Я бы этого не сказал, но на практике кому-то это удается, а кому-то нет. Вероятно, Барлаху не хватает четкого понимания, как достичь поставленной цели. Впрочем, кажется, я недостаточно ясно выразился.
Действительно, не особенно ясно. К тому же я почти не знаю Барлаха. И все же еще один вопрос: о том, что вы поведали мне, ему вы говорили?
Да. Но не так определенно, как вам
Ладно, посмотрим. Продолжайте занятия.
Это было последнее по расписанию спортивное занятие, которое практически завершило полугодовую программу. Через несколько дней курсантам предстояло начать службу на границе. Новый командир взвода был встревожен: целое отделение выполнило не все нормативы по физической подготовке.
Поздно вечером Юрген вызывает к себе старшину Глезера. Лейтенанту известно, что Глезер стреляный воробей, набравшийся солидного опыта за долгие годы армейской службы. Для таких, как он, армия кое в чем уже привычка, а кое в чем даже рутина. Служаки, подобные ему, считают, что проблемы возникают только у сумасбродов, а для него, Глезера, армейская служба является смыслом жизни. И если кто-то этого не понимает, то во имя его же блага нужно заставить понять это. С ним поступали точно так же, и он уверен, что правильно делали.
Юрген внимательно слушает монолог старшины и время от времени улыбается. Скупыми, отрывистыми фразами Глезер рассказывает о жизни взвода за последние полгода. Столь же немногословны его характеристики командиров отделений: он хвалит Майерса, в целом удовлетворительно отзывается о Рошале, что же касается Барлаха, то ему кажется, что тот слишком молод и не обладает командирскими качествами. Он увлекается техникой и мало думает о людях. Он думает черт знает о чем, о чем вообще не стоит думать, а там, где нужно действовать в соответствии с уставом, руководствуется, видите ли, седьмым чувством.
Слушайте, Глезер, а что такое, по-вашему, командирские качества?
Глезер смотрит на командира сердито:
Товарищ лейтенант, я бы мог привести с десяток армейских заповедей, но среди них есть одна: нужно уметь сказать «нет», если этого требует обстановка. Сказать совершенно четко, определенно. Именно на этом этапе пасует Барлах: всякий раз, когда он говорит «нет», это звучит весьма неубедительно. Солдаты давно все поняли и прекрасно этим пользуются.
Глезер, а вам не кажется, что твердое «да» требует от командира куда больше воли и умения владеть собой? Однако оставим эту тему. Расскажите лучше о себе.
Глезер родился в местечке южнее Реннштайга в год, когда закончилась война. Потом была школа. Целых восемь лет он мучился над сложением и вычитанием, уравнениями и формулами, спряжением глаголов, и только по пению у него была прочная пятерка.
Ну а тут ты чем оправдаешься? спросил однажды отец, постукивая пальцем по «неудам» против строк в табеле «Спорт» и «Труд». Смотри, как бы не пропел всю свою жизнь! Делай что хочешь, а считать ты должен уметь
Когда ему исполнилось двенадцать, отец начал брать его с собой в лес и научил владеть пилой и топором. Работа в лесу мальчику нравилась, поскольку у него были крепкие мышцы и он быстро осваивал премудрости профессии лесорубане только приемы, с помощью которых дерево валят в нужном направлении, очищают от сучьев и распиливают на бревна, но и крепкие словечки и выражения лесорубов. Намного раньше, чем это бывает обычно с мальчишками, он выпил первый глоток водки и стал самым сильным в классе. Во всем этом нашлись и хорошие и плохие стороны. Уже в пятнадцать лет он учился на лесника и был, что называется, при деле.
Отец был доволен им, бригадир изредка похваливал, а дочь одного из старших коллег сделала из него настоящего мужчину, когда ему не было еще и семнадцати. Первая вершина была покорена. Он ловил на себе завистливые взгляды сверстников и думал: «Все идет правильно. Так и должно быть». Но к двадцати годам родная деревня, затерянная в горах, стала для него тесновата. Поэтому вызов на призывную медицинскую комиссию он воспринял с удовлетворением и с готовностью посвятил себя армейской службе
А как вы представляете свое будущее? спрашивает Юрген, когда старшина умолкает.
