой улыбкой, но с оттенком растерянности на лице.
По-иному рассуждает Мюльхайм:
А мне кажется, если я однажды принял решение стать офицером пограничных войск, то мое место там, где проходит государственная граница. Это представляется мне настолько естественным, что я готов отвергнуть любые возражения. Пограничники, как правило, живут и служат не в больших городах. Уверен, что вы отдавали себе в этом отчет, когда решили стать офицером
Какие возражения могут быть у Юргена? Но в то время он даже не подозревал о существовании Марион Эш, как и о том, что где-то в горах Тюрингии затерялся населенный пункт Борнхютте, пограничная учебная часть, в которой он, Юрген, должен провести многие годы. Все это лейтенант высказывает спокойно, но твердо.
И снова молчание. Размышляют и капитан, и лейтенант. Тишину прерывает Ригер:
Значит, вы настаиваете на переводе?
Почему настаиваю? Просто я не вижу другого выхода.
И куда бы вы хотели перевестись?
Кудав этом и состоит весь вопрос, и Юрген до сих пор не знает, как на него ответить.
Отбросим условности, снова вступает в разговор Мюльхайм, и голос его звучит жестко и слишком громко. Поговорим без обиняков. Вы собираетесь подвести всех: нас, командиров, ваш взвод, хор, который становится на ноги, ротный клуб, для которого вы составили неплохой план Превосходно, товарищ лейтенант! Приезжаете, создаете шумиху вокруг себя исматываетесь!
Юрген теряет контроль над собой:
Других слов у вас, конечно, нет, товарищ капитан! Хотите меня обидеть? Разве я предаю кого-нибудь, если прошу перевести меня с одного пограничного участка на другой? И вообще, я пришел к вам, чтобы вы помогли мне найти ответ на вопрос, который меня мучает, а встретил одни упреки
Прекратите, товарищ лейтенант! В голосе Ригера слышатся приказные нотки. Сядьте и подумайте. Итак, во-первых, вы сами не уверены в необходимости перевода. Во-вторых, вы не знаете, куда бы хотели перевестись. И в-третьих, поезжайте-ка к вашей подруге, а потом мы вернемся к этому разговору. Но запомните: перевод возможен только в конце года. Это вам известно?
Да, отвечает Юрген.
Знаете, лейтенант, мне вся эта история представляется так, говорит Мюльхайм. В Борнхютте приезжает молодая женщина. Она пишет репортаж о наших солдатах, причем подчеркивает, что защита государственной границы требует принципиальности и бескомпромиссности. Наверняка она напишет об одном из отделений вашего взвода, лейтенант. Но спросите себя: действительно ли она вас любит, если при всей ее симпатии к нашим людям она не хочет жить здесь, в Борнхютте?
Это к делу не относится, отчаявшись, возражает Юрген. Не пытайтесь решать за нее, да и за меня тоже. Готов я жить в Борнхютте или нетот этого ни в коей мере не зависит мое отношение к воинскому долгу, к нашему общему делу в целом. Как, впрочем, моя судьба не может повлиять на исторические перспективы нашего общества.
Теоретизируете? не без язвительности спрашивает Мюльхайм.
Юрген спокойно выдерживает его жесткий взгляд:
Докладываю, товарищ капитан, по политучебе имел пятерку и надеялся, что моих способностей хватит и для практики.