Все образуется. Была договоренность, что я командую взводом, пока не приедет командир. И вот вы приехали
Вы меня не совсем поняли. Я говорю не о дне сегодняшнем, а о будущем, уточняет Юрген. Вы отслужили почти десять лет. Будете служить и дальше?
Конечно, если я еще нужен.
Юрген не возражает, молчит.
Позже, когда хорошо узнает Глезера, он не раз испытает удовлетворение от того, что промолчал, ничего не возразил ему, ведь порой за минуту можно такого наговорить, что потом за час не расхлебаешь.
Нечто подобное случилось с его матерью, когда он рассказал ей о Марион. Фрида Михель сразу же узрела в существовании Марион некую угрозу для себя.
Подумаешькрасивая, рассудительная! заявила она. О вкусах не спорят. Мне даже в голову никогда не приходило, что ты выберешь какую-нибудь потаскушку, но журналисткапомилуй бог! Мотается днями и ночами, притом все время среди мужчин. Ну, нет! Тебе нужна такая, которая соответствовала бы твоей профессии.
Ты, мама, совсем не знаешь Марион, сказал он ей. Давай подождем, пока я приведу ее в дом.
Приведешь в дом?! Уже до этого дошло? Ты что, с ума сошел?
Мама, а как долго ты встречалась с отцом, прежде чем вы поженились?
Лицо Фриды Михель окаменелосын затронул незаживающую рану. Она начинала кровоточить каждый раз, когда Фриде напоминали о годах, проведенных с Францем.
То были другие времена, страшные. За кусок хлеба или минутную ласку приходилось торговать собой. Но сегодня все стало иным и на мир надо смотреть иными глазами
Юрген возвращается к действительности. А Глезер встает и просит разрешения быть свободным. Когда старшина удаляется, Юрген подходит к окну. Мысленно он все еще разговаривает с матерью
На следующее утро лицо матери показалось ему совсем иным: исчезли следы обиды, разгладились морщины. Только в глазах затаилась тревога. И вот мать заговорила
Я была совсем девчонкой, когда впервые встретила твоего отца. Это было осенью 1946 года в деревушке, что неподалеку отсюда. Он играл на свадьбе у Хофтохеров, а я там прислуживала. Да, играть он умели на гармонике, и на скрипке. За ужином молодые решили остаться одни и отослали его ко мне на кухню Он был такой высокий и стройный «Ты когда-нибудь видела свадебные подарки?»спросил он меня. Потом поднял на руки и заявил, что подобные подарки просто нищенский хлам по сравнению с тем, что он преподнесет мне не позже чем через полгода, когда состоится наша свадьба.
Ночью, когда все гости перепились, он подставил к моему окну лестницу и забрался в комнату. Я его не оттолкнула. Через полгода мы поженились, а когда летом родился ты, мой идол был уже деревенским музыкантом, постоянно слонялся по округу и, бывало, неделями не давал о себе знать. Тогда-то я поняла, какой камень повесила себе на шею
Он тебе нравился? спросил Юрген.
Да, нравился. Если бывал дома, он носил меня на руках. День, два, три, иногда неделю. Но потом наступал момент, когда ничто и никто не могли его удержатьни я, ни ты. Он привязывал гармонику к велосипеду, скрипку вешал через плечо, как винтовку, и был таков. Счастье, что у меня был ты. Временами мне очень хотелось, чтобы ты плакал не переставая, потому что плач твой на какое-то время отвлекал меня от жутких мыслей.
Ты жила в нужде?
Она грустно улыбнулась:
Если ты имеешь в виду деньги или еду, то нет. Всякий раз, когда отец возвращался домой, он был нагружен, как мул. Привозил домашнюю колбасу, масло, сало, муку и много денег. Ведь в округе его хорошо знали. Он был королем скрипки. К тому же он умел выбирать компании, для которых играл. Так продолжалось и после того, как мы разошлись. Деньги он присылал регулярно. Все они, до последнего пфеннига, на сберегательной книжке. Я к ним не притрагивалась. Они твои Ну а что касается вчерашнего разговора, то я передумала. Пусть она придет, если ты считаешь, что так лучше. Но мне не хотелось бы потерять тебя.
Почему же «потерять»? Что за глупости, мама! Как подобное могло прийти тебе в голову?
Но мать уже не смотрела на него.
Пусть будет так, сынок. Ты мужчина, а мужчинам этого не понять. Так что приводи ее
Воспоминания тускнеют, и мысли Юргена возвращаются к действительности. Он видит поля, которые простираются до самой реки и упираются в горы, где из холодного родника и рождается эта река. Все вокруг пропитано светом и теплом полуденного солнца. Юрген не замечает, что начинает размышлять об одиночестве.
По телефону он сообщает дежурному, что некоторое время будет отсутствовать, вешает гитару через плечо и направляется на то место, где река особенно широка и спокойна. Усевшись на ствол упавшего дерева, он перебирает струны гитары, но мысли его поглощены служебными заботами: с какого конца приняться за взвод, в котором одно из отделений лучшее, а другоехудшее во всей роте? Как вселить решимость в человека, который ее утерял? А как обуздать своеволие другого, не сдерживая его инициативы? Черт возьми, как много накопилось вопросов
Где-то рядом поет черный дрозд. Юрген пытается подыгрывать на гитаре его трелям и даже подпевать. Неожиданно, словно взрыв, за спиной раздаются хлопки в ладоши. Юрген оборачивается и видит, что к воде спускается девушка.
Осторожнее!
Юрген готов подхватить ее, но она спускается без его помощи. Чуть раскосые глаза ее внимательно изучают парня.
Я уже давно слушаю вас, сознается она. Мне кажется, у вас талант.
А не кажется ли вам, что шпионить, тем более пугать из-за спины по меньшей мере неприлично?
Ну знаете ли! Было бы гораздо хуже, появись я перед вами внезапно, я вовсе к вам не подкрадывалась Вы хорошо поете. Вы учились?
Нет. Просто старался быть внимательным на уроках пения в школе. Наверное, поэтому имел пятерки.
Я, пожалуй, поставила бы вам не больше четверки.
Ответ, достойный педагога.
Угадали. Я преподаю художественное воспитание, немецкий и факультативно французский.
Так вот откуда ваше пристрастие сразу же выставить оценкусамая устойчивая привычка педагога!
Так Юрген впервые встречается с Ингрид Фрайкамп. Она вдруг начинает торопиться:
Надо побывать в одной семье.
Неприятности?
Как сказать! С пятнадцатилетними нередко бывает трудно. Возраст такойуже не дети, но еще не взрослые. Так что проблем хватает.
Юрген успевает хорошенько рассмотреть ее: челка до середины лба, черные гладкие волосы обрамляют юное лицо с бровями вразлет, с широкими скулами и тонким носом, с резко очерченным ртом и выраженным подбородком.
Лейтенант помогает девушке забраться наверх, и они неторопливо шагают в сторону деревни.
Знаете, что мне пришло в голову? неожиданно говорит Ингрид. Мне хочется, чтобы мои ребята разучили несколько музыкальных вещей, и у нас уже кое-что получается. Не могли бы вы нам помочь?
Помочь? Я даже не знаю, что вы разучиваете? Песни?
Конечно. Иначе как бы я стала вас просить?
Честно говоря, я здесь еще новичок, не свыкся с обстановкой и у меня масса хлопот по службе. Так что не знаю
Было бы желание На субботу назначено наше первое выступление перед членами кооператива на традиционном празднике весны. Здесь такой обычай. Может, придете?
Может, и приду
А почему вы не стали профессиональным певцом?
Почему? Я пою тогда, когда мне хочется, а не тогда, когда меня принуждают.
Поэтому солдатскую службу вы предпочли профессии певца?
Они останавливаются на развилке: одна дорога ведет к деревне, другаяк военному городку.
Юрген не задумываясь отвечает:
Нет, армейскую службу я считаю вынужденной необходимостью, нравится это кому-то или нет. Ведь одними песнями мир не переделаешь.
Но и одной винтовкой тоже возражает Ингрид и, поправив выбившуюся прядь волос, уходит в сторону деревни.
До свидания! До субботы! бросает ей вслед Юрген.
4
Ну и денек! Ингрид взвинчена до предела, она понимает, что лучше пойти на компромисс, но полна решимости постоять за себя.
Супруги Кранц тоже не в своей тарелке. Еще бы! Их сын нарисовал обнаженную девицу, приделав ей голову классной руководительницы. Роясь в вещах сына, фрау Кранц обнаружила это «произведение искусства». Еще больше возбужден господин Кранц: его лицо так и пылает.
Не хватало, чтобы эта история получила огласку. Какой позор! Ученик рисует учительницу в обнаженном виде. Трудно поверить, что для этого не было повода.
Брови Ингрид возмущенно взлетают, но, совладав с собой, она спокойно отвечает:
Вы правы, на все должны быть причины. Вероятно, я нравлюсь вашему сыну.
Фрау Кранц, худощавая блондинка, закатывает глаза. Что же касается господина Кранца, то он просто теряет самообладание и автоматически спрашивает:
Как? И это говорите вы?
Факты говорят за себя.
Господин Кранц в шоковом состоянии. Ему не хватает слов. Он разворачивает газету, в которую завернут злополучный рисунок, и с треском бросает его на стол.
Скажите, а вас в пятнадцать лет девушки не интересовали? с возмущением спрашивает Ингрид.
Это к делу не относится! взрывается фрау Кранц. Она подозрительно смотрит на Ингрид большими светло-карими глазами газели.
Господину Кранцу не нравится, что разговор пошел по такому руслу.
Тебе бы лучше подождать меня на свежем воздухе говорит он жене и обращается к Ингрид:Я не совсем вас понимаю
Я спрашиваю: как воспринимали вы в таком же возрасте изображения обнаженного женского тела? Разве вы не стремились узнать, как выглядят девушки, переодевающиеся в кабинах на пляже или в квартирах, за неплотно сдвинутыми занавесками?
Господин Кранц готов сдаться.
Конечно Мы тоже не были ангелами, но все же Как бы это сказать
Все повторяется. Вспомните годы вашей юности, и вы будете вынуждены признать, что в поступке вашего сына ничего из ряда вон выходящего нет Ингрид даже хмыкнула, удовлетворенная лаконичностью и категоричностью собственного ответа. Не хватает только, чтобы госпожа Кранц именно в этот момент посмотрела ей в глаза. Главноепонять состояние вашего сына. Если вам это удастся, ничего страшного не случится. Все будет в норме А теперь посмотрим, нарушил ли он эту норму на своем рисунке Видите, он изобразил гармонично развитое женское тело, отвечающее требованиям эстетики. Рисунок отражает его представление о прекрасном. Ваш сын не лишен дарования. Мне думается, следует поощрять его склонность к рисованию.
Супруги Кранц явно смущены. От их запальчивости не остается и следа.
Извините меня за любопытство, продолжает наступать Ингрид, от кого из родителей ваш сын унаследовал этот талант?
Фрау Кранц заливается краской, взгляд ее светлеет, и теперь она кажется совсем иной.
Видите ли, говорит господин Кранц, моя жена в юности рисовала. Она и сейчас иногда этим балуется
Фрау Кранц не сразу уступает просьбе Ингрид, жеманится, но в конце концов достает из папки, которую она прихватила с собой, несколько эскизов: натюрморты, наброски портретовнаивные, но не лишенные своеобразия.
И вы еще упрекаете вашего сына! невольно вырывается у Ингрид.
Мы не против того, чтобы он рисовал Бог с ним Но когда он рисует вас, пардон
Ингрид считает разговор исчерпанным:
Я думаю, проблема решена. Надеюсь, вы того же мнения. У вас нет причин для особого беспокойства
Ингрид провожает супругов Кранц до двери, и на душе у нее становится легче. Конечно, она давно заметила, что юный Кранц пожирает ее глазами, ловит каждое ее слово. Она делает вид, что не замечает этого, и старается быть с ним такой же приветливой, как и с другими учениками.
После уроков Ингрид подходит к окну и всматривается в сумерки. Отсюда хорошо видна часть казарм. Обычно ее не интересует жизнь военного городка, однако сегодня она внимательно глядит в окно. Там что-то случилось: мечутся солдаты, из парка выезжают бронетранспортеры. Но эта чужая жизнь скользит мимо ее сознания. Ингрид думает о лейтенанте с гитарой и еще о том, почему она обратилась к нему с просьбой. Ведь она ничего не знает о нем, разве только то, что у него приятная внешность и неплохо поставленный голос.
Ревут двигатели. Автомашины и бронетранспортеры выезжают из городка и сворачивают в сторону леса. Наверное, и лейтенант сейчас там